Волшебная зима. Сборник рассказов

– Спасибо, нет, не стоит, – твердо ответила она.

– Пожалуйста, – весело настаивал он, что уже начинало быть неприличным. – Комфорт и безопасность я гарантирую. И погреетесь немного. У меня тепло, а у вас тут холод, как в подвале, воспаление легких подхватить можно. Надо же, какая… – он наклонился над рыбкой и стукнул пальцем по стеклу. Рыбка как-то доверчиво ткнулась носом туда, где был его палец. Тут он внимательно посмотрел на стоявший перед аквариумом полный фужер, и на Маринин пустой, оставленный на ручке кресла. А потом на Марину. Она почувствовала, что краснеет самым идиотским образом.

Да какое кому дело? Она пьет шампанское, с кем хочет!

– Ну и так как насчет моего кофе? – повторил, улыбаясь, сосед.

Вообще-то, несмотря на потрепанный вид, он был не такой уж и противный. Марина не сразу поняла, почему. Оказывается, вопреки её подспудным ожиданиям, он него не пахло ни перегаром, ни немытым телом. Даже табаком, к которому она вполне терпимо относилась, и тем не пахло. Пахло каким-то дешевым одеколоном. Плохим одеколоном, но это меньшее зло – по сравнению с перегаром, например.

– Ответьте же что-нибудь… – вздохнув, попросил он.

– Пойдемте, – вдруг согласилась Марина.

В его квартире она с интересом огляделась. Минимум мебели и максимум беспорядка. Она это ожидала. На столе, рядом с выключенным паяльником, возвышается нечто, утыканное радиодеталями, и похожее на внутренности некоего устройства. Так, всё ясно…

– Вас, я знаю, зовут Марина Сергеевна. Меня… Можно просто Виктор.

– Очень приятно.

– Вас обязательно называть по отчеству?

– Нет, не обязательно.

Он снял с дивана какой-то картонный ящик.

– Извините, если что, и чувствуйте себя как дома. Хотите музыку?

Он засунул кассету в ту загадочную конструкцию на столе, которая оказалась магнитофоном, и откуда-то сверху заиграл блюз.

– Я понимаю, на взгляд женщины здесь не очень уютно.

– Нет, что вы, здесь очень мило, и главное, тепло.

– Мило? Спасибо. А ваша дочь говорит – редкостный бардак.

– Лена? Она здесь была?

– Она заходит иногда, к Игорю, К сыну…

– А-а, у вас есть сын…

Пожалуй, она припоминает такого длинного, худого и в очках, который в последнее время неизменно здоровается с ней в подъезде.

– Они, наверное, вместе учатся? Лена мне не говорила.

– Ну, не совсем вместе. Мой уже на пятом. Заканчивает. Вы пока поскучайте немного, я скоро. А вот это, хотите? Тут можно посмотреть картинки… – он не без колебания протянул ей стопку глянцевых журналов.

Марина взяла журналы и принялась листать. Определенно, они были на русском языке. С таким же успехом могли бы быть на арабском. Блестящие страницы, заполненные техническими текстами о чем-то совершенно непонятном. Тем временем из кухни запахло свежезаваренным кофе, и вскоре оттуда показался Виктор Сергеевич, или Виктор, с большим куском фанеры в руках, на котором помимо кофейника и чашек, отнюдь не кофейных, красовались ещё коробка с тортом и полулитровая банка с сахаром.

Вот это да! Муж Марины был эстет по натуре и человек искусства, и их общие друзья и знакомые тоже более или менее попадали под это определение. С экземплярами вроде Виктора Марина не сталкивалась практически никогда, как и с сахаром в банках.

– Вот, пожалуйста. Леночка говорила, что вы любите кофе с крупинкой соли. Я бросил.

– Спасибо.

А что еще, интересно, ему говорила Леночка?..

