Кукловоды

Солисты и бэк-вокалисты «E-TYPE», передохнув несколько секунд, снова вдохновенно запели песню не менее красивую, еще более усилив необъяснимое ощущение – сладкое щемление в животе, от которого по телу кругами растекается волнующая дрожь, и кровь бередит радостно-грустное чувство, когда хочется любить и отчего-то плакать.

Девушка, глядя прямо перед собой, закинула ногу на ногу, обнажив их выше всяческих границ. Дмитрий искоса мельком взглянул – и будто кто-то щедрой рукой сыпанул ему снега за ворот. Кошелева передернуло от макушки до пят. Струйки горячего пота побежали по спине.

Но все хорошее, как известно, заканчивается быстро. На горизонте возник поворот к вокзалу. Кошелев моментально слетел с небес и враз затосковавшими глазами начал искать плакат с надписью «Финита ля комедия».

Плаката не было, и Дмитрий отчего-то воспрянул духом. С внезапно охватившей его отчаянной решимостью и бешено зачастившим сердцем он миновал величественную громаду железнодорожного вокзала и добавил «газу».

С минуту Дмитрий сидел, вжавшись в сиденье, будто ожидал пули в спину. Сердце, сжавшись в шарик-попрыгунчик, воробышком порхало где-то в горле. Но терпения тупо смотреть в голубую даль надолго Кошелеву не хватило – медленно-медленно он повернул голову вправо: казнит или помилует?

И тут же усевшийся на голову слон по имени «Что сейчас будет?» резво вскочил и скрылся с глаз. За спиной Кошелева мгновенно выросли крылья, проткнули спинку сиденья и уперлись в заднее стекло. Он облегченно и излишне громко вздохнул и расслабленно откинулся назад.

Девушка улыбалась обещающе-смущенной улыбкой с легким оттенком блудливости, бросая на Дмитрия отрывистые взгляды искристых глаз.

Дело было на мази. Кошелев решил провести последний, решающий тест. Он вдруг резко возжелал сменить кассету в магнитоле (хоть скрипящая в данный момент могла услаждать слух еще около часа). Бросив мимолетный взгляд на дорогу, Дима элегантно-небрежно, как гордый океанский лайнер, накренился вправо, снова открыл вещевой ящик – крышка его откидывалась вниз – и будто невзначай коснулся тыльной стороной ладони округлой коленки незнакомки. От прикосновения ее нежной, как у ребенка, матово-молочной кожи к грубым костяшкам его руки по телу словно пробежал разряд тока. Продолжая вести себя, словно восьмиклассник на первом свидании, Кошелев, бросив мимолетный взгляд на дорогу и слегка подравняв сдуру направившийся было к тротуару автомобиль, затаил дыхание и медленно перевернул ладонь – словно карты в игре ва-банк. Снова выстрелив глазами по дороге (выбросившая дурь из головы «Хонда» на сей раз шла строго по прямой линии), Кошелев перевел лукавый взор на девушку.

Она смотрела вперед. По ее личику бегали красные пятна, играя с белыми собратьями в некую замысловатую игру. Дело уже плыло в масле, как вареник.

Заглядевшийся на хорошенькое лицо и переживающий молодые судороги Дмитрий вознамерился было наконец-то узнать имя симпатюли. Он кинул очередной расслабленно-небрежный взгляд на дорогу… и поперхнулся словами.

«Хонда» на скорости сто километров в час (вот те на!) летела, как одуревшая от скачки лошадь, прямо в стену большого дома, подло игнорируя крутой изгиб улицы.

«Смотри на стопы, а не на ж…» – промелькнула во враз опустевшей голове Дмитрия не совсем подходящая к ситуации поговорка. Однако доля правды в ней была.

Все чувства и мысли из оцепеневшего тела Кошелева вмиг перетекли в правую ногу, которой он бегемотоподобно вдавил в пол педаль тормоза, одновременно выворачивая руль влево чугунной рукой.

