Битва за ясли господни

– Верно, Александр Иванович, – сказал он, по-прежнему пребывая в легкой задумчивости. Но затем оживился и продолжил: – Мне известно и другое, – при этих словах Воронцов медленно поднялся из кресла и, слегка прихрамывая, заходил по кабинету. – Абди-паша образованный человек. И образование он получил не где-нибудь, а в Вене. Значит он еще человек и светский. Чего нельзя сказать о его начальнике штаба Ахмет-паше. Это религиозный фанатик до мозга костей, имеющий связи с янычарами, коих не любит нынешний султан Порты. К тому же Ахмет-паша питает лютую ненависть к нам. Иначе, как собаками, он нас не называет. Так вот, этот Ахмет-паша спит и видит себя на месте Абдим-паши. – Князь Воронцов перестал ходить и снова опустился в кресло. Видимо, ходьба и боль, которая все еще ощущалась, мешала ему мыслить.

– Александр Иванович, вы поняли, о чем я говорю? – задал вопрос Воронцов, облокотившись на стол.

– Если сказать честно, Михаил Семенович, нет, – признался Барятинский.

– Я предлагаю поиграть с ними в кошки-мышки, – сказал князь Воронцов и, видя, что Барятинский по-прежнему не догадывается, о чем он говорит, пояснил: – У меня есть прекрасная возможность через венского консула в Персии подлить масло в огонь и внести раздор между командующим и его начальником штаба, а заодно посеять к ним обоим недоверие со стороны султана. Это будет не хуже выигранного сражения! – добавил Воронцов и хитро улыбнулся. – Но это уже моя забота. Давайте вернемся к делам более насущным на сегодняшний день. Как я понял, Бебутов находится с отрядом у селения Баш-Шурагель?

– Да, Михаил Семенович.

– Вот и прекрасно… Пусть побудет там несколько дней и возвращается в Александрополь. Нужно подумать и о войсках. Не лето на улице… А нам с вами пришло самое время позаботиться теперь о безопасности Ахалцыха, дабы не дать туркам пройти здесь в Мингрелию и Гурию. Князь Андронников, насколько я знаю, уже прибыл в Ахалцых?

– Да, ваша светлость, – ответил Барятинский. – Позвольте узнать, где теперь находиться прежнему начальнику штаба генералу Ковалевскому?

Князь Воронцов снова слегка задумался. Оставлять в крепости двух генералов, нынешнего и бывшего командира отряда, было неблагоразумно. Тем более, что князь Воронцов знал: генерал Ковалевский, при всей своей располагающей внешности, был резкий и даже мстительный.

Причиной смещения его с начальства над Ахалцыхским отрядом послужили события, которые произошли 30 октября. В этот день несколько банд баши-бузуков в количестве до полутора тысяч человек перешли границу на Ахалцыхском участке и начали грабить селения, убивая их жителей. На второй день границу перешли сувари – регулярная турецкая конница. Они опрокинули на пути к Ахалцыху заслон, состоящий из нескольких сотен казаков и конной осетинской милиции, и двинулись в направлении на Боржом.

Генерал Ковалевский не то струсил, не то растерялся. Он приказал войскам запереться в крепости и готовиться к осаде. Однако баши-бузуки, свободно поразбойничав по всей округе, убрались восвояси вместе с сувари.

Пока князь Воронцов был поглощен неприятными воспоминаниями, Барятинский терпеливо ждал ответа на свой вопрос.

Наконец Воронцов сказал:

– Говорят два медведя в одной берлоге не уживаются… А пусть генерал Петр Петрович Ковалевский пока останется в Ахалцихе, а там посмотрим. Время у нас еще есть. Что же касается его дальнейшей службы… Которая служба нужнее, та и честнее.

Однако князь Воронцов ошибся по поводу наличия у него времени. Не прошло и трех дней после прибытия князя Андронникова в Ахалцых, как он получил тревожное сообщение от командира Белостокского полка полковника Толубеева, который стоял у селения Ацхуру и охранял ущелье и дорогу на Ахалцых и Гори.

В донесении говорилось о приближении к Ацхуру отряда сил турок с конницей и артиллерией.

Князь Андронников тут же выслал на помощь полковнику Толубееву отряд в составе двух батальонов Брестского полка и пяти сотен грузинской пешей милиции во главе с генералом Бруннерем.

