Désenchantée: [Dé]génération

– Разрешите идти? – спросила Брунгильда. Эрих коротко кивнул, и адъютант вышла. Эрих протянул руку и почесал собаке подбородок.

– Scheiße , – сказал он. – Всякая arsch тебя учить норовит. Никак из них этого не выбить.

Собака кивнула головой и ткнулась любом в ладонь хозяина, как будто все понимала и хотела приободрить Райхсфюрера. Эрих задумчиво почесал ее за ухом.

– Знаешь, Соня, – сказал Райхсфюрер собаке (в отсутствие посторонних он именовал пёсика по-панибратски, но никогда так не делал в чьем бы то ни было присутствии), – если бы ты умела говорить, я сделал бы тебя райхсминистром. Или райхсканцлером. Вот даже специально для тебя создал бы должность. А что, райхсканцлер София-Шарлотта фон Вильмерсдорф – звучит…

Собака тихо гавкнула, ее лай напоминал на звук очень далекого взрыва. Райхсфюрер опять почесал ей за ушами:

– Не любишь вспоминать родной Вильмерсдорф? Я тебя понимаю. Жаль, что ты только собака. Собаки лучше людей. Собаки не замышляют подлостей, не берут взяток, они любят тех, кого любят, независимо от обстоятельств. Ваш род, наверно, имеет постоянный аусвайс в Рай – поскольку вы умеете любить и быть преданными так, что нам, людям, и не снилось.

Он снова нажал незаметную кнопку под столом. На сей раз вместо Брунгильды появилась физиономия молодого, но очень уставшего человека.

– Курт, – сказал Райхсфюрер, – что с итальянцами?

– Дон Чезаре собирается к Вам, – ответил Курт. – Отчет о текущем положении у вас на жестком диске, маркировка стандартная.

– А вкратце, – спросил Эрих, – у них есть перспективы взять Рим без нашей помощи?

– Мы перебросили тосканской группировке столько, сколько смогли, – ответил Курт. – Даже полсотни «Леопардов» и столько же «Палладинов». Но над тосканцами на фланге висит третий корпус французов, и если они ударят, боюсь, тем придется уйти в глухую оборону. Они запросили побольше ПВО…

– Хорошо, – сказал Райхсфюрер, – а мы как-то им можем помочь?

– Есть два варианта, – сказал Курт, – но оба с закавыками. Можно было бы перебросить что-то из частей Райхсмаршала, если тому удастся быстро взять Данциг или достичь серьезных успехов на люблинском направлении. В оба города бар… простите, Польская армия вцепилась зубами, но первое реальнее, чем второе – Маннелинг, после потери ног, готов город снести к чертовой матери, но добыть нам польские ключи от моря. Но перебрасывать тяжелую технику с севера – та еще морока, дороги в генерал-губернаторстве, сами понимаете, какие, после того, как там райхсверовцы прошли.

Эрих задумчиво потер подбородок. София-Шарлотта, пользуясь тем, что Райхсфюрер отвлекся, передними лапами забралась на стол и обнюхивала забытую Брунгильдой плошку из-под фрикаделек.

– Откуда проще всего перебросить войска? – спросил Эрих, не обращая внимания на предосудительное поведение «райхсканцлера фон Вильмерсдорф». – И как быстро мы сможем это сделать?

– Лучше всего, конечно, из центра, – ответил Курт. – Чуть дальше, но инфраструктура на центральном направлении лучше. Но для этого надо полностью остановить наступление…

– Курт, – перебил его Райхсканцлер, – Вы говорите мне очевидные вещи. Если я задал вопрос, значит, мне нужен ответ. Без рассуждений о том, что для этого нужно сделать. Сколько времени займет переброска, скажем, танковой и артиллерийской бригады и корпуса фольксгренадеров?

– Без использования авиации? – спросил Курт. Райхсфюрер кивнул. – Семь – десять дней. Разрешите вопрос.