Странное дело – «Хонда» продолжала вести себя, словно взбесившаяся лошадь.

…Дальнейшие события пронеслись перед глазами Кошелева, словно кошмарный сон – когда происходят ужасные вещи, а ты не в силах ни остановить их, ни ретироваться.

Раздался громкий скрежет где-то у ног девушки, и автомобиль, словно в каскадерском трюке, встал на два колеса (или на одно – кто его знает!). Дико завизжала пожираемая шершавым асфальтом резина насмерть застопорившегося правого переднего колеса.

На какое-то мгновение «Хонда» зависла под бросившим очевидцев в холодный пот углом крена, словно раздумывая: поставить седоков с ног на голову или пожалеть? – и, вильнув вправо, грохнулась на левую пару колес, как в дым пьяный здоровяк на диван.

И тишина. Блаженная тишина. Только тихо звенит в ушах да отдаленно, как сквозь вату, слышится совершенно некстати распевающий «E-TYPE». Кошелев с застывшим блаженно-глупым выражением лица и приклеенной к губам идиотской улыбкой с минуту сидел, вцепившись в рулевое колесо бульдожьей хваткой и наслаждаясь счастьем.

Много ли человеку надо? Избежать внезапной глупой смерти – уже счастье неописуемое.

Идиллию счастливого возвращения с того света нагло прервали сбежавшиеся на запах жареного прохожие, забросавшие Дмитрия кучей никчемушных вопросов типа «У вас все в порядке?». Выставив в окно тяжеленную руку и деревянно помахивая нею, счастливый виновник инцидента непослушным языком прервал сердобольные излияния:

– Все… в… по-ряд-ке…

Разочарованные зеваки потихоньку начали отваливать. Узреть кучу металлолома и лужу крови не удалось – ну и все. Чего тут интересного?

Кошелев выключил магнитолу – благо больших усилий на это не требовалось – и продолжал расслабленно сидеть, наслаждаясь тишиной и покоем. Однако его вернувшееся к жизни ухо начало выделять из ватной тишины какие-то отрывистые диссонирующие звуки. Дмитрий недовольно поморщился, оглянулся по сторонам и с большим удивлением обнаружил рядом с собой горько плачущую молодую девушку.

Ах, да! Очаровательная незнакомка! А почему она плачет?

– Что случилось? – наклонился к девице Кошелев.

Девушка не отвечала, только рыдала все громче и почему-то держалась обеими ладонями за лоб. Кошелев недоуменно глядел на нее, как баран на новые ворота. А это что? Елки-палки!

На ветровом стекле со стороны незнакомки во всю ширь змеилась паутина внушительных трещин.

И тут Дмитрий все понял. Он вскочил, как ужаленный, распахнул дверцу и обежал машину кругом.

Так и есть – из-под переплетенных на лбу девушки побелевших пальцев стекали небольшие струйки крови. Смешиваясь со слезами и слюной, они образовали на светлой блузке пострадавшей причудливый розово-перламутровый ручеек.

У Кошелева онемели ноги. Мало того, что он вообще не переносил даже вида крови – к случившемуся он сам приложил недрогнувшую руку, а это уже чревато.

Несколько минут ошалевший Дмитрий стоял, как пыльным мешком ударенный. Ну, что делать? Что такое «не везет» и как с ним бороться, право слово!

Девушка постепенно перестала рыдать, только иногда громко всхлипывала, как обиженный ребенок.

Надо было что-то предпринимать. Кошелев вынул из кармана мятый носовой платок, подал страдалице и спросил:

– Как вас зовут-то?

– Алена, – тихо ответила теперь уже знакомая незнакомка, утирая мокрое от слез и крови лицо и с удивлением и страхом поглядывая на все гуще краснеющий платок.

– Покажите! – с опаской попросил Дмитрий, осторожно повернул к себе голову девушки и откинул с ее лба прядь спутавшихся волос. Против ожидания, размеры постигшей Кошелева катастрофы оказались не такими уж большими.