…К ущелью турки подошли, когда уже стало смеркаться. Их движение стесняли с одной стороны крутой склон, с другой – неглубокая, но быстрая речка, дно которой было покрыто сплошными валунами. В ущелье темнело быстро, и турки торопились поскорее миновать мрачное место, ускорив движение и, вытянувшись в длинный людской поток вперемежку с конницей.

Первый оглушительный залп со склонов ущелья, помноженный во сто крат тягучим громовым эхом, не просто испугал, он на какое-то время парализовал турецкое войско.

За первым залпом последовал второй, затем третий. Ущелье сразу затянуло пороховым дымом. В сгущающихся сумерках, казалось, что рушатся сами стены ущелья.

Опомнившись, турки открыли беспорядочную стрельбу наугад, и только усилили грохот пальбы, наводя ужас на тех, кто находился позади и не видел, что происходит в ущелье.

Не подобрав даже раненых, турки спешно очистили ущелье, но ненадолго.

Они появились снова в ущелье где-то через час. Несмотря на шум реки, явно прослушивался все нарастающий цокот лошадиных копыт.

– Ваше благородие, – обратился к полковнику Толубееву уже немолодой солдат. – Никак конницу турки пустили. Нахрапом хотят прорваться.

Полковник Толубеев прислушался. Действительно в ущелье входила конница. Он подозвал к себе командира 2-й роты штабс-капитана Дроздовского и приказал.

– Как только увидите конных, обрушивайте на дорогу завалы!

Прошло не менее четверти часа, когда появились расплывчатые силуэты всадников. Они двигались осторожно и от того, казалось, не ехали, а плыли в сумерках.

Полковник Толубеев обернулся к капитану Дроздовскому.

– Пора…

Капитан Дроздовский махнул рукой, подавая знак. И тотчас тишину ущелья, нарушаемую только приглушенным шумом реки и цокотом лошадиных копыт, разбудил страшный грохот камнепада, обрушившегося на дорогу, и вслед за ним последовала такая яростная стрельба, что ущелье в считанные минуты превратилось в сплошной ад.

До рассвета турки в ущелье больше не появлялись. А в 7 утра к ущелью подошел отряд во главе с генералом Бруннером.

После того, как полковник Толубеев ознакомил генерала Бруннера с обстановкой, тот поинтересовался.

– Потери у вас есть?

– Нет, – ответил Толубеев. – Ночь выручила… И господь-бог помог…

– Отлично. Тогда через час атакуем.

…Получив от князя Андронникова подробное донесение о бое при Ацхуру, князь Воронцов тут же вызвал к себе генерала Барятинского.

– Александр Иванович! – Воронцов в порыве чувств обнял Барятинского за плечи. – Какие же они удальцы! Вы посмотрите!.. Ударили в штыки и семь верст гнали турок прочь!.. Да ещё четыре знамени захватили!..

– И четыре орудия, – напомнил генерал-адъютант Барятинский.

– И четыре орудия! – повторил Воронцов. – Верно в народе говорят: земля русская вся под богом! – Забыв про боль в ноге, он заходил по кабинету. – Вот что, милостивый сударь Александр Иванович, подготовьте-ка на имя его императорского величества государя Николая Павловича телеграфную депешу о деле при Ацхуру и не скупитесь ради бога на добрые слова. Чем еще мы с вами можем отблагодарить тех, кто своею храбростью и доблестью добывает славу государству Российскому, а нам с вами ордена, звания и всяческие почести. Мне ещё мой родитель говорил: «За богом – молитва, а за царем – служба не пропадает…» – и князь Воронцов с тяжким вздохом перекрестился.

3

Ответ Николая I на депешу князя Воронцова о бое при Ацхуру пришел скоро. Государь своей милостью пожаловал генералу Бруннеру орден Георгия 4-й степени и Золотую полусаблю с гравировкой. Полковнику Толубееву орден «За храбрость». Каждому ротному командиру по ордену Святого Владимира 4-й степени и по 3 ордена на каждую роту и сотню.

Однако не прошло и недели после ночного боя в ущелье под Ацхуру, как в Тифлис снова пришло сообщение из Ахалцыха. На этот раз по дороге на Ахалцых было обнаружено движение 20-и тысячного войска турков, состоящее из регулярных частей и баши-бузуков под командованием Али-паши.

Когда генерал Барятинский доложил об этом князю Воронцову, тот спокойно сказал.

