Соседка

Старик застыл, неподвижно глядя перед собой. Салих и Тимирбек слегка подались вперед, с любопытством глядя на гостя из Москвы.

– Воккха стаг встречался с кем-то, кто находится, так сказать, вне закона. Скорее всего, с членом одной из банд, которых, насколько я понимаю, здесь хватает. – Ерохин, взглянул на старика, продолжавшего сидеть неподвижно, с непроницаемым лицом. – Если бы Вы могли рассказать об этом человеке, не опасаясь за его безопасность, Вы бы не пришли к нам, а сообщили все на общем собрании, или как тут называется, когда все жители поселка собираются вместе, для того, чтобы обсудить что-то важное.

Никто из присутствующих не пытался что-то сказать, все взгляды были обращены на капитана. Коллеги смотрели с любопытством и интересом. В глазах старика была почти ненависть.

– Этот Ваш знакомый, либо сообщил вам о том, что он спрятал где-то, в месте которое Вам известно, что-то ценное и важное, чтобы в случае чего, вы смогли передать то, что он спрятал его друзьям. А возможно, он даже не сообщил, а передал это ценное и важное Вам, чтобы Вы все сохранили до нужного момента.

Старик ни разу не пошевелился, не отвел взгляд.

– Уверен, что то, о чем рассказал или передал вам Ваш знакомец, это оружие, причем достаточно большое количество, – Ерохин загнул один палец на руке, – возможно деньги, возможно какие-то золотые побрякушки, награбленные за время войны. И вполне может быть, там есть еще и какие-то документы, которые могут, скомпрометировать этого Вашего знакомого, но которые он хочет сохранить, до того момента, когда, как он считает, придет время пустить в ход спрятанное оружие.

Ерохин по очереди загнул еще три пальца.

– Это так? – спросил Тимирбек у старика. – Наш гость ведь сказал правду?

Старик отвел взгляд от трех служителей закона и уставился куда-то перед собой.

– Можете арестовать меня. Я не мог молчать дальше, видя, что происходит и потому пришел. Но сказать больше я тоже не могу.

Широко улыбаясь, Ерохин откинулся к спинке дивана, и, развалившись самым непочтительным образом, закинул ногу на ногу.

– Завтра, к обеду, сюда прибудет специальная группа с обученными собаками. Они облазят все горы и найдут где спрятано все это дерьмо, из-за которого уже погибли четыре человека. И неизвестно, сколько погибло бы еще, потом, когда ваш знакомый, имя которого вы так тщательно оберегаете из-за данного вами слова, забрал бы оставленное и пустил в ход. Думаю, он не из тех, кто гнушается направлять оружие на мирных жителей. Но что-то подсказывает мне, что его имя, совсем не долго, будет продолжать оставаться тайной. Я почти на все сто процентов уверен, что какие-то документы, или что-то указывающее на него, там есть. Иначе, Вы бы так уж не скрытничали.

Старик сидел с непроницаемым выражением на лице. Расплывшись в улыбке еще шире, Ерохин кивнул.

– Вы, наверное, думаете, что собаки ничего не найдут. Горы-то огромные. Найдут, не переживайте. Эти собачки такие нюхастые. Они оружие где угодно учуют. Их так обучают, что они настоящие чудеса потом творят. Даже сквозь запаянный металлический контейнер, и то унюхивают запах оружейной смазки и пороха. День, два, неделю будут искать, но найдут.

Плечи старика едва заметно поникли. Сейчас он действительно выглядел совсем старым.

Ерохин поднялся, следом за ним встали Салих и Тимирбек.

– Спасибо за помощь, – весело сказал Ерхин, опередив уже открывшего рот, растерянного Салиха. – Я так понимаю, беседа наша окончена, ничего больше Вы нам сообщить, по-прежнему, не желаете. Тогда, не смеем больше Вас задерживать.

– Вы меня не арестуете? – в голосе старика прозвучало удивление.

Добродушно улыбнувшись, Ерохин пожал плечами.

– А за что же нам Вас арестовывать? – он помотал головой. – Все, что я сказал, это же просто предположения. Вот, когда барахлишко вашего приятеля найдут, тогда, возможно, у нас с вами будет другой разговор. А сейчас это чистой воды фантазии.

Старик поднялся и как-то непривычно ссутулившись, направился к двери. Прошаркав, до конца комнаты, он скрылся в прохожей, и спустя несколько секунд, сидевшие за столом услышали, как хлопнула входная дверь.

