На грани

Молодая девушка приветливо рассмотрела для нас все варианты и дала каждому ключ от своего номера. Городок не мог похвастаться своими размерами, поэтому цена нас приятно удивила. Хотя, что тут говорить: после того, как мы остались без денег, нас приятно удивляла любая цена, если она нам не только по карману, но и соответствует качеству. Здесь всё это было, и где-то в глубине души я обрадовался, как тому, что расходы на жилье в этот день у нас минимальны, так и тому, что не слишком обременяю Пита финансово.

Я пришёл в свой номер и сразу же захотел позвонить к Холли. Пришлось потрудиться, прежде чем оператор соединил меня с домом. Когда же это случилось, то, спустя пару совершенно неприятных моему слуху гудков, на другом конце провода я услышал её, как всегда очаровывающий, голос:

– Алло?

– Привет. Как ты?

– Том, это ты! Привет. У нас всё отлично, а как обстоят твои дела?

– Что ж, мы наконец-то добрались до Брокен-Хилла, и вот теперь я сижу в своём номере, пожалуй, единственного отеля в городе. Вчера нас ограбили, правда, тебе не стоит волноваться по этому поводу. С нами всё в порядке, ведь у нас ещё остались несколько тысяч. А что касается того парня, который лишил нас денег, – видимо, ему они нужнее. Кто знает, вдруг его дома ждёт семья? Кроме того, это даже к лучшему, поскольку мне всегда казалось, впрочем, кажется и сейчас, что прелесть путешествий далеко не в роскоши и вседозволенности.

– А в чём же тогда?

– Не знаю. Пожалуй, прелесть заключается в познании себя.

– Знаешь, у тебя прекрасно получается заинтересовать слушателя, пока ты что-то рассказываешь. А ещё мне всегда жутко нравилось, когда ты учишь чему-то, правда, порой, ты редко это замечаешь.

– То есть, тебе не нравятся мои так называемые «лекции»?

– Что ты, напротив, за них я люблю тебя ещё больше.

– Поверь, это далеко не предел. Мы вчера познакомились с одним австралийцем, его зовут Олли, вот уж кто действительно читает лекции во время разговора. Сегодня, например, он рассказывал мне о еде и стрессе.

– Посвятишь меня в то, как вы познакомились?

– Тогда слушай. Вчера наши планы были довольно амбициозны, поэтому Пит не хотел останавливаться раньше, чем мы доедем до Перта именно куда направляемся и сейчас. Хотя наш автомобиль решил иначе, поэтому в сумерках и паре километров от небольшого городка мы заглохли. В попытках найти крышу на одну ночь мы лишились большей части денег, но потом почти сразу же на наши поиски откликнулся Олли. Он-то нам и позволил остаться в своём доме. Признаться, я был поражён, когда следующим утром он спросил, может ли поехать с нами. Теперь нас трое.

– Рада слышать. Кстати, как там Пит?

– Я боюсь за него. Как бы он чего не натворил…

– С чего вдруг такие опасения?

– Вчера утром он узнал, что погиб его отчим. Но вопреки его внешнему спокойствию, я знаю, что внутри всё совершенно иначе. Сквозь тонкие стены сиднейского отеля я слышал, что мебели в его номере неплохо досталось. Потом он почти целый день молчал, да он и сейчас не особо разговорчив. Поэтому я опасаюсь за Пита.

– Возможно, тебе стоит поговорить с ним? Сделай первый шаг, прояви инициативу, поговори с ним по душам. Не дай ему шанса думать, что со смертью отчима оказалось, что и его друзья не такие уж преданные.

– Я посмотрю, что можно сделать. Впрочем, довольно говорить обо мне и событиях вокруг. Лучше расскажи, как дела дома.

– Твои родители каким-то образом узнали, что ты отсутствуешь, поэтому теперь они частые гости в нашем доме. Особенно твоя мать.

– Не удивительно. Она терапевт, это её работа, – с улыбкой ответил я.

– Допустим, они знают, что ты уехал, но как они узнали о ребёнке?

– По той же причине. Думаю, что если бы я был врачом, то тоже мог бы невооружённым глазом заметить твоё положение. А как насчёт твоих родных?

– С ними всё в порядке. Благодаря твоему появлению в нашей жизни, мой самый младший брат Ник сможет впервые пойти в настоящую школу.

– Сколько ему?

– Через месяц будет двенадцать.