– Ну что же… Решили, видимо, не умением, так числом взять…

– Ваша светлость, но это еще не все, – мягко прервал князя Воронцова Барятинский. – Поступили сведения о появлении турецких отрядов вблизи Гурийской границы в районе Озургета и скоплении их войск в Баязете.

Князь Воронцов встал из-за стола и, молча направился к окну, но на полпути остановился и, не оборачиваясь к генералу Барятинскому, спросил:

– Бебутов, надеюсь, знает об этом?

– Знает, Михаил Семенович, – ответил тот.

– Это уже хорошо, – Воронцов вернулся к столу и медленно опустился в кресло. Затем снова спросил: – Что у нас есть сегодня в Ахалцыхе? Из войск я имею в виду, – уточнил он свой вопрос.

– Белостокский пехотный полк, 4 батальона Вилинского егерского полка, 4 сотни казаков, 3 линейных роты и одна инженерная команда, – подробно доложил Барятинский, хотя и знал, что князь Воронцов все равно не запомнит и будет спрашивать еще и еще.

Прошло минуты две или три пока Воронцов не заговорил снова.

– Маловато, – сказал он. – Надо подумать, как им помочь.

– Михаил Семенович, в трех переходах от Ахалцыха в Боржоме и Сураме стоят 4 батальона 2-го Донского пехотного полка и 3 сотни конной милиции, – напомнил Барятинский и пояснил: – Гарнизон Ахалцыха был бы вполне боеспособен. Однако неделю тому назад князь Бебутов приказал конному отряду Кобулова покинуть Ахалцых и выйти на границу. Начальник штаба Ахалцыхского отряда подполковник Циммерман письменно доложил мне об этом, выражая свое несогласие с приказом князя Бебутова.

Князь Воронцов исподлобья глянул на Барятинского и сухо произнес:

– Найдите случай и передайте этому Циммерману, что приказы начальства не обсуждаются. Это, во-первых. Во-вторых, я не думаю, что Бебутов не знает, что делает. А вы все же подумайте, за счет чего мы можем усилить гарнизон Ахалцыха! – повторил Воронцов.

Тревога князя Воронцова за Ахалцых оказалась не напрасной. Турки всегда рассматривали крепость Ахалцых, как главное препятствие на пути продвижения в Мингрелию и Гурию. Расположенная на левом берегу реки Посховай, крепость надежно прикрывала дорогу, старый город, расположенный на склоне к реке и новый город, выстроенный на низменной части берега. Горный хребет Наванет-Даг подступал к крепости с юга, упираясь своим отрогом в правый берег реки, и служил хорошим естественным препятствием. И только с западной стороны к старому городу за глубокой балкой подходила равнина, на которой расположилось селение Суплис.

…15 ноября в сумерках казачьи конные разъезды на окраине Суплиса столкнулись с передовым отрядом турецких войск. Силы были неравные. И разъезды после перестрелки отошли под покровом наступающей ночи к Ахалцыху.

Турки появились у Ахалцыха только под утро и начали устанавливать батарею из 6-и орудий на возвышенности напротив крепости. Одновременно турецкая пехота подошла к старому городу. Однако после нескольких орудийных залпов из крепости рассеялась и отступила назад.

В полдень в крепость прибыли из Ацхуру 2 батальона Брестского полка с 5-ю сотнями гуринской милиции.

В 15 часов пополудни князь Андронников пригласил к себе на совещание генералов Ковалевского, Бруннера, Фрейтага, командира Белостокского пехотного полка полковника Толубеева, командира 2-й легкой батареи 13-й артбригады полковника Смеловского, представителя Генштаба полковника Дрейера и начальника штаба отряда подполковника Циммермана.

Князь Андроников уже был готов открыть заседание «Военного Совета», как он перед этим выразился в шутку, однако в это время в кабинет вошел дежурный офицер и, извинившись, доложил, что в крепость только что прибыла батарея горных орудий под командой поручика Евсеева…

– Где этот Евсеев? – спросил князь Андронников.

– За дверью, ваша светлость.

Князь Андронников обратился к собравшимся.

– Господа, надеюсь, вы не будете против, если на совещание я приглашу поручика Евсеева? – и, не дожидаясь ответа, сказал: – Вот и прекрасно. Пусть войдет.

Поручик Евсеев вошел в кабинет и представился.

