О чем думает море…

Своим циничным рациональным умом Грета просчитала, что польза от того, чтобы оставить ее визит в полис в тайне, чем от того, чтобы донести о том, что она посмела прийти к Брите, для последней будет гораздо более весомой. Кроме того, Грета все-таки надеялась на сентиментальность Бриты в отношении Светки, а препарат-то ей нужен именно для нее…

Пока они шли по диким просторам Нада постаралась поделиться своим бесценным, чуть не вековым опытом вылазок в полис. Нада, оказывается, ушла в поселение с шестой линии, когда у нее на фоне отрицательных результатов обучения, нашли дефект модификации и направили на вечное исполнение миссии продолжения рода. Дыры в системе обеспечения миссии и ее охрану были во все времена, вот и тогда, ей и еще целой группе таких же бракованных удалось уйти из полиса. Их спасла сама природа – как только стало известно об их исчезновении и были составлены поисковые отряды, начался ужасный ураган, который с некоторыми просветами длился целых три дня. Как это ни странно, но пережить ураган в дикой местности оказалось намного более простым делом, нежели бороться с ним и его последствиями в полисе. Для них, оказавшихся на природе – это был просто сильный дождь, с громом и молнией, теплый, крупный, но незлой, порывы ветра иногда даже помогали – словно толкая их в противоположную от полиса сторону; в то время как в полисе было просто стихийное бедствие – сорванные крыши, поломанные деревья, снятые куски газонов и разбросанные по всему периметру искореженные информационные и технические приборы… Насквозь промокшие, уставшие от нервного и физического напряжения, но живые и невредимые ветераны того поселения, из которого они теперь шли в полис, стали организовывать свой быт неподалеку от берега моря.

К разрыву в ограждении, сплошь заросшему деревьями – со стороны полиса модифицированным кустарником, который словно был захвачен ветвями сильной дикой гледичии со стороны диких просторов, Нада и Грета подошли ранним утром, но входить пока не стали. Нада ничего не объясняла, да и Грете и без того было ясно, что смешаться с толпой днем, конечно, предпочтительнее, чем ранним утром, шарахаясь от наблюдения, привлекать внимание спайсистемы. Прямо внутри миничащобы нашлось укромное местечко, в котором только-только поместились двое. Оборудовано оно было по последнему слову техники – здесь, в непосредственной близости от полиса можно было использовать блага цивилизации, не боясь быть отслеженным по инфоактивности. Здесь был портативный модус, пищевой автомат и санблок, из тех, что расставляют в дикой зоне на время прохождения испытаний – наверняка, время от времени кураторы не досчитывались их после испытания.

Через несколько часов отдохнувшие и готовые к вылазке Нада и Грета уже были в полисе. Нада особым раствором нанесла на лицо Греты несколько еле видимых глазу точек, которые были призваны обмануть распознаватель лиц, если вдруг таковой окажется рядом, ‑ со своим лицом она также привычно произвела эти же манипуляции. О том, что Грета может быть отслежена по моторике Нада даже не переживала – образ жизни поселенцев вносил свои коррективы – привычным движениям добавлялось стремительности, гибкости и даже какой-то своеобразной грации.

В полисе уже каждая была сама за себя – Нада как обычно пошла за продуктами и вещами, а Грета отправилась на встречу с Бритой.

Дерзость ее задумки была в том, чтобы заявиться непосредственно в свой кураторский блок, конечно, была опасность, что Брита не проникнется заботами своей бывшей напарницы, и сдаст ее Совету Матерей, но что-то подсказывало Грете, что сам факт того, что Грета сразу придет в Брите и остановит последнюю от такого шага – слишком подозрительной покажется Совету опрометчивость такого поступка.

Чужие

Бриты не было, и дверь в ее бокс была закрыта. Двери в бокс рядом, в котором раньше располагалась Брита, был пуст и Брита, чтобы не маячить в рекреационной, зашла в свои бывшие комнаты. Кругом было пусто – ни единого предмета мебели, в санблоке даже все сервисы были отключены.

Грета присела прямо на пол в бывшей спальной комнате так, чтобы был виден вход в бокс Бриты.

