Свет во тьме. Книга вторая. Великий Восток

Под ними и над ними простирались каменные толщи. Они потеряли представление о времени. Особенно жутко бывало, когда Солдат уходил за водой. Стараясь подавить страх, Девушка тихонько напевала, разговаривала с Катей, а та, стараясь не шевелить губами, отвечала нечленораздельным бормотанием. Возникало опасение, которое они не высказывали вслух: вдруг Солдат не вернётся – бросит их или заблудится. В нетерпении ждали его возвращения, но время словно растягивалось, тянулось бесконечно медленно.

Солдат возвращался, кормил, поил их. Укладывался рядом. Девушка доверчиво ложила голову ему на плечо, брала за руку.

– Страшно?

– Очень…. Без тебя ещё страшней….

– Не бойтесь. Мы выберемся. Главное, быстрей поправляйтесь, – говорил уверенно, твёрдо.

– Мы уже немного стояли.

– Голова сильно кружилась?

– У меня, не сильно, а у Кати сильно….

– Значит, надо ещё лежать…

…Однажды проснулись от того, что земля под ними вздрагивает, а с кручи, перекрывшей выход на поверхность, со стуком скатываются камни. От потревоженной пыли стало трудно дышать.

– Бомбят… – пояснил Солдат.

Женщины лежали, почти не шевелясь, а Солдата не было, и вдруг Катя ясно услышала весёлый голос старшей мамочки:

– Помнишь, как ты оборвала клумбу и сплела венок? – старшая мамочка смеялась.

– Помню, – ответила Катя и тоже засмеялась.

– Иди, иди, иди ко мне, Катя, Катя… – удаляясь, весело звал голос старшей мамочки.

– Иду.

Она тяжело и медленно стала подниматься.

– С кем ты говоришь?! Почему смеёшься?! – удерживая, схватила испуганная Девушка. – Ложись…

Катя очнулась, снова легла. В ушах ещё звучал голос и смех старшей мамочки. «Наверное, я схожу с ума» – подумала она и стала с нежностью вспоминать школу и старшую мамочку: «Дорогая, помнишь ли ты обо мне?» Ею овладела неотвязная мысль: «Надо идти, всё время идти.»

Солдат, наконец, вернулся.

– Надо идти, – беспокойно прошепелявила Катя сразу, как только он подошёл, опустил мешок с водой, присел рядом с ними.

– Ого! – обрадовался он. – Кажется, моё войско встаёт на ноги! Вот сейчас напьёмся, закусим, проверим раны, отдохнём и – в путь!

Как всегда, говорил бодро и уверенно, и это придавало женщинам сил, отгоняло страх.

Усталый Солдат спал, Девушка тихонько напевала, а у Кати всё время в голове нетерпеливо билось: «Пора идти, а мы все лежим».

Обследуя повороты и щели в поисках шурфов и отводов, Солдат уходил вперёд, потом возвращался за женщинами, доводил их до конца проверенного участка, отдыхал вместе с ними и опять уходил. Он был измотан, на пределе сил. Единственное, что радовало – хотя воды в выработке было много, но большие затопления ещё не встречались, пока шли, даже не замочив ног.

…Выработке, казалось, не будет конца. Тускло освещая себе путь, – фонарь садился – они медленно брели и старались не думать о том, что будет с ними, как в этой подземной жути будут обходиться без света и без еды. Впереди шёл Солдат, за ним, глядя под ноги, гуськом следовали Девушка и Катя. Внезапно почудилось движение воздуха. Солдат остановился, тотчас Девушка ткнулась ему в спину. Не говоря ничего, Солдат стоял, стараясь понять: не ошибся ли. Опять почудилось слабое дуновение холодного воздуха. Пошёл быстрей, женщины едва поспевали за ним.

– Свет… – прошептала Девушка.

– Свет! Свет! Свет! – громко закричала, указывая рукой вверх.

Впереди, вверху, разбавляя черноту подземелья, бледно светилось. Еще сомневаясь, пошли быстрей – откуда только взялись силы.

Недавним взрывом разрушило потолок шахты, горой камней до самого верха перекрыло проход, а там, очень высоко, был виден кусочек неба. Выключили фонарь и, подняв лица, не отрываясь, смотрели на пятно дневного света не в состоянии поверить, что это правда, не галлюцинация: ведь мерещились же им красные огоньки. Наконец, Солдат приказал:

– Делаем привал. Отдохнём и будем подниматься.