– Не пойми меня неправильно, но я не думаю, что сейчас самое подходящее время для того, чтобы отдать его в школу.

– Что ты имеешь в виду?

– Его могут не взять в школу, а если и возьмут, то это будет не самое подходящее время и место для него. Представь, как люди твоего возраста относились бы к тебе, если бы ты не умела писать и читать? С детьми всё то же самое, просто они меньших размеров.

– Тогда как быть?

– Найти того, кто сможет обучить его знаниям, необходимым в школе в его возрасте. Уверен, что если хорошо поискать, то можно найти такого человека. Мне кажется, что начать стоит со школ: нередко учителя предлагают подобные услуги ради дополнительного заработка. Между тем, разве тебе не пора ложиться спать?

– Ты смеёшься, Том? Здесь же почти шесть часов утра!

– Странно, я думал, что дома тоже почти одиннадцать часов вечера.

– Часовые пояса. Боюсь, ты неправильно рассчитал время.

– Получается, что я тебя разбудил. Прости, я не хотел.

– Всё в порядке. Кажется, тебе пора готовиться ко сну.

– Лучше побудь со мной ещё хотя бы на связи.

– Позвони мне в другой раз, и я с радостью буду висеть на проводе сколько угодно. А теперь всем нам пора спать.

– Береги себя, – сказал напоследок я.

– Ты тоже. Желаю удачи, – последовал её ответ.

Было не очень приятно осознавать, что я ошибся, впрочем, я не помню ни одного случая, когда это было бы приятно. Часовые пояса ловко ввели меня в заблуждение: пока я думал, что разница во времени составляет сутки, на самом же деле она была лишь семь часов. Хотя сейчас это волновало намного меньше предстоящего разговора по душам с Питом.

Когда я осознал, что мои опасения намного страшнее того, что мне в действительности придётся сделать, моя рука постучала в дверь номера друга. Удивившись, что открыл мне Олли, я спросил:

– А где Пит?

– Он в моём номере. Расслабься, мы просто поменялись, потому что здесь ему что-то не понравилось. Понятия не имею, что бы это могло быть, но суть проста: ищи его в другом месте.

Далее он сразу же захлопнул передо мной дверь, а мне не оставалось выбора, как попробовать снова решиться. Долго убеждать себя мне не пришлось, и, проделав то же самое с дверью теперь уже наверняка номера Пита, я увидел его, стоящего на пороге передо мной.

– Что? – спросил он, разрушая неловкую паузу.

– Моя жена посоветовала мне поговорить с тобой, и я с ней совершенно согласен.

– Женщины… Ладно, входи.

Планировка и несколько деталей интерьера – пожалуй, единственные отличия между его номером и моим. В целом всё было таким же. Сев в кресло, товарищ предложил сделать то же самое и мне, а затем спросил:

– Так о чём ты хотел со мной поговорить?

– О том, что произошло вчера, начиная с момента, когда я получил твоё письмо.

– Разве что-то случилось?

– Пит, прекрати притворяться. Сквозь не самые толстые стены я слышал, что ты делал дальше. Затем целый день из тебя нельзя было вытащить слова, а потом, когда автомобиль сломался, я испугался, что ты разнесёшь его к чертям. И, признаться, я боюсь за тебя.

– Со мной всё нормально. Лучше иди спать.

– Почему ты просто не можешь рассказать мне обо всём? – вспылил я.

– Это мои проблемы и тебя они не касаются, – всё так же спокойно ответил он.

– Ты привык прятаться за своим персонажем, который всегда счастлив, жить не может без путешествий и имеет философский взгляд на мир. Но, пожалуй, только мы двое знаем, кто ты на самом деле, – последовал мой ответ, и дверь за моей спиной захлопнулась.

Это была далеко не самая приятная, но всё же правда. Каждый человек, повстречавший Пита, знал лишь его образ, укреплённый его умелой актёрской игрой, если это уместно так назвать. В душе он остался тем самым мальчишкой в юном возрасте. Не знаю, было ли это частью учения, которое он получил от Патрика Рейнольдса, придумал ли это он сам, или и вовсе никаких путешествий с ним никогда до нашей встречи не случалось, а вся история его жизни – сплошная ложь, но той ночью я понял одну очень важную вещь. Не важно, как сильно ты будешь стараться и какое представление о себе внушишь окружающим, но ты не сможешь бежать от себя вечно. Сердце не обманешь.