– Не разрешаю, – оборвал его Эрих. – Так, кстати, а что у нас с авиацией?

* * *

Закончив переговоры с Куртом, Райхсфюрер вызвал Брунгильду.

– Обед будет готов через… – начала та.

– Можете не торопиться, – остановил ее Эрих, – передайте на кухню, пусть приготовят еще одну порцию. Запросите у представительства ООН в Берлине диету дона де Мистуры и пусть приготовят что-то из нее. И свяжитесь со стариком: скажите, что я хочу с ним отобедать.

– Так точно, – ответила Брунгильда. Эрих задумчиво посмотрел на Софью-Шарлоту, с недовольным видом лежащую на своем креслице. Увидев, что хозяин смотрит, собака перевернулась пузичком кверху. Сверкнул металл – из этого положения было видно, что одна из лап собаки – киберпротез хорошего качества.

– Оба мы с тобой инвалиды, Соня, – сказал Эрих, машинально почесывая пузичко собаки. – Что-то теряешь, что-то находишь. Три ядерных фугаса, чтоб они их себе в задницу запихали, и нажали красную кнопку.

Затем, словно спохватившись, опять запустил руку под стол. Над столом, в виде голограммы, появился Курт.

– Подготовьте мне защищенную линию с Райхсмаршалом, – сказал Эрих, – к 17:00. Это раз. Второе – прикажите, чтобы на наш Тейгель подогнали Mercedes-Benz 770K, о котором я говорил. Поручите это герру Порше.

– Так точно! – ответил Курт. Райхсфюрер глянул на него примерно так, как до того смотрел на Софию-Шарлотту:

– Курт, я очень ценю Ваш профессионализм и преданность, – сказал Эрих. – После того, как я закончу разговор с Райхсмаршалом, поезжайте домой и хорошенько отдохните, насколько сможете. Следующая неделя будет тяжелой.

– Разрешите вопрос? – сказал Курт. Райхсфюрер кивнул. – У нас вообще бывают легкие недели?

– Не замечал, – улыбнулся Эрих. – Хорошо, не смею Вас задерживать. Работайте.

* * *

Зал приемов Фридриха Великого изначально был не очень уютным – длинное и широкое помещение с низкими сводами, возможно, действительно неплохо подходило для приемов, но его пустота и тяжелый свод с лепниной неприятно давили на психику. Теперь зал использовался по прямому назначению, для официальных приемов, но часть его, прилегающая к покоям, которые Эрих без лишней скромности объявил своими, была отделена от остального зала. Здесь, в оконной нише, стоял небольшой обеденный стол, разместиться за которым могли от силы два-три человека. Чаще всего, Эрих обедал здесь один, но иногда приглашал кого-то для конфиденциальной беседы – это место и прилегающие к нему «покои» было защищено от любой прослушки.

Пока де Мистура не пришел, Эрих в компании нетерпеливо наблюдавшей за сервировавшими стол пронумерованными Софии-Шарлотты, коротал время в кресле у камина, куря сигару (все те же «Ромео и Джульетта») и лениво листая свежий номер «Орднунг-Фроляйн». Первоначально Райхсфюрер хотел полностью «зачистить» прессу на бумажных носителях, поскольку выпуск бумаги в Нойерайхе в условиях санкционной блокады пришлось сокращать, к тому же, «бумажная» пресса, по мнению Эриха, была вчерашним днем, если не позавчерашним. Но за глянцевые журналы вступилась Магда Шмидт, и вступилась талантливо:

– Мой фюрер, – говорила она, – сотни тысяч немок привыкли к глянцу. Это плохо, но это и хорошо – если раньше журналы размягчали им мозги, то теперь мы превратим их в наше орудие для постановки этих мозгов на место. Под нашим контролем то, что одурманивало, может послужить к исцелению. Вы ведь сами говорили, что орднунг-менш не стоит травмировать резкими переменами, правильно я Вас понимаю?