По неустойчивым, сползающим под ногами, срывающимися вниз камням, помогая друг другу, и часто отдыхая, карабкались вверх; при каждом случае поднимая головы и поглядывая на пятно дневного света. Свет стал меркнуть, и они, примостясь на камнях, погрузились в тяжелую дремоту. Когда едва забрезжило, продолжили карабкаться. К вечеру добрались до большой горизонтально лежащей глыбы, и Солдат объявил привал. Постелили одно одеяло, вторым укрылись. Здесь было уже не так тепло, как на дне шахты. Несмотря на страшную усталость, не засыпалось; смотрели на звезду в небе и про себя молились.

На третий день выбрались на поверхность. Выбившиеся из сил они сидели на толстом стволе взрывом поваленной берёзы; рядом зияла огромная воронка шахты, вокруг стоял припорошенный снегом дремучий лес. Их переполняла радость, хотелось петь, кричать во весь голос и верить, что их беды закончились.

– Смотрите, грибы! – восторженно воскликнула Девушка, указав на семейку подберезовиков возле их ног. – Не раздавите! Здесь и засохшие ягоды, наверно, есть, – заоглядывалась, не вставая. – Давайте поищем, а потом костёр разведём, грибы изжарим, – предложила весело.

– Слушать мою команду! – полушутливо приказал Солдат. – Наломать лапник и среди камней в воронке устроить бивуак – будем набираться сил.

– Опять в подземелье…, – устало проворчала Девушка.

Солдат оглядел их – оборванных, грязных, бледных, изможденных и мягко объяснил:

– Нас здесь могут обнаружить, и тут холодно, а костёр жечь нельзя, внизу же тепло и не дует…. Ну, за дело!

Спустившись пониже, туда, где снизу поступал тёплый воздух из подземелья, они на большом камне настелили лапник, а сверху накрылись одеялами.

– Вы полежите, а я разведаю, что происходит вокруг, – с деланной беспечностью объявил Солдат, когда женщины устроились.

На месте некогда покрытых густыми лесами пологих гор, зелёных долин, глубоких прозрачных озёр, чистых быстрых рек и ручьёв, теперь по всему Уралу простирался жутковатый пейзаж: хаотические нагромождения огромных каменных глыб и торчащие из жёлто-коричневой воды бесформенные каменные громады; в местах обвалов шахт – болотины; как зловещие курганы, кругом терриконы. Земля перерыта, искромсана, безжизненна, и только на границе в зоне действия космических станций слежения и в местах, где не нашли полезных ископаемых, сохранились густые леса.

Как только они поднялись на поверхность, вид нетронутого леса насторожил Солдата, вызвал беспокойство, но определить местоположение, расстояние до границы и до зоны действия КСС он не мог: при падении прибор разбился.

Женщины остались в воронке, а Солдат уже в вечерних сумерках выбрался в лес, огляделся, и, не заметив ничего настораживающего, уселся на поваленный ствол – надо было обдумать, что делать, куда идти. Его окружал облетевший, тихий и мирный, лес. Неподалеку над лесом возвышалась каменная скала, и, чтобы хоть как-то сориентироваться, он решил забраться на неё. Со скалы открылся вид на покрытые лесом невысокие горы, а на востоке, почти у горизонта, в вечернем небе ярко светился огонёк, заставивший его испуганно присесть – огонёк КСС. Спрятавшись от огонька за выступом скалы, он по компасу, вмонтированному в рукав куртки, определил направление, а по положению КСС относительно горизонта рассчитал примерное расстояние до зоны её действия. По подсчёту получилось, что они находятся на краю этой зоны. Спустился со скалы и, собирая в полу куртки грибы, пополз к воронке. Потом собрал и сбросил в воронку охапку хвороста.

Все пространство вокруг накрыли чёрные тени гор. Наступила ночь. На месте привала среди камней развели небольшой костерок и, нанизав на палочки, изжарили над ним грибы. Снизу поступал тёплый воздух, рядом тлели угли костра, под ними была мягкая постель, а над ними кусочек неба со звёздами.

Женщины ещё спали, а Солдат уже набрал грибов и ягод шиповника, развёл костерок и сушился возле него.

– Почему у тебя мокрые колени? – удивилась, проснувшаяся Девушка. – Ты что – ползал? – засмеялась.

Чтобы до времени не тревожить, дать спокойно набраться сил, он не сказал им, что они находятся в зоне действия КСС, где передвигаться на двух ногах смертельно опасно.

