На грани

Наибольший город страны-материка был у наших ног теперь, когда два товарища вновь воссоединились, чтобы спустя годы повторить свои странствия в другой стране. Несмотря на наши разногласия и ссоры, мы вновь были вместе, как в старые добрые времена моей теперь уже далёкой юности. По пыльным горячим улицам города ехал ничем не отличавшийся снаружи от других автомобиль, и хоть почти все водители вокруг возненавидели нас за излишнюю медлительность, спешить нам было некуда – как и когда-то давно мы позволили себе хорошо рассмотреть город и уделить ему должное внимание.

Из жаркого салона выйти мне посчастливилось только когда после так называемой «экскурсии» мы нашли самый дорого отель. Наше удобство и эмоции были важнее любых денег, поэтому ещё задолго до приземления мы договорились ни в чём себе не отказывать и совершенно не экономить. Я был, пожалуй, наибольшим противником азартных игр, которого мне когда-либо приходилось знать, но отрицать очевидное было нельзя: благодаря умению «читать» людей, мой друг раз за разом выигрывал деньги, тем самым обеспечивая себе и окружающим хорошее времяпровождение. Не знаю, зачем Питу всё это вообще было нужно, но пока я мог не заботить ни о чём, а, наоборот, быть объектом заботы, моя душа в окружающем меня хаосе обретала покой.

Наверное, это была одна из причин, по которой я хотел вновь уехать надолго с Питом. С ним я чувствовал себя как ребёнок под защитой родителей, или как младший брат за спиной старшего. Вот уже несколько лет я жил самостоятельной жизнью, и, откровенно говоря, мне постоянно не хватало родительской опеки и домашнего уюта. Да, у меня была новая, ничем не уступающая той, что осталась в прошлом, семья, но я даже подумать не мог, что с этим тоже придётся свыкаться. Когда же я находился рядом со своим другом, то мои воспоминания снова оживали: его забота во многом была похожа на родительскую, а, может, и вовсе была такой же.

Что уж тут говорить о самом отеле, если даже его внешний вид был столь красноречив, и ещё с улицы казалось, что отсюда начинается моя новая и богатая жизнь, а, войдя в фойе, я почувствовал, что это именно то, о чём так давно мечтал. Вопреки тому, что у меня было предостаточно хлопот как о карьере, так и о семье, моя душа всё же скучала порой по тому шестьдесят одному дню, проведённому с Питом в дороге, однако, свои чувства я надёжно прятал за некоторыми отвлекающими от грёз рутинными делами.

Ещё больше я был поражён, когда увидел свой номер, который излучал роскошь, и из которого открывался чудесный вид на город. Хорошо, что хоть теперь мы находились в отдельных номерах, поскольку наше совместное проживание не только выглядело бы странно, но и доставляло бы каждому из нас колоссальные неудобства. В конце концов, теперь мне было не четырнадцать и бояться моей депрессии было незачем. Дорогая мебель, большие панорамные окна от потолка до пола, чувство домашнего уюта – далеко не полный перечень того, с чем мне, в хорошем смысле этой фразы, пришлось столкнуться.

Часовые пояса планеты сыграли со мной злую шутку: небольшим, казалось бы, перелётом, я потерял почти целые сутки, и пока на родине ещё был вчерашний день, здесь уже близился следующий полдень. Тогда меня удивило, что, находясь в Новой Зеландии, и уж тем более в Антарктиде, я не обратил на эту проблему никакого внимания. А, с другой стороны, чему здесь удивляться? Даже если мой организм и замечал эту перемену, то после выпитого алкоголя ему уже становилось всё равно, не говоря уже о южном полюсе, где с долгими ночами и днями мой естественный биоритм не чувствовал дискомфорта, к тому же, во время прошлого отъезда мои мысли были заняты совершенно другой проблемой, поэтому для времени в голове не оставалось места. И всё же, хоть из моей жизни и выпал день, у меня был повод порадоваться хотя бы тому, что день и ночь в Америке и Австралии примерно совпадали, и что когда мы будем возвращаться, наверстаем упущенное.

Сейчас было не самое подходящее время, чтобы отсиживаться или отлёживаться в душных номерах отеля. Осмотрев места, где нам сегодня придётся ночевать, мы поехали на автомобиле осматривать город, о красоте которого, как и о его существовании, я не имел ни малейшего понятия. Напрасно что-либо было говорить: все встретившиеся на нашем пути достопримечательности говорили сами за себя. Почти сразу по неизвестной причине мне, человеку совершенно незнакомому с прошлым страны, стало ясно, что ей пришлось пережить.