– Не буду тратить время на хвалебные речи, – ухмыльнулся Тимирбек. – Но у меня два вопроса. Во-первых, неужели собаки и впрямь смогут найти то, что спрятано в горах? Тут территория-то и впрямь огромная, да и спрятали, то о чем ты говорил, наверняка со знанием дела. Не зря же знакомый старика притащился в такую глушь. Значит место надежное. А, во-вторых, кто убийца нам по-прежнему не известно. Теперь только мотив ясен – корысть.

Ерохин потянулся, расправляя плечи. Он выглядел, не то чтобы довольным, но глаза горели азартом.

– Отвечаю по порядку. – Он улыбнулся. – Нет никаких собак. Нет, может, конечно, и есть какие-то такие группы. В аэропортах, например, есть собаки, которые обучены оружие искать, наркотики. Но никто горы, естественно, прочесывать не будет. Я все выдумал.

Он засмеялся.

– Но нам собаки и не понадобятся. Старик сам покажет нам нужное место. Придется нам сегодня ночью прогуляться.

Салих недоверчиво посмотрел на капитана.

– Думаешь, он пойдет туда?

– Конечно. Даже если там нет никаких документов, я же не могу с уверенностью сказать, есть ли они и была ли действительно необходимость прятать вместе с остальным бумаги, старик постарается забрать хотя бы часть припрятанного, а заодно проверить, нет ли там и в самом деле чего-то компрометирующего его приятеля. Он возьмет с собой деньги, драгоценности, может даже часть оружия – все, что сможет унести. Он же связан словом, – Ерохин подмигнул. – Времени у него до завтра, как он считает. Так, что ночью он пойдет туда, а мы его проводим.

– А что насчет убийцы? – Тимирбек с улыбкой смотрел на «неверного». Не зря он настоял, чтобы прислали человека «со стороны».

Ерохин пожал плечами.

– Если ночью все пройдет гладко, завтра Салих устроит «сходку» или общий сбор, не знаю, как тут у вас это называется. Убийцей двигало желание обогатиться, то есть жадность. Вот она-то, будем надеяться, его и погубит.

–

Ночь выдалась ясная и очень холодная. Налетающие порывы ветра пробирали до костей. Старик, закутанный в длинную темную бурку, вышел из дома около часа ночи. Оглядевшись по сторонам, он достаточно бодро для такого почтенного возраста зашагал к окраине поселка, опираясь на толстую палку. Старик старался держаться в тени. Открытые участки он проходил насколько можно быстрее. Вокруг было тихо. Ни одно окно во всем селении не горело. Собаки, заслышав шаги, иногда начинали ворчать, но признав своего, спокойно укладывались спать дальше.

Старик поднимался по уходящей вверх тропе, не останавливаясь передохнуть или отдышаться. Некоторое время спустя, он свернул с тропы и осторожно пробираясь в ночной темноте между стволами деревьев, уверенно направился, явно хорошо знакомым ему путем, к месту скрытому в части гор, куда обычно не ходят местные жители. Старик блуждал между склонами гор около часа. Наконец он остановился возле почти отвесного участка горной стены, которую, как густой забор, закрывал кустарник высотой чуть выше человеческого роста. Старик дошел до места, где кусты немного расступались. Осторожно раздвигая ветки, он протиснулся сквозь них. За кустами захрустело и зашуршало. Подобравшиеся совсем близко «преследователи» разглядели сквозь почти оголившиеся ветви кустов, как старик разгребает валяющиеся на земле сухие сучья, засыпанные опавшей листвой. Расчистив участок, примерно в два квадратных метра, старик достал из мешка, который он тащил с собой, саперную лопату. Покряхтев и потыкав лопатой в землю под ногами, он подцепил и приподнял довольно толстую крышку, привалив ее к горной стене, вплотную примыкавшей к месту, где был устроен тайник. Включив фонарик, извлеченный из того же мешка, старик, встав на колени, свесился в открытое им отверстие. Он извлек из тайника сверток, завернутый в целлофан. Достал две металлические коробки и затем еще один сверток, чуть поменьше, чем первый. Расправив на земле мешок, старик приготовился сложить все, что достал, в него.

– Помочь? – Тимирбек посветил фонариком на сложенные на земле вещи. Старик замер.