Грета не заметила как забылась, из забытья ее выдернул еще незабытый звук сигнала инфомодуса. Она открыла глаза, но не пошевелилась – было сумеречно, в рекреации уже был включен свет и дверь бокса Бриты была открыта. Грета, продолжая сидеть на полу внимательно всматривалась и вслушивалась, пытаясь понять – есть ли кто-то в боксе, и Брита ли это. Сигнал инфомодуса замолчал и чей-то недовольный голос надменно и почти раздраженно соблаговолил:

‑ я слушаю вас, ‑ Грете показалось, что она узнала голос Бриты, но интонации были абсолютно чужими, она попыталась разобрать, о чем говорили, но коммуникация была очень короткой и кроме первой громко сказанной фразы, остальная часть диалога звучала настолько тихо, что Грета и не сразу поняла, что разговор закончился.

Сразу после сигнала окончания инфосеанса Брита стремительно вылетела из бокса и вначале направилась к кураторским выходам, но вдруг резко повернула к боксу, где сидела Грета и включила во всех его помещениях свет.

Она, казалось, нисколько не была удивлена, увидев там Грету, даже, напротив, ей показалось, что она ожидала ее увидеть.

‑ Ну, наконец-то… Долго же ты заставила себя ждать… – небрежно бросила Брита и отвечая на несколько удивленный взгляд Греты, продолжила: ‑ мне только что сообщили о проникновении в цилиндр. Ты отстала от жизни – в цилиндрах теперь есть датчики количества движущихся объектов – один объект оказался лишним.

На лице у Бриты не было ничего, кроме высокомерия и какой-то усталости. Она говорила так, будто ей было нестерпимо скучно: ‑ Вставай, я еще не ужинала, ‑ она развернулась и пошла в свой бокс.

Грета конечно же не ожидала, что Брита встретит ее с распростертыми объятиями, но ожидала хотя бы каких-то эмоций – ненависти, обиды, страха, злости, ну, чего-нибудь! Но это словно была и не Брита вовсе. Она была высокомерно-презрительна и безразлично-равнодушна.

Когда Грета зашла в бокс к Брите, та сидела в кресле и брала кусочки какой-то неизвестной Грете еды со столика, стоящего рядом. Беглый осмотр удивил Грету – аляповатость убранства комнаты, неисчислимое множество бесполезных и абсолютно несочетающихся друг с другом предметов от совсем малюсеньких – меньше ногтя, до достаточно внушительных просто сбивало с толку и не давало сосредоточиться.

‑ Угощайся, ‑ Брита небрежным жестом указала Грете на кресло с другой стороны столик и еду на столе. Грета села в кресло, но есть не стала. Так сидели несколько минут.

‑ Ну, и что ты мне можешь сказать в свое оправдание? – вдруг произнесла Брита так, будто она разносила свои ячейки и сопроводила этот пассаж наигранно-высокомерным поднятием головы. Она сидела расслабленно развалившись в кресле, помахивая закинутой на одну ногу другой, нехотя и даже как-то развязно пережёвывая маленькие кусочки чего-то, что она манерно держала большим и указательным пальцем, оттопырив оставшиеся.

Грета сидела тоже достаточно свободно, опустив и чуть наклонив голову так, будто что-то обдумывала. Когда Брита позволила себе снисходительный тон, которого раньше в их общении никогда не было, Грета медленно подняла на нее сначала глаза, а затем, не отводя взгляда, подняла лицо так, чтобы глаза оказались полуприкрытыми. Она смотрела на Бриту решительно-равнодушным взглядом уверенного в себе человека, каким всегда смотрела на мир, но было сейчас в этом взгляде что-то такое, что заставило Бриту поменять позу и выпрямиться в кресле. Нет, во взгляде Греты не было ни сожаления, ни ненависти, ни зависти, ни раскаяния, ничего из тех чувств, хотя бы отблеск которых хотела бы сейчас поймать на ее лице Брита. Грета смотрела на Бриту как на чужого, абсолютно чужого человека, как на какой-то давно известный ей прибор, аппарат, робота – достаточно привычного, чтобы уже ему не удивляться и не заинтересоваться его функционалом и абсолютно бездушного, чтобы испытывать по поводу его появления хоть какие-нибудь эмоции.

Грета изначально сидела в кресле ровно держа спину, и сейчас, уже после попытки Бриты выпрямиться, все равно смотрела на нее сверху вниз. Смотрела равнодушно, спокойно, молча. Пауза затягивалась.