Вот мы и вернулись к прежнему порядку вещей: Пит вёз меня по городу, полному всяких необычных вещей, начиная с людей и заканчивая большими и самодостаточными архитектурными строениями. В тот момент было глубоко наплевать, что мне уже далеко не пятнадцать. Как однажды сказал некто из моего окружения: не важно, сколько тебе лет – пятнадцать, сорок, шестьдесят – никогда не поздно решиться на перемены и открыться хорошему. Вот и сейчас я снова был в дороге, и пока мне это доставляло удовольствие, не было никакого смысла что-либо менять или же прекращать все наши маленькие и большие путешествия. Конечно, некоторые черты моего характера довольно-таки немало изменились, да и количество проблем, не дававших мне теперь покоя, увеличилось, но всё же в душе я оставался тем самым ребёнком, остаться которых хотел на как можно наибольшее время.

После дня, проведённого за осмотром Сиднея, мы должны были вернуться в отель. Сказать нечего: мой номер своих денег стоил. Большая комната, окна, с видом на город с высоты птичьего полёта, огромная кровать, кондиционер, телевизор и много прочих чудес техники также находились в этом номере, полноценно походившем на квартиру или дом, только на высоте. Так называемая «антиэкономия», договориться о которой мы смогли задолго до того, хотя бы в моём случае пошла на пользу. Сначала я подумал о своём друге, о том, насколько я ему благодарен за то, что сейчас со мной происходило и что окружало. На какой-то момент мне даже захотелось проведать его, хотя время близилось к ночи. Как бы эгоистично это не прозвучало, но поискам Пита в отеле я предпочёл удобно устроиться на кровати перед телевизором, а вскоре и вовсе уснуть под его монотонный звук.

Странно, но никогда раньше мне не удавалось настолько отдохнуть всего за одну ночь. Я прекрасно помню, сколько городов Америки, Мексики и Канады мы тогда посетили, но ни в одном из них мне не было так комфортно и спокойно, словно я находился дома. Впрочем, особо удивляться здесь тоже нечему: в те времена каждая ночь, проведённая вне салона автомобиля, автоматически становилась хорошей. Сейчас же я собственной персоной чувствовал окружающую меня роскошь, не говоря уже о других причинах, вроде другой страны или прошедшие шесть с лишним лет.

Тем самым утром, которое до сих пор прекрасно помню, я был готов уехать домой. Понятия не имею, кто и как нашёл Пита, но в тот день, когда солнца на горизонте ещё не было, а звёзды светили уже не столь ярко, чтобы их можно было увидеть на небе, в мою дверь постучался некто из служащих отеля. Высокий и крепкий молодой человек, стоявший передо мной, сказал:

– Мистер Рейд, вам письмо.

Ему, видимо, было не столь важно знать, кто получил послание, так как сразу после того он, развернувшись, ушёл. Мне всегда нелегко смириться, что мой сон или мой отдых прерывают по неважным причинам вроде этой. Я не смог удержаться от соблазна узнать, о чём идёт речь в письме, ведь здесь не было даже конверта, словно тот парень из персонала в спешке пытался занотировать своим немного кривым почерком каждое слово, услышанное из трубки телефона.

Как оказалось, причина, почему меня разбудили так рано, была довольно весомой, поэтому я сразу же поспешил сообщить о ней Питу. Он, как и я несколько минут назад, крепко спал в своей постели. После нескольких стуков в его дверь, если неплохо прислушаться, можно было услышать, насколько он был недоволен. После того, как мне пришлось всё это выслушать, дверь открылась и Пит стал передо мной на пороге его номера.

– А где же делись твои обычные выражения вроде «Доброе утро»? – в свою очередь последовал вопрос с моей стороны.

– Я посмотрел, насколько добрым было бы твоё утро, если бы тебя так разбудили.

– А ты думал, я по своей воле сам проснулся и ещё тебе спать мешаю? Они перепутали номера и отдали мне письмо, адресованное тебе.

– Письмо? Понятно, спасибо, – ответил он и, отобрав у меня то самое послание, выбросил его из окна своего номера.

– Даже не прочитаешь? – удивлённо спросил я.