Вспухший желвак с внушительным рубцом рассеченной кожи посередине, конечно, не украсил личико Алены, но и не обезобразил его, а скорее сделал немного смешным. У Дмитрия отлегло от сердца.

– Сильно болит? – сам собой вырвался глупейший вопрос. – Простите, пожалуйста, я не хотел. Так получилось, – совсем по-детски добавил он.

– Да нет, ничего страшного. В голове только гудит, – жалко улыбнувшись сквозь все еще блестевшие капельками росы на длинных ресницах слезы, ответила Алена. Затем она открыла сумочку и принялась, по всеобщему женскому обыкновению, «чистить перышки», замазывая и запудривая рану.

Дмитрий некоторое время заворожено наблюдал, как Феникс возрождается из пепла, и вдруг спохватился. Алена, судя по всему, не собиралась покидать его не очень-то гостеприимный автомобиль. Значит, не все еще потеряно!

«Видно, я ей нравлюсь», – мысленно польстил себе Дмитрий. Догадка о том, что Алена-краса, длинная коса, являлась обыкновенной искательницей приключений и легкого заработка, даже близко не пролетала возле его седой головы. А вот кое-какие соображения, как реабилитироваться, появились.

Да и покидать это несчастливое место давно пора. Тем более что праздные прохожие снова начали создавать толчею и любопытствующе заглядывать в окна автомобиля. В любую минуту можно было ожидать вызванной доброхотом автоинспекции, а такая встреча в наполеоновские планы Кошелева уж никак не входила.

Дмитрий захлопнул дверцу, обежал машину кругом, быстренько угнездился на сиденье, завел мотор и…

Сегодня «Хонда» явно превратилась в упрямого осла. Мотор натужно взвыл, корпус автомобиля затрясся, как в лихорадке, и как-то боком протащился вперед сантиметров на двадцать. Не в силах продвинуть машину дальше, двигатель начал обессилено терять обороты, бормоча низким тоном, словно жалующийся на здоровье старичок.

Проклятие! Взбешенный Кошелев закусил губу и принялся, быстро переключая передачи, резкими рывками раскачивать автомобиль вперед-назад, словно выбирался из болота. Он уже сообразил, что заклинило тормоз в правом переднем колесе, но исправить в данный момент ничего не мог, да и не хотел. Ставить машину на домкрат, снимать колесо и заниматься ремонтом – это уже был бы верх идиотизма. Да и сумерки уже залили синей тушью яркие краски вечерних улиц и потихоньку добавляли черной. Алена начала нетерпеливо поглядывать на часики, красноречиво давая понять Кошелеву, что время глупостей прошло.

«Ррр-рр! Вв-ву-у-у!! Ввв-у-у-у-у!!!» – ревела быком и дергалась козлом «Хонда» под насмешливыми взглядами прохожих. Собственное правое переднее колесо держало ее, как адмиралтейский якорь. Левое же, яростно пинаемое дифференциалом, с визгом пробуксовывало по асфальту, оставляя на его шершавой поверхности черные полосы. Наконец – кр-р-ряк!!! – автомобиль сорвался, словно собака с привязи, и понесся по вечерней дороге.

Кошелев мгновенно умерил его пыл, сбросив обороты двигателя до минимума. Крутанул баранкой туда-сюда – ничего, слушается. Идет легко, тихо. Больше никаких тестов проводить Дмитрий не стал – ну его к лешему! Вали кулем, потом разберем… Нужно было срочно чем-то ублажить желанную спутницу, ибо лимит ее терпения явно был на исходе. Того и гляди – потребует остановить машину и скроется в неизвестном направлении.

Кошелев раздумывал недолго.

– Аленушка! – елейным голоском воззвал он, теперь уже внимательно глядя на слабо освещенную редкими фонарями дорогу.