‑ Зачем ты пришла? – Брита не выдержала первой. Пытаясь справиться с замешательством, Брита встала с кресла, чтобы убрать со стола поднос с едой. Как только она встала с подносом, от стены бесшумно отделилось два робота – один бросился навстречу Брите, чуть ли не выдирая поднос из рук, а второй распылил на стол, где стояла еда, бактериальную взвесь и затем словно пылесосом очистил поверхность. Брита занервничала еще сильнее – в их прошлой жизни они вместе смеялись над теми, кто пользовался подобными услугами и в каком-то смысле жалели их, и вот Брита – одна из них…

На лице Греты не изменилось ни единой черточки – она сопровождала взглядом Бриту и, казалось, не обратила никакого внимания на роботов. Но Брита знала, что ничего, ровным счетом ничего не ускользнуло от пытливого внимания Греты, и ужасно нервничала по этому поводу, потому что, несмотря на то, что все это время, пока Греты не было, Брита с удовольствием меняла свой образ жизни, подгоняя его под принятый в кураторской среде, укоры совести вперемешку с сожалениями по прошлой жизни – непростой, но искренней и неприхотливой, мешали ей в полной мере наслаждаться властью и вседозволенностью.

Бриту буквально спас сигнал инфомодуса. Браслет на ее руке завибрировал и заиграл простенькую мелодию из новосредневековой семинотной традиции. Брита присела у другого – рабочего – стола и включила модус, расположив его проекцию так, чтобы собеседнику не было видно Грету.

Это была Агата. Грета узнала ее скрипучий голос, и отметила, что та заметно сдала и отталкивающе постарела.

‑ В вашем цилиндре было нарушение – спросила Агата, произнеся фразу утвердительно.

‑ Да, как всегда … питомцы – небрежно, почти зевая протянула Агата. Надо чтоб уже в конце концов наши специалисты подкорректировали эти датчики. Сколько можно дергать! – Грета почти залюбовалась Бритой – сейчас она самозабвенно врала и делала это настолько чисто и уверенно, что Грета чуть не засомневалась – а действительно ли она здесь сейчас находится или это просто фокусы сна?

‑ Покажи комнату – Агату в отличие от Греты уверенность Бриты не убедила…

‑ Ты боишься, что я плохо вижу? ‑спросила Брита, не меняя ни позы, ни выражения лица, не отводя взгляда от лица Агаты ни на секунду.

Агата еще помолчала, пристально изучая Бриту, и отключилась.

Грета вдруг поняла, что была на волосок от разоблачения, от сиюминутного разоблачения – ведь, возможно, она уже разоблачена Бритой.

Брита вернулась в кресло, по пути сделав какой-то хитрый жест рукой, по которому дверь в бокс бесшумно закрылась.

‑ Мы знали, что ты придешь. Ждали. Ждем…Ждут до сих пор… ‑ сказала Брита уже проще и привычнее. Она подняла глаза на Грету и стала ее разглядывать, но не вызывающе, а с доброжелательным любопытством.

‑ Ты изменилась… Грета и правда даже физически теперь чувствовала себя другим человеком – сильное подтянутое тело, смуглая от загара чистая кожа, коротко стриженные волосы – до середины уха ‑ делали ее еще стройнее и моложе.

Брита тоже изменилась, но она напротив, стала рыхлее как-то, лицо округлилось, веснушки расплылись и поблекли, поменялись выражение лица и моторика – угловатая Брита стала медлительно-плавной и небрежно-неуклюжей. Обычно подобные изменения происходили с ячейками, пару раз исполнившими миссию продления рода, но Грета отвергла это предположение, причины таких изменений смотрели на Грету со всех сторон – всевозможные мягкие поверхности для сидения и лежания, совершенно бесполезные фигурки и коробочки на всех поверхностях блока – мельтешили в глазах и мешали Грете сосредоточиться. Она снова поймала себя на ощущении нереальности происходящего, она словно спала…

‑ Нам нужна твоя помощь, ‑ Грета сказала это твердо, но легко, ‑ Свете, точнее. Гравиволной ей повредило спинной мозг, ног не чувствует. Своими ресурсами исправить не можем.

‑ Ты, и вдруг чего-то не можешь? – Брита ухмыльнулась… Упоминание о Свете почти не тронуло ее, ну, может, совсем чуть-чуть, и это чуть-чуть вызвало в ней раздражение, которое и вылилось в сказанную фразу.