– Зачем? Это наверняка очередное сообщение от кого-то из друзей либо же очередная попытка родственников наладить со мной отношения. Ничего особенного.

– Не сочти меня плохо воспитанным, но я не смог удержаться и прочёл твою записку. Поверь, это не то, о чём ты мне только что рассказал. На мой взгляд, это намного важнее.

– Важнее? Неужели планета в опасности и лишь я могу спасти мир?

– Это вовсе не смешно, а скорее даже, напротив. Твой отчим погиб.

– По-твоему это действительно важнее тех писем, которые мне приходилось получать до этого?

– Разве нет?

– Только не для меня. Встретимся, когда наступит настоящее утро.

После этого дверь его номера передо мной захлопнулась, а я остался сам в тишине коридора. Раз уж у меня были ещё несколько часов, чтобы выспаться, мне не хотелось упускать подобную возможность, и без того редко случавшуюся. Я вернулся к себе и лёг спать дальше, хотя уснуть мне так и не удалось. Наши с Питом номера находились рядом, а поскольку стены здесь были ненамного толще, чем где-либо, я мог слышать всё, что происходило.

Сначала ничего особенного не случилось, впрочем, это было только затишье перед бурей. Примерно через несколько минут из-за стены начали доноситься самые разные звуки, среди которых порой можно было различить, как он проклинал всё и всех, а затем – как ломалась почти вся мебель, попав под горячую руку моего друга. Конечного результата увидеть мне не посчастливилось, но, думаю, что почти всё в его номере было разбито.

Никто из нас никогда не воспринял бы такую новость спокойно, и не знаю, злился Пит или был глубоко расстроен, но тогда я понял, что не бывает людей без чувств или слишком чувствительных. Есть те, кто притворяется и скрывает свои эмоции и те, кто выставляет их напоказ. Мой друг был одним из тех, кто обманывает себя. Возможно, мои выводы ошибочны, но когда он в самых напряженных ситуациях оставался спокоен, то лишь потому, что сам верил в своё спокойствие, считая это единственно верным. Вот и сейчас он верил, что смерть отчима никак его не затрагивает, однако на самом деле ему удавалось обманывать и убеждать себя в том, что это действительно так, в то время как истинный Пит, тот, кого он всегда прятал от людей и чей голос всегда приглушал, скорбил об утрате близкого человека. Несмотря на то, что им никогда сблизиться не удавалось, ближе у моего товарища больше никого не было. Возможно, кто-то спросит насчёт меня или его брата, но мы знакомы лишь с глубоким, постигнувшим счастье, философом, которого Пит из себя строил, а вот мистер Бёрн действительно хотел спасти сломанного жизнью парня, пусть сделать это он собирался по-своему. Эх, Пит, что же этот мир сделал с тобой, и что же наделал ты?

Когда наступило то самое настоящее утро, о котором шла речь, мне было не до сна. Мысленно я возвращался к разговорам и дням, когда я ещё видел его отчима живым и здоровым. Кроме того, мне было любопытно сравнивать два абсолютно противоположных рассказа о временах детства провидца, которым я считал в период депрессии Пита. Не знаю, взял ли мой возраст своё, но теперь мне было тяжело увидеть в нём кого-то кроме обычного человека со сложным характером и отличающимся от привычного мировоззрением. Немало времени провёл я тогда в раздумьях, порой даже не могу уснуть по ночам, а всё размышлял и вспоминал былые времена. Уж этого мне точно никто не мог запретить.

Вскоре мы покинули дорогостоящие апартаменты и двинулись в неизвестном направлении прочь из наибольшего города Австралии. Сложно было сказать, ехали мы на север, юг, восток или запад, поскольку каждый новый поворот и солнце то и дело сбивали мой воображаемый компас. К тому же, почти всю дорогу Пит молчал, а на любой вопрос с моей стороны отвечал кратко и нехотя, словно обидевшийся ребёнок лет пяти. Вот только если ребёнка развеселить было вполне возможно, то как поступать с ним я не имел ни малейшего понятия. И всё же моё уважение к себе перестало бы существовать, если б я не спросил:

– Куда мы едем теперь?

– Перт.

– Это же на западе, а поскольку мы на востоке, то это две с половиной тысячи миль! – дало о себе знать моё внутреннее возмущение.