Иного выхода мой гнев, который я, порой, ненавидел, мне не оставил. Я лег на кровать у себя и долго смотрел в окно. Вскоре началась гроза и в тот момент о себе напомнила мысль, пришедшая мне в голову в возрасте восьми лет. Когда я был ещё настолько маленьким юношей, мне постоянно казалось, что, когда идёт дождь, в мире кто-то плачет. Возможно, это действительно так, но затем эту мысль заменили знания о природных явлениях с научной точки зрения, и до той ночи в Брокен-Хилле я о ней не вспоминал.

Внезапно в мою дверь кто-то постучал. У меня не было никакого желания даже на мгновение отвлекаться от картины за окном и на нём, но, так уж и быть, пришлось встать и открыть. Каково же было моё удивление, когда перед собой я увидел Пита. Нельзя сказать, что он злился или печалился, да и вообще не понятно, какие эмоции сейчас властвовали над ним, поэтому всё то время, пока он не решался нарушить молчание, я глядел на него и пытался понять, о чём сейчас думает Пит. Видимо, наконец собравшись со всеми своими силами, он спросил:

– Позволишь войти?

Открыв дверь шире, я привычным для нас жестом пригласил его внутрь. Сразу после того, как он удобно устроился на одном из стульев, мой друг продолжил:

– Хорошо, давай поговорим. Например, с чего ты взял, что во время приключений и вне их все знают моего персонажа, а не меня?

– Я уже говорил, но скажу ещё раз. Я всё слышал той ночью, если это, конечно, не уместнее назвать утром. Поверь, мне очень жаль. Я знаю, что вы были не очень близки, но…

– Твоё мнение ошибочно, – перебил он меня.

– Что ты имеешь ввиду?

– Тот факт, что мы не были близки. Это ложное утверждение.

– Что-то я не замечал между вами тёплых взаимоотношений, когда мы были в его доме, как и годы спустя после этого.

– А потом прошло ещё два года. Ты никогда не думал, куда я пропал?

– Нет.

– А стоило бы. За два года мы нашли общий язык, пожалуй, впервые за столько лет. В какой-то момент я понял, что он всего лишь хотел как лучше с той точки зрения, которую ему навевал образ жизни. В свою очередь, отчим наконец принял меня таким, какой я есть. А теперь мы уже никогда не сможем сходить на рыбалку вновь, чего он так хотел. Знаешь, в ту ночь или утро, как ты это обозначил, я чертовски возненавидел себя, что было в диковинку, ведь раньше мне не приходилось испытывать ничего подобного.

– Почему? – несмело спросил я, когда пауза, что её сделал Пит, вышла уж слишком неловкой.

– Потому, что я позволил истории повториться, вновь наступил на те же грабли. Думаю, ты помнишь, насколько велико было моё раскаяние, когда я не успел сказать родителям, как сильно люблю их. Теперь то же самое случилось с моим отчимом. Жаль, что осознать это мне удалось лишь после того, как никого из моих близких больше не осталось.

– Никогда не поздно повернуть всё в обратную сторону. Ты сам говорил мне об этом.

– Вот только в моём случае особо и поворачивать-то некуда. Скоро и ты окажешься вне моего влияния. Дети, семейная жизнь, работа, знаешь ли… Это не для меня, – после этих слов он встал и подошёл к окну, направив свой глубокий взгляд на дорогу снаружи, куда как раз выходили мои окна. А после, немного помолчав и поразмыслив над следующей фразой, Пит продолжил:

– Понимаешь, каждому из нас нужна власть. Например, в детстве мы любим быть главными в той или иной игре, в чуть старшем возрасте нам нравится командовать, а потом, когда у нас появляются дети, мы используем это. Мы говорим, что им делать и распоряжаемся их жизнью, пока они не станут слишком умными, чтобы избавиться от этого влияния. Средства массовой информации, как политика и религия, тоже недалеко ушли. Кто-то из верхушки общества каждый день указывает, как нам жить, в то время как мы считаем это своей волей. Знаешь, о чём я говорю?

– Не совсем. К чему ты клонишь?

– К тому, что всё устроено на зависимости. Мы как марионетки – стоит лишь дёрнуть за нужную ниточку. Боюсь, что все твои приключения, так или иначе связанные со мной, – лишь моя жажда власти и признания. Разве тебе никогда не казалось, что я навязываю свою точку зрения?

Всё также стоя у окна и слушая мелодию дождя, внезапно Пит замолчал, а спустя несколько минут и вовсе ушёл, объясняя это тем, что он хочет побыть в одиночестве.

