Монетизация нежности

Что-то проявляется только на фоне чего-то…

Ох, Катя, куда-то тебя занесло. «Девочка» – это центр, а все остальное – фон? Ты об этом?

«Ничего, я расстроена, обижена, опустошена, мне можно, – иронизировала она сама с собой, – не нужно быть камнем, можно и поныть иногда, тем более, я никому не мешаю, просто хожу по выставке и думаю о важности фона… Когда же и пофилософствовать, как не теперь, когда любимый оставил меня, унеся с собой гель для душа и частичку моего сердца. Ах, как печально…»

В скверике напротив музея маленький духовой оркестрик играл в воскресенье что-то из серии «Сердце, тебе не хочется покоя…» Волшебство Киева… Невероятные ощущения…

Катя купила мороженое и села на лавочку. Напротив расположились две дамы «слегка за 70», тоже с мороженым. Музыка, которая порхала над сквером соответствовала картинке с дамами в белых брюках, легких «полезных для тела» кофточках и кружевных панамах. Сумки у обеих были фасона «ридикюль», видавшие виды, но еще вполне приличные. Можно выйти в люди, одним словом.

А дамы, безусловно, «вышли в люди» и наслаждались жизнью. Всеми доступными им способами: красивый наряд, мороженое, болтовня с подружкой, светлый день, легкий ветерок, музыка, которая шевелила воспоминания.

«Выглядят так, как будто у них нет болеющих простудами непослушных внуков, неудачных детей, которые живут неправильно, и уже сломали себе жизнь, нахальных соседей, которые выкручивают лампочки в подъезде и загораживают клумбу своей машиной, безразличных медсестер в поликлинике, которые только и ждут подарков и подношений – нет, чтобы спросить, как вы Мария Ивановна себя сегодня чувствуете…, – думала Катя, наблюдая за дамами, – И когда приходит квитанция на оплату коммунальных услуг, наверное, они не истерят полдня по поводу того, что жить стало невозможно… И не копят в себе обиды тридцатилетней давности, которые съедают их изнутри… Неужели им ни от чего не больно?»

Завидуешь, Катя?

Да, завидую. И даже не скрываю этого. Как научиться такому отношению к жизни? Как?

Хотя… Картинка в парке – это всего лишь картинка. Бог знает, что там у них в жизни происходит. Как ты можешь судить о них, если ты видишь их в первый раз и ничего о них не знаешь?

И все-таки картинка говорила сама за себя. Дамы были прекрасны в своей беззаботности. Катя улыбнулась сама себе и подтянула последний аргумент: «Сидят, как будто у них нет дачи, где нужно выращивать помидоры, которые потом нужно „закатывать“ в банки и на электричке везти домой. И как будто недовольные дети потом не говорят им „Мы такого не едим“. И вообще – мама, если тебе это нужно – делай, но помни, что ты делаешь это для своего удовольствия, а не ради нас, как ты, вероятно, считаешь… Одним словом, сидят, как будто в их жизни нет тех проблем и мелочей, которые, буквально, сжирают, большинство пожилых людей в наших краях».

На детской площадке карапуз лет пять мирно лепил куличики из песка. Вообще-то это было чисто девчачье занятие – лепить куличики. Но он делал это для себя. Потому что ему это нравилось. Машинка на веревочке валялась рядом. Почему бы и нет? Или нужно водить машинку даже когда хочется лепить куличи? Даже если ты – мальчик? Где такое написано?

Малыш делал ровно пять куличиков (столько помещалось на бортике песочницы), потом деловито брал лопатку, которая аккуратно лежала рядом, и разрушал их пятью точными ударами. После этого лопатка так же аккуратно отставлялась в сторону, мальчуган собрал песок в формочку, и на поверхности появлялись ровно пять куличей, которые ждала та же участь. Он готов был потрудиться для того, чтобы получить удовольствие от шлёпанья лопаткой по своим изделиям, которые опять превращались в просто песок. Сам сделал, сам поломал, сам построил. И никому не мешаю…

Две девочки, явно чуть постарше, не могли, видимо, спокойно смотреть на то, как мальчик не обращает на них никакого внимания. Ему просто не было до них никакого дела, и это было невыносимо. Они отбросили в сторону детскую колясочку, где сидели три куклы, и вместе схватились за машинку. Обе почти в упор смотрели на мальчика, ожидая, что он бросится защищать свое добро.

Тот не реагировал.

