История ислама. Т. 3, 4. С основания до новейших времен

Несмотря на свои большие притязания, он был жалким парнем, который всего охотнее сидел за рюмкой вина в своем гареме, в то время как другие за него давали сдирать с себя шкуру; войско, которое он отправил в Сирию под начальством своего брата, Изз ад-дина, вместе с отрядом из Халеба потерпело поражение у Хамата (570 = 1175 г.), а когда в следующем году он стал сам во главе войска и двинул против Саладина новые отряды при содействии Ортокодов из Маридина и Хисн-Кефы, Саладин опять разбил его при Хамате, и так основательно, что он сломя голову бежал обратно в Мосул и уже до самой смерти (576 = 1180 г.) не отважился двинуться оттуда. На этот раз победитель, еще до похода окончательно освободившийся из-под верховной власти Зенгидов и принявший титул султана, удовольствовался присоединением некоторых небольших местечек в Сирии, оставив на некоторое время Халеб в покое: он должен был идти навстречу беде, которая, угрожая все большей опасностью, поднималась с другой стороны. Между мусульманами и крестоносцами все еще, как и прежде, находились для обеих сторон одинаково неприятные гнезда ассасинов.

С 564 (1169) г. это ужасное братство находилось под предводительством нового главы, по имени Рашид ад-дин Синаи, который властвовал, конечно, как представитель гроссмейстера Аламутского, но все же в отдельных случаях был довольно самостоятелен. Это был человек в высшей степени замечательный: едва ли кто другой умел в глазах народа так искусно окружать себя таинственностью, распространять вокруг себя страх и почтение своим всеведением (ловкие шпионы и голубиная почта служили ему), своим волшебством. Уже Нуреддин много раз старался, как мирными переговорами, так и военными нападениями, подчинить «старца гор» и если уступал, то только на момент, как вдруг однажды утром он нашел около своей кровати записку, угрожающую смертью; по обычаю ассасинов она была приколота кинжалом к полу[128]; но она не была исполнена, быть может, потому, что естественная смерть Зенгида предупредила его противника. Сирии теперь угрожало распадение на части, и это было, конечно, по вкусу измаилитам; зато тем неприятнее были им быстрые сборы Саладина положить ему конец. Со стороны притесненного в Халебе опекуна Мелик Салиха потребовалось поэтому незначительного красноречия, чтобы побудить федавиев двинуться против неудобного Эйюбида: во время неоднократных походов в Северную Сирию (570, 571 = 1175, 1176 гг.) два раза были сделаны опасные покушения на жизнь султана, и только благодаря чуду он отделался от второго из них значительным, хотя и не опасным повреждением лица. Но для человека, который не боялся ни людей, ни привидений, это было не страшно. Саладин немедленно (572 = 1176 г.) напал с своим войском на владения ассасинов, разорил их, насколько мог, и осаждал Масьяф так упорно, что даже «старец гор» вступил с ним в переговоры. С другой стороны, и султану было невыгодно доводить эту отчаянную шайку до последней крайности: таким образом, последовало формальное заключение мира; мир этот добросовестно соблюдался обеими сторонами до смерти Рашид ад-дина (588 или 589 = 1192 или 1193 г.) и Саладина. Обе стороны, очевидно, научились почитать друг друга.