Эриху пришлось согласиться, но число журналов все равно подсократили. Магда оказалась просто гением, и, листая «Орднунг-Фроляйн», Райхсфюрер в который раз с удовольствием это отметил. Внешне журнал почти не изменился, а вот содержание статей местами развернулось чуть ли не на сто восемьдесят градусов, но информация до читательниц доносилась тактично, спокойно, умиротворяюще….

«Похоже на мягкий гипноз», – подумал Эрих.

Его привлекла фотография девушки в простеньком платье (в женской моде Эрих не разбирался совсем, потому не знал, как описать это платье – легкое, розовое, с коротким рукавом – оно показалось ему каким-то детским), поверх которого был надет белый кружевной фартучек. Волосы девушки были уложены в два красивых «бублика», как у принцесс с рисунков эпохи Возрождения.

Эриха поразил ее взгляд – девушка смотрела в камеру так, словно фотограф собирался ее расстрелять, но не со страхом, а, скорее, с какой-то обреченностью. В этом образе было что-то трогательное, что-то пробуждающее сочувствие.

«Хороший образ», – подумал Эрих. – «Надо будет поговорить с Магдой, может, его можно как-то использовать в пропаганде, например, молодежного движения. Для юных унтергебен-менш, желающих вступить на стезю…хм… интересно, кто это?»

У фото не было подписи, и Райхсфюрер собирался перелистнуть страницу – как правило, там располагалась статья о том, кто был изображен на фото с разворота, но не успел – в зал, ковыляя, вошел Генеральный секретарь ООН. Эрих отложил журнал (с намереньем забрать его потом с собой), помог Софьи-Шарлотте спуститься с ее лежанки, и проводил де Мистуру к его месту за столом.

Трапезу, сервированную для Райхсфюрера и его гостя, нельзя было назвать королевской: для де Мистуры приготовили фаршированные котлеты из куриного мяса, цветную капусту в сухарях и несколько небольших салатиков, Райхсфюрер довольствовался порцией жаренных сосисок с капустой.

– С чего вдруг такое гостеприимство? – с порога удивился генсек ООН. – Вы приняли решение?

– Я близок к этому, – уклончиво ответил Эрих. – Садитесь, перекусим… простите, без особых разносолов, сами понимаете, после наложенных на нас со стороны вашей структуры санкций мы здесь, в Нойерайхе не жируем.

Де Мистура, кряхтя, сел в кресло. Эрих дождался, пока он сядет, и присел сам. Тут же, откуда ни возьмись, появился пронумерованный, налил в рюмки коньяк и скрылся.

– Я же говорил, что не пью, – проворчал де Мистура. Эрих, тем временем, усадил собаку, после чего открыл небольшой судок – в нем оказались крохотные фрикадельки без соуса.

– Согласно тому, что указано в Вашей врачебной карточке, немного коньяка Вам можно, – сказал он, протягивая миниатюрную фрикадельку активно виляющей хвостом Софии-Шарлотте. – Коньяк хороший, таким Вас разве что в Москве или Пекине угостят.

– Польщен, – складка кожи на шее Де Мистуры дернулась. Он осторожно взял рюмочку, поднес к носу, понюхал, прикрыл глаза, после чего отставил, задержав руку, чтобы согреть напиток. – Вы правы, коньяк один из лучших, которые мне предлагали, особенно последнее время. Что не оправдывает того, что Вы вломились в закрытый раздел посольского сервера…

– Помилуйте, но ведь я должен был знать, чем Вас угостить! – воздел руки Эрих. – Да хватит Вам, тоже мне секрет, болезни. Все мы не молодеем, тут стесняться нечего. Давайте, прежде чем начнем трапезу, расставим все точки над і. Я принимаю Ваше предложение, но у меня есть условия.

– Слушаю Вас, – де Мистура слегка склонил голову, и Эрих вспомнил, что в его карточке говорилось о частичной глухоте – Генсек ООН почти не слышал левым ухом.

