О чем думает море…

После налета Свету пришлось долго выхаживать – Грета делала это самозабвенно. Она вспоминала потом эти полгода своей жизни как единственно счастливо деятельные во всей ее жизни – у нее была насущная необходимость использовать все свои знания, проявить все свои умения и таланты для того, чтобы поставить Свету на ноги.

Грета оборудовала мобильный медицинский блок-шатер, она собирала немыслимые приборы и модифицировала то, что удалось найти на свалке еще недоеденным бактериями, она снова окунулась в исследовательскую деятельность, так любимую ею. Конечно, приходилось приспосабливаться и к отсутствию необходимых материалов, и к катастрофической нехватке информации. Многие знания оказались неконкретными и невоспроизводимыми в отсутствие опорной информации из инфосети, многие навыки остались неприменимыми, а новые приходилось нарабатывать долгими часами повторений элементарных действий. В этот период ей очень помог Ной – так звали мужскую особь, проявившую интерес к Грете – опыт жизни во внешней среде делал его в глазах Греты почти всемогущим. В какой-то момент ей даже казалось, что она его полюбила. Точнее даже сказать – Грета очень хотела, чтобы то чувство безмерного удивления и глубоко уважения, которое сопровождало ее общение с Ноем оказалось любовью. Она не понимала даже значения этого слова, попытки прояснить для себя что-то в этом вопросе только еще больше ее запутали. Да и как тут не запутаться, если одни при вопросе о любви с грустью и сожалением пожимают плечами, потому что еще не испытали этого чувства, другие впадали в возбужденно-восторженное состояние, при этом теряли дар речи и с сияющими глазами и идиотической улыбкой, неуклюже жестикулируя, с такой безнадежностью всматривались ей в глаза, повторяя бессмысленное «Понимаешь??», что Грета не решалась на отрицательный ответ, что тем не менее понимания не прибавляло. Третьи – долгожители внешней зоны – уклончиво говорили: «Это нельзя описать, у каждого по-своему бывает… но если с тобой случится – поймешь».

И Грете казалось, что она «поняла».

Когда вопрос о выздоровлении Светы стал только вопросом времени, Ной предложил Грете образовать пару – в поселении на тот момент было три пары: две среднего возраста и одна пожилого. Пожилая пара представляла особый интерес для Греты – ее всегда удивляла их нарочито-грубая манера общения друг с другом, и особенно – отвратительно несмешной юмор старичка и та радость, с которой все эти абсолютно несмешные шутки отражались на лице его старушки.

Не меньшее удивление вызывало нарочитое, на ее взгляд, и навязчивое внимание мужчин двух остальных пар к своим женщинам. Ной тоже все время пытался вести себя по отношению к Грете подобным образом, и Грета в свойственной ей жесткой командной манере пыталась регулировать его поведение. Она, такая проницательная и всегда чувствительная к эмоциональному состоянию других, столкнулась с тем, что ей не удается верно интерпретировать его слова и реакции.

Сначала ее это удивило, потом она с интересом исследователя анализировала его поступки и их мотивы, и, в конце концов, разочаровалась, когда не нашла в них привычной глубины, подтекста, многомерности и еще черт-те чего, о чем и не задумывалась раньше, общаясь со своими ячейками.

Ной был хорош – он был умен, умел, он был намного сильнее, чем Грета, он старался угадывать все ее желания, иногда это даже у него получалось, Грете было приятно с ним работать, она ждала каждого утра, чтобы снова оказаться в оборудованной ими исследовательской пещере… и Грета пришла к выводу, что к ней пришла любовь.

Но то шестое чувство, которое никогда за всю ее жизнь не обмануло ее, все-таки удержало ее от немедленного ответа Ною, когда тот предложил Грете образовать пару. Огонек была Грете не советчик. Поначалу ее восторженное представление совместного будущего Греты и Ноя развлекало Грету, но когда Света дошла до совершенно невероятных описаний совместной жизни и быта, и отвратительных предположений о ребенке, Грета окончательно поняла, что безвозвратно потеряла Свету как свою ячейку и даже подругу.