Старина в конец запутался – мы оба почувствовали это. Было любопытно наблюдать, как произошёл конфликт между тем, чему он должен следовать и тем, что мой друг переживал глубоко внутри. В чём-то он был прав – то влияние, о котором ещё несколько минут назад шла речь, я всегда чувствовал повсюду, но относительно его власти надо мной вынужден не согласиться. Ведь это я решил впервые уехать с Питом и довериться его мировоззрению – во всяком случае, мне всегда так казалось. Возможно, это тоже была лишь часть того спектакля, который окружал меня. Впрочем, обсудить это с ним я не успел, как и напомнить о том, что у Пита по-прежнему есть брат.

Признаться, на момент и я запутался в происходящем. Мой друг пытался сделать мою жизнь лучше, отрицать этого нельзя, но вот он говорит, что навязывает мне свою точку зрения. Кроме того, нельзя не брать во внимание тот факт, что истинного Пит увидеть мне удавалось довольно редко, а всё оставшееся время он прятался за неким образом, который был известен каждому знающему моего товарища человеку.

Потом я понял, что нужно собрать все детали головоломки воедино, иначе все мы так и будем оставаться в растерянности. В итоге у меня получилось то, о чём я нередко догадывался, но почему-то не находил этой мысли до того дня места. Психолог из меня никакой хотя бы потому, что по образованию я архитектор, но аналитический склад ума, на который Пит, порой, обращал моё внимание, нередко меня выручал. Хотя если бы я всё же имел отношение к сфере психологии, то сделал те же выводы: конфликт между личностями. Не то, чтобы старина Пит страдал их раздвоением, но два противопоставленных мировоззрения было трудно не заметить. Первое – это юноша, которым он остался глубоко внутри в следствие стрессовой ситуации, то есть потери близких. Возможно, поэтому его дальнейшее взросление стало невозможным. А второе – это тот человек, которого все мы знали, и которым Пит хотел бы быть. По какой-то причине он подсознательно считал все свои знания едино верными, поэтому следовал им как можно чаще. Но когда случалось что-то, что заставляло его «юношу» напомнить о себе, то происходило то же, что и тогда в Сиднее.

Всё мы здорово запутались, пытаясь понять, что же происходит, но вскоре я предпочёл перестать думать об этом и предался Морфею. Ночь эта выдалась неспокойной – мысли в голове не давали мне покоя, поэтому даже во сне я размышлял о всё, что внезапно навалилось на наши с другом плечи.

VIII

Четвёртым по счёту утром, что его я встретил в Австралии, мы продолжили свой путь вглубь континента. И хотя температура вне автомобиля была не такой высокой, как где-либо ещё, воздух здесь всё же отличался своей сухостью, поэтому в какой-то степени нам становилось жарче с каждым последующим часом. Солоноватый привкус пота ещё долго сопровождал нас после того, а пейзажи вокруг не смогли никого оставить равнодушными.

В тот день недолго после того, как мы покинули Брокен-Хилл, наша компания пересекла границу штатов и оказалась в Южной Австралии. Кокберн – город, расположенный непосредственно на грани между Новым Южным Уэльсом и Южной Австралией, тепло принял трёх странников, пожаловавших сюда на завтрак. Название улиц были странными, так как отличались только деталями. В одном из кафе можно было найти трёх парней, или, вернее сказать, мужчин, которые вели себя странно и слишком выделялись среди окружающих. Это были мы.

Попивая чай из своей кружки, Пит то и дело украдкой поглядывал на меня, а затем, видимо, решившись продолжить вчерашний разговор, сказал:

– Мне кажется, что пора прекратить поездку, пока мои проблемы не зашли слишком далеко. Либо однажды я потеряю контакт с реальностью, либо захочу иметь ещё больше власти над окружающими. Уверен, что вам, и, в частности, тебе, Том, это не нужно. К тому же, рано или поздно, ваши семьи станут прежде всего, и я не хочу этому мешать.

– То есть это конец? – спросил Олли.

– Почти, – ответил Пит. – Сегодня я довезу вас до Порт-Огасты, там есть аэропорт внутреннего назначения. Доберётесь до Сиднея, а там уже кто куда.