– Решили не беспокоить собачек. Погода сырая, холодная, чего их по горам гонять, простудятся еще, – подходя ближе, ухмыльнулся Ерохин. Он взял один из свертков и посветил фонариком на плотный целлофан. Содержимое тускло поблескивало в свете фонаря. – Как думаете, сколько здесь жизней? – взвешивая на руке, довольно увесистый пакет, поинтересовался капитан. Ведь ваш знакомый, навряд-ли грабил ювелирные магазины. Грабители ювелирных, обычно, не имеют такого арсенала боевого оружия, которого хватит на то, чтобы обеспечить целый отряд. – Он кивнул на вытянутые ящики и коробки, находившиеся в тайнике. – Тут и патронов вполне достаточно, чтобы отправить на тот свет жителей десяти, а то и больше, таких поселков как ваш.

Старик ничего не отвечал. Глядя перед собой, он беззвучно шевелил губами.

– Думаете, Аллаху угодна Ваша молитва? – спросил Ерохин.

Всю дорогу старик шел молча. Лишь у самого дома Салиха, где было решено держать арестованного, до момента отправки в город, он негромко произнес несколько слов по чеченски, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Я всегда был уверен, что умру там же, где и жил, – перевел для Ерохина Тимирбек.

Старик сокрушенно покачал головой и вошел в дом, вслед за участковым.

–

Утром Салих обошел несколько домов и объявил, что вечером будет сход. Новость, как и во всяком небольшом населенном пункте, разлетелась стремительно, охватив всех жителей, дав повод пообсуждать и построить догадки, что же явилось причиной.

Несмотря на холодную погоду, сход устроили под открытым небом, во дворе школы. Собравшиеся, а присутствовали, как заметил Ерохин, исключительно одни мужчины, стояли спокойно, никакой суеты, нетерпеливых выкриков и нервозных перешептываний, да и каких-либо других признаков нетерпения и возбуждения, не наблюдалось. Здесь умели ждать с таким же достоинством, без всплесков излишней эмоциональности, как и делать все остальное.

Салих попросил двух стариков, с которыми он предварительно переговорил, начать сход. Старики, после соблюдения всех обычных процедур приветствий, объявили, что сегодня их односельчанин, являющийся законным представителем власти и два его коллеги, сделают важное объявление по волнующему всех вопросу. Имеющему, для каждого из собравшихся, важнейшее значение, так как дело касается, в первую очередь, чести жителей поселка.

После несколько высокопарной, но видимо необходимой, по местным обычаям, речи, слово взял, наконец, молодой, но зато обличенный законной властью, участковый. Салих сообщил, что причина, по которой произошли убийства уважаемых всеми старых жителей селения, установлена. Вкратце рассказав о находке тайника с оружием и ценностями, Салих сообщил, что, не далее как завтра, все найденное будет извлечено из тайника, пересчитано и внесено в протокол, по всем правилам. После чего, он лично, вместе с его уважаемым коллегой из Москвы, оказавшим неоценимую помощь в этом деле, доставит все это добро в город. В конце речи Салих уточнил, что убийца пока остается неизвестным, и следствие по делу будет продолжено. Но, по крайней мере, заверил он, преступлений больше не будет, так как убийца совершал их в надежде нажиться. В самом конце собрания, слово взял Тимирбек. Он сообщил, что в связи со служебной надобностью, он вынужден на несколько дней отправиться в Грозный, но как только он разрешит неотложные дела там, то сразу же вернется и расследование будет продолжено. Убийца непременно будет найден. В завершении следователь тоже выразил благодарность коллеге из Москвы.

Стоя в довольно тоненьком камуфляже, как сказал Тимирбек, для солидности, и, околевая от холода, Ерохин, неотрывно смотрел на лица собравшихся, и слушая довольно пространные речи каждого из выступающих, сопровождаемые беспрестанными отступлениями о чести, о законах и заповедях предков и воззваниями к Аллаху, пытался, поначалу, уловить перемены в поведении кого-нибудь из присутствующих, или хоть что-то подозрительное. Но спустя уже десять минут, плюнул на это дело. В каком-то другом месте, во время подобных мероприятий, заметить, что кто-то нервничает или проявляет какие-то признаки необычного поведения, обычно, мешает, как раз всеобщее возбуждение и активность большинства собравшихся. Здесь же, лица собравшихся, все как одно, на протяжении всей встречи оставались сдержанно-невозмутимыми и определить, какие мысли и чувства обуревают того или иного обитателя горного селения, было совершенно невозможно. Стуча зубами от холода, капитан с нетерпением ожидал конца затянувшегося схода, завидуя одетым тепло и добротно, в соответствии с проклятой погодой, горцам. Все, что нужно, было уже сказано, но суеты и спешки здесь не любили, и приходилось терпеть, стараясь, хотя бы не дрожать слишком явно, чтобы не уронить себя в глазах собратьев чеченцев.