В следующие затем два года (573–574 = 1177–1178) султан был всецело занят борьбой с крестоносцами, и, когда на первых порах успехи в 575 (1179) г. обеспечили ему здесь тыл, он должен был прежде всего привести в должные границы Килидж Арслана II в Иконии, которому обстоятельства казались удобными для присвоения себе некоторых местностей в Северной Сирии, считавшихся собственностью Саладина, но отделявшихся от его главных владений Халебом. В 576 (1180) г. Сельджук должен был немного уступить; в следующем году (577 = 1181) умер Мелик Салих Халебский, и теперь Саладин решился покончить с Зенгидами раз навсегда. С этой целью он заключил союз с Ортокидами Хисн-Кефы, которые всегда умели пронюхать, куда ветер дует, и в то время, как воцарившийся между тем в Мосуле Изз ад-дин (576–589 = 1180–1193) велел осадить Халеб своему брату Имад ад-дину, Саладин отправился мимо этого города через Евфрат, взял Эдессу, Низибин и другие места в Месопотамии и наконец осадил самого атабега в его столице Мосуле (578 = 1182/83 г.). Правда, ему не удалось взять эту сильную крепость, но зато ему покорился Амид (579 = 1183 г.), который был назначен в награду князю Хисн-Кефы; но главный успех этого смелого предприятия заключался в том, что Имад ад-дина покинуло мужество: он отдал Халеб (579 = 1183 г.) и удовольствовался некоторыми местностями в Месопотамии, на правах ленной зависимости от султана. Для довершения своих успехов Саладин в 581 (1185) г. снова двинулся на Мосул. Изз ад-дин снова храбро защищался против многократных нападений своего могущественного врага, и, наконец, к концу года (начало 1186 г.) состоялся мир, по которому атабег уступил некоторые местности, сохранил за собой Мосул с его окрестностями, но зато должен был признать верховенство Саладина. Последний теперь на востоке и севере имел покой от своих противников. Государство, которое он себе создал, обхватывало в этот момент весь Египет и Сирию с мелкими месопотамскими государствами, к ней прилежащими; великий план Нуреддина был осуществлен его могущественным преемником, умевшим действовать столь же мудро и умеренно, сколько чувствительно нападать. Теперь предстояло испытать – хватит ли соединенных сил этих стран для освобождения Иерусалима и прибрежных округов от господства франков.

Их, без сомнения, хватило бы, не будь двух обстоятельств: непостоянства турецких эмиров и еще не остывшего пыла Запада к Святой земле. Вначале все шло хорошо: в 583 (1187) г. султан разбил наголову соединенные силы Иерусалима и Триполи при Хиттине, вблизи Тивериады, а благодаря дальнейшим быстрым победам большая часть Палестины перешла в руки мусульман: прежде всего пала богатая Акка, сильный Аскалон, а 27 раджаба 583 г. (2 октября 1187 г.) сам Иерусалим. Ликование верных, вернувших исламу как добычу и славу, так и святой город, было неизмеримо: но если этот блистательный поход на самом деле обозначает поворотный пункт во внешней истории Крестовых походов, то все-таки еще только через столетие последний франк покинул почву Палестины. Но с той же скоростью, с какою наступил прилив магометанских приступов, должен был последовать и отлив: это случилось под стенами Тира, продиводействия которого под начальством «маркиза, величайшего из франкских дьяволов», Конрада Монферратского, Саладин не мог победить.

Неудача, которой почти не ожидали, смутила эмиров: точно так же в 584 (1188) г. не было достигнуто ничего решительного в отношении к Триполису и Антиохии, несмотря на взятие нескольких крепостей и городов. Между тем христиане оправились от первого удручающего впечатления; из Европы прибыли новые подкрепления, и, пока Саладин продолжал нападать на севере на непокоренные еще местности, христианское войско неожиданно появилось перед Аккой и начало брать приступом эту важную крепость (585 = 1189 г.). Султан, извещенный об этом походе, прибыл туда же через несколько дней после христиан в раджабе (августе) того же года; теперь началось редкое зрелище двухгодичной двойной осады, во время которой крепость была окружена крестоносцами, а эти последние – мусульманами. Насколько бы неблагоприятно было положение первых, однако превосходство флота маркиза над египетскими кораблями, которые вначале были посредниками в сообщениях осажденных с их единоверцами, а еще более нежелание мусульманских войск терпеливо выносить трудную службу у вала и рва послужило к их пользе. Правда, туча, которая угрожала с севера в виде приближения немецкого крестоносного войска под предводительством императора Фридриха Барбароссы (586 = 1190 г.), пронеслась и прояснила лишь горизонт (счастье, которое сами мусульмане почитали одним из самых больших в течение всей это войны), но общее положение дел мало изменилось. Геройски выдерживало осаду население города под начальством своего храброго турецкого эмира Беха ад-дина Каракуша («черной птицы»); похвально держали себя часто сильно теснимые христиане, но те толпы мусульман, которые составляли внешнее кольцо, слишком часто оставляли желать лучшего, и слишком часто предводители войска, для удержания которых Саладин напрасно пускал в ход все влияние своей великой личности, удалялись домой на удобные зимние квартиры. Так же безуспешны были старания султана побудить более отдаленных исламских князей к оказанию деятельной помощи; даже тот халиф, который велел называть себя повелителем верующих, – то был вовсе не бессильный, но заботившийся лишь об увеличении своих владений Насер, не желал предпринять что-либо серьезное. Весной 587 (1191) г. предводители Третьего крестового похода Филипп Французский и Ричард Львиное Сердце высадились со своим войском около Акки, и теперь участь крепости была решена. Она должна была сдаться (17 джумады 587 г. = 12 июля 1191 г.) и этим почти отплатила последствия битвы при Хитине.