Две малолетних обольстительницы завладели машинкой без труда, и это было неинтересно. Да еще и мама мальчика спокойно улыбнулась, глядя на девочек и подтвердила, что машинку взять можно: «Играйте, играйте».

Стало совсем скучно.

Девочки отложили машинку и подошли вплотную к мальчику. И опять – никакого внимания. Он, как раз, доделывал пятый кулич, видимо, предвкушая…

Как только все изделия были готовы, мальчик взял в руки лопатку и… Девочки, не помня о том, что на них белые носки, которые, по-видимому, пачкать было нежелательно, растоптали ногами все куличи так быстро, что он даже не успел замахнуться своей лопаткой.

И засмеялись, вытряхивая песок из босоножек.

К огромному разочарованию девочек, малыш даже не нахмурился, а просто объяснил:

– Не надо, я сам…

Может вы, дескать не понимаете, в чем заключается моя игра. Но у девочек были совсем другие цели. Они, как раз, понимали больше, чем он мог себе представить. Ага, тебе хорошо без нас? Не слишком ли много ты себе позволяешь? Ты, может, задираешь нос?

Следующая пятерка куличей так и не было построена. Как только мальчуган сооружал первый куличик, одна из девочек обязательно его разрушала. Причем они даже начали соревноваться друг с другом, кто из них первым топнет ногой по песку. Мальчик упорно не плакал, не звал маму, не жаловался, даже не толкался, на что активно напрашивались девочки, нависая над ним, и чуть скашивая глаза в сторону его мамы, пытаясь вовремя почувствовать, когда она встанет на защиту.

Когда очередной кулич был построен и тут же бессовестно разрушен, мальчик присел на корточки, взял лопатку и, размахнувшись как следует, «зарядил» своим обидчицам – одной по попе, другой – по ноге. Уж, куда пришлось, как говорится…

«Молодец! – подумала Катя, наблюдая за сценой, – Наконец-то… Все, как в жизни взрослых людей. Ему хорошо, и он занят делом. А кому-то рядом скучно, и кто-то хочет привлечь к себе внимание всеми известными ему способами. А способы-то у всех разные… Кто как умеет, тот так и привлекает… А кому-то хватает самого себя и своих куличиков…»

Реакция девочек была тоже очень любопытной. Одна из них тут же пустилась в плач, схватившись за ногу и усиленно хныкая, стараясь делать это как можно более жалобно и обиженно. Поскольку слез не было, девочка отчаянно выдавливала из себя всхлипывания, втянув голову в плечи и всем своим видом показывая, какая она избитая, униженная и оскорбленная. При этом, она старательно стряхивала песок с белого носочка, вытирая сухие глаза и делая вид, что ее не только ударили, но и испачкали ее новые чистейшие великолепные носки. Унижению не было предела. Эта «слабая женщина», этот «сломанный цветочек» взывала ко всем – посмотрите на этого изверга, пусть все знают, что он со мной сделал!

Ее подружка вела себя совершенно по-другому. Она скакала на одной ножке, корчила рожицы и выкрикивала «А мне не больно! А мне не больно! А мне не больно!»

Кричала она это то в адрес мальчика, то в адрес второй девочки. Доказывала всему миру – вы хотели мне сделать больно? Ничего у вас не вышло! Вы думаете вам удалось меня обидеть? А вот и нет, вам не удалось! Нам с тобой досталось вместе, так вот: тебе больно, а мне – нет! Я осталась безнаказанной! Ты плачешь, а я смеюсь!

«Просто одна из классических моделей поведения в отношениях, – грустно подумала Катя, – Хоть тренинг проводи в песочнице – живая иллюстрация. Сейчас еще кто-нибудь скажет малышу – ты же мальчик! Девочек-то бить нельзя! Хотя, если быть честным, то, наверное, бить нельзя если ты сильнее физически… Нет, безусловно, драться нельзя вообще, в принципе… Но, если уж начинать, то причем тут девочки-мальчики? Бить нельзя ни девочек, ни мальчиков. Даже если девочки сильнее, как это часто бывает… Ни делать назло, как это делали девочки, тоже вроде бы нельзя… Каждый выбрал доступный ему способ. Девочки хотели именно таким способом привлечь к себе внимание, вероятно. Все-таки не хочется думать, что они это делали для того, чтобы навредить ему. Хотя бывает по-разному… А он… Он просто „сказал“ им тоже доступным ему способом „Отстаньте, наконец“. Ведь он пытался объяснить словами. Не помогало. Что он должен был сделать, кроме как треснуть лопаткой, чтобы оставили в покое? Боже мой, насколько все повторяется в жизни…»

– Зачем ты дерешься? – строго спрашивала мальчика, судя по возрасту, няня или бабушка одной из девочек, посматривая на его маму, и, видимо, сомневаясь, с кем ей следует вести переговоры – с самим мальчиком или с его мамой.