–

Ранним утром уазик Тимирбека отъехал от дома участкового и направился в сторону дороги, ведущей к Шали. Улицы поселения были такими же тихими и безлюдными, как и обычно. Ерохину казалось, что местные жители вообще крайне редко покидают свои дома и делают это исключительно по необходимости. Даже дети, которых наверняка в поселке было не мало, попадались ему на глаза за четыре дня, проведенных здесь, всего несколько раз. Не то чтобы капитан вел какой-то уж слишком разгульный образ жизни в Москве, но от такой размеренности, однообразия и какого-то медлительного, почти застывшего существования его одолевало уныние. Все-таки он и впрямь пришелец из другого мира. Каждому свое. Нужно родиться или прожить достаточно долго в подобном месте, чтобы научиться нормально, как должное, воспринимать здешнюю жизнь, и возможно, даже проникнуться и полюбить ее.

Наскоро перекусив, в начале одиннадцатого, Ерохин и участковый уселись в видавший виды милицейский уазик Салиха, как понял Ерохин, самую распространенную и приемлемую здесь модель автомобиля, и направились в горы. Доехав до места, где с тропы нужно было сворачивать в лес, и соответственно дальше идти предстояло пешком, милиционеры вылезли из машины.

– Ящики, наверное, тяжелые, намучаемся, пока перетаскаем их все к машине, – сказал Салих. – Нужно было попросить кого-нибудь помочь.

– Да, ладно, справимся. Не возвращаться же.

Перебрасываясь, время от времени, отдельными фразами капитан и участковый продвигались все дальше в лес.

Наконец, впереди показалась отвесная стена с растущими перед ней кустами.

– Поближе нельзя было свой чертов тайник устроить, – проворчал Ерохин.

– Поближе его мог кто-нибудь обнаружить. Сюда-то точно никто не ходит, если только случайно забредут.

– До вечера провозимся с ящиками. Придется две, а то и три ходки делать.

Открыв тайник, принялись доставать коробки с патронами, затем вытащили и с шумом опустили на землю первый ящик с оружием, оказавшийся и впрямь очень тяжелым. Неподалеку от кустов хрустнула ветка. Послышался металлический щелчок, потом возня, звук удара, вскрик и рычание.

– Попался! – торжествующе сказал Тимирбек.

Ерохин и Салих выбрались из-за кустов. Отдувающийся, после борьбы, Тимирбек, сидел верхом, на скрежетавшем зубами, предпринимавшем отчаянные попытки вывернуться из-под него, крепком молодом мужчине. Поверженный яростно скреб землю пальцами рук, что-то угрожающе выкрикивая по чеченски. В нескольких шагах в стороне от них валялось охотничье ружье задержанного.

– На тебя, Турпал, наверное, никогда бы не подумал, – презрительно сказал Салих.

Придавленный к земле мужчина посмотрел на него и на капитана с нескрываемой ненавистью.

– Почему? – Салих пристально посмотрел на односельчанина. – Неужели это стоило четырех жизней?

– Четырех жизней? – Турпал насмешливо скривил лицо. – А сколько жизней отняли те, кто сюда все это упрятал? А сколько жизней загубила война? Что военные, что бандиты, все они убийцы, одни не лучше других.

– Ты убил беззащитных стариков. Пытал их. Ради наживы, – Салих гневно сверкнул глазами. – Своих односельчан. Тех, кто знал тебя с детства.

– Они свое отжили. А я хотел нормальной жизни. У меня молодая жена. Я хотел уехать из проклятого селения. Начать новую жизнь. Я всю жизнь прожил в нищете. Хотел пожить, наконец, как человек.

– Как человек?! – с презрением глядя на него, сказал Салих. – Да ты не человек. Ты жадная мразь, недостойная ходить по этой земле. Как бы ты мог начать новую жизнь? Тебе нигде не было бы ни покоя, ни счастья.