Но никогда величие Саладина не выказалось столь удивительным образом, как в следующем за этим несчастьем тяжелом году, последнем в его жизни. В то время как он должен был постоянно приставать к офицерам и солдатам, которые по мере увеличения трудностей становились все непокорнее и непригодние, с просьбой, даже мольбою, чтобы хоть скудно прикрыть Иерусалим от победоносных франков, его взор с неумалившеюся проницательностью и ясностью обнимал все страны ислама от Западной Африки вплоть до Персии. Правая рука его во всех делах по управлению и дипломатии, Мухьи ад-дин Абу Али Абд ар-Рахим, с прозвищем аль-Кади аль-Фадыль, «прекрасный судья», – высохший человек замечательной подвижности, который во время аудиенции мог одновременно одно письмо писать, а два – диктовать, не уставал посылать одно известие за другим во все страны, где только можно было найти помощь, но всюду понапрасну. Теперь уже не ислам воодушевлял своих последователей, но курдский султан поддерживал ислам. Ничто не освещает более резко падение магометанства уже в то время, как это соотношение, особенно если сравнить его с юношески необузданным, но все же многообещающим порывом христианского Запада.

Но все-таки судьба даровала этому князю, много перенесшему, тяжелоиспытанному и уже состарившемуся в 57 лет, последнюю радость, на которой он мог отдохнуть душой. Так как король Ричард, обладая сердцем льва, имел птичий мозг – он никогда не знал, чего хотел, а Саладин всегда знал это, – то образец странствующего рыцаря в конце концов удовлетворился бесплодными лаврами каких-нибудь двенадцати побед и по миру или, вернее, перемирию 21 шабана[129] 588 г. (1 сентября 1192 г.) отказался от освобождения Иерусалима. Когда, ровно через год после этого, великий сын Эйюба, заболев изнурительной лихорадкой, почувствовал приближение смерти, он мог сделать свои последние распоряжения в полном сознании, что он прожил недаром: сердитый «король Ангилтара», как называли его мусульмане, удалился опять в Европу, чтобы дать запереть себя своим друзьям; опасный маркиз пал от кинжала ассасинов, поэтому, даже если бы потомки тогдашних мусульман значительно отставали в способностях, все же можно было надеяться, что по крайней мере главные приобретения этих двадцати тяжелых и богатых событиями лет не пропадут опять для ислама.

И действительно, все осталось при том, что было достигнуто славною деятельностью Саладина. Правда, он был первым и последним истинно великим представителем династии Эйюбидов, но и Запад, после гигантского усилия, одновременного похода немцев под предводительством Барбароссы, французов и англичан под предводительством Филиппа и Ричарда, никогда более не предпринимал такого обширного предприятия. Чтобы сохранить меткое выражение, в настоящее время неупотребительное, мы скажем: борьба за Святую землю с конца Третьего крестового похода и после смерти Саладина «завязла в болоте». Должна ли она была кончиться несколькими годами позднее или раньше, зависело от обстоятельств и было несущественно для хода исторического развития в его целом. В главном уже тогда натиск христианского Запада на магометанский Восток не удался – к несчастью того и другого. Ибо и после отражения опасности как курдские, так и турецкие западно-азиатские династии выказали ту же ужасающую неспособность водворить среди своих земель и населения хотя сносный порядок; эта неспособность только что довершала несчастье Персии: как здесь, так и там упадок неудержимо шел своей дорогой.