– Он меня ударил прямо лопаткой, – капризно-жалобным тоном причитала первая девочка, в то время, как вторая чувствовала себя полной победительницей – «А мне-то не больно!». И все сделала, как хотела, и развлеклась, и внимание к себе привлекла, и мальчика ругают, и подружку можно дразнить – и при всем при этом «мне не больно!».

Няня или бабушка обняла за спинку плачущую девочку и со словами «пойдемте отсюда, раз тут такие грубые мальчики» зашагала в сторону выхода с площадки. Вторая девочка, видимо, именно в этот момент осознав «а не слишком ли рьяно я делаю вид, что у меня все Окей?» двинулась за ними.

Мальчик деловито строил пятый кулич.

«Невероятно, – подумала Катя, – Просто сцена из семейной жизни. Каждый имел право. Каждый был прав. Каждый выбрал способ показать свою правоту. Каждый знал как лучше, и как нужно… А не сложилось…»

«А мне не больно! – Катя услышала напоследок эту фразу, которую снова «завела» девочка, видимо, осознав, что «не переплачет» подружку и, в этом случае, от избранного курса лучше уже не отступать.

А мне не больно!

О, Боже, сколько же можно вложить в эту фразу! А нужно ли? Нужно ли доказывать, что «мне не больно», если все-таки болит? Нужно ли объявлять, что «не болит», если, по идее, могло бы и болеть? У каждого – свой способ…

Две дамы медленно поднялись со своей лавочки и, взявшись «под ручку» направились к выходу из сквера. При этом было видно, что темя для разговоров не иссякали – они активно обсуждали что-то интересное им обеим, и, при этом, совершенно не раздражали друг друга, что было, нужно признать, большой редкостью в наше время в наших краях.

Невысокий парень с розой в руках неторопливо прогуливался вокруг памятника в центре сквера, время от времени поглядывая на часы. Часы были на телефоне, поэтому, всякий раз, когда он доставал из кармана телефон, Катя думала, что он будет кому-то звонить.

Но… Нет, он смотрел на экран и снова прятал телефон в карман. Девушка, по всей видимости, безнадежно опаздывала. То, что это была девушка, не вызывало никаких сомнений. И роза на длинном толстом стебле (одна – но шикарная), и светлая тенниска, и тревога, смешанная с недоумением в глазах парня, и поглядывание на часы, и пачка сигарет, которую он то доставал, то опять прятал, – все это говорило в пользу девушки.

«Сижу тут, как синий чулок и наблюдаю за тем, как у других проходит жизнь, – думала Катя, – Старушки, дети, парочки… А что еще делать брошенной женщине? Купить новое белье и броситься во все тяжкие, как мы, иногда, советуем на тренингах? Может, пройдет время, и я опять посоветую это себе. А пока что… Ну просто руки не поднимаются предпринимать какие-то действия… Тем более, в этом направлении… Нужно ли себя заставлять? Я всегда говорю, что да, нужно. А на самом деле? А на самом деле – зависит от ситуации…»

Выражение лица паренька менялось по классической схеме. Сначала – «Ну вот, я на месте, все при мне, спокойно жду…», потом – «На сколько там она имеет право опоздать? Ладно, пусть воспользуется своим правом…». Через некоторое время – «Сейчас опять будет рассказывать, что в метро «были пробки»… И, наконец, – «ну пусть только придет, сколько ж можно!»

«Сегодня я дам вам совершенно уникальные способы как избежать прямых упреков в случае „провинности“ противоположной стороны, которую вы готовы простить при условии соответствующей реакции той самой противоположной стороны…»

Так начинался один из модулей катиного тренинга по отношениям. «Знает ли этот парень, как именно нужно реагировать на тот факт, что его девушка опаздывает более чем на сорок минут? – думала Катя.