Грета молчала и ждала. Спокойно, уверенно и твердо.

‑ Хорошо, ‑ снова первой не выдержала Брита, ‑ как ты себе представляешь, должна ей помочь?

‑ Ты не должна, но можешь, ‑ Грета приняла свой покровительственный тон, который и раньше так раздражал Бриту, а сейчас, она просто захлебнулась раздражением:

‑ Я, ‑ она выделила это слово настолько, что, казалось, можно больше вообще ничего не говорить, ‑ я теперь все могу… в отличие от тебя… в отличие от всех вас…там!

‑ Я – могу! Но к тебе это теперь никак не относится… Ни к тебе, ни к ней‼ – Брита визгливо выкрикнула это, выпуска всю накопившуюся обиду, все злорадство, с которым она все это время представляла себе своих бывших ячеек, умирающими в диких просторах и молящих ее о помощи, их, оставивших ее одну, их, которые никогда не были близки настолько, насколько она была близка со Светой, и с Гретой, они обе предали ее, обе бросили ее!..

Когда исчезла Света, а потом и Грета, Брита еще какое-то время ждала, что они будут нуждаться в ней, что они подадут ей знак, что она спасет их. Подобные переживания очень помогли ей в самом начале, когда ее лояльность сообществу кураторов и та высокая честь, которой ее удостоили, была поставлена под сомнение. Она целыми днями лежала на кровати и предавалась мечтаниям о том, как она, жертвуя собой… а почему, собственно говоря, она должна жертвовать всем, чего они, между прочим, все они! желали?! Почему это их нужно жалеть, а ее, оставленную на съедение этому паноптикуму желающих ее сожрать благожелателей, кто пожалеет?! Кто позаботится о ней? Кто вообще подумал о том, что будет с ней здесь?!

Для Бриты исчезновение Греты было таким же неожиданным, как и для других, и так искренне были ее удивление и растерянность, а потом отчаяние и злость, что Совет Матерей не стал применять к ней чрезвычайных мер, а просто оставил под наблюдением. Сначала при ней всегда находился включенный модус с невидимым, но неусыпным оком совета Кураторов, через три месяца он был локализован в рекреации, а потом… Все эти месяцы она надрывалась, доказывая всем свою оснОвность, она тащила на себе обе ячейки – и свои, и Гретины, в их образовании и основности она достигла таких результатов, что Совет Матерей не смог не отметить этого и с Бриты была снята опала – отныне она пользовалась всеми утерянными было привилегиями. А потом была вылазка на гравилетах. Идею о том, что Грету можно найти у моря, Брита предложила, находясь, как ей показалось потом в каком-то экстатическом возбуждении, на том Совете Кураторов, когда ей объявили о том, что снимают с нее все подозрения.

Сначала ей было стыдно, она не понимала, почему так поступила, потом была сама вылазка на гравилетах… Азарт погони разбудил в ней какие-то животные, доселе дремавшие и тщательно закамуфлированные необходимостью постоянного контроля эмоции. Вначале она в составе группы облетчиков-дискаверов высматривала следы пребывания людей и любые движущиеся предметы, методично и скучно по спирали прочесывая дикие пространства, начиная от стены. Потом передовые ряды дискаверов засекли какое-то движение далеко впереди. Это могли быть перекатываемые ветром недоеденные куски мусора или отслужившие срок роботы – такое случалось, поэтому последовательный спиральный облет продолжался.

А потом вдруг она сама разглядела бегущих людей! С ней что-то случилось в этот момент, она во что бы то ни стало захотела поближе рассмотреть этих людей и, рванувшись вперед, расстроила построение группы так, что несколько гравилетов чуть не столкнулись. Те несколько минут, которые понадобились группе облетчиков, чтобы снова построиться, а потом и перестроиться для преследования, видимо, и спасли Грету и тех, с кем она жила – они успели добежать до пещер в прибрежной черте.

В задачу дискаверов входило лишь обнаружение беглецов и сброс пакетов бактерий-умниц на места их обитания, для этого были переоборудованы стандартные пушки с гравиволнами, которыми были снабжены все гравилеты на случай непредсказуемых погодных проявлений – функцию высвобождени гравиволны в них оставили, но теперь волны выдавались своеобразными очередями волн малой мощности, вместо одной объемной.