Он умеет варить кофе. Марина с удовольствием выпила свою чашку. А торт оказался свежим и вкусным. Теперь надо выбрать момент, чтобы поблагодарить и пойти домой. Но если честно, хотелось бы выпить ещё чашечку – это во-первых. А во-вторых – Лена. Марина невольно проникла в какую-то неизвестную часть дочкиной жизни, и теперь не могла вот так взять и уйти, ничего до конца не поняв.

– Ещё чашечку?

– С удовольствием, спасибо.

Он налил.

– Знаете, Марина, у вас просто потрясающие глаза. Синие-синие. Как море на закате.

Она засмеялась.

– Ну, что они потрясающие, я уже как-то слышала. Но чтобы море, на закате… И не подумаешь, что вы поэт.

– Какой там поэт. Просто я вырос на море. А глаза ваши я рассмотрел, когда – вы помните? – на лестнице на вас прыгнула кошка. Вот тогда ваши глаза раскрылись во всю их ширь, и я поразился, какие они синие.

– Я вспомнила. Это ведь вы напугали эту кошку?

– Я. Но нечаянно. Вы меня уже простили?

Марина хохотала, чуть не расплескав кофе.

– Знаете, я … – неуверенно начал он и замолчал.

– Что – "вы"?

–С того самого дня мне хочется, чтобы вы сидели рядом и смеялись. Не хмурьтесь. Я не хочу смущать вас. Ничего, совершенно.

Он сам на мгновенье смутился, и шутливо продолжил:

– Но я не верил, что это возможно. Вы были как… снежная королева. Которая никогда в жизни не снизойдет до меня.

– Я – снежная королева?.. – Марина даже растерялась. – Вы действительно так считаете?

– Считаю. Вы такая же красивая, гордая, и холодная.

– И как же вы осмелились?.. – усмехнулась она.

– Пригласить вас сюда? Понятия не имею. Я думал, что никогда не решусь. А сегодня вот… Сына нет дома. Я, не знаю, зачем, купил этот торт. Не есть же мне теперь его в одиночку. Вот я и подумал, а не попробовать ли мне пригласить вас, тем более что мы уже почти родственники?

– Это как?..

– Дочь разве вам не сказала?..

Вот это да. У Марины в груди появился противный такой холодок.

– Не сказала что?..

– Что они с Игорем женятся.

– Женятся?! Нет-нет, что вы. Ей рано замуж, – неуверенно засмеялась Марина.

– Сын дал понять, что всё решено, и попросил спонсировать кольца.

– Кольца?! Нет, вы что такое говорите? Вы сошли с ума, вы и ваш сын! Этого не может быть. Это нельзя, вы с ума сошли!

– Вы правы, конечно, – пожал плечами Виктор. – Но это не я женюсь. А что касается сына… Согласитесь, в его годы, жениться – нормальная форма сумасшествия.

– В его годы – может быть. Но ей восемнадцать лет! Я не разрешаю ей выходить замуж в таком возрасте!

Она вскочила, и фанера-поднос полетела бы на пол, если бы её не подхватил Виктор. Он смотрел на Марину снизу вверх, растерянно и с некоторым раскаянием.

– Ну, простите меня, я не думал. Успокойтесь же, выпейте кофе!

– Да идите вы к черту со своим кофе!!! К черту! Вместе с сыном!

Она ещё что-то кричала, тут же забывая, что именно. И где-то в самой глубине души ей было очень стыдно за это, но она ничего не могла с собой поделать. Он усмехнулся, и, поднявшись, крепко взял её за плечи. А она вдруг растерялась, замолчала.

Он сказал:

– К черту – это далеко. Как же я брошу вас тут в таком состоянии? Нет, не могу, не просите.

Она начала всхлипывать, и тогда Виктор притянул её к себе и крепко поцеловал. Руки у него оказались очень сильными – не вырвешься, сколько ни бейся. Правда, она и не пыталась. Возмутилась уже потом:

–Нет, что вы делаете?

– Хороший вопрос. Вам, что ли, лучше?

– Это глупо.