– Все просто, – сказал Эрих. – Данциг наш, граница по Висле, мы отдаем правобережную часть Варшавы и зону в 50 километров от города. Отводим войска за Дунаевец и возвращаем Тарнув. Войско Польское не должно располагать части ближе, чем за пятьдесят километров от Вислы и Дунаевца. И я хочу, чтобы любой поляк, кто изъявит подобное желание, мог свободно покинуть территорию «независимой Польши» с семьей и движимым имуществом. Беспрепятственно. Это понятно?

– Вы как-то очень скептически сказали «независимая Польша», – ответил де Мистура. – Что ж, это честная игра. Вы отведете войска?

– Большую часть, – ответил Эрих. – Конечно, оставим пограничные подразделения, может, построим пару УРов39, чтобы наши завислинские друзья не лезли. Сами понимаете, отвод войск займет время…

– Какое? – уточнил де Мистура.

– Примерно месяц, а то и больше, – ответил Эрих. – Инфраструктура Генерал-Губернаторства в руинах, да и до войны особо не блистала.

– Хорошо, – сказал де Мистура. – Я созвонюсь с Кардином, и сообщу ему…

– Что наши войска прекращают боевые действия в 06:00 по времени Вашингтона, – кивнул Эрих. – Конечно, мы ждем того же от его смуглых друзей под бело-красной бандерой40. Если с их стороны будут обстрелы…

– Не будет, – поспешил заверить да Мистура. – Поляки об одном молят Аллаха, чтобы вы от них отцепились.

– Когда-нибудь эту пакость все равно додавят, – заметил Райхсфюрер. – Не мы, так русские. Зачем только тянуть?

– Ядерные фугасы, – напомнил де Мистура. – Вам очень нужна собственная Фукусима?

– Может, Вы и правы, – Эрих скормил Софии-Шарлотте еще фрикадельку и взял свою рюмку. – Тогда давайте выпьем за мир и процветание niezależna Polska.

– Хватит меня троллить, – буркнул де Мистура, беря в руки рюмку. – Когда последний раз Польша была незалежной, во времена Карла Великого?

– Немного позже, – улыбнулся Райхсфюрер, – но давно, Вы правы.

* * *

Эрих проводил де Мистуру, скормил Софии-Шарлотте фрикадельки, которые та не успела своровать, вызвал Брунгильду и велел ей выгулять собаку, заодно уточнив, как идет подготовка дома Райхсмаршала к его прибытию. Райхсфюрер в любом случае собирался вызвать Конрада в Берлин, а теперь – тем более. Он вернулся в свой кабинет, провел переговоры с Райхсмаршалом, затем посидел, побарабанив пальцами по столешнице, и набрал следующий номер.

– Да, – ответил неприятный женский голос. Видеоканал собеседник блокировал.

– Lang lebe die Reinigung, – поздоровался Эрих.

– Lang lebe die Reinigung, – ответила невидимая собеседница Конрада. – Чем обязана, герр Райхсфюрер.

– Фроляйн Штадтфюрерин, – сказал Эрих, проигнорировав более высокий титул собеседницы – партайдиректор, – я бы хотел, чтобы Вы как-то повлияли на Вашего рейхсмаршала.

– Он такой же мой, как и Ваш, – без особой приязни ответила женщина. – Герр Гайзель получил свое звание решением съезда Партай…

– …и все мы хорошо знаем, кто продвигал его кандидатуру, – сказал Эрих.

– …потому, что надо хоть как-то разбавить твоих ставленников! – буквально рявкнула женщина. – Под тобой все наши силовики…

– Например? – холодно спросил Райхсфюрер.

– Флот ты подмял под себя, – сказала женщина.

– На кой тебе в Австрии флот? – спросил Райхсфюрер. – У вас появился выход к морю?

– Армия под твоим Конрадом…, – продолжила она.

– Конрад не мой, – ответил Эрих. – Он лоялен Нойерайху, но ничью сторону не держит, ты сама это знаешь.