Когда по сети группы облетчиков прошла команда: ‑ Сброс! – и начался отсчет сброшенных пакетов: первый – пустой, второй – пустой… ‑ Брита вдруг нажала на панели гравилета команду, отвечающую за экстренное высвобождение гравиволны. Остальные в группе, чтобы уравновесить себя в воздухе и не оказаться раздавленными и отброшенными далеко в море, тоже вынуждены были запустить гравиволны. Малообъемные гравиволны группами по четыре то здесь, то там вздымали волны песка и брызги воды – вода и песок перемешались и все это месиво словно стояло над тем, что чуть раньше было береговой линией. Это зрелище привело Бриту в состояние отчаянной ярости – она что-то кричала, визжала и хохотала и все пыталась выпустить еще одну гравиволну, и еще… и еще – к счастью для всех гравилет Бриты был заряжен только одной порцией гравиволны.

Потом, когда Брита вспоминала этот облет, она… его не помнила… просто не помнила и все. Смутные очертания каши из песка и воды и ужасный шум в ушах – это все, что осталось в ее памяти. Но вернулась в полис она совсем другим человеком. Куратором.

Этот облет, а точнее ее поведение при облете, полностью оправдали ее в глазах кураторов и Матерей – ей поручили общее кураторство. Оказывается были и такие кураторы, которые не несли ответственности за конкретных ячеек, а были обязаны перепроверять все ячейки, другими словами, это была своеобразная служба внутренней безопасности, которая призвана была контролировать качество работы кураторов. Брита стала одной из них. Никто из этих кураторов друг друга не знал, и, возможно, слушая рекреации и боксы, она слушала и кураторов, подобных ей, а они слушали ее.

Но эта работа позволила ей составить полную картину спайсети полиса. В боксах ячеек и рекреациях были только «уши» – устройства фиксации и калибровки звуков – можно было слушать онлайн весь звуковой шум, а можно было, выделив тот или иной канал или сделав привязку к голосу, слушать только его. В коридорах, открытых для свободного перемещения кое-где, кроме «ушей», попадались «глаза» – но так как, в основном, в коридорах всегда был полумрак, разглядеть кого-то там было сложно, в отличие от улицы. Уличные «глаза» в основном находились у мест наибольшего скопления ячеек – центров распределния, у витриума, кое-где «глаза» были установлены прямо в деревьях в непосредственной близости от стены, но они часто сбоили. Удивило Бриту то, что у центра продолжения рода практически не было ни «глаз», ни «ушей», но она пока не стала задумываться о том, с чем это могло бы быть связано.

Кроме кураторской работы, Брита по старой привычке занималась наукой. Она любила свои вирусы. Только с ними она была счастлива, спокойна и умиротворена, они снова слышали ее и отвечали ей.

Однажды слушая одну из ячеек шестой линии, Брита узнала, что некоторые ячейки вместо модифицированных питомцев держат немодифицированных птиц, пойманных у границы с дикими просторами. Незамедлительно по ее донесению было организовано изъятие всех питомцев – для генетического анализа модификаций. Вначале она, взяв в помощники еще пару ячеек, с большим энтузиазмом кинулась исследовать питомцев, и даже нашла двух немодифицированных птиц, но скоро ей это наскучило, и завершение этого нелегкого мероприятия она отдала на откуп ячейкам. Кажется, они и до сих пор исследуют всю эту прорву питомцев… Ни к чему было изымать всех, вполне достаточно было визуального осмотра и отбора наиболее подозрительных… но это бы нарушило конфиденциальность мероприятия. Как наказали или не наказывали провинившихся Бриту не беспокоило вовсе, а вот настоящих, немодифицированных птиц она с удовольствием забрала себе в лабораторию и проводила на них опыты.

В общем, как-то так все сложилось, что Брита, экспериментируя с вирусом, которым когда-то заразили Грету, вывела такой штамм, который уверенно вступал в уверенное противостояние с некоторыми штаммами, вызывающими гибель мужских особей после пубертата.

Это открытие вызвало огромный интерес и на расширенном Совете Матерей, где Брита всему миру демонстрировала свои выводы и достижения, было принято решение продолжить собственно экспериментальную часть исследований в нескольких точках мира.