– Уж простите. Я просто растерялся. Не умею я… с истеричками…

– Вам хорошо, у вас сын. Посмотрела бы я на вас, если бы ваша дочь, в восемнадцать лет…

– Н-да… Ну ничего. Разберемся как-нибудь.

Он принес из кухни початую бутылку красного вина и пару граненых стаканов. Плеснул понемногу в каждый.

– Вульгарно для благородного напитка. Извините. Но весь хрусталь достался моей бывшей, а мне, честно говоря, всё равно.

– Ерунда, – она грустно улыбнулась. – Я ведь тоже бывшая, которой достался хрусталь.

Вино было терпко-сладким и очень вкусным.

– Простите за нескромный вопрос. Сколько вам было лет, когда вы вышли замуж?

Он, щурясь, смотрел на нее, и глаза его смеялись.

– Почему вы спрашиваете?

– Судя по вашему виду, вам было пятнадцать. Или тринадцать. Или вообще десять.

– Не говорите глупости. Лена родилась, когда мне было двадцать два.

– А замуж вы вышли?..

– В девятнадцать.

– Почти сходится. Это у вас наследственное, наверное. Хотите ещё вина?

Она протянула ему свой стакан.

– А где сейчас Игорь?

– Как – где? На базе, на лыжах катается.

– С Леной?

– Ну, конечно. Он её, похоже, одну никуда не пускает.

– Понятно. А у вас есть … какие-нибудь фотографии?

Снимков, совсем недавних, оказалась целая пачка, и почти всюду была её Лена с этим Игорем рядом. На одном – он держит её на руках. Она смеется, а он серьезный.

– Знаете, что? – улыбнулся Виктор. – Пока успокойтесь. Дождитесь дочку и спокойно поговорите. Спокойно. Хотя неплохо было бы её отшлепать, но я вам этого не предлагал. Тоже мне, секретная операция.

– Непедагогично, – Марина, наконец, тоже улыбнулась.

Она, как ни странно, успокоилась, и теперь ей не то чтобы было весело, но хотелось и улыбаться. Несмотря на то, что эта пигалица…

– Говорите, он купил кольца? Но ведь ей ещё так долго учиться.

– Сын заканчивает в этом году, а работа у него уже есть. И потом, это их решение. Сын у меня с детства привык отвечать за принятые им решения. Всё будет нормально.

– Вы думаете?

– Уверен. У меня хороший парень, честное слово.

Марина подняла голову и встретилась с ним глазами.

Вот ещё что – у него удивительный взгляд. Мягкий такой и теплый.

– Извините меня. Я отвратительно себя вела.

– Да бросьте. Ничего.

Да, наверное, нормально. Дочка собралась замуж. Но как она могла вот так – даже не намекнуть? Не кому-нибудь, а матери? Что-то случилось с ними после развода. Всем, чего уж там, было плохо. Но потом, казалось, наладилось…

Но если отец знает. Если ему она рассказала. Тогда… Нет-нет, не надо. Не надо даже начинать об этом думать.

– Хотите ещё чего-нибудь?

– Нет, спасибо. Я пойду домой.

– Как скажете. А давайте лучше я ещё разочек вас поцелую?

Она замерла.

Опять – его сильные руки, его теплое дыхание на своем лице?

Это, в сущности, было так здорово. Ей тоже хочется жить. Сейчас, не потом.

Полчаса назад этого человека для неё не существовало вовсе. А теперь он есть. Для неё. Почему – непонятно, но есть. И, что интересно, никто ей не нужен сейчас так, как вот именно этот, один-единственный человек…

Неужели так сразу – нужен?..

– Какая вы, все-таки, нерешительная, – усмехнулся он, и, опустив глаза, чуть не смахнул на пол один из стаканов.

– Давайте, – сказала Марина.

На следующее утро Иван Иваныч пришёл за рыбкой. Точнее, это было ближе к полудню, но Марину разбудил его звонок. Она машинально вынесла аквариум и пробормотала что-то в ответ на его благодарности.