– Откуда мне это знать? – спросила женщина.

– А кто прощупывал герра Райхсмаршала на предмет сотрудничества? – спросил Эрих.

– А он сразу побежал жаловаться папочке, – хмыкнула его собеседница. – И ты после этого говоришь, что он не твой. Дальше, Райхсполицай…

– А ты контролируешь Партайгешютце, – ответил Райхсфюрер. – Один-один.

– Вот и я о том же, – сказала женщина. – У тебя маршал, у меня маршал – справедливо?

– Было бы справедливо, – сказал Эрих, – если бы твой Гайзель хоть немного двигал жопой в нужном направлении!

– Я вообще не понимаю, о чем ты! – сказала женщина тоном оскорбленной невинности, плохо сочетавшимся с ее каркающим голосом.

– О том, что у Гайзеля авиационную поддержку приходится вымаливать! – сказал Райхсфюрер раздраженно. – Мы не для того даем Люфтваффе лучшие в мире самолеты, чтобы показывать их на парадах!

– Даете? – уточнила женщина. – Ты это называешь «даете»? Гайзелю не хватает матчасти даже для покрытия потерь!

– Карэн, – взорвался Эрих, – где я тебе возьму больше, рожу?! Наши производственные мощности – не резиновые! Мы снабжаем армию…

– …твоего друга Конрада, – заметила Карэн. Эрих продолжал:

–…перевооружаем флот…

– Твой флот, – сказала Карэн. – Я, например, считаю, что флот – задача не первостепенная. На кой он нам?

– Мы осваиваем Арктику! – напомнил Эрих. – Арктика – единственный доступный для нас источник полезных ископаемых. Нам нужен сильный флот, без него нас из Арктики выпрут – не русские, так американцы.

– Лучше было бы с этими американцами договориться, – сказала Карэн. – После того, как мы вынесли пшеков, место главного антироссийского форпоста в Европе вакантно. Почему бы его не занять нам?

– По качану! – ответил Эрих грубо. – Я тысячу раз говорил, что не собираюсь втягивать Нойерайх в большой геополитический футбол. Ни на чьей стороне. Тем более – на американской. Американская помощь превратила нас в то посмешище, каким мы были до ЕА!

– Американцы вытащили нас из жопы, – сказала Карэн. – В которую Германию загнали ребята вроде тебя. Кончай ломать комедию, Штальманн, без Америки мы долго не протянем. Французы с англичанами сейчас разберутся со своими проблемами и совместно нам ввалят.

– Если мы подготовимся, то не ввалят, – ответил Райхсфюрер.

– Вот и я о том же, – сказала Карэн. – Нам надо на коленях умолять Вашингтон, чтобы они именно на нас сделали ставку. И если для этого потребуется…

– Карэн, ты меня видишь, кстати? – спокойно спросил Эрих.

– Вижу, – ответила та. – Я только видеопередачу блокировала, у меня не прибрано. Эти пронумерованные – такие лентяи! Я считаю, с ними надо пожестче…

– Это хорошо, что видишь, – спокойно сказал Райхсфюрер, а затем, скрутив фигу, ткнул ее прямо под видеокамеру компьютера:

– Собственно, это и по поводу американцев, и на тему унтергебен-менш. И передай Гайзелю, что ему придется исполнять Райхсприказы, даже если после этого у него не останется вообще ни одного целого самолета. Нойерайх выделяет Люфтваффе огромные средства не для того, чтобы дать возможность Гайзелю покрасоваться в форме перед камерами. Я все сказал. Lang lebe die Reinigung!

Не дожидаясь ответа собеседницы, Эрих выключился, после чего сказал лишь два слова, но оба они были непечатными.

София-Шарлотта, которую Брунгильда принесла в перерыве между звонками, и которая успела уже задремать, проснулась и навострила ушки.