Брите создали все условия для продолжения экспериментов – в цилиндре Института продолжения рода ей выделили несколько боксов. В одном из них расположили несколько разновозрастных особей мужского пола – для экспериментов. Эта часть цилиндра была тщательно изолирована от остальных помещений таким образом, чтобы даже роботы уборщики или линии пищевых автоматов ни в коем случае не сообщались с тем же в основном цилиндре.

В конечном итоге Брита была почти счастлива – она обрела власть, свободу и занималась любимым делом. И вот в тот момент, когда она только начала наслаждаться таким положением вещей, появилась Грета, которая конечно же, ничего этого не знала. Об исследованиях, которыми занималась Брита и еще несколько лабораторий по всему миру каждый день в инфоленте не сообщали, а те новости, которые успела почерпнуть Брита, читая допотопный модус у стены полиса имели отношение к последним происшествиям того полиса, который был когда-то Грете родным.

‑ Я дам тебе вирусные модификации, которые помогут убрать паралич, ‑ сказала Брита, но только это, ни в чем другом не стану помогать… ‑ с самого начала, когда только Брита увидела Грету, сидящей на полу в пустом боксе, она поклялась себе ни за что ничем не помогать ей, а то что Грета пришла за помощью сомнений не вызывало. Но после слов Греты о том, что причиной паралича Светы была гравиволна, Брита почувствовала что-то слабо напоминающее укор совести – она еще помнила, что это такое.

‑ И естественно помогу тебе исчезнуть… Но ты понимаешь, что это должно быть абсолютное исчезновение – полное и окончательное. Грета не верила своим ушам: сейчас Брита угрожала ей тем, что если она, Грета, еще раз появится в полисе, то будет…Грета побледнела, но ничего не сказала.

Брита продолжала: ‑ я совершила прорыв в вирусологии, ‑ она никак не могла удержаться от того, чтобы не похвастать, и сделала небольшую паузу, выжидая реакции Греты, ‑ потому хватит только одной инъекции, которую я и дам.

Грета с абсолютно бесстрастным лицом дослушала Бриту, отвернулась и вперив взгляд прямо перед собой, спросила:

‑ Где мне тебя ждать!

‑ Здесь, конечно, – Брита была разъярена, она сорвалась с места и чуть не снесла медленно отъезжающую дверь.

Возвращение

Когда Брита ушла, Грета позволила себе пойти в санблок и провести необходимые процедуры – все-таки как ей не хватало хотя бы минимальных удобств… Она вообще, как оказалось, соскучилась по полису, по боксам и шуму коридоров цилиндра, по еде из пищевых автоматов, и главное, о чем она категорически запрещала себе думать, по лабораториям, по исследованиям, по инфомодусам и обсуждениям экспериментов… У Греты задрожал подбородок, когда она вспомнила, как Брита гордо, и, Грета была уверена, не без оснований, заявила, что совершила прорыв в вирусологии… Конечно, совершила… да и Грета совершила бы тоже какой-нибудь переворот…О чем она думала…о чем она думала, когда поставила на карту все, что ей нравилось ради чего?! Ради права распоряжаться собой по своему усмотрению? Но разве сейчас она сама распоряжается своей судьбой, разве она все равно не обусловлена в своих поступках тем, что считаем для себя должным?! Должное, какое же дурацкое слово! Грета справилась с навернувшимися на глаза слезами и с наслаждением приняла душ.

Выйдя из санблока Грета обнаружила Бриту сидящей в кресле в позе нетерпеливого ожидания. Рядом с ней стояла небольшая сумка, вроде тех, которые раньше нравились Грете, а через спинку кресла напротив была перекинута одежда, на которую Брита немедленно указала рукой.

Грета оделась и потянулась за сумкой.

‑ Подожди, ‑ с какой-то даже досадой попросила Брита, ‑ ну, поешь… хоть из пищевого автомата…Только теперь Грета поняла, что так привлекло ее внимание у пищевого автомата, когда она, выходя из санблока, краем глаза увидела его: на подставке стояла ее чашка… ‑ Немного позже пойдем, не сейчас… ‑ заторопилась оправдать свою минутную слабость Брита.

Грета подошла к автомату и стала вводить заказ, пока автомат выплевывал заданное, она решала, как поступить: забрать чашку или проигнорировать этот жест Бриты. На самом деле чашка не вызвала у Греты никаких эмоций, она не была ей больше дорога, ни тем, что была подарена Надой, ни тем, что теперь могла напоминать о днях, проведенных в полисе.