– А как ты думаешь, Салих, если бы те, кто здесь все это оставил, вернулись, кого они прикончили бы в первую очередь? – Турпал хрипло рассмеялся. – Думаю, ты умирал бы долго и мучительно. Возможно, я спас твою жизнь. Хотя, они могут вернуться, чтобы отомстить, – он вновь рассмеялся и Тимирбек с силой заехал ему локтем по спине. Звякнули наручники. Турпал резко дернулся всем телом и повалил Тимирбека на землю. Выхватив нож из отворота сапога, Турпал хотел полоснуть себя по горлу, но Ерохин, скорее инстинктивно, чем осознанно, бросился вперед и перехватил его руку. Все произошло настолько быстро, что ни Тимирбек, ни Салих не успели даже толком ничего разглядеть. Турпал попытался вырвать руку. Но проклятый приезжий держал крепко. Турпал заорал как раненый зверь, и дернул рукой, сжимающей нож в обратную сторону от себя. Ерохин, удерживавший руку преступника, чтобы не дать ему совершить самоубийство, не ожидал, что тот ударит в обратную сторону. Рука Турпала, сделав резкое движение назад и в бок, так же резко и быстро опустилась вниз. Ерохин почувствовал резкую боль в ноге. Нож вошел в бедро. У Капитана все поплыло перед глазами. Казалось, что ногу засунули в костер и поджаривают.

Салих, и поднявшийся с земли Тимирбек, набросились на убийцу одновременно. Щелкнули наручники.

– Аааа! – заорал Турпал, как дикий зверь и забился в руках Тимирбека. – Ааааа!

– Не успокоишься, отправлю капитана с Салихом в город, а сам отвезу тебя обратно в селение и оставлю с твоими односельчанами на пару часов. А потом, скажу, что понятия не имею, кто мог тебя так изуродовать, перед тем как прикончить, – сказал следователь.

– Сука, – прошипел Ерохин, кривясь от боли, пока Салих перевязывал ему ногу большим белым платком, который достал из кармана камуфляжной куртки, – продырявил мне ногу, и сам же еще и орет.

– Он кричит, потому что ты помешал ему себя убить, – затягивая повязку, сказал Салих. – Он знает, что куда бы он ни попал, в любой тюрьме за то, что он сделал, наши с ним рассчитаются так, что смерть будет казаться настоящим избавлением.

– Ну, от меня он сочувствия точно не дождется, – кривясь от боли, ухмыльнулся Ерохин. – А у тебя отличный носовой платок. Или это походная простыня?

Салих улыбнулся.

– Моя мать всегда кладет мне его, на удачу. Чтобы я не надел, она обязательно кладет этот платок в карман. Не знаю, насчет удачи, но как видишь, пригодился.

– Передай ей от меня спасибо, – сказал Ерохин. – Надеюсь, посторонний мужчина может выразить вашей женщине благодарность?

Салих улыбнулся.

– Конечно. Ей будет приятно.

Тимирбек с Салихом убрали ящик с оружием и патроны обратно в тайник и закрыли крышку.

– Завтра приедем сюда с людьми из Шали, заберем все, – сказал Тимирбек.

Обратный путь через лес показался Ерохину бесконечным. Его мутило, тело покрывал липкий, холодный пот, от чего он сильно мерз, и его бил озноб. Каждое движение причиняло невыносимую боль. Ногу как будто пронзало раскаленной спицей. Тимирбек вел арестованного. Турпал шел, низко наклонив голову, то и дело спотыкаясь. Следователь подталкивал его, при этом что-то угрожающе говоря по чеченски.

В машине Ерохин отключился. Он не то чтобы потерял сознание, но то и дело проваливался в какую-то кружащуюся серую муть, а затем выныривал из нее. Боль не отпускала ни на минуту. Ерохин сжимал зубы. Когда, наконец, доехали до шалинской гордской больницы, и врач, осмотрев рану, вколол ему обезболивающее, Ерохину показалось, что это самый прекрасный момент во всей его жизни. Глаза начали слипаться, и капитан, наконец, погрузился в глубокий сон.

В больнице Ерохин провел четыре дня. Рана была не слишком серьезная. Нож прошел через мягкие ткани удачно, не задев кость и крупные артерии, но, вероятно, из-за того, что пришлось долго идти по лесу, и нечем было обработать рану сразу, нога воспалилась, и пришлось колоть антибиотик.

– Съездил в командировку, – сказал Ерохин, навестившему его, Тимирбеку. – В ноге дырка, задницу всю искололи.

– Ты молодец, Александр. Настоящий мужчина. Ты теперь свой человек в горах. – Тимирбек улыбнулся. – Уверен, в следующий раз, все пройдет без неприятных происшествий.

Ерохин засмеялся.