– Да? – холодноватым тоном ответила девушка.

– У вас, я так понял, свободный вечер? – внутренне холодея, спросил Кошелев. —Кстати, меня зовут Дима.

– Очень приятно, – тон Алены слегка оттаял. Игнорирование вопроса о свободности вечера Кошелев воспринял как предоставление полной свободы действий как минимум до утра.

– А давайте-ка заедем в какой-нибудь барчик и отметим день рождения! – как с моста в воду ухнул Кошелев и застыл в ожидании.

– Чей день рождения? – удивленно распахнула и без того большие глаза Алена. – Ваш?

– Наш! – осклабился довольный собственным остроумием Дмитрий. – Мы сегодня не погибли – значит, родились! И жить будем долго! Это грех не отметить, как вы полагаете?

– Ну что же, – наконец-то дождавшись от Кошелева первых за весь вечер разумных слов, проворковала Алена. – Давайте отметим!

Сжатая пружина в животе Кошелева облегченно распрямилась, толкнув некий клапан в голове. Тот немедленно запустил в оборот шарики, которые сразу начали заезжать за ролики. «Бар – это хорошо, – напряженно размышлял незадачливый ловелас. – «Да вот мани-мани – шиш в кармане! Чем рассчитываться-то, а?»

И тут его осенило – а десять долларов для «загона»! Без одной дощечки «загон» постоит, не завалится. Десяти «баксов» плюс пары-тройки тарахтевших на дне кармана «деревянных», по мнению Кошелева, вполне должно было хватить для продолжения праздничной программы. Чем рассчитываться с дамой ближе к утру, он не думал.

Дмитрий быстренько прикинул в уме примерное меню ужина при свечах и его стоимость – ни дать, ни взять Ипполит Матвеевич Воробьянинов – и свернул к знакомому бару «Ласточка». Там при необходимости можно было спокойно рассчитаться и «зелеными» по вполне приемлемому курсу.

Осторожно остановив автомобиль недалеко от входа в «Ласточку», Кошелев заглушил двигатель, мелкой рысцой обежал вокруг и галантно вывел из салона мадемуазель Алену. Захлопнув и заперев дверцы, Дмитрий взял девицу под руку и медленным, полным достоинства шагом повел ее к вратам страны чудес – светский лев, да и только.

Войдя в довольно неказистое, отделанное и обставленное с претензией на «крутизну», тускло освещенное помещение с десятком маленьких столиков, Кошелев обвел вокруг глазами – где бы приземлиться?

Есть! В самом углу глянцево блестел крышкой свободный стол. Усадив спутницу, Дмитрий уселся сам и вновь начал вертеть головой – теперь уже в поисках обслуживающего персонала.

К чести заведения, прилично одетая молодая девушка в кружевной наколке не заставила себя долго ждать. Встав рядом и взяв в руки блокнот, она терпеливо глядела в угол зала, пока Воробьян… тьфу, Кошелев элегантно-небрежно подавал даме валявшуюся в углу столика карточку меню, внутренне холодея от страха – вдруг травма головы или иное что спровоцировало у Алены волчий аппетит?

Однако, на его счастье, девушка вернула ему карточку со словами:

– На ваше усмотрение, Дима, – и принялась с чисто женским любопытством рассматривать немногочисленных посетителей «Ласточки».

Кошелев, внешне корча из себя избалованного неумеренным потреблением изысканных блюд и благородных вин Вандербильда Моргановича Онассиса, потел над меню, как жулик-бухгалтер над балансом перед ревизией. Лихорадочно подсчитывая стоимость перечисленных на шершавых, испятнанных страницах блюд и подыскивая удобоваримый вариант, Дмитрий бросил случайный взгляд на свою визави и с огромным неудовольствием засек беззвучно грохнувший из красивых глаз Алены выстрел-взгляд на развалившегося за соседним столиком симпатичного и безукоризненно одетого молодого парня. Тот лениво потягивал пиво и медленно пережевывал разговор с восседающей напротив раскрашенной во все цвета радуги девицей.