Саладин был слишком умен, чтобы не предвидеть, что после его смерти оставшиеся будут спорить о наследстве. Уже при нем, к великому его негодованию, один из его племянников, в то время как он сам был прикован к Акке, нарушил мир Месопотамии себялюбивыми предприятиями, имевшими целью увеличение своих владений. С другой стороны, невозможность положиться на турецких эмиров заставила его поручать самые важные места по возможности своим ближайшим приближенным. И едва ли можно было надеяться, чтобы после того, как он закроет глаза навеки, все прочие отказались бы от своего господства в пользу того, кого он избрал себе в преемники, или даже согласились бы добровольно подчиниться новому верховному властителю. Насколько эти вопросы заботили великого государя, видно из того, что во время болезней, наводивших его на мысль о смерти, он не раз менял свои относящиеся к ним распоряжения, которые были начертаны раньше. У него было семнадцать сыновей; а между тем он не мог ни обойти, ни отважиться передать титул султана, верховную власть над другими брату своему, известному под именем аль-Мелик аль-Адила, «справедливый царь», который в самые тяжелые времена был ему верным помощником. Ведь сам он вытеснением Зенгидов и отстранением при случае потомков своего дяди Ширкуха показал пример того, как действуют в таких случаях честолюбивые люди. В конце концов он решился назначить султаном старшего своего сына Али, прозываемого аль-Мелик аль-Афдаль, «превосходный царь»[130], и дать ему неограниченную власть над Дамаском и южной половиной Сирии; Египет получил Мелик Азиз, Северную Сирию с Халебом – Мелик Захир; своему брату Мелик Адилю он оставил то, чем мог располагать в Месопотамии, и, кроме того, на юго-востоке от Мертвого моря замки Карак и Шаубек, которые прежде принадлежали ему на правах ленов. Эти распоряжения вступили в силу задолго до его смерти: когда же 27 сафара 590 г. (4 марта 1193 г.) великий властитель испустил дух в Дамаске, то, по-видимому, все осталось по-прежнему, ибо Афдаль, равно как остальные, уже властвовали в предоставленных им провинциях. Но уже с самого начала такое положение не обещало быть долговечным. У каждого из четырех царей были, конечно, в отдельных округах, в качестве военачальников и управителей городов, подчиненные эмиры, на которых даже при самом Саладине нельзя было вполне положиться; к тому же множество этих доверенных мест были заняты остальными сыновьями и другими родственниками умершего султана; очевидно, что при возникновении каких-либо несогласий между четырьмя главными владетелями каждый из первых мог примкнуть к любой партии; из этого следовало, что до тех пор, пока какая-нибудь более сильная личность не захватит бразды правления, будет происходить все увеличивающийся беспорядок, и, наконец, все государство распадется на массу бессильных маленьких государств.

Так оно и случилось. Не прошло и года со смерти Саладина, как наследники его стали нападать друг на друга; несмотря на изменчивость бесконечных междоусобных войн, все же до 635 (1238) г. можно проследить их, так как то одному, то другому Эйюбиду удавалось, по крайней мере, захватить себе большую часть земель, приобретенных основателем их династии; но с указанного времени воистину разражается война всех против всех, в которой, например, уже между 635 и 637 г. (1238–1240 гг.), то есть в течение двух лет, Дамаск имел трех различных властителей; нет почти никакой возможности следить за бесконечными драками между крупными и мелкими владетелями. Для истории ислама в его целом подробности, во всяком случае, совсем не имеют значения; поэтому я ограничусь указанием главного хода событий.