А позже Виктор принес билеты в театр, на премьеру. Конечно, Марина была согласна. Хоть в театр, хоть… Просто придется вместо выходного бархатного платья надеть что-то попроще, потому что подходящего костюма у Виктора наверняка нет…

Они очень быстро всё решили. Интуиция, помноженная на жизненный опыт. К тому же глупо в их возрасте зря терять время. И вообще, Марина пришла к выводу, что в этом человеке, если перефразировать классика, прекрасно все, кроме одежды, – и душа, и мысли, и даже лицо, если посмотреть внимательно. А новые брюки, пиджак и пару-тройку рубашек она ему сама купит. И все дела! Что может быть проще, чем пойти и купить рубашки? И туалетную воду, обязательно. И лосьон, и… Да неважно! Услышь она в двадцать лет, что настоящая любовь придет к ней после сорока…

Да чего в жизни не бывает?! А дети пускай женятся, тогда одна квартира будет им с Виктором, другая – молодым. И потом, со стороны Лены было бы глупо упустить такого парня. Если он похож на своего отца, конечно.

Возвращаясь из магазина с сумкой продуктов, Марина решила, наконец, заглянуть к Ивану Иванычу. Звонок, другой – тишина, никакого ответа. Уборщица Оксана мыла лестницу. Она подняла голову и посмотрела на Марину.

– Так дед здесь больше не живет. Уехал.

– Как уехал? Не может быть!

– А чего удивляешься? Он ведь перекати-поле, нигде подолгу не задерживается.

– Да? А ты откуда знаешь?

– Знаю вот. У него семья живет на соседней улице – жена, сын, внуки.

– Семья?! Разве он не одинокий?…

– Какой одинокий. Просто жить с ним маета, дед ведь тот еще. Сам ушел, живет один. Может, снова в больнице? Дважды уже лечился. Да, видно, его не вылечишь.

– Что, ноги? – предположила Марина.

– Какие ноги? Голова, конечно. Незаметно разве? Так посмотришь – нормальный дед, а с другой стороны – какой он нормальный?

– Да брось! – изумилась Марина, – Он замечательный человек, умный, воспитанный!

– Во, во, умный и воспитанный. Говорят, такой мужик был! Видный, интеллигентный, ученый. Профессор биологии, что ли. Не был бы такой умный, может, жил бы, как человек. А то знаешь, на чем его заклинило? Он решил, что новую породу рыб вывел. Волшебных. Что, не поняла? Ну, которые кому разбитое корыто, кому ещё что – по желанию. Как у Пушкина. Вот и кочует он с места на место, а тем, кто ему нравится, рыб своих раздает. И врачей, видимо, дурит, потому что умный – те его отпускают всё время. Так, пропал человек. Ой, ну что же ты, у тебя из сумки молоко льется! Отойди-ка! Хорошо, что я тут с тряпкой!

Ирина Ваганова, «Чужой ангел»

Настроение было испорчено на все праздники. Да что там, на праздники – на всю жизнь. Мама сказала бы: «Не преувеличивай!». Грета не умела не преувеличивать, такой уж чудной характер – внешний штиль и внутренние шторма каким-то странным образом уживались в ней.

Проскочила мимо остановки. Неохота толкаться в маршрутке. Наверняка, какая-нибудь тётушка из цеха окажется в салоне и начнёт расспрашивать о подруге. «Тоже мне, подруга!» – сердилась Грета.

«Что, в конце концов, произошло?», – сказала бы мама.

Всё! Всё произошло, что могло быть плохого! Грета вспомнила красивое насмешливое лицо Катьки и полузабытое обращение:

– Гришка! Ты?

Именно из-за прозвища она отказалась от данного папулей имени Агриппина. Собственно, в ближайший наукоград уехала из посёлка, от фамильярных «Грипа, Груня, Глаша…». И вот, здрасте!

– Ты тоже здесь работаешь?