В ответ мне удалось услышать только тишину. С другой стороны, подобное уже случалось ранее, и ничего странного, в целом, не произошло. И если бы Питу в тот момент было хоть немного не наплевать на происходящее вокруг, вряд ли он осмелился отправиться в столь нелёгкий путь. Но пока что изменить его планы было не в моих силах.

В дороге мы провели целую неделю, хотя если бы не останавливались так часто, то нам хватило бы и двух дней. В первый и во все последующие вечера я вспоминал о доме. Нет, ни о каком-либо пристанище на одну ночь только чтобы немного поспать или совершить нечто ещё более напрасное, а о доме, в котором я вырос, и каждый угол которого знаю наизусть. Пожалуй, моей внутренней энергии никогда бы н е хватило, чтобы пережить всё, что случилось с Питом. Тогда я неоднократно думал, что делал бы в такой ситуации и как поступил бы. Впрочем, длились подобные странствия в мире мыслей недолго, поскольку всё воображаемое пугало меня настолько, что я сразу же старался забыть об этом. Видимо, этого я точно никогда не смог бы пережить.

А как насчёт Холли? Слишком часто я злился на себя. Не нужно иметь много ума, чтобы оставить жену на неопределённый срок в полном одиночестве, к тому же в таком-то положении! Вот уже несколько дней я не слышал её чудесного голоса, всегда навевавшего на меня покой, не видел её и поймал себя на том, что начал забывать очертания её лица, хотя прошедшее время не равнялось и трём дням. Пожалуй, утратить её было бы для меня ещё страшнее, чем то, остальное, о чём я думал длинными вечерами, проведёнными на пути в Перт.

В течение первого дня, когда мы ещё не успели выехать за пределы штата Новый Южный Уэльс и оказаться вдали от ещё совсем недавно приютившего нас Сиднея, наш автомобиль начал давать небольшие сбои, но особого внимания этому мы не придали, поскольку сверху светило палящее летнее солнце, и не удивительно, что техника то и дело пыталась выйти из строя. Да и мы не были так же бодры, как это было утром, поэтому, учитывая, что единственным нашим желанием на тот момент было спрятаться и уснуть в тени, нам было не до мелочей, связанных с механикой, но в конечном итоге привёвших к гораздо худшим последствиям.

Проехав один из многих небольшой городок, название которого я сейчас уже и не вспомню, нашей машине, видимо, надоело ехать, и она остановилась окончательно. К тому времени солнце уже пряталось за горизонт, до ближайшего городка, что его мы так скоропостижно миновали, было как минимум несколько миль, а расстояние до Сиднея было почти таким же, как и до Брокен-Хилла – города на нашем пути в Перт, найти который на карте не составило никакого труда. О возвращении в начальную точку, как и о продвижении вперёд, соответственно не могло быть и речи, перспектива провести ночь в явно сломанном автомобиле посреди неизвестной местности нас совершенно не устраивала, поэтому иного выхода, как вернуться в ближайший населённый пункт, не было.

Всё так же молча Пит буквально выпрыгнул из-за руля наружу и, яростно ударив ногой колесо автомобиля, последовал в направлении ближайшего города. У меня не было никакого желания оставаться в одиночестве либо оставлять друга одного, поэтому я в спешке последовал за ним. Казавшееся маленьким расстояние оказалось довольно-таки большим, и в сумерках уже с трудом можно было различить чей-либо силуэт, а мы всё не останавливались. Вокруг ни души, дорогу можно было увидеть лишь как следует приглядевшись, отчаяние и усталость побуждали меня остановиться, надежды уже не осталось, но свой настрой я скрыл, и не зря: если бы я сдался, то остановился бы за несколько десятков футов от пункта назначения. Признаться, когда мы наконец0то пришли, огромная радость переполняла меня снаружи и изнутри, чего я совершенно не скрывал, ведь в темноте моих эмоций всё равно никто не смог бы разглядеть. А вот Пит всё так же молчал.

Люди, которые ещё кое-где находились на улице, недоверчиво оглядывались на нас, когда я пытался узнать о ближайшем ночлеге, который можно найти неподалёку. Мне кажется, что я и сам не захотел бы говорить с незнакомцами в столь позднее время, будь я тогда австралийцем. Кроме того, мой явный американский акцент вызывал немалые подозрения со стороны местных жителей, поэтому от некоторых из них нам пришлось держаться подальше, поскольку после опта в Лос-Анджелесе у меня не было никакого желания связываться с полицией вновь.