Прежней моей радости, которая хоть и в незначительных размерах, но всё же присутствовала, словно не бывало. То, что мы только что услышали, означало моё возвращение не только домой, но и обратно в рутинную жизнь, из паутины которой мне удалось выбраться лишь на три с лишним дня. Я спросил себя о том, что буду делать дальше, но, увы, нужного ответа не нашёл. Думаю, что любой другой радовался бы на моём месте, ведь скоро мне суждено было стать отцом, но я почему-то видел в этом лишь предзнаменование самых тяжелых времён в моей жизни. Получается, что все мои попытки помочь другу оказались тщетны? Неужели психоанализом я сделал только хуже?

Как и обещал, Пит довёз нас до Порт-Огасты, что в четырёх с половиной часах езды оттуда или же почти в трёх сотнях миль. Вокруг меня в автомобиле вновь царствовала тишина. Мы даже попали в пустынную местность, и тайком страх во мне взял верх, потому как останавливаться в такую погоду из-за поломки машины не очень-то хотелось. А когда этого не случилось, то верх над моими эмоциями взяли радость и облегчение, которые, как и предшествующий им страх, остались для окружающих тайной.

И вот мы оказались в аэропорту. Олли, как и я, стоял в абсолютной растерянности, поскольку даже не представляли, что можно сделать, чтоб это только набиравшее обороты путешествие не заканчивалось столь скоропостижно. Было бы эгоистично с моей стороны, если бы я сказал, что в тот момент думал лишь о себе, тем более, что это не так. Вовсе нет, мои мысли крутились вокруг нашего австралийского друга. Меня ждала любимая жена, будущий ребёнок и какая-никакая, но всё же работа, а вот Олли предстояло вернуться в серый дом, обратно к одиночеству его жизни. Возможно, я глубоко сочувствовал ему, ведь однажды мне уже приходилось переживать нечто подобное, хоть тогда меня и окружали родные.

Последнее слово, которое я услышал от Пита, было робкое «извини». Он слишком быстро распрощался с нами, поэтому я не успел уверить его, что ему не за что извиняться, что я восприму его таким, каков он есть. Разве не для этого были придуманы друзья?

Очередной инструктаж перед взлётом, симпатичная стюардесса, несколько посторонних людей вокруг, панический страх моего друга перед первым в его жизни полётом, и вот мы уже летим на высоте в несколько тысяч миль. Вокруг нас окружали лишь облака и несколько птиц, всё же отважившихся подняться так высоко. Австралийский спутник, сидевший слева от меня, крепко держался за своё сидение и ремень безопасности, хоть я, что было сил, убеждал его, что не о чём беспокоиться, и всё хорошо. Потом же, к моему большому удивлению, он сам пожелал сменить тему разговора и спросил:

– Куда ты теперь? Должно быть, домой?

– Да. Навещу жену, ведь я не видел её уже почти четыре дня. А как насчёт тебя?

– Вернусь обратно в свою конуру, включу музыку, приготовлю какое-то блюдо и попытаюсь забыть, насколько скучно живу. Знаешь, а ведь я искренне обрадовался, когда Пит позволил мне поехать с вами. Мысленно я даже начал представлять Перт, ведь я никогда там не был. Хотя, кроме своего городка и Сиднея, где получил образование, я нигде не бывал.

– Вообще нигде? – удивлённо переспросил я.

– Да, возможно, это хорошо, что у меня нет жены и уж тем более детей. О чём бы я рассказывал им на досуге? О технологии приготовления спагетти? Или о том, как недовольно рычит на меня соседский пёс?

– Разве мы в силах изменить что-то в твоей жизни?

– Каждый может встряхнуть чью-то ещё жизнь. Взять хотя бы тебя. Чем не пример счастливой жизни?

– После свадьбы, знаешь ли, я счастлив по-настоящему только дома, а в оставшееся время – только наполовину.

– А если бы я спросил, что ты больше хочешь, каков был бы твой ответ?

– Пожалуй, я пожелал бы, чтоб с Питом всё было хорошо, и мы всё так же спокойно двигались на запад страны. Вот только теперь это не является возможным.

– Насчёт твоего друга нельзя не согласиться, а вот касательно поездки я бы поспорил. Что, если нам продолжить путь вдвоём?

– Это не менее безумно, чем позволить всему так скоропостижно закончиться, а потому мне нравится твоя идея. Вот только придётся начать всё с начала.

– Во всяком случае, у нас хотя бы остался второй шанс.

Сойдя по трапу в Сиднее, мы даже представить не могли, как всё произойдёт, куда мы поедем, и что будем там делать, но именно эта спонтанность подстёгивала нас ещё больше, не давая бросить всё и разъехаться по домам. Видимо, мы тоже уловили то воодушевление и ту любовь к дороге, которыми был одержим Пит.