Тоже? Грета лучшая монтажница, три года платы собирает без брака, что большая редкость. А эта стрекоза и замужем побывала, и в столице счастья поискала, даже в модельный бизнес лезла. Теперь вот прискакала по проторенной Гретой дорожке в их НТО и делает вид, что удивлена встрече.

– Как, вы говорите, её зовут? – колкий Катькин смех, – да какая она Грета? Гришка, ты посмотри на себя!

Круглые Гретины щёки залил румянец обиды, глаза чайного цвета и чуть раскосого разреза сощурились, сдерживая слёзы.

– Ну, я не знаю, – рассуждала подруга, – Грета должна быть высокая, тощая, непременно с гладкими белыми волосами. Ты же полная противоположность!

Самое ужасное, что Катькины речи слышал их мастер Алексей. Он ждал окончания разговора, чтобы проводить новую работницу к её боксу и показать элементарные операции, которые та должна выполнять на первом этапе.

Лёша… Тихий скромный парень, который обычно скользил по цеху, не поднимая глаз на лица многочисленных девушек, никогда не отвечал на шуточки, тем более не заигрывал, оставаясь загадкой для всех. Теперь он широко улыбался, с любопытством разглядывая новенькую.

Лёша… Невысокий подтянутый сероглазый брюнет, который почему-то ассоциировался в Гретином сознании с князем Андреем Болконским. Неужели так сразу, с первого дня, ветреная Катька возьмёт его в оборот?

Грета спешила мимо нарядных витрин. Ни гроздья синих гирлянд, ни улыбчивые рекламные щиты, ни серебристые ветви ёлочек, ни объёмные снежинки на тонких шнурах не привлекали внимания. Хотелось поскорее к себе, броситься на диван, зарыться в подушки и прореветься как следует.

Вот он, величественный дом, называемый в народе «сталинским» – высоченные потолки, просторные лестничные площадки. Взбежала на четвёртый этаж, запыхалась немного. Звякнула связкой ключей.

– Звонарёва? – На один пролёт выше у окна стоял молоденький полицейский.

Грета судорожно кивнула, хотя это не её фамилия. Звонарёва Дина Петровна сдавала ей квартиру. Парень радостно заулыбался и сказал в сторону:

– Иди сюда, пришла твоя тётя.

Показалась девочка лет четырёх, одетая в белую шубку и такую же шапку. Глаза огромные, синие. Такие огромные, что не понятно, как они помещаются на белокожем личике. Участковый подхватил ребёнка, спустился и поставил девочку рядом с Гретой.

– Хорошо, что вы пришли, мне надо срочно… Короче, вот! – Он стянул с плеча лямку и передал девушке рюкзачок. – Тут её вещи. Мать в реанимации, больше никого из родственников на месте нет, все разъехались.

Полицейский, по-юношески перескакивая через ступеньку, побежал вниз и уже невидимый крикнул:

– Ключи от их квартиры я в карман рюкзака сунул. С наступающим!

Грета не ответила, она любовалась на ангела, поднявшего на неё чистейший небесный взгляд.

– Тебя как зовут?

– Мила.

– Меня Грета.

– А по-настоящему? Герда сказочное имя.

– Почему не сказала дяде, что я не Звонарёва?

– Ты мне понравилась.

– Круто! Заходи.

Девочка сама развязала шарф, расстегнула пуговки и выбралась из шубы. Завозилась с молниями сапожек, Грета помогла ей разуться.

– Есть хочешь? Иди, руки помой.

Сама прошла на кухню. Надо было всё-таки в магазин заглянуть, нечем ребёнка кормить. Хотя, кто же знал?

Мила забежала с упаковкой йогурта.

– Герда! Вот. Я из дома взяла.

– Молодец. Только я не Герда, а Грета. Булку будешь?

– Буду. Имя у тебя странное.

– Обычное имя. Можешь Ритой называть, если так удобнее.

– У нас в группе есть Рита. – Мила сидела за столом и осматривалась. – Она дерётся.

– Я не дерусь, – шутливым тоном сказала Грета.