Уже в 590 (1194) г. Афдаль Дамасский (589–592 = 1193–1196) возбудил неудовольствие своих эмиров, которые поэтому просили заступничества Азиза Египетского. Благодаря посредничеству Захира Халебского (589–613 = 1193–1216) и Адиля Каракского (589–615 = 1193–1218) мир был опять восстановлен, но в 591 (1195) г. раздоры опять возобновились, а в 592 (1196) г. Адиль сам соединился с Азизом, оба они прогнали Афдаля, и Адиль овладел Дамаском. Он сначала правил здесь лично, а потом, когда по смерти Азиза не без борьбы захватил Египет (596 = 1200 г.) и занял место его несовершеннолетнего преемника, передал управление своему сыну, Мелику Муаззаму (596–624 = 1200–1227). Таким образом, большая часть государства, исключая Нильской долины, Карска, Месопотамии, также Дамаска, то есть Южной Сирии, была опять сосредоточена в его руках. Племянник его Захар, который владел только Северной Сирией, не осмеливался больше сопротивляться ему и властвовал на правах ленной зависимости от него; этим он спас Халеб для своих потомков, которые царствовали там до нашествия монголов (конец 657 или начало 658 г. = 1259 г.). Так как Ортокиды Маридина и Зенгид Кутб ад-дин, владетель Синджара (600 = 1203/04 г.), подчинились Адилю, так как кроме того один из его сыновей, Мелик Аухад, который заступал его место в Месопотамии, в 604 (1207/08 г.) завладел областью раньше уже умершего Шах-Армена Хилатского, то брат Саладина в последние годы господствовал над землями, своими размерами почти превосходившими его собственные владения; правда, он для этого сначала похитил у своих племянников по праву принадлежащую им власть, но, как показали последствия, его можно было отчасти извинить за его умелое управление. Помимо Халеба, государство и впоследствии осталось в руках его потомков, с устранением детей и внуков Саладина от владения важнейшими его частями. После того как он в прежние года удачно оказывал крестоносцам отпор в Сирии, в 615 (1218) г. его постигло несчастье: герцог Леопольд Австрийский напал с крестоносцами на Египет и с успехом осадил Дамиетту[131], считавшуюся до этого времени неприступной. Скоро после этого Адиль заболел и умер (615 = 1218 г.), оставив своему сыну Мелик Камилю тяжелую задачу очистить Египет от франков. С помощью своего брата Муаззама Дамасского он благополучно разрешил ее; Дамиетта, правда, была потеряна (616 = 1219 г.), но не прошло и двух лет, как ее взяли обратно (618 = 1221 г.). Но едва избавились сыновья Адиля от этой опасности, как начали воевать друг с другом; в этих войнах принимал деятельное участие третий брат, Мелик Ашраф, преемник умершего в 607 (1210/11) г. Аухада, в Месопотамии и Хилате. Муаззам был государь энергичный и неразборчивый в средствах, который в конце концов едва ли остался бы во всех этих распрях в проигрыше; он умер в 624 (1227) г., и тогда оба других напали на его сына, Мелик Насера[132] Дауда, отняли у него Дамаск (626 = 1229 г.) и вознаградили его за это отдаленным Караком, где он хозяйничал до 647 (1249) г. и мстил частыми вмешательствами в позднейшие раздоры своих милых родственников. Изгнанный под конец и оттуда, он вел среди бедуинов Ирака жизнь полную приключений и, после различных превратностей судьбы, умер в 656 (1258) г. от чумы, по странной игре судьбы около самого Дамаска, где он некогда властвовал в качестве султана. Отнявшие у него этот город поделили свою добычу следующим образом: Камиль получил в придачу к Египту Южную Сирию и Месопотамию, Ашраф же властвовал над Дамаском и Хилатом – в последнем он, разумеется, имел своего заместителя. Благодаря этому странному разделу, вся тяжесть Пятого крестового похода, который предпринял как раз теперь император Фридрих II, грозила пасть главным образом опять на Камиля; но так как борцы за веру в обоих лагерях стояли за то, чтобы по возможности не драться, то последовало известное примирение – во всяком случае, прекрасная победа государственной мудрости Гогенштауфена – по которому Камиль возвратил христианам Иерусалим с узкой полосой земли, доходящей до Яффы (626 = 1229 г.). Как известно, ревностные верующие той и другой стороны были очень недовольны этим исходом: мусульмане потому, что потеряли Иерусалим, христиане потому, что взяли его обратно без папской санкции. Обеим сторонам очень скоро можно было помочь: после того как уже в 637 (1239) г. Насер Дауд Каракский напал на Иерусалим и произвел там всяческие безобразия, святой город был окончательно завоеван в 642 (1244) г. ужасными турецкими шайками с Востока[133], нанятыми сыном Камиля, Меликом Салихом Эйюбом, и опустошен так, что это напоминало благочестивое усердие христиан в Первом крестовом походе.

