Монетизация нежности

– Потому что это очень заметно.

– Наряд?

– Нет. То, что ты показываешь. Это видно. Ты компенсируешь голыми частями тела что-то другое. Заметны усилия вскочить в последний вагон, Жанна.

– Может, это видишь только ты? Я одеваюсь для себя. Мне так нравится. И бижутерию ношу для себя.

«А какого ж хрена ты тогда сюда пришла?», – хотела спросить Ирина, но промолчала…

Жанна не была первой, кто совершал это страшную ошибку не совсем молодых женщин.

Она может быть молода душой и разумом. Она может сделать несколько пластических операций. А иногда и без операций – быть в прекрасной форме. Следить за собой. Ходить на фитнес. Делать лицо…

Да, лицо… Лицо, на котором видно, что тебе не 20. Лицо, с которого не сотрешь ни всех огорчений, которые выпали на твою долю, ни всех радостей, которые тоже не всегда оставляют благоприятный след.

Конечно, можно подретушировать фотографию. Можно сделать хороший макияж. Можно подтянуть все, что можно подтянуть. Это поможет. Слегка. Только слегка.

Когда Ирина видела фотографии каких-то знаменитостей, которые по широкому, можно сказать, общественному мнению, выглядели гораздо моложе своих лет, ей всегда виделся обман. Конечно, можно надеть туфли на высоком каблуке, утягивающее белье, замаскировать морщины и морщинки, поднять грудь, добавить задора во взгляд… Немного выпить, наконец…

И сделать несколько фото.

Именно несколько. Потом выбрать парочку. Отрезать лишнее. И…

«Боже, да тебе никогда не дашь больше 25 на этой фотографии!»

НА ЭТОЙ ФОТОГРАФИИ!

Потому что «не дашь» только здесь.

А встретишь на улице – и дашь. Как ни украшайся. Как ни старайся. Как ни «красивься», как говорит одна хорошая девочка, которая уже в четыре года поняла, что бывают ситуации, когда все попытки тщетны.

А женщина старается. Иногда бессознательно. Не принимая решений. Почувствовала – и соорудила себе наряд. Сексуальный. Красивый. И совсем не как в 20 лет. А… Как в 40, но… Подчеркивая (как она думает) самые выгодные места.

Она состоялась. Она добилась. Она – женщина. Она знает, куда вы должны смотреть.

Или думает, что знает.

Ирина не могла сказать (да и не хотела): «Жанна, ты выглядишь голодной и жалкой. По-дурацки.» А та продолжала кричать своим видом: «Не нравится лицо – смотрите на грудь! Или ниже! Только смотрите!» При этом вслух и Жанна, и все подобные ей дамы, говорили, что мнение окружающих, и, тем более, мужчин, их не волнует. От слова «вообще».

Некоторые приходили учиться, заявляя: «Они (мужчины) меня просто боятся. Боятся моего ума. Боятся, что я состоялась как личность. Просто боятся! Они себя не чувствуют полноценными рядом со мной.»

Это был один из самых трудных типов учениц. Убедить женщину, что мужчина не боится ее ума и совершенства, а просто ее не хочет, было сложно. Для нее проще и удобнее было думать, что она – совершенна, а любой мужчина – скопище недостатков.

Нужно было действовать деликатно. А хотелось поставить на место. Даже унизить. Показать, что… Раз ты так рассуждаешь, то не такая уж ты и умная. Считать мужчин примитивными и одноклеточными гораздо проще и приятнее. Хотя… Если бы они были именно такими, какими ты их считаешь, то тебе, при твоем уме и выразительном декольте, ничего не стоило бы поймать на свой крючок пару десятков таких особей, а потом выбрать более-менее подходящего – по цвету и размеру.

Но, однако же, так не получалось. Получалось по-другому. Рядом не было никакого. Ни умного, ни глупого, ни богатого, ни бедного, ни красивого, ни урода. Ни-ка-ко-го!