Даже самое примерочное сравнение с красавчиком было явно не в пользу седого, согнутого в дугу и с редким штакетником зубов во рту Кошелева. Желая обратить результат разыгравшегося невидимого единоборства в свою пользу, Дмитрий нанес мощный превентивный удар, заказав ужин стоимостью ровно в десять долларов и три «деревянных». В золотовалютном резерве остались только засиженные штаны на его вислом заде. Он даже не поинтересовался, любит ли Алена заказанные блюда – главное, что они ему нравились. Да и проголодался он изрядно, и вообще – гулять так гулять!

Через некоторое время яркая представительница профессии «Чего изволите?» принялась сносить продукцию «Ласточки» пред грозные очи и алчно разинутую пасть светского льва и томные глазки прихваченной им на десерт антилопы. В предвкушении удовольствия настроение Кошелева сразу подскочило – тем более что застреленный наповал жгучими глазами Алены сосед с грохотом поднялся из-за стола и удалился на полусогнутых, уводя под крылышко своего попугайчика.

Описание торжественного акта чревоугодия – поедания немногочисленных и незамысловатых, но довольно неплохо приготовленных блюд и выпивания крепких напитков опустим во избежание смертельных случаев – ведь можно и слюной поперхнуться. Скажем лишь, что уже через полчаса Дима с Аленой считали себя старыми, хорошими друзьями (во всяком случае, по его мнению) и мило ворковали о всяких пустяках, как пара голубков. Сладенький десерт в постели должен был неминуемо последовать.

Но вот настал и суровый момент расплаты. Подчистивший тарелки до ослепительного блеска Вандербильд Морганович допил последний глоток кофе, вытер масленые губы и вялым жестом подозвал к столу мгновенно сменившую имя на «Плати поживей да мотай поскорей!» работницу бара. Та с дежурной резиновой улыбкой приблизилась на расстояние удара и с видом судебного пристава назвала сумму кошелевского убытка.

Дмитрий вальяжно кивнул головой, – ни дать, ни взять кувейтский шейх инкогнито, – вытащил из кармана потрепанное портмоне. Из него на тусклый свет показались три сиротливо сжавшихся в комок «деревянненьких» и гордо взиравшая на них зеленая бумажка.

– Баксами, я надеюсь, можно? – горделиво процедил Дмитрий сквозь редкий ряд пожелтевших зубов.

– Хоть тугриками, – до заушных впадин улыбнулась судебный пристав в кружевной наколке. – Это будет… – она наморщила безоблачный лобик – … десять баксов и три нашенских.

– Пожалуйста! – словно мошну с золотыми луидорами, широким жестом протянул означенную сумму Кошелев – и без всякого намека на «чаевые».

Официантка не глядя сунула комок «нашенских» в карман передника и с уважением развернула зеленую купюру, втайне надеясь, что внутри завалялось еще что-нибудь лично для нее.

Надежда в ее глазах быстро сменилась разочарованием, а затем – недоумением.

– Это всё? – ледяным тоном осведомилась официантка.

Брови Кошелева недоуменно поползли вверх. Глуповато-весело подмигнув Алене – это что же, наглый рэкет? – он таким же насмешливо-холодным тоном поинтересовался:

– А чего вы еще хотите? Мы чая, кажется, не пили, – и с тонким, как ему казалось, намеком вновь развязно подмигнул спутнице. Та захлопала ресницами, как овца.

– Что вы мне дали? – температура тона официантки неуклонно приближалась к абсолютному нулю.

– Как – что? Вы же сами сказали, что за баксы м о ж н о! – с совершенно уже похабным намеком хохотнул развеселый Кошелев и опять зачем-то подмигнул Алене, как клоун в цирке.