Самое грозное разрушительное оружие переместилось в космос. В околоземном пространстве вдоль границ двух миров вместе с планетой вращались зафиксированные над определенными точками земной поверхности пограничные космические станции слежения – КСС с энергетическим оружием, направленным на землю и на параллельно зависшую такую же станцию другого Мира.

После тяжелых раздумий Солдат пришёл к печальному заключению, что у них только два выбора: либо зазимовать в горной выработке и погибнуть от голода, либо рискнуть – попробовать переползти через границу под двумя системами КСС, и, в случае неудачи, сгореть в энерголуче. На них были комбинезоны, в какой-то степени, маскирующие от следящих камер КСС, и это обнадеживало, но даже в них передвигаться на ногах в зоне действия станций было смертельно опасно.

Когда окрепшие женщины запротестовали против сидения на каменной круче, Солдат объяснил им все обстоятельства их положения.

– Что будем делать? Я заранее согласен с тем, что решите вы….

– Надо идти, – тяжело вздохнула Катя.

– Ползти…, – уточнила Девушка и легкомысленно добавила: – ползти, так ползти…. А сколько ползти?

– Километров двадцать…

Расширившимися глазами женщины оторопело уставились на Солдата.

У Солдата нашлись иголка и нитки. Зашили разорванные комбинезоны, разрезали на рукавицы одно одеяло, второе одеяло разрезали на три части и кусками его обернули тела под комбинезонами. Солдат запасся берестой для рук и коленей.

Ориентируясь на огонек КСС, ползли днем. Солдат знал, что ночью передвигаться опасней: с заходом солнца на КСС включаются дополнительные системы теплового слежения. На ночь забивались в звериные норы под корнями деревьев или в каменные расщелины и, прижавшись, согревали друг друга. Еда давно уже была съедена. Наклоняя до земли кусты, ели засохшие и замороженные ягоды, по пути засовывали за пазуху еловые шишки, а, забившись куда-нибудь на отдых, выбирали из них зёрна. Становилось всё холоднее, но и редкое тепло не радовало: ползти приходилось по тающему снегу.

Чем выше огонек КСС поднимался над горизонтом, тем тревожней делалось Солдату: возрастала опасность попасть в зону действия огня наземной станции корректировки положения КСС, шквалом огня автоматически расстреливающей всё, что приближается к ней.

От ползанья на четвереньках руки и колени уставали так, что забравшись куда-нибудь в заросли, лежали до тех пор, пока холод не заставлял двигаться дальше. Перелезая через стволы поваленных деревьев, продираясь через колючий кустарник, проваливаясь в припорошенные снегом ямы, вначале ползли по лесу. Потом лес начал редеть, и больших деревьев, вскоре, не стало вовсе; поредел и кустарник, а когда добрались до пологой вершины горы, перед ними открылось лишенное растительности бескрайнее покрытое снегом пространство. Заметив неподалёку нагромождение камней, спрятались среди них. Выглядывая, со страхом рассматривали голые склон и вдалеке холм, по которым предстояло ползти.

Два дня они прятались среди камней, не решаясь продолжить путь по открытому месту. Наконец, Солдат решился и, надвинув на глаза капюшон комбинезона с вмонтированными в него очками дальнего видения, стал запоминать камни, по которым можно будет ориентироваться. Набравшись мужества, на рассвете третьего дня они, помолясь, выбрались из-за камней и поползли.

Сползли со склона. Солдат остановился, опасливо глянул в небо – огонёк приблизился. Опустил голову на руки и, отдыхая, замер; тотчас в его ноги головой уткнулась Девушка; вниз лицом замерла и Катя. Отдохнули и поползли дальше, не отрывая от земли взгляда, не видя ничего вокруг себя. Только Солдат, постоянно помнящий о корректировочной станции, находящейся где-то поблизости, со страхом поглядывал на небо, следя, чтобы огонёк КСС постоянно находился с правой стороны.

Переползли холм и оказались в долине между сопками. Пошел снег, полетели редкие снежинки. Снегопад усиливался; сквозь его пелену тускло светился огонек КСС. Ползли, натыкаясь на низкие кусты, и на ходу срывая и вместе со снегом запихивая в рот полузамороженные ягоды брусники. В одном месте брусники было так много, что, далеко не отползая друг от друга, разгребали снег и ели её горстями. Немного утолив голод, опять поползли. А снег всё падал и падал, покрывал землю и толстым слоем ложился на их спины. Но, полагая, что так они незаметней, они его не стряхивали.