– Это не про тебя, – сказал Райхсфюрер собаке. – Тьфу, конечно не про тебя, когда я тебя ругал? Ты у меня девочка умная – в отличие от этой fotze Карэн…

Он встал из-за стола и подошел к собачьему диванчику (пока Райхсфюрер обедал, Брунгильда отодвинула его от стола, чтобы собака приставаниями не мешала Эриху работать). Наклонился, и почесал макушку болонки:

– И никому не скажешь. И ни с кем не посоветуешься. Scheiße …. Ладно, давай собираться – нас ждет Чезаре.

Повязанные кровью

Мобильник в кармане Чезаре буквально разрывался. Сам дон Корразьере к этому факту отнесся стоически: подождал, пока ему отдадут пальто, вынул телефон, посмотрел, кто звонит и ответил:

– Cara mia, надеюсь, это действительно важно. Я как раз собирался отдать дону Энрике твой блокнот, и…

Услышав ответ Пьерины, Чезаре недобро прищурился:

– Где, здесь? Ну-ка, повтори, я должен точно это запомнить.

Вероятно, Пьерина повторила. Выражение лица Чезаре стало волчьим.

– Не волнуйся, дорогая моя. Считай, что он уже собирается купаться. Обещаю тебе. Да, я тебя тоже. Хорошо, позвоню, как закончим. Ну, куда я здесь пойду?! Конечно, в отель, не сомневайся, – и положил трубку. Спрятал мобильник, и достал из того же кармана блокнот в кожаном переплете с застежкой.

– Простите, дон Энрике, – сказал он, раскрывая блокнот. – Тут такое дело… сейчас я этого merdoso найду и объясню, va bene?

Эрих заинтересованно кивнул, вставая из-за стола. Чезаре тем временем листал блокнот – невероятно старомодную штуковину с алфавитом. С тех пор, как мобильник стал привычным даже для жителя какого-нибудь африканского захолустья, необходимость в бумажных телефонных книгах отпала, но их продолжали выпускать небольшими партиями для фриков. Неизвестно почему, Пьерина питала слабость к подобным архаизмам, а Чезаре считал это ее пристрастие милым, и добывал ей всякие раритеты. Блокнотов у Пьерины была целая коллекция, она писала в них перьевыми ручками (еще один анахронизм) или карандашами (которые сейчас использовали только немногочисленные художники, не поменявшие еще мольберт на графический планшет).

В этом блокноте, особенностью которого было то, что в него можно было подкалывать дополнительные листы, если закончилось место, Пьерина дала короткие, но предельно безжалостные характеристики более чем двум тысячам своих знакомых. Некоторые из этих характеристик были всего в пару строк, а самые большие полностью занимали лист с двух сторон.

Именно на одну из таких «расширенных» характеристик Пьерина и указала Чезаре. Найдя нужную страницу, тот поморщился и спросил:

– Дон Энрике, Вы по-французски читать умеете? А то я только на слух воспринимаю, cazzaro… тьфу, простите.

– Давай сюда, – кивнул Райхсфюрер, обходя стол. Чезаре передал ему блокнот, раскрытый на нужной странице.

– А можно вслух? – попросил он. – Мне тоже интересно, что это за фраер. Пьерина говорит, он у вас какая-то шишка…

Эрих, начавший, было, просматривать текст, остановился:

– Что? Стоп, а конкретнее можно? В каком смысле?

Чезаре наморщил лоб:

– Не уверен, что я правильно запомнил. Какой-то комиссар по эстетике и культуре. Она его видела в передаче по головизору.

– Какой комиссар? – голос Эриха стал жестким. – Райхскомиссар, ландкомиссар, штадткомиссар?

– Не помню, – честно признался Чезаре. – Там что-то связанное с Австрией…

– Ну да, Райхскомиссар у нас один, и это Магда, – Райхсфюрер прищурил здоровый глаз. – Австрия, говоришь? Точно Австрия?

– Che cazza, зачем мне врать? – пожал плечами Чезаре. – Австрию она точно упоминала.