– Хорошо, – серьёзно отреагировала девочка.

– Теперь надо позвонить Дине Петровне, пусть приезжает за тобой.

Хозяйка не отвечала, пришлось слать сообщение. Через несколько секунд булькнул ответ: «Я в Чехии. Роуминг. Выйди в скайп»

Только теперь Грета испугалась. Что же это получается? Куда девать свалившегося с неба ребёнка? Первой обожгла мысль о праздничном вечере с танцами и фуршетом. Она так рассчитывала на него! Непринуждённая обстановка, конкурсы, шампанское, музыка. Почти уверена была, что пригласит Лёшу на белый танец. Быть может, мастер проводит её до дома…

Препятствие в виде Катьки казалось теперь малозначительным.

В скайпе Звонарёва откликнулась быстро. Она не давала Грете слова сказать, застрочила не хуже швейной машинки «Зингер».

– Гретти, милая, ты так меня обяжешь… Пойми, совершенно не к кому обратиться… Пожалей крошку… Я обязательно возмещу тебе расходы.

– Дина Петровна, – вклинилась в словесный поток Грета, – я домой хотела на праздники поехать. Куда же я с ней? Всем не объяснишь, откуда взяла ребёнка.

Её доводов не услышали. Хозяйка, заверив, что при первой возможности поменяет билет и вылетит в Россию, пробормотала ещё несколько бессмысленных фраз и переключилась на Милу, которой велела во всём слушаться тётю и вести себя хорошо.

Желание прореветься вернулось с новой силой.

Вечер провели в хлопотах. Девчушка аккуратно раскладывала и развешивала нехитрое имущество. Грета нашла в комнате, где хранились хозяйские вещи, одеяло, подушку и постельное бельё для Милы, устроила ей гнёздышко на раскладном кресле.

Включили «Спокойной ночи, малыши». Ребёнок сидел с застывшим лицом, как будто на экране не мультик показывают, а гипнотизёр сеанс проводит.

– Ты о чём-то задумалась? – начала разговор Грета.

Девочка встрепенулась и спросила:

– Что такое реанимация?

Присев на корточки рядом с ней, Грета погладила худенькое плечико и соврала:

– Представления не имею.

Лицо Милы дрогнуло, она не верила. Грета стала оправдываться, говоря быстро и путано:

– Я никогда не была в реанимации. Думаю, это что-то хорошее. Где помогают людям, если им требуется помощь. Почему ты спрашиваешь?

– Дядя Серёжа, когда пришёл за мной в садик, сказал, что мама уехала, а меня велела отвести к тёте Дине.

– Кто такой дядя Серёжа?

– Милиционер, который меня привёл.

– Ты с ним знакома?

Мила пожала плечами.

– Мама, наверное, знакома, – наклонилась ближе и таинственным тоном сказала, – Я слышала, как воспитательницы шептались, что у моей мамы с сердцем плохо.

– Да?

– Она иногда так делает, – девочка приложила ладошку к груди и сдавленно проговорила, – «Моё сердце не выдержит!» Оно не выдержало?

– Милая моя! – Грета обняла ребёнка и зашептала: – мы с тобой обязательно разузнаем. Поверь, всё будет хорошо. Скоро мама заберёт тебя.

– Мне здесь нравится, не обижайся.

– Да, что ж тебе нравится? Славная девочка. Давай спать.

Грета так рано никогда не ложилась, но сегодня решила подать пример. Она смотрела, как по натяжному потолку скользят отсветы фар проезжающих мимо машин, и прислушивалась. Девочка сначала тихонько всхлипывала, потом стала шептать. Слов разобрать невозможно, впечатление, что ребёнок кого-то убеждает. Хотелось встать, подойти и посидеть рядом, но Грета не знала, что говорить и как успокоить.

Утром, когда они уже собрались выходить, затрезвонил телефон. Грета подскочила от неожиданности. Она не пользовалась аппаратом, стоящим в прихожей на тумбочке и относилась к нему, как к предмету интерьера. Трубку подняла. Оказалось, звонят из больницы по просьбе матери Милы. Грета уверила собеседника, что с девочкой всё хорошо, и постаралась расспросить о самочувствии больной.