Задыхаясь и изнемогая, Катя и Девушка ползли за Солдатом. Неожиданно в свежевыпавшем пушистом снегу он заметил след. Приподнял голову и увидел цепочку следов, как будто кто-то широко и уверенно шагал впереди его. Растерянно остановился, но ползущая за ним Девушка нетерпеливо тронула за ногу, и он пополз по следу.

Снег падал, не переставая, а перед глазами Солдата по-прежнему тянулся след, приминающий снег. Боясь потерять его, он забыл следить за положением КСС, а когда вспомнил, то увидел огонёк опять впереди и испугался, что они сбились с пути. Опасливо оглядел небо, и сердце его радостно вздрогнуло: на востоке у горизонта светился ещё один огонёк – это был уже огонёк КСС Великого Востока. Опустил голову, опять увидел след и торопливо пополз.

След пропал также внезапно, как и появился. В его поисках Солдат заметался из стороны в сторону и неожиданно свалился в яму.

– Эй, ты где? – звала растерявшаяся Девушка.

– Ползите сюда, – голова Солдата высунулась из ямы.

Примяли снег в яме. Согретый теплом спутниц, Солдат лежал и не мог уснуть. Перед глазами стояли шаг за шагом следующие следы, и он пытался понять: откуда в этих местах, где всё убито и нет следов ни зверей, ни птиц, появились такие необычные следы. Чем-то они были знакомы… «Лапти!» – озарила догадка. – «Старинные русские лапти!» Он резко сел и широко раскрытыми глазами потрясённо уставился в темноту ямы. В памяти всплыли разговоры старых разведчиков об Иване Сусанине, старике в старинной одежде, лаптях и с посохом, которого, якобы, видели беженцы во время блужданий в пограничной зоне. Появляясь внезапно, он выводил из опасной зоны следующих за ним людей и бесследно исчезал. Солдат встал, осторожно выглянул из ямы. Небо расчистилось, ярко сияла полная луна, а на востоке, над горизонтом, как путеводная звёздочка, горел огонёк КСС Великого Востока. Зародилась вера, что они доберутся до своих, спасутся. На глаза навернулись слёзы: «Слава Тебе, Боже, слава Тебе…» Рано утром Солдат проснулся, выглянул из ямы и невольно залюбовался: всё вокруг было покрыто сверкающим на солнце пушистым, ослепительно белым снежным покрывалом. Опасливо посмотрел на огонёк КСС Великого Востока, через очки дальнего виденья осмотрел окрестности и обрадовался, вдали увидев спасительный лес.

– Надо идти, – нетерпеливо прошепелявила Катя, заметив, что Солдат проснулся.

Привязали к распухшим коленям и рукам бересту и вылезли из ямы.

– Вперёд! – бодро скомандовал Солдат.

Опустился на четвереньки и пополз, оставляя в снегу глубокую борозду. Оглянулся, призывно махнул рукой замешкавшимся женщинам. Девушка выбралась из ямы, встала на четвереньки, но вдруг села на снег и громко заплакала.

– Я не могу… Я больше не могу…

Вернулись в яму, успокаивали её.

– Болит? – спрашивал Солдат, осторожно касаясь раненой руки Девушки.

– Болит… – плакала она.

– Мы мало молимся…, – задумчиво промолвила Катя, – надо молиться и Господь нас спасёт.

– Безумие, ползти при таком сиянии солнца. Вот, как следует, отдохнём, дождёмся снегопада и отправимся дальше, – весело говорил Солдат, принимаясь утрамбовывать в яме снег. Голос его звучал по-прежнему уверенно, ободряюще.

На пульте наблюдения за пограничной полосой сработал сигнал тревоги. Почти незаметные на белом снегу в белых комбинезонах, пересекая вырубку пограничной полосы, шли трое. Тотчас на перехват нарушителей по боевой тревоге был поднят взвод.

Офицер увеличил изображение, разглядел, что идут две женщины и мужчина. С трудом бредущая за мужчиной женщина упала, мужчина вернулся, помог ей подняться, повёл, удерживая за плечи. Другая женщина едва переставляла ноги, тяжело дышала открытым ртом, заиндевелые пряди волос выбились из-под капюшона и застывшими сосульками висели возле лица.