– Садитесь, поручик, на любое понравившееся вам место, – сказал князь Андронников и продолжил: – Итак, господа, начнем с начальника штаба. Прошу вас, подполковник Циммерман, докладывайте. Только учтите сразу – отсиживаться в крепости мы не будем.

Подполковник Циммеман неопределенно кивнул головой. По всей видимости, заявление князя Андронникова в какой-то мере сбило его с толку.

– Ваша светлость, по данным, которые штаб успел собрать, – начал докладывать Циммерман, – Али-паша выставил против нас до 8 тысяч пехоты из регулярных войск, около 3-х тысяч кавалерии и около 7-и тысяч пешей и конной милиции. Однако это не значит, что сведения, о которых я доложил, исчерпывающие. Мы не можем исключить наличие у Али-паши и резерва, который может быть на подходе… – подполковник Циммерман выжидающе глянул на князя Андронникова.

– Продолжайте, – сказал тот. – Мы вас внимательно слушаем.

– Основная позиция, которую вчера занял неприятель, – продолжил Циммерман, – проходит по высотам на правой стороне реки Посховчай. Она тянется от селения Суплис, где Али-паша расположил свой штаб, до селения Садзель.

Князь Андронников обвел взглядом присутствующих.

– Вопросы к начальнику штаба есть? – спросил он и, выждав немного, сам же ответил: – Вопросов нет. Хорошо, – затем обратился к Циммерману: – Как я сказал, отсиживаться в крепости мы не станем. А посему готов выслушать ваши предложения на тот случай, если мы предпримем выход из крепости.

На этот раз подполковник Циммерман начал говорить уверенно, что сразу было всеми замечено.

– Наиболее выгодным, ваша светлость, может быть наступление на селение Суплис двумя колоннами. Одна в составе 4-х батальонов Горского полка и 2-х батарей поведет наступление с фронта с задачей занять высоты против селения. Другая колонна в составе тоже 4-х батальонов Белостокского полка с батареей горных орудий и отрядом милиции в это время должна скрытно спуститься к реке у села Кунджи и, сделав марш-бросок, атаковать неприятеля в Суплисе с тыла. Казачьим сотням и гурийской милиции в ходе атаки надлежит выйти на дорогу, ведущую на Ардаган с задачей не допустить подхода резерва неприятеля. У меня все, ваша светлость, – сказал подполковник Циммерман.

– Вопросы к начальнику штаба есть? – снова спросил князь Андронников.

В кабинете повисла напряженная тишина. Так прошло, наверное, с минуту.

– Вопросов нет. Прекрасно, – сказал князь Андронников, и тем самым словно подвел итог всему сказанному. – Прежде веку все равно не помрем. Итак. Командование войсками первой колонны я поручаю генералу Ковалевскому. Второй колонны генералу Бруннеру. Господа, прошу всех быть готовыми выступить завтра на рассвете. Точное время до вас доведет подполковник Циммерман. Все. За дело и с богом.

…Уже на выходе из штаба генерал Ковалевский придержал генерала Бруннера за локоть.

– Как вам все это нравится? – спросил он.

– Что именно? – уточнил генерал Бруннер.

– С семью тысячами выступить против 20-ти тысячного турецкого корпуса, – уточнил генерал Ковалевский.

– Все во власти божьей. Поживем – увидим, – ответил генерал Бруннер.

Генерал Ковалевский нервно передернул плечами. Ответ генерала Бруннера ему явно не понравился.

– Не ведает царь, что делает псарь. Иначе горе было бы и тому и другому, – не стерпел он.

Генерал Бруннер сразу не понял, о чем идет речь, а когда догадался, ему стало неловко. Он знал князя Андронникова еще с того времени, когда они вместе служили под начальством князя Паскевича. Андронников был потомком древнейшего грузинского рода, корни которого уходили к Византийскому императору Андроннику. Он любил Грузию, но и Россию считал своей Родиной. Правда, он не мог писать по-русски и с трудом выводил свою подпись, за что недоброжелатели за глаза называли его невеждой. Зато, в военном деле, был одарен Всевышним. Поэтому слова генерала Ковалевского Бруннер расценил как личную обиду, но не как злой умысел. И потому счел нужным заметить:

– Вы забываете про то, что один наш солдат стоит пятерых турецких. Да и князь Кобулов со своим отрядом, я слышал от подполковника Циммермана, где-то уже на подходе.