– Отлично, – хищно улыбнулся Эрих. – Слушай, я пока почитаю, а ты набери свою жену, и уточни, пожалуйста, что за передача. Хочу сам взглянуть на этого типа, чтобы быть уверенным. Ульрик ван Нивен… интересно, Карэн мне его даже не представила.

И углубился в чтение, а Чезаре принялся набирать.

– Cara mia, – сказал он, когда Пьерина ответила, – дон Энрике хотел уточнить, по какому каналу… хорошо, а что за передача? Как зовут? Ирма, eccelente. Хорошо, передам. Ну да. А, так он rotto in culo, понятно… pezzo di merde, я передам. Читает сейчас. Хорошо, давай, ti amo!

Эрих тем временем перевернул страницу, и продолжал читать.

– Какой канал? – спросил он, не отрываясь.

– Вроде, Райхскультура, – ответил Чезаре. – Что за передача, непонятно, ведет девочка по имени Ирма.

Эрих кивнул, и сделал какой-то непонятный жест. Тут же над столом зависла голограмма бледной молодой женщины с монументальными чертами лица. Чезаре подумал, что она похожа на одну из статуй у входа в Дас Райх.

– Брунгильда, мне надо выяснить, какую передачу на канале Райхскультура ведет фроляйн по имени Ирма, – сказал Эрих.

– Нойекультур, конечно, – ответила Брунгильда. – Ирма Стадлер, очень хорошая девочка. Ее любят многие. Если она что-то не так…

– Нет, – оборвал ее Райхсфюрер. – Когда был последний на сегодняшний день выпуск этой передачи?

– Закончился семь минут назад, – ответила Брунгильда. – Сейчас идут «Небеса достать рукой», только начались. Я думала посмотреть…

– Вот что, – сказал Эрих, – позвоните на канал и скажи, чтобы они выслали мне копию на мой домашний датацентр. А Вам пусть вышлют режиссерскую версию «Небес…», скажите, что я разрешил.

– Спасибо, герр Райхсфюрер, – на губах Брунгильды появилось некое подобие улыбки. – Я бы и обычной довольствовалась.

– Посмотрите режиссерскую, Вам понравится, – улыбнулся Эрих. – Герр Шмидт когда ее смотрел, так хохотал! Хотел сценариста с режиссером на Дезашанте отправить, но я отговорил. Ничего там такого нет, а творческому человеку надо позволять время от времени задирать хвост пистолетом. Но, конечно, смотреть такое могут только проверенные геноссе. Так, я жду файла.

Брунгильда кивнула и исчезла. Эрих обернулся к Чезаре:

– Сейчас посмотрим, что это за Scheiße , – сказал он, вызывая пронумерованного с вином.

– А что там, в блокноте? – поинтересовался Чезаре.

– В сухом остатке имеем законченную дрянь, – сказал Эрих. – Педераст, который имеет тягу к несовершеннолетним подросткам, неиспорченным, как он сам выражается. Женщин за людей не считает, всячески третирует и зажимает, как может, причем при этом как-то ухитрился спеться с феминистками, – Райхсфюрер скривился. – Был замешан в скандале с каким-то совсем сопляком, еще до ЕА, но, к счастью для себя, всегда отрицал свою педерастическую сущность – наверно потому, что имел склонность по большей части к несовершеннолетним мальчикам. А эта Närrin Karin41 взяла его руководить Райхскапеллой памяти двадцать второго июля!

Эрих изменился в лице: его черты внезапно приобрели ту самую жесткость, которую Чезаре хорошо запомнил, равно как и то, что мандарины в швейцарских тюрьмах – говно. Чезаре не боялся ничего на свете, нет, не так – страх, который он, как и все живые люди, порой испытывал, подстегивал его, заставлял действовать. То, что он испытывал, когда видел Эриха таким, было не страхом. Это чувство, скорее, можно было назвать религиозным благоговением. Словно индус, который встретил аватару Брахмы…