– В квадрат нарушения границы санитарную машину.

По его просьбе, Ивана призвали в Армию, в погранвойска. Командир разведчиков сам взялся обучать его воинскому делу, а учитель детской школы – учить грамоте.

Известие, что Катя, Солдат и Девушка живы и перешли границу, потрясло заставу. Командир разведчиков усадил в машину Ивана и, промчавшись сотню километров, они вскоре сидели в приёмном покое госпиталя, ожидая, когда спасшиеся проснутся после принятых лекарств. Вскоре появились ещё гости – прилетели родители Солдата. Нянечка отвела всех в комнату отдыха, принесла чай, потчевала пирожным и рассказывала, какими их привезли измождёнными, обмороженными, как все в госпитале поднялись на ноги, принялись обследовать их и лечить.

– А ваш сынок – герой! Девушки сказали, что, если бы не он, ни за что б, не дошли, – улыбалась родителям Солдата.

Ждали, негромко разговаривали. Иван присматривался к незнакомым людям. Внешне они напомнили ему слэйвунов, которых он видел один раз, когда староста послал деда отвезти в слейвун-хаус масло и сметану, а тот взял с собой и его. Тогда ему показалось, что он попал в сказочный мир – так там было необычно и красиво. И люди там – нарядные и веселые, показались ему необыкновенными. Его всё ещё удивляло, что здесь люди держатся с ним, с Иваном, как с равным, словно, он не русский. «Так ведь они тоже русские!» – радуясь и гордясь, думал он.

Сияющими глазами Катя смотрела на Ивана, а из глаз её текли и скатывались во впадинки висков слезы. Иван осторожно вытирал их пальцами, вглядывался в дорогое лицо – такое худое, измождённое, с израненным, провалившимся беззубым ртом. Любовь, жалость и счастье от того, что она жива, переполняли его душу. Перевязанной обмороженной рукой она гладила его широкие плечи в солдатской форме, потрогала погон.

– Я теперь солдат Русской Армии! – улыбнулся, гордясь.

Она сквозь слезы не спускала с него счастливых глаз.

Через два дня Иван вернулся к месту службы; ещё через день уехал отец Солдата. Мать осталась возле сына ещё на неделю.

В больничном халате в палату с большим пакетом в руках вошел Солдат.

– Я гостинцы от мамы принес.

– У нас всего много, – говорила Девушка, светясь улыбкой. – Не понимаю, как можно столько съесть: в столовой кормят как на убой, да ещё все несут…

А сама, между тем, охотно освобождала пакет, выкладывала его содержимое в тумбочку. Однажды, заметив, как она складывает конфеты и все нескоропортящееся в отдельную сумочку, Катя спросила, зачем она это делает. Та рассудительно ответила:

– Не всегда же будут так кормить. Вот приедем к своим – будет, чем ребятишек угостить.

– Я думаю, они тоже не голодают.

– Кто знает…

Возвращаясь с процедур, в холле повстречались с Солдатом.

– Познакомьтесь, – сказал он, – это моя мама.

Приветливо улыбаясь, рядом с ним стояла красивая, моложавая женщина.

Мать, Катя, Девушка и Солдат медленно прохаживались по расчищенной от снега пустынной и тихой аллее больничного парка. Сгибая ветви, на деревьях лежал снег, невдалеке робот-снегоочиститель расчищал заснеженные дорожки. Нежно и звонко тенькая, по дороге прыгали ничего не боящиеся синицы.

– Как в сказке! – Девушка восторженно озиралась по сторонам. – Катя, давай пробежимся! – затормошила.

– Беги одна, а мы на тебя посмотрим.

Взвизгнув от восторга, она, скрипя по снегу, добежала до ворот и пустилась обратно.

– Смотри, застудишься. Дай-ка поправлю тебе шарф.

Девушка доверчиво замерла, когда Мать укутывала её шарфом.

– Сколько же тебе лет? Родители-то у тебя есть?

– Скоро будет семнадцать. Родителей нет. Я в заводе с сестрой жила. Пока не выросла и не работала, мы с ней в общежитии на одной койке спали, – затараторила.

Мать строго взглянула на сына.

– А куда поедет девочка после госпиталя? Давай я её с собой заберу. Будет у нас жить. Отец, я знаю, возражать не станет, – сказала Мать, прощаясь с сыном, перед тем как лечь спать.

– Мама, ты лучшая из всех мам!