– За баксы, а не за б а к с, – как дубинкой по голове, четко отпечатала официантка. – Вы дали мне три «деревянных» и один доллар. Еще девять американских долларов, пожалуйста, – официально-деловым тоном заключила она и протянула руку, как нищий на паперти.

Улыбка медленно сползла с лица Дмитрия. Головной мозг перестал соображать и выбил в округлившихся глазах шейха большой знак вопроса.

На чем-то его явно разводят, но вот на чем – он никак не мог понять, и потому совершенно растерялся.

– Не по-о-онял, – протянул он дежурную дебильно-дегенеративную фразу и вдруг – полетел с места в карьер:

– Ты чё, подруга? Я дал тебе десятку! Протри бульки!!

Выражение ледяного спокойствия вмиг исчезло с лица официантки. Из сузившихся глаз будто выскочил злобный бультерьер и с рычанием бросился на взъерошенного поборника справедливости.

– Свои фары протри, алё! – мгновенно перешла она на «ты» и сунула купюру под самый нос Кошелева, не выпуская, впрочем, из рук.

Дмитрий внимательно, даже излишне внимательно вгляделся – и тут же ему ужасно захотелось приобрести другие глаза, ибо своим он с этой секунды перестал доверять.

Действительно – доллар. О д и н.

Оглушенный Кошелев несколько секунд нюхал зеленую бумажку в крепких пальчиках работницы бара, тупо впившись в нее глазами, и вдруг вспыхнул, как газовый фонтан – казалось, что вокруг него снопами рассыпались искры.

– Ловкость рук и никакого мошенничества?! – заревел он голосом портовой сирены с такой силой, что ему жалобно отозвались перепуганные стаканы на столах. – Да ты, коза, – Дэвид Копперфильд? А ну, отдавай бабки! – он попытался выхватить деньги из цепких рук официантки, но та ловко увернулась. Кошелев вновь грозно поднял над главою корчеватую десницу, но – так и застыл, словно в стоп-кадре.

– Ты чё, алё? – злобно зашипела кобра в кружевном передничке. В следующую секунду ее голос приобрел тон циркулярной пилы, наскочившей на огромный сук. – Ты чё, коз-зел?! – недостаток словарного запаса она с успехом компенсировала агрессивностью бешеной гиены. – Счас я тебя накормлю, подгузник бэ-у, – увесисто пообещала благовоспитанная дама и, повернув голову в сторону кухни, трубным голосом призвала на подмогу карающие органы:

– Миша! Иди сюда! Бегом!

Не совсем бегом, но довольно резвым шагом из врат чистилища выкатился означенный «орган» Михаил – злобного вида стриженый крепыш с крепкими кулаками. В глаза Дмитрию почему-то сразу бросились две большие наколки на его оголенных до плеч мускулистых руках: на левой – «последний», на правой – «аргумент».

– В чем проблема, малыш? – вращая поросячьими глазками, прогнусавил Михаил.

– Да вот – клиент… Платить не хочет, руки распускает… – презрительно указала «малыш» на в момент приунывшего Кошелева. – «Кинуть» нас захотел, п-пенёк ос-синовый! – процедила она, скривив губы в кольцо Мёбиуса. – Не на ту нарвался, милок! Я на одесском Привозе зачалась, родилась и выросла! Там, где ты, убогий, учился, я преподавала! – добавила она в самое ухо ошалевшего от такого поворота дел Кошелева, у которого при виде «группы поддержки» мгновенно отнялись язык и конечности.

Алена, почуяв курносым носиком запах жареного отнюдь не из кухни, проворно вскочила и исчезла с поля предстоящего боя. Никто ей не препятствовал.

– А ты, чайничек, не убежишь, – ласково прорычал Миша, преградив своей мощной грудью путь к выходу.

Дикая ярость волной цунами захлестнула Кошелеву глаза и вдруг схлынула, оставив голый берег и одни развалины от грозного минуту назад настроя. Обломки его дрожащих ног рассыпались, и он в изнеможении грохнулся на квакнувший стул.