А знаешь ли ты это сама, Катюша? Нет, уникальные способы ты, безусловно, знаешь, и рассказать о них умеешь, и примеры привести красочные тоже можешь…

А знаешь ли ты, что за девушка появится здесь? Или не появится? Знаешь ли ты, кого он ждет? Как можно советовать?

Отнеситесь к ситуации с юмором! Это был беспроигрышный совет, и считалось, что он подходит к любой ситуации. Катя вспомнила, как в первые недели знакомства с Никитой, он все время опаздывал – и на свидания, и в гости, и домой – буквально всегда и везде… И каждый раз пытался обратить это в шутку. Шутки были разные, а ситуация не менялась —ха-ха, ты прождала меня двадцать минут, ах ты моя любимая девочка, вот такой я безалаберный, зато это мой единственный недостаток, во всех остальных отношениях – я просто орел… Ха-ха, придумай сама, мое солнышко, что там случилось у меня по дороге, ты же такая умненькая… Ха-ха, любимая, я заезжал к сестре – ну ты понимаешь, просто визит вежливости, нужно время от времени отдавать дань родственникам… Заехал, а там вся компания – меня не отпускали, но я геройски объявил всем, что меня ждет мое солнышко… Ха-ха…

Катя знала много способов ответить или отреагировать, но не изменить ситуацию. Пришлось изменить отношение к ней. Перед этим, правда был испробован еще один способ – прийти на свидание на полчаса позже и увидеть, как Никита подбегает к памятнику с другой стороны. Но насладиться в полной мере не удалось. Он сразу же заявил – вот видишь, и с тобой такое бывает, а я же не злюсь, не упрекаю, не заявляю о разрыве, не говорю, что «следующий раз будет последним»? Я же все понимаю, любимая, правда?..

И что, в конце концов, такое опоздание? Смертный грех? Предательство? Горе?

Полная ерунда…

Я опоздал – ты меня подождала. Ты опоздала – я тебя подождал. Это все мелочи, малыш… Действительно, какие мелочи!

Со стороны метро к памятнику шла девушка. По тому, как парень подобрался, подтянулся, надел на лицо маску равнодушия Катя поняла, что это – ОНА. Девушка шла, не торопясь, как-то очень уверенно и сдержанно и, как будто, ничуть не чувствовала себя виноватой. Нужно сказать, что там, конечно, было на что посмотреть и чем гордиться – длинные волосы, яркий макияж, умное лицо, достойное декольте, красивая одежда, дорогая сумка. Она, явно, знала себе цену.

– Пятьдесят минут! – парень явно хотел высказать побольше, но не был уверен, что ее реакция ему понравится, – Я думал ты вообще не придёшь.

– А чего не позвонил? – девушка перешла в наступление, – Нужно было просто позвонить, я бы тебе объяснила, что опоздаю.

– А самой позвонить было нельзя?

– Слушай, у тебя что, настроение плохое? – безмятежно спросила девушка и сделала вид, что только что увидела розу у него в руках – Ой, это, наверное, мне? Или нет?

Включилось кокетство.

Катя точно знала, что в таких случаях главное – попытаться внушить человеку понимание того, что стоит за его собственными словами…

В размышлениях о контекстной, позитивной, негативной и прочих видах интерпретаций, Катя поднялась со скамейки. Это становилось невыносимым – сидеть и смотреть на то, как кто-то так «безграмотно», но все-таки строит отношения, в то время как бизнес-тренер и лайф-коуч Катя должна была наблюдать за этим со стороны и анализировать чужие ошибки, которые, по большому счету и ошибками-то не были.

Выходя из сквера, Катя увидела, что девушка, после недолгих уговоров, все-таки взяла розу.

«Вот и учи их после этого как нужно строить отношения!».

Глава 9

Аномалия семейного счастья

– Слушай, а в чем секрет семейного счастья? Есть такой?

– А я не считаю, что счастье бывает семейное и несемейное. Оно ведь просто счастье!

– Ну хорошо, тогда так: каким должен быть мужчина рядом с тобой, чтобы ты была счастлива?

– Все банально до безобразия: он должен быть любимым. И все. Счастье – это состояние. Оно может быть долгим или коротким… И это, пожалуй, единственная единица измерения по отношению к счастью. Человек не может быть немножко счастлив. Как не может быть немножко несчастен.

– А если любимый – совсем не такой, как тебе нужно для счастья? Если любимый, но бедный? Любимый, но трусливый? Любимый, но безалаберный? И список можно продолжить…

– Вот именно! Список можно продолжить даже так: любимый, но пьющий, любимый, но жестокий, любимый, но безвольный и так далее… Ты разве не встречала таких?