– Дай бог, чтобы все обошлось, – ответил генерал Ковалевский. – Да! Смотрите, не попадите под мои орудия. Видимость с фронта у меня будет никудышная…

4

…В 7 часов утра войска начали выходить из крепости. Было время, когда ночь еще не ушла, и темно-фиолетовое небо низко нависло над округой, а утро только рождалось где-то далеко за отрогами Наванет-Дага.

Холодный хрустально чистый воздух с гор невидимыми волнами накатывался в долину реки, превращаясь в густой туман.

Миновав старый город, сплошь построенный из низких каменных домов, войска вышли на исходный рубеж.

Князь Андронников еще раз напомнил начальникам колонн их задачу. Выглядел он спокойным, даже шутил, словно, и не предстоял бой с неприятелем, который почти в три раза превосходил числом.

Поручик князь Эрисов, командир Горийской дворянской сотни собственного конвоя Андронникова, указывая на восток, сказал:

– Иван Малхазьевич, скоро начнет рассветать…

Князь Андронников обернулся и некоторое время пристально вглядывался в кромку слегка посветлевшего неба, на котором появились розоватые проталины – предвестники утренней зори.

– Пора, – сказал он генералу Ковалевскому. – Начинайте!.. С богом!..

…Колонне войск генерала Ковалевского предстояло, по возможности, быстро преодолеть неглубокую лощину и занять высоты на левом берегу Посхов-чая на расстоянии не ближе пушечного выстрела из селения Суплиса, где на окраине стояла артиллерия противника.

Турки заметили движение русских батальонов и открыли огонь из орудий, когда они уже прошли лощину.

Ковалевский тут же приказал выдвинуть вперед все 14 орудий и открыть огонь по турецким батареям, которые просматривались как на ладони. Через полчаса артиллерийской дуэли турецкие батареи ослабили огонь, и штурмующие батальоны двинулись вперед.

Пока гремела артиллерийская канонада перед селением, войска генерала Бруннера выдвинулись к реке, преодолели ее вброд, и оказались в сотне саженей от садов с другой стороны селения.

Генерал Бруннер приказал развернуть батарею горных орудий и открыть огонь по селению.

Появление русских в тылу было для турок полной неожиданностью, как и выход их из крепости.

Услышав артиллерийский огонь за селением, генерал Ковалевский распорядился начать штурм Суплиса. И сам пошел впереди наступающей колонны егерей.

Адъютант генерала Ковалевского штабс-капитан Посальский и знаменщик прапорщик Шестерников попытались остановить его, но генерал Ковалевский с обнаженной саблей продолжал идти впереди шеренги, не обращая внимания ни на уговоры, ни на град пуль.

Когда до селения оставалось не более сотни шагов, батальоны с криком «Ура!» рванулись вперед.

Генерал Ковалевский увидел, как упал капитан Посальский в трех шагах от него. Затем упал знаменщик прапорщик Шестерников. Знамя тут же подхватили, не дав ему коснуться земли.

Рукопашная схватка началась сначала на позиции турецкой батареи, затем кровавым бесформенным комом покатилась дальше, наполняясь отчаянной матерной бранью, криками раненых и беспорядочными выстрелами.

В самый разгар схватки генерал Ковалевский почувствовал сильный удар в плечо. И тут же жгучая боль пронзила предплечье. Он на ходу ощупал рукав, который стал влажным от крови. Однако не остановился. За ним были батальоны.

Опрокинув неприятеля на окраине селения, разгоряченные схваткой, батальоны егерей на плечах противника ворвались в Суплик. В центре селения у мечети генерал Ковалевский увидел толпу турок, среди которых было много солдат. От толпы отделился мулла и пошел навстречу генералу Ковалевскому, что-то выкрикивая и, возводя руки к небу.

– Ваше высокоблагородие, что он хочет? – обратился к генералу Ковалевскому один из егерей.

– Просит пощады, – ответил тот. – Говорит, что солдаты сдаются в плен и призывает в свидетели Аллаха.

Егерь с сочувствием посмотрел на мулу.

– Ишь ты… Рай на том свете обещает, а смерти, видать, и сам боится.

…Совсем по-другому сложилась обстановка на другой стороне селения. Здесь турки бились отчаянно и даже потеснили подразделения генерала Бруннера к реке.

Князь Андроников приказал связному офицеру скакать к генералу Ковалевскому с приказом направить один батальон егерей на помощь генералу Бруннеру. Однако не прошло и четверти часа, как князю Андроникову доложили о скоплении турецкой конницы на правом фланге у соседнего аула.