Через несколько секунд Дмитрий посиневшими губами не совсем внятно сформулировал осенившую его разгадку волшебного превращения десятки в единицу:

– Ах ты, сволочь! Кидала собачий! А еще папку носишь!..

– Какого папку? Кто сволочь? – несказанно удивился такой наглости Михаил. – Обалдел, дядя? А ну, вставай на копыта! Быть кровопролитию!

И оно непременно произошло бы, но перепуганный Кошелев со скоростью автомата Калашникова разъяснил оппонентам создавшуюся туманную ситуацию, с большим трудом упредив мощный удар Мишиного «последнего аргумента» по своей несчастной физиономии.

Все объяснялось до смешного просто – его «кинул» возле радиорынка мнимый продавец валюты, всучивший Кошелеву, как распоследнему идиоту, однодолларовую купюру вместо десятидолларовой. Весь незатейливый «развод» в один момент ясно встал перед димочкиным мысленным взором, как на ладони.

Фокус-мокус-пинтипокус: на обратной, невидимой лоху стороне элегантной папки, как два скорпиона, в точно таком же совокуплении сложены затертые однодолларовые бумажки. «Ширмач» отвлекает внимательный взор покупателя и – хоп!

У «клиента» вмиг вырастают ослиные уши.

– … Вот так я лоханулся! – с горестной улыбкой закончил Дмитрий печальное повествование. – Хорошо, хоть сотню не купил!

Обитатели «Ласточки» досыта посмеялись над готовым расплакаться Кошелевым, однако просьбам о финансовой амнистии не вняли – подобных историй они слыхивали немало, а благотворительностью не занимались.

Происшедшее стало для Кошелева завершающим ударом – крепким апперкотом под «ложечку», после которого последовал неизбежный нокаут.

Такого черного дня в жизни Дмитрия еще не было. То чуть не плачущий, то деревянным смехом хохочущий Кошелев в совершенном расстройстве всех функций организма поздней ночью пешком воротился домой. Машину пришлось оставить в залог вышибале-хранителю «Ласточки» и его нимфе-циркулярке.

– Чтоб ты горела, такая жизнь! – завершил Кошелев неудачный день сакраментальной фразой и грохнулся на диван.

…Эту ночь Дмитрий не спал. Он лежал на диване, вытянувшись, сложив руки на груди и уставившись в ободранный потолок невидящим взглядом, как покойник – только свечки в руках не хватало. Едва уловимое дыхание не нарушало царившей в комнате абсолютной тишины.

Кошелев не вставал, не ел, не пил. Время от времени выражение мертвого спокойствия на его лице сменялось то маской язвительной насмешливости, то гримасой горести и тоски. Мучительные раздумья иногда подергивали его веки, временами скашивали набок рот. Это все показывало, что обитатель квартиры скорее жив, чем мертв.

Тем не менее, к утру он умер.

Чуть только забрезжил густо-синий рассвет, с дивана поднялся вновь родившийся Дмитрий Кошелев. Он был внешне в точности похож на усопшего – разве только немного побледнел и осунулся. Внутренне же новорожденный стал совершенно другим.

Так часто происходит в жизни – пока гром не грянет, мужик не перекрестится, а набожную жизнь тем более не начнет.

Человека поражает бронхиальная астма – и тогда, задыхаясь и синея, он наконец-то бросает курить (дотоле уговоры врачей и его домашних были тщетны). Крепко пьющий мужчина однажды терпит постыдную постельную неудачу с женщиной своей мечты – и только такой удар по голове и самолюбию заставляет его задуматься. Иной гражданин многие годы зарабатывает мизерные деньги, не желая напрягаться, – и до определенного момента его это устраивает (ведь что-либо менять – невыносимо тяжело). И только объевшаяся снотворного из-за вечной травли одноклассницами плохо одеваемая им дочь подталкивает его к активным переменам.