– Ну вот, видишь, – сказала она, кладя трубку, – а ты переживала…

– Мама? Почему ты мне не дала поговорить?

– Это доктор. Твоя мама попросила его позвонить нам и успокоить тебя. Ей пока не разрешают ни с кем разговаривать. Врачи очень строгие, ты же знаешь.

– Врачи добрые, – не согласилась девочка.

– К детям добрые, конечно, а с взрослыми им надо построже, а то будут то и дело болеть.

– Значит, она болеет?

– Чуть-чуть, но скоро поправится. – Грете стало неловко от полного надежды взгляда Милы и она заторопилась, – пойдём, а то я на работу опоздаю.

Детский сад, куда ходила девочка, оказался неподалёку. Воспитательница оглядела Грету с головы до ног и сказала строго:

– У нас короткий день. Заберёте не позже двух, спать укладывать не будем.

Грета механично кивнула и поплелась на работу. Она уже мысленно простилась с мечтой отпраздновать Новый Год в компании сотрудников, а теперь стало понятно, что даже на официальную часть, где ей должны вручить грамоту за отличную работу, она не попадает. «Может, оно и к лучшему, – уговаривала себя, – лишь бы не видеть Катькиных потуг по охмурению мастера». Увидеть всё-таки пришлось. Отработав, как положено, до обеда, Грета вышла за ворота предприятия и услышала:

– Гришка! Давай к нам! – приоткрыв дверь тёмного Фольксвагена, улыбалась Катька, – иди скорей, не тормози! Лёша подвезёт нас.

Грета подчинилась, хотя сразу пожалела об этом. Сидя на заднем сидении и слушая трескотню подруги, она грызла себя: «Зачем я только согласилась? Мало унижений?» То, что Катька на второй день работы оказалась в автомобиле начальника, было за гранью понимания.

Ничего не могла поделать с собой, не отводила взгляда от профиля Алексея. На Катьку Лёша как будто не обращал внимания, но и на Грету в зеркало не смотрел. Не реагируя на болтовню пассажирки, слегка поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, отслеживал пути других автомобилей и особенно безрассудных пешеходов, забывших вдруг все правила и ныряющих под колёса в самых неожиданных местах.

– Супер, Лёша! Ты просто молодец, что нас с Гришкой подбросишь! Мы ж девушки, должны нафуфыриться, а времени так мало! – тронула Катька локоть водителя и тут же повернулась назад, – Ты новое платье купила? Моё увидите, обзавидуетесь! Вырез во! Честное слово! Я в нём – звезда, хоть сейчас на красную дорожку!

У Греты в голове вертелась шутка про красные фонари. Смолчала, подавляя растущее раздражение.

– Остановите здесь! – громко сказала она, – мне за ребёнком в садик.

– Что?! – Катька вытаращила глаза. – У тебя ребёнок?

Грета не ответила. Дождалась, когда Лёша затормозит, и вышла, буркнув:

– С Новым годом вас.

Побежала, не оглядываясь. Ей казалось, что Фольксваген стоит, а Катя и Лёша смотрят вслед, мусоля странную новость. Хотя, зачем им стоять? Времени не так много. Подруга спешит, ей надо в порядок себя привести, и Алексею, наверное, не терпится надеть новый костюм и яркий галстук, чтобы соответствовать.

Потянулись праздничные дни. Спали до полудня, смотрели телевизор, гуляли. Игрушек в доме не было, свои девочка не захватила. Грета хотела купить что-то, но Мила не соглашалась. Она вела себя не так, как, по представлениям Греты, должен бы вести себя четырёхлетний ребёнок. Печальные льдинки большущих глаз наводили на мысль, что как раз из таких белокожих малюток вырастают снежные королевы. «А я так и останусь навеки Гердой, потерявшей своего Кая».