Князь Андронников подозвал к себе начальника штаба подполковника Циммермана.

– Что у нас осталось в резерве? – спросил он.

– Три сотни казаков…

– И горийская дворянская сотня, – добавил князь Андронников. – Передайте мою просьбу поручику князю Эристову, пусть немедленно берет казаков, свою сотню и хотя бы на время сдержит турецкую конницу под аулом.

Турки, завидев казаков, не рискнули их атаковать и укрылись за аулом.

Вскоре к аулу подошли и егерские батальоны, и турецкая конница вместе с пехотой стала отступать к высотам, находящимся верстах в трех от селения Суплис.

– Ваша светлость, – обратился к князю Андронникову подполковник Циммерман, – нельзя допускать, чтобы турки закрепились на высотах!

– Вы правы, – согласился тот. – Пока войска воодушевлены успехом, надо атаковать. О!.. И Кабулова я вижу! Прекрасно!

…Стянутыми к высотам батальонами князь Андроников поручил командовать генералу Бруннеру.

Подполковник Циммерман попросил у князя Андроникова разрешения сходить в бой во главе передовой цепи стрелков.

Князь Андроников согласился.

Однако турки стали покидать высоты, как только выстроенные колонны русских батальонов с конницей на флангах двинулись на них.

К князю Андроникову на разгоряченном коне подскакал начальник гурийского конного отряда милиции князь Кобулев.

– Разрешите догнать турок? – попросил он.

– Не возражаю, – ответил Андроников и добавил: – Только вместе с казаками.

…Было около 12 часов, когда генерал Бруннер доложил князю Андроникову о том, что неприятель отступает, однако часть его войск все же закрепилась на высотах в пяти верстах от селения Памач.

– Сколько их? – спросил князь Андроников.

– Не более трех батальонов. Будем атаковать?

Князь Андроников на мгновение задумался.

– Будем, – решил он. – Где подполковник Циммерман?

– Мне сдается, ваша светлость, он уже там…

– Ну и хорошо. Отдайте приказ атаковать и гнать их до самой границы.

…Ночью выпал обильный снег. Дороги, горный хребет, соседние высоты и крыши домов – все покрылось пушистым белям саваном.

Дремотно-сонная загустелая тишина окутала серую глыбу крепости и только изредка голоса разводящих, меняющих караулы, нарушали этот хрупкий покой.

…Утром подполковник Циммерман положил на стол перед князем Андрониковым доклад о результатах боя. В нем значилось, что у турок отбито 11 орудий, 9 зарядных ящиков, две фуры со снарядами, 5 знамен и два артиллерийских склада с зарядами, патронами и бочонком с порохом.

Захвачен также был и турецкий лагерь с канцелярией командующего турецкими войсками Али-паши.

– … Я не стал писать о захваченных складах с мукой, ячменем и прочим, а также табуне лошадей. Полагаю это не столь важно… – сказал подполковник Циммерман.

– Но почему же? Для нас все важно, – поправил его князь Андроников. – Надо думать с таким запасом они собирались после захвата крепости идти дальше. Потери наши подсчитали?

– Да, ваша светлость. Убито 3 офицера, 48 нижних чинов и 29 милиционеров. Ранены генерал Фрейтаг, ему оторвало пулей палец на левой руке, и генерал Ковалевский получил ранение в предплечье. Также ранено 2 штаб-офицера, 2 обер-офицера, 193 нижних чинов и 48 милиционеров. Всего наши потери вместе с контуженными составляют около пятисот человек.

И подполковник Циммерман выжидающе посмотрел на князя Андроникова.

Тот поднялся из-за стола и молча заходил по комнате, которая служила ему и кабинетом и местом отдыха.

– Слава тебе, господи, – наконец произнес он. – Ангел хранитель был на нашей стороне. Для такой победы, которую мы одержали, это оправданные жертвы. – Потом остановился перед подполковником Циммеманом и поинтересовался: – А что у них?

– Пока трудно сказать, ваша светлость. Ночью выпал снег. Вчера было подобрано около тысячи раненых. Тех, кто в состоянии выжить, забрали местные жители… В плен взято 720 человек. Но в крепости держать их нельзя…

– Отпустите их, – неожиданно сказал князь Андроников. – Я думаю, после этого они разбредутся по своим горам, где их даже с собаками не сыщешь.