Но разве можно было признаться себе, что ты никому не нужна? Ну, себе-то, наверное, можно было, а вот другим…

И начинались придумываться истории. Я с ним встретилась, а он не знает, кто такой Гёте. Он пришел на свидание в синих носках и коричневых брюках. Он предложил мне поехать к нему на дачу на электричке.

Каков нахал, представляете?

А мысль работает. Мозги-то не выключишь!

А подсознание? Оно вообще действует по своим законам.

А в зеркало посмотришь? И что? Нет, если накраситься, одеться красиво и сексуально… Дорогие украшения… Умное значительное лицо… Да кто ж устоит?

И, представляете, как-то удается им устоять этим мерзавцам! Стойкие, когда не надо.

А, может, они меня боятся? Как иначе объяснить, что они действуют против законов природы?

Ирина смотрела на Жанну и понимала, что с ней происходит что-то подобное. Нет, у нее не было каких-то особых амбиций, но эти ее постоянные рассказы о своем синдроме отличницы в сорок лет, предполагающие, что собеседник поймет – я все делаю «на отлично», я предъявляю к себе такие же высокие требования, как к другим. Почему же я могу справиться, а вы – нет?»

И, при этом, вместо того, чтобы выдвинуть на первый план свою зрелую красоту и сексуальность, женщина продолжает выдумывать истории о том, как ее боятся глупые мужчины и, при этом, продолжает оголять те места, которые и в 20 лет не у всех хорошо выглядят в обнаженном виде.

Увы…

– Может, они и боятся тебя, но… потому что ты их отпугиваешь… Но не своим умом, а своим видом?

– А я вообще – странная женщина, – сказала Жанна.

Странная женщина, которая интересовалась секретами семейного счастья и делала наколки во всех доступных местах, писала стихи и работала финансовым менеджером, выставляла напоказ свою грудь и не хотела делать карьеру, страдала синдромом отличницы и не отказывалась от пяти цепочек на шее…

– В одной тебе материала хватит на десять тренингов, – говорила Ирина, – Просто бери, одно за другим, все твои качества, изучай, раскладывай по полочкам и учи других.

– Да на здоровье, – отвечала Жанна, – пока ты не сделаешь из меня девушку Серебряного века, я от тебя не отстану.

Глава 10

Я желаю вам добра

Руки тряслись, а троллейбус останавливался каждые две минуты – то на светофоре, то – в пробке.

Эвелина, слава Богу, сидела у окошка, так что можно было не присматриваться к тем пассажирам, которые нависали над теми, кто сидел. В ситуации, когда она занимала место у прохода, ей всегда было неловко, хотелось всем уступить место.

Но сегодня она не смогла даже толком порадоваться такому «выгодному» местечку у окна.

Руки тряслись, и ничего не радовало – ни пейзаж за окном, ни отсутствие необходимости приглядываться к каждому пассажиру.

Бэлла Иосифовна сегодня выступила в полной красе.

Эвелина никогда не относила себя к числу людей, которые считают отдых в Затоке чем-то позорным и унижающим человеческое достоинство, но, в глубине души, мечтала, хотя бы о Турции. Марику, разумеется, было все равно, и он спокойно полагался на вкус и мнение жены, которая каждое лето, так или иначе, организовывала отдых для семьи. Как могла.

Попытки Эвелины как-то систематизировать процесс подготовки к отпуску не увенчивались успехом. На все ее призывы «а давай еще с осени откладывать понемногу, но регулярно, специально на отдых» встречали в его глазах полное равнодушие – как скажешь, дорогая. Потом наступала осень и Марик, как и в другие сезоны, отдавал жене часть своей, прямо скажем, небольшой зарплаты, подразумевая, что Эвелина может распоряжаться деньгами так, как хочет и как считает нужным – хочешь – откладывай на отдых, хочешь – покупай продукты, хочешь – иди в дорогой ресторан. Больше у меня нет.