Правда, был один парень, который согласился проводить нас. Он упрямо отказывался называть своё имя, да и узнавать наши он тоже не спешил. Мы шли примерно пять минут и вскоре пришли в место, где не было ни людей, ни фонарей, которые могли бы хоть немного осветить территорию вокруг.

– Вот мы и пришли, – сказал наш проводник.

– Куда? – полюбопытствовал я.

– Теперь это уже не так важно. Сегодня у меня своего рода юбилей: вот уже десятый раз я повторяю одну и ту же фразу. Достаём деньги, снимаем украшения и вместе с прочими ценностями передаём всё это мне.

Как ни печально признавать, но единственный человек, который, как нам показалось, откликнулся на нашу просьбу, оказался всего лишь обыкновенным грабителем. Что ж, выбора он нам не оставил: если мы хотели жить и продолжить наше путешествия, а мы, определённо, хотели, то должны были отдать все ценные вещи, имеющиеся в наличии. Так мы с Питом лишились почти всех своих денег. Вот и остались два странника одни в совершенно незнакомом городе без цента в кармане. Впрочем, так думали только я и грабитель.

Когда нас наконец покинул этот преступник, а я пришёл в себя, то спросил Пита, хотя и не ожидал услышать ответа:

– Что будем делать дальше? Денег, как и сил, у нас не осталось.

– По-твоему, я совсем идиот? Несколько сотен ещё можно отыскать в машине, ещё тысячу – среди вещей. Но ты прав: большей части денег нам больше не видать. Теперь не мешало бы отыскать пристанище хотя бы на одну ночь.

Я обрадовался, ведь эта, пусть и не самая длинная, но всё же фраза, обнадёживала: мы не останемся на мели, а ещё Пит наконец-то нарушил молчание. После поисков, на которые мы потратили все оставшиеся силы, нам всё же удалось найти место, обеспечивающее нам крышу над головой на ближайшие несколько часов. На этот раз помочь нам согласился другой молодой человек, не имеющий никаких преступных намерений. Он указал нам, где мы можем лечь, показал дом и оставил нас одних. Нельзя сказать, что этот человек был дружелюбен к нашей компании, но и какой бы то ни было неприязни с его стороны тоже не последовало, что уже хорошо. За окном стояла глубокая тьма, и даже свет луны не был заметен столь поздней ночью. Я не стал выяснять отношения с другом, хотя имел такую возможность, да и вынуждать хозяина дома знакомиться с нами или что-либо рассказывать было не самое подходящее время, поэтому попытавшись уютно утроиться на полу, с трудом мне удалось уснуть. Во всяком случае, это лучше, чем если бы я остался в машине.

Утром, последовавшим за той долгой и нелёгкой ночью нас разбудил приютивший меня и Пита человек, позже представившийся Олли. То ли от того, что был так воспитан, то ли от хорошего отношения к нам, что его он, возможно, успел обрести за прошедшие несколько часов, хозяин дома предоставил нам изысканный, словно в ресторане завтрак. Я, конечно же, удивился этому неожиданному сюрпризу, впрочем, как позже объяснил сам Олли, ничего странного в этом не было. Порой одиночество сводит с ума, поэтому невольно начинаешь радоваться любому гостю в твоём доме, но эта радость словно одевает розовые очки, из-за которых невозможно различить настоящих друзей и тех, кто тебя попросту использует. По этой самой причине он неоднократно выпытывал у нас не являемся ли мы злоумышленниками, кто мы такие, куда держим свой путь и зачем, только чтобы убедить свой разум, что всё нормально. Но оно и не удивительно: ему было почти тридцать, а он жил в полном одиночестве.

Вскоре Пит отлучился на несколько минут. Мы подумали, что это одна из его очередных выходок, ведь в глубине души я всегда считал его странным, хоть и любил в качестве друга и наставника. Олли со мной согласился – не считать почти постоянно молчащего человека странным довольно нелегко. Но клянусь всем, что есть на свете: через минуту Пит вернулся и, тяжело дыша, сказал, стоя у двери:

– Я нашёл нам механика.

Не имею ни малейшего понятия, как ему всегда удавалось так быстро решать проблемы в своём внешнем мире, и куда он постоянно спешил, однако, раз за разом он дарил мне чувство приятного удивления, и мне это нравилось. В такие минуты я радовался, что у меня есть такой товарищ, которого невозможно вписать в какие-либо рамки, поскольку в жизни очень важно всегда удивляться чему-то новому и необычному, иначе она попросту потеряет всякий смысл.