– Конечно, встречала. Но где же тут счастье, скажи, пожалуйста?

– А его нет. Я же не сказала, что этого достаточно. Этого может быть и не достаточно. Но это – необходимо. Когда чувствуешь, то слова меркнут, но сказать можно так: для счастья нужно, КАК МИНИМУМ, чтобы он был любимым. Ты пробовала жить со смелым, обеспеченным, волевым, но нелюбимым?

– Нет, к сожалению.

– Не к сожалению, а к счастью. Какой милый каламбур получился. Так вот, какими бы нужными чертами и характеристиками он ни обладал, если ты его не любишь, ты не будешь счастлива. А как полюбить – этого еще никто не придумал, да и вряд ли кто-то придумает. Поэтому все слова о том, что кого-то можно научить быть счастливым в семейной или несемейной жизни – это миф. Просто миф инфобизнеса. Зарабатывание денег теми, кто пошел по этой дорожке. Понимаешь? Для некоторых людей счастье – это не знать, что такое счастье. Смешно звучит?

– Не смешно. Печально.

– Да, печально. Я видела женщину 65 лет, которая полюбила двадцатилетнего мальчика. Аномалия? Нет. Просто подтверждение того, что такое тоже может быть. В любви нет законов. Нет правил, говорящих «вот этого ты полюбишь в любом случае, а этого – не полюбишь никогда». Их просто нет. Я знала женщину, которая признавалась мне: «я думала, что люблю своего мужа, а потом, когда встретила другого, поняла, что то, что было раньше – это была не любовь».

– Она была счастлива, когда встретила того, другого?

– Она была очень несчастна. Потому что и у него, и у него было по двое детей и очень положительные вторые половинки – ее муж и его жена. И, если бы они сошлись, то сделали бы несчастными сразу шесть человек. Можно, при этом самому быть счастливым? Не знаю.

– Наверное, нет. Но мы начали разговор с того, что он должен быть любим тобой для того, чтобы ты была счастлива.

– Я подчеркну – как минимум. Как минимум, он должен быть любим. И на этом строится все остальное. И это не измеряется. Это приходит и уходит без всяких правил.

– Это ужасно.

– Возможно. Но так есть. И, наверное, так будет всегда.

Ирина встала и вместе с ней поднялась ее собеседница, конкретная девушка лет сорока, отчаянно пытающаяся выглядеть на 26.

Когда Жанна появилась в классе для тренингов на первом занятии, все резко обратили на нее внимание. Она привлекала своим отчаянным призывом «вы что, меня не видите?»

«Конкретная девушка», – шепнул Ирине специалист по техническим вопросам Виталик. Он заканчивал настройку и подключение проектора, был абсолютно нейтральным по отношению к «ученицам» и свято соблюдал закон «женских» тренингов – не осуждай и не обсуждай. Но тут, как говорится, и его проняло.

Ирина не стала оборачиваться, чтобы рассмотреть вновь прибывшую даму, только шутливо-укоризненно покачала Виталику головой. Но когда она увидела это чудо, то тоже подумала: «Да уж, конкретная девушка». С тех пор Жанна так и называлась – девушка конкретная. Не вслух, конечно, а про себя.

Занимаясь финансовым менеджментом на каком-то крупном производственном предприятии, постоянно находясь в плену цифр, расчетов, логических заключений и прогнозов, Жанна не имела возможности проявить свою женственность и сексуальность иначе, чем выразительно оголять свои сорокалетние (очень даже приличные для ее возраста) ноги с помощью решительных мини-юбок, свою сорокалетнюю (очень аппетитную на самом деле) грудь, и даже живот, который или выглядывал из-под короткой майки или просвечивался сквозь полупрозрачную кофточку.

Возможно, если бы так откровенно наружу торчало что-то одно, окружающие (с натяжкой) и могли бы сделать вывод, что девушка, конечно, молодится, но, в целом, выглядит прилично, хоть и вызывающе. Но поскольку было оголено все, что можно было оголить без риска попасть в полицию, тайны никакой не оставалось, и окружающие делали единственный возможный вывод – мадам хочет вскочить в последний вагон и мчится за ним с бешеной скоростью.