Оставалось лишь надеяться, что наших денег хватит, и мы в конце концов попадём на запад. Так уж вышло, что взять машину было бы слишком дорогим удовольствием, да и денег на бензин нам не хватило б, даже если бы нам пришлось отказаться от пристанищ и спать в неудобном салоне автомобиля. Нужно было искать более простой, но в то же время более удобный и менее утомительный вариант, нежели идти пешком. Хорошо, что задолго до нас кто-то смиловался и придумал брать с собой попутчиков.

Хотя любая денежная трата слишком не приветствовалась мной, всё же первые два австралийских доллара мы потратили на книгу. Она повествовала о уголках Австралии, которые следует посетить, и раз уж Пита с нами не было, этой книге предстояло выполнить важную миссию: стать нашим путеводителем.

Теперь, когда план стал менее спонтанен, это в какой-то степени лишило нас места для творчества, но я хотя бы знал, куда следовать в следующий момент: на север, на восток, на юг или же на запад. Признаться, нашему удивлению не было предела, когда первыми двумя точками, что из на карте-приложении соединяла дорога, были Сидней и Перт. Кроме того, я даже видел большую часть всех достопримечательностей, которые были там указаны. Кажется, эта загадка Пита теперь была разгадана.

Путь на запад, за пределы города, оказался не таким коротким, каким он показался на первый взгляд, и чтобы одолеть его пешком, нам пришлось неплохо поработать ногами, неся за спиной ещё и свои вещи. Вот честное слово: в тот момент я и сам уже не был рад, что набрал столько, возможно, лишних вещей, особенно, когда начали болеть мои ключицы. Кто бы мог подумать, что в обыкновенный рюкзак может поместиться столько разнообразных предметов одежды и прочих мелочей, что их я постоянно носил с собой и никак не мог с ними расстаться. Спрашивается: вот зачем мне в путешествии нужна пустая консервная банка и деревянная палка, которую я нашёл много лет назад? Порой, мне в голову приходил тот же вопрос, но в дороге это нехитрое приспособление заменяло нож. Также я дорожил своим музыкальным инструментом – как-никак, это подарок Пита, и единственное, что напоминает мне о тех далёких временах юности. К тому же, бывает, идёшь по улице или же по дороге неизвестной местности, и тут тебе в голову приходит мелодия, которая долго не даёт покоя. В таких случаях я использовал свою губную гармонь по назначению: и успокаивал свои творческие порывы, и развлекал окружающих. Казалось, что каждая вещь в моём рюкзаке чрезвычайно важна, вот только вместе они создавали немалую тяжесть для моего тела, да и просить своего спутника об очередном привале почти что каждые десять минут было не так уж приятно.

Должно быть, путь стал моим очередным испытанием, которое я с высоко поднятой головой одолел, хоть он и был далеко не самым лёгким. Мегаполис остался далеко позади нас, спереди были только дикие безлюдные просторы дороги. Не знаю, сколько ещё мы шли, прежде чем услышали шум первой машины. И пока я только хотел попытаться найти хоть кого-то, кто помог бы добраться в населённый пункт, являющийся целью на сегодня, Олли уже успел не только остановиться, но и сделать то же самое с проезжающим мимо автомобилем.

Водителем оказался кто-то из коллег моего спутника. Я впервые видел не только человека за рулём, но и остальных пассажиров фургона, впрочем, это не помешало им вызвать у меня доверие. Шестеро музыкантов, возвращавшихся в родной город после длинной-предлинной поездки по материку, непрестанно обсуждали новые идеи, а некоторые даже тренировались, надеясь улучшить технику своей игры. Сначала я всеми силами пытался вникнуть в темы их разговоров, но после мне уже стало абсолютно всё равно, и всем диалогам я предпочёл смотреть в окно. Мне понравилось видеть разные, постоянно меняющиеся картины за окном, порой, слушать музыку и думать о чём-то совершенно отдалённом от рутинной жизни, о чём-то своём. Странно, но раньше я никогда не обращал внимания на то, насколько тесно музыка связана со мной, будь то очередная навязчивая мелодия в моей голове или музыканты-попутчики, словно некий знак свыше. А, может, так Вселенная незаметно для меня намекала на иной путь, по которому я мог бы пойти в своей жизни. Впрочем, этого мне уже не узнать, да и не очень-то хотелось.