Олли был удивлён не меньше меня, но, когда стало понятно, что пришло время прощаться, он совершенно не возражал, а лишь осторожно спросил, может ли он поехать с нами. Лично я не был против, а вот Пит сначала не соглашался, но потом всё же разрешил ему поехать с нами, при условии, что этот австралиец будет покрывать все расходы на бензин и содержание себя. Не желая более оставаться в стенах своего дома, наш новый друг согласился.

Таких людей вроде его мне приходилось встречать довольно часто, да что тут говорить: до поры до времени я и сам был таким же. Представители «офисного планктона», как теперь их называют, тоже мечтали стать моряками космонавтами и супергероями. Так почему же не стали? Никогда не поздно изменить свою жизнь, впрочем, для них это всего лишь пустые слова. Надеюсь, что Пит, как и я, радовался, что нам выпала честь встряхнуть чью-то ещё жизнь. Я творил добро, что не могло меня не радовать.

Тогда я задумался над собственной жизнью. С одной стороны, на моих плечах лежала ответственность за содержание семьи, а с другой, на какой-то момент мне показалось, что любимая работа архитектора тоже навязана мне обществом. Быть может, моё призвание – помогать людям? Вот только ранее мне никогда не приходилось слышать о такой вакансии, хотя она неплохо оплачивается – мне было бы приятно знать, что есть люди, безгранично благодарные мне за то, что я изменил их жизнь в лучшую сторону. Впрочем, кого волнует, скольким людям ты помог, если ты не можешь содержать семью и оплачивать счета? Пока что выхода из своего положения я не видел, да и было мне явно не до этого.

Как оказалось позже, наш новый путешественник неплохо разбирается в машинах с детства, когда отец брал его к себе в автомастерскую. Найти путь назад для нас оказалось легко: знай себе, что иди прямо и не сворачивай. Потом ещё около получаса Олли провозился с нашим железным конём, и все мы наконец-то двинулись дальше.

Ближе к вечеру мы прибыл в Брокен-Хилл. Пит уже спал, неплохо устроившись на заднем сидении, я сидел за рулём, а Олли, севший на пассажирское место всё не умолкал, то и дело повествуя мне о своей жизни, вплоть до считавшегося тогда вчерашним дня. Мне казалось, что это я прожил всю его жизнь, что это я работаю в офисе и единственное моё развлечение – эксперименты в области кулинарии.

– И давно у тебя такое нестандартное хобби? – с долей любопытства вырвалось у меня.

– Почти с юности, – ответил он. – Мне нравится готовить потому, что мне нравится есть. Кто-знает, возможно, это странно, но я предпочитаю наслаждаться каждой ноткой вкуса, а не смотреть на пищу как на источник энергии. Я не могу похвастаться успехом или яркой жизнью, но это помогает мне убежать от всяких проблем.

– То есть для тебя это что-то вроде отдушины?

– Вроде того. Между тем, ты знал, что во время процесса жевания у человека снижается уровень стресса? Согласись, как правило, мы едим в спокойной и безопасной обстановке, поэтому на рефлекторном уровне во время жевания у нас возникаю ассоциации об отдыхе, и мы успокаиваемся.

Не знаю, хотел ли он вызвать у меня симпатию, научить чему-то, или же возраст попросту взял своё. Впрочем, это уже было не столь важно, ведь как только я начинал скучать, как сейчас, например, то сразу переключался на свои мысли, а все звуки вокруг становились всего лишь монотонным шумом. К тому же, в поле моего зрения попал конечный пункт на сегодня, и в какой-то степени желание поскорей уединиться охватило меня.

«Дворец Марио» – единственные слова, которые я успел увидеть на вывеске о ближайшем отеле, и единственные слова, которые там были. Другого выхода, кроме как поехать туда, я не видел, поэтому ровно через несколько сотен футом, как и было обещано, все мы с радостью, а кто-то, возможно, с неохотой, покинули салон нашего автомобиля. Отличие этого города от шумящих столиц и пыльных улиц всех больших населённых пунктов сразу бросалось в глаза, когда дело касалось гостиницы здесь. О парковке тут, пожалуй, не слышали, поскольку все три машины, которые были, стояли на улице прямо перед входом, а само здание напоминало скорее простой дом, нежели роскошный отель. Впрочем, это было всего лишь моё первое впечатление.