По просьбе Матери Девушку выписали с условием, что ей продолжат курс лечения по месту жительства. Она переодевалась в приёмном покое в одежду, купленную Матерью.

– Это мне?! И это, и это?! – радостно восклицала, теребя, платье, кофточку, шубку, сапожки.

Довольная Мать и Катя переглядывались, улыбались.

Мать Солдата и Девушка пошли к электробусу, чтобы ехать в аэропорт, а Солдат и Катя, простившись, стояли в воротах больничного парка и смотрели им вслед. Вдруг Девушка развернулась и побежала назад. Подбежала к Солдату и неловко поцеловала его:

– Я тебя буду ждать…

– Жди и слушайся маму, – сказал с улыбкой.

Она кивнула и помчалась к дожидавшейся Матери.

Лет через пять, после многократных приглашений, Катя и Иван съездили в гости к этой счастливой семье. Их дом стоял на окраине небольшого городка, на берегу самого глубокого на земном шаре озера с самой чистой в мире водой. Главной, строгой хозяйкой в доме была Мать, а сноха как бы приходилась ей младшей балованной дочерью. Девушка превратилась в красивую статную женщину, по-прежнему весёлую и порывистую. По просторному светлому двухэтажному дому вприпрыжку за бабушкой бегала маленькая прелестная внучка. Во всех комнатах ползали, прыгали, скакали и кувыркались роботы-игрушки, которых, несмотря на ворчание бабушки, спотыкавшейся об них, в больших количествах дарил внучке дедушка. В семейных отношениях чувствовались бережная любовь и уважение.

Солдат и Отец работали на рыболовецком судне, а молодая жена – на консервном заводе. Катю и Ивана сводили на завод: облачили в белые халаты, провели по цехам, полностью автоматизированным, светлым, стерильно чистым. Они выходили и на лов рыбы в озеро, холодное даже летом. Дул сильный, порывистый, часто меняющий направление ветер, свинцовая поверхность озера вздымалась волнами; берега таежные, гористые, с отвесными скалами – бережно сохраненная дикая, первозданная природа.

Кате и Солдату было назначено продолжить лечение на курорте. Солдату вручили путёвку в санаторий, расположенный близко от его дома; туда же должна была приехать на лечение и Девушка. Катя проводила его до аэролёта, а через два дня уже тоже летела над запорошенным снегом таёжным безбрежьем в санаторий, где били из земли целебные источники.

                                                    * * *                                                    * * *                                                    * * *

Глава шестая

Минеральные воды, лечебные грязи, горный климат, изысканная кухня, комфортабельное проживание сделали свое, и в военный городок Катя приехала окрепшая, посвежевшая. В ожидании Ивана, отбывшего на учебу, она поселилась в гостинице для приезжих. Через два дня её пригласили к командиру заставы.

Вошла в кабинет. Навстречу ей поднялся из-за стола и, легко ступая по ковровой дорожке, подошел молодой офицер. Указав рукой на стоящие у окна два кресла возле журнального столика, пригласил сесть; сам сел напротив.

На деньги, полученные в порядке помощи перед поездкой в санаторий, Катя приоделась, а после лечения в её облике не осталось и следов изможденности, и перед командиром сидела элегантная, молодая красивая женщина, ничем не напоминающая тех беженок, которых ему приходилось видеть. Её же удивила его молодость. Отправляясь к столь высокому начальнику, она ожидала увидеть солидного серьёзного мужчину лет пятидесяти, а командиру пограничной заставы едва ли перевалило за тридцать, и был он крепок, русоволос, а его серо-зелёные глаза смотрели на неё с расположением и интересом.

Скрывая удивление, офицер поинтересовался её планами на будущее. Ответила, что, когда вернётся с учебы Иван, по-видимому, уедет в монастырь и будет жить среди своих, заводских, работать и ожидать окончания службы Ивана. Внимательно приглядываясь к ней, офицер раздумчиво произнёс:

– Иван проявил себя как надёжный солдат. Служба разведчика тяжёлая и сложная. Не всякий, даже самый сильный и смелый, способен нести службу в подземельях. Перед его отъездом я разговаривал с Иваном, предложил заключить контракт и, пока будут силы и желание, служить на полуказарменном положении. Иван просил предварительно поговорить с вами. Так что, решение зависит от вас.

Помолчал.

– Я хотел бы знать, в случае согласия, как вас трудоустроить. Иван сказал, что вы грамотны и работали в администрации завода.