В отношении к своим пограничным соседям на севере Камиль выказал себя несколько более энергичным, чем в отношении к немецкому императору. Там, во владениях сельджуков Рума, в это время дела обстояли так же, как у Эйюбидов. Килидж Арслан II, который после смещения сыновей Данишменда властвовал над всеми землями, ограниченными морем, византийскими границами, королевством Малой Армении, Северной Сирией, Месопотамией, Хисн-Кефой и владениями Эрзерума[134] и Эрзингана, уже давно имевшими собственных князей; подобно Саладину, он еще при жизни разделил управление провинциями между своими сыновьями[135]; один из них, Кутб ад-дин Сивасский, насилием сверг своего отца (до 586 = 1190 г.), чтобы под его именем господствовать над всею страной. Это послужило поводом к войне между братьями, во время которой старцу удалось убежать от опеки этого противоестественного сына. Недавно еще столь могущественный князь скитался теперь от одного сына к другому, пока наконец нашел приют у Гияс ад-дина Кей-Хосрау[136], которому он раньше передал Барию и Памфилию. Этот заступился наконец деятельно за отца, изгнал из Иконки Кутб ад-дина, который не ослабел после борьбы с крестоносцами, находившимися под начальством Фридриха Барбароссы[137], а в 588 (1192) г., по смерти Килидж Арслана, сам сделался султаном. Правда, он на время был изгнан[138] другим братом, Рукн ад-дин Сулейманом; но когда тот, отняв Эрзерум у своего бывшего господина и присоединив его ко своему Румскому царству, умер (600 = 1204 г.), Кей-Хосрау вернулся, и в 601 (1205) г. ему удалось завладеть всей страной. Этот могучий властитель пал в 607 (1211) г. в войне против византийца Феодора Ласкариса[139]; за то сын его Кей-Каус (607–616 = 1211–1219) достиг того, что Ласкарис, который из-за латинов должен был столкнуться с турками, сделался его данником[140]. Более того: император Алексей был взят в плен бродячей шайкой, которая от Синопа до Трапезунда выходила на рекогносцировку[141] против Комнинов, и вследствие этого не только Синоп должен был перейти к туркам (611 = 1214 г.), но даже Трапезунд стал в вассальные отношения к сельджукским султанам, от которых освободило его только разрушение царства Иконии монголами. После смерти Кей-Кауса султаном сделался брат его Кей-Кобад (616–634 = 1219–1237). Он продолжал успешную военную политику своих предшественников: если случайное нападение на Крым[142] и осталось без значительных последствий, то все же ему удалось немало расширить свое государство на южном берегу Малой Азии, отняв у жителей Малой Армении землю до Селевкии. Он напал на Армянское королевство и с севера, и вел с христианскими князьями несколько счастливых войн: неудивительно поэтому, что в конце концов он столкнулся и с Эйюбидами, княжества которых непосредственно соприкасались с этими. Кей-Каус, за год до своей смерти (615= 1218/19 г.), собирался идти против владения Халеба и старался составить союз месопотамских мелких государств против Мелик Ашрафа, который оказал помощь своему двоюродному брату и отбросил неприятельское войско. Однако теперь между воинственным Кей-Кобадом, при котором царство Иконийское было действительно великой державой, и Ашрафом и Камилем, также помешанными на дальнейшем распространении своей власти, дело дошло до ожесточенной борьбы. Последние еще в 627 (1230) г. были союзниками для отражения общими силами нападений на обоих с востока; на присоединение Эрзингана (давно находившегося под влиянием Эйюбидов) к Месопотамии Сельджук также ничего не ответил: но теперь, в 631 (1233/34) г., он вдруг напал на Хилат, владение Ашрафа. Камиль нашел этот случай удобным для расширения Эйюбидского государства в глубь Малой Азии и отправился во главе войска, состоявшего из воинов почти всех подчиненных ему царей, против сельджукских земель, лежащих к западу от верхнего Евфрата. Так как его вассалы или, скорее, союзники в последний момент изменили, то Кей-Кобад мог завладеть большей частью Месопотамии (632 = 1234/35 г.); в следующем году Камиль опять прогнал его, и таким образом дело затянулось. В 634 (1237) г. Кей-Кобад умер. Преемник его, Кей-Хосрау II (634–642 = 1237–1244), сначала как будто собирался возобновить борьбу, но, благодаря внутренним беспорядкам и первым натискам приближающегося монгольского нашествия, имел достаточно дела у себя дома. Однако избавление от этого врага принесло Эйюбидам мало пользы: теперь они снова начали враждовать между собой. Последние успехи Камиля возбудили зависть Ашрафа и других мелких владетелей. Чтобы предупредить восстание, которое было ими подготовлено, Камиль пошел на Сирию (635 = 1237/38 г.). Ашрафа он не застал более в живых; наследовавший ему в Дамаске в начале 635 (1237) г. брат, Мелик Салих Измаил, не мог удержать этого города; однако скоро после его взятия умер и Камиль (635 = 1238 г.), и теперь началась беспорядочная борьба между маленькими государями, из которых каждый мечтал сделаться султаном.