Жанна носила провокационный макияж, «рваную» рыжую прическу, жалела, что пальцев на руках было всего десять, а ушей всего два, так как ее колец, перстней сережек и клипсов хватило бы и на сороконожку, и на сорокоручку.

Несмотря на то, что шея у Жанны была одна, как и у всех более-менее нормальных людей, на нее можно было повесить пять-шесть цепочек с кулонами и пару бус, чем она и пользовалась.

«Не женщина, а цыганский табор-с…» – подумала Ирина и начала приглашать рассаживаться всех дам, которые пришли на занятие по корректировке собственного имиджа.

А потом…

А потом оказалось, что эта Жанна, которая носила ресницы, рискуя, что они просто обрушатся в какой-то момент, помаду, от которой ее рот напоминал кровавую рану и по три браслета на каждой ноге, не только работает финансовым менеджером, но и пишет стихи, и даже очень милые глубокие стихи… Ходит в филармонию, чтобы послушать классическую музыку… Знает наизусть всего Блока… Занимается на курсах японской живописи.

В общем, не такая неприкаянная оторва, как может показаться с первого взгляда.

Одним словом… Они подружились: интеллигентная сдержанная и воздушная Ирина и эта Жанна, которая пришла на консультацию, достала из сумки репродукцию картины какого-то художника начала 20 века (современник Врубеля, уточнила Жанна). На картине была изображена тоненькая акварельная девушка в шляпе с бантом и розовом платье с воланами на фоне залитого солнцем сада. Жанна сказала:

– Вот какой я хочу быть.

И когда Ирина вскинула на нее удивленные глаза, добавила:

– Внутри и снаружи.

Когда они встретились взглядами, Ирину как будто током тряхнуло – как будто на пепелище прямо из-под земли показался аленький цветочек.

– Кем вы работаете? – спросила Ирина, уже понимая, что будет работать с этой конкретной девушкой.

– Заместителем финансового директора. Ненавижу свою работу. И, предваряя ваш вопрос, скажу: это происходит не потому, что она (работа) меня кормит, а потому, что я – отличница по жизни. Хотела быть учителем литературы. Но в педагогический было очень легко поступить. С моими-то медалями! Выбрала самый сложный факультет в другом институте – международные финансы. Сказала себе – что, слабо? И доказала, что нет, не слабо… Поступила. Цифры не люблю. Учиться трудно, неинтересно. Опять говорю себе – что, слабо? Нет! Вот он, красный диплом, аспирантура, кандидатская… Конкурс в крупнейший холдинг. Терпеть не могу! А участвую. И побеждаю… Отличница, черт побери. Дослуживаюсь до зам. директора. Дальше некуда, так как директор – иностранец, и это незыблемо.

Вроде бы все, остановись, подушка есть… Я имею в виду финансовую подушку. Сиди дома, пиши стихи, путешествуй… Так нет же… Как назло. Предлагают работу. Должность, зарплата, бонусы, компенсации, хрен собачий… все, что угодно… Не знаю, села резюме подправить – хоть плачь, не хочу, а делаю. Мне туда не надо, а я туда рвусь. Спасите меня, пожалуйста…

«Ну и коктейль, – подумала Ирина, – А все ли тут в порядке с… Грань очень зыбкая… Кто определяет норму?».

– С головой у меня все, вроде бы, в порядке, – проговорила Жанна, – Да, я знаю, что все, кто «с отклонениями» именно так и говорят… Но я была у психиатра. У меня друг есть, профессионал. Сказал – не морочь голову. Нормальных сейчас вообще нет…

С тех пор прошло несколько месяцев. Жанна была спасена от новой высокооплачиваемой работы, как и хотела, разместила в интернете первый сборник своих стихов и осталась на старой работе, где было по-прежнему плохо и противно, но эта противность была привычной.

Они продолжали дружить.

Как оказалось, в случае Жанны, поменять «внутреннее» было легче, чем «внешнее».

– Ты понимаешь, что все своим видом ты показываешь, какая ты голодная? – Отчаявшись, Ирина уже отбрасывала все пошаговые планы, алгоритмы и проверенные техники. И задавала вопрос прямо в лоб.

– Голодная? – изумлялась Жанна, – Почему?

– Оголяя все, что у тебя есть хорошего или того, что ты считаешь хорошим, ты хочешь привлечь внимание именно к этим местам, говоря своим нарядом – а я ведь еще ничего? Несмотря на мои сорок лет…

– Да почему же ты так решила? – Жанна