– Нет уж, давай лучше в следующий раз ты в Москву приезжай. У нас там своих злодеев хватает, знаешь ли. Бери с собой Салиха и будете московской милиции помогать преступников ловить. Долг платежом красен.

Тимирбек улыбнулся.

– Спасибо тебе. Ты, правда, нам помог. Я рад, что мы познакомились.

– Я тоже рад. Но не стану врать, еще я ужасно рад, что возвращаюсь домой. И притом, почти целый.

–

Щелкнул замок. В коридоре послышался шум, шуршание одежды. Несколько секунд спустя в комнату, прихрамывая, вошел муж. Марина подняла глаза от книги, скользнула равнодушным взглядом и снова вернулась к чтению.

– Меня не было десять дней. Даже не спросишь, как съездил? – подойдя к кровати, насмешливо спросил он, снимая и бросая грязную одежду прямо на пол.

– Зачем? – она вновь равнодушно посмотрела на него.

–Действительно, – ухмыльнулся Ерохин, и хромая направился в сторону ванной. – Меня, кстати, даже ранили. Хотя, наверное, на это тебе тоже наплевать.

Марина ничего не ответила.

– В ближайшее время майора получу, – оглянувшись, сказал Александр.

Марина перевернула страницу.

– И что? Это что-то изменит?

Он иронично улыбнулся.

– Ну, оклад будет больше. Может, премию дадут. Я ж теперь герой! Получил ранение при исполнении.

– В твоей работе это что-то изменит? – не отрываясь от книги, спросила она.

– Ничего.

– Значит, ты и дальше будешь работать в своем обожаемом отделе, и спасать мир, ловя сумасшедших убийц.

– Да, – Ерохин пожал плечами. – Буду и дальше спасать мир.

Марина тоже легонько дернула плечиком и перевернула следующую страницу книги. Она была как всегда необыкновенно хороша и как обычно холодна и недоступна, как будто находилась не здесь, рядом с ним, а где-то за сотни тысяч световых лет. На миг она подняла глаза, и посмотрела на мужа пустым взглядом.

– Тогда зачем ты мне об этом говоришь?

– Знаешь, – Ерохин усмехнулся, – у чеченцев отношения между мужем и женой очень сдержанные, они не выставляют чувства напоказ. Прямо как мы с тобой. Разница только в том, что у них взаимное уважение между супругами, а у нас ни чувств, ни уважения. Одна сдержанность.

Марина сменила позу и легла поудобнее, подперев голову согнутой в локте рукой. «Интересно, в конце концов, я все-таки убью ее или так всегда все и будет?». Ерохин очень аккуратно прикрыл за собой дверь. Сейчас он чувствовал себя истинным сыном гор. Если он не сдержится, то вырвавшиеся наружу эмоции потом уже очень тяжело будет обуздать. Нужно, по возможности, избегать конфликта, иначе может полыхнуть так, что гореть будет невероятно сильно и горячо.

Глава 21

– И чего, Волошина теперь стала заядлой хоккейной болельщицей? – ухмыльнулся Генка, пониже натягивая вязаную шапочку на покрасневшие уши. Леля пожала плечами и улыбнулась.

– Не знаю. Может, ей правда нравится смотреть, как играют.

– Чего-то я раньше не замечал за ней особой любви к хоккею, – Генка поежился от холода.

Погода совсем не располагала к нахождению на улице. Но после школы они вместе дошли до Лелиного подъезда и единственной возможностью оттянуть время расставания, было немного поболтать, невзирая на премерзкие погодные условия.

– Может, в субботу в кино сходим? – Генка с надеждой посмотрел на Лелю, скрывшуюся от ледяного ветра в отороченном пушистым мехом капюшоне куртки. Черт, ну почему он никак не может решиться признаться ей? Может, он боится услышать, что его чувства безответны? Генка потер заледеневший нос. На какие только жертвы человек не идет ради любви? Готов терпеть и холод, и бесконечные нападки зловредной Волошиной, когда она не занята хоккеем и ходит вместе с ними.

– Родители хотели в субботу поехать к каким-то друзьям отца. Если, вдруг, что-то изменится, и мы не уедем, тогда можем сходить.

Генка шмыгнул носом. Интересно, что случится раньше: он замерзнет насмерть и свалится к ее ногам, обмороженным, бездыханным трупом, или она сама решит уйти домой?

Послышался звук мотора подъехавшей машины. Мотор умолк. Хлопнула дверца. Чуть повернув голову, Леля замерла, с приоткрытым ртом. Лицо стало напряженным, и на щеках заалел яркий румянец.