– Ты не представляешь себе, какая это радость, какое волшебное, просто волшебное чувство, – захлебывалась от восторга вспоминания, балаболила Света, – это просто фейерверк эмоций! Тут не всем там везет, чтобы постоянная пара была, многие так – от случая к случаю перебиваются…Света полулежала на специально оборудованном лежаке с поднятыми на специальных подвесках ногами и, яростно жестикулируя, раскрасневшись, пыталась передать Грете свои эмоции. Грета снимала показания с прибора контроля состояния Светы и в качестве поддержания беседы изображала взглядом удивление и понимание. Сосредоточившись на показаниях и проводя нехитрые расчеты, Грета слушала Свету невнимательно и до ее сознания доходили только некоторые фрагменты ее восторженной речи, потому она не сразу поняла, о чем именно идет речь в настоящий момент.

– … и ты понимаешь, ты просто, ну, вот, будто прозреваешь….нет, неверно, будто всю жизнь именно его и знал…, что это твой, полностью твой…, – Грета слишком резко обернулась к Свете, – м-мужчина, – упавшим голосом, только для того, чтобы договорить, закончила Света, наблюдая как Грета сначала с огромными от удивления глазами, а потом с искаженной отвращением гримасой вдруг всем корпусом подалась по направлению к выходу и пулей вылетела из пещеры.

В следующую секунду влетел Ной и кинулся к Свете и приборам – все было в порядке:

– Что случилось? Ты в порядке? – Ной выглядел абсолютно растерянным. А Грета? Что случилось?

– Я… я…, – Света была ошеломлена не столько поступком Греты, сколько осознанием его причин, и пониманием того, что только что сделала что-то ужасное, – я в порядке. Д-да, – попытка улыбки ей не удалась.

– Что-то с Гретой? – это прозвучало почти как утверждение.

Грету тошнило, ее бесчеловечно выворачивало наизнанку, – она старалась отбежать как можно дальше от людей на берегу, предупредительно выбрасывая ладонь, будто защищаясь от тех, кто поначалу направился к ней. Через время ей удалось уединиться и она, размазывая по лицу слезы и сопли, пыталась успокоить взбесившийся желудок.

Грета ушла так далеко по береговой линии, что перестала различать силуэты поселенцев. Внезапно берег моря показался ей знакомым – как будто именно здесь они с Бритой впервые увидели море – Грета всматривалась в очертания пляжа и поймала себя на мысли, что ищет взглядом Бриту. Горько усмехнувшись самой себе, Грета устроилась в тени небольшого песчаникового камня и задумалась о Брите – как она сейчас там, что поделывает. Шепот волн навеивал воспоминания об их с Бритой жизни, полной исканий, треволнений и неожиданностей…Грета почему-то испугалась того, что море может подумать, что она скучает по той жизни… Грета попыталась стряхнуть с себя эти мысли… и проснулась.

Солнце уже село. Грета всегда любила сумерки – быстро привыкнув к полутьме, поднялась по склону от берега и увидела несколько светящихся точек.

Поселенцы всегда под вечер закладывали несколько костров на разном расстоянии от места поселения, а сами собирались только у одного из них – ближайшего. В случае чего – а ночью звуки гравилетов слышны на многие километры – костер продолжал гореть, а меняющие почти каждую неделю место ночлега поселенцы уходили к морю. Необходимость этого ритуала так и осталась загадкой для Греты – ведь в распоряжении ДНК-служб были подробнейшие спутниковые данные, но, видно, правила этой игры были приняты обеими сторонами.

Скрываясь в неровностях береговой линии, поселенцы пережидали очередной налет, иногда даже оставаясь в укрытии на ночлег, потом либо возвращались в лагерь за вещами, либо, если гравилетам удавалось обнаружить их стоянку, уходили на другое место, с нуля налаживая нехитрый быт.

Гравилеты, как правило, сбрасывали на поселения кассеты с колониями умниц-бактерий, и, хотя благодаря соленой защите, они не наносили серьезного ущерба имуществу поселенцев, последние предпочитали не рисковать и возвращались за имуществом только в крайних случаях. В крайних редких случаях использовались гравитационные пушки небольшой мощности – их волны сминали и дробили оборудование и ландшафт…

Грета вдруг отчетливо поняла, что ей никогда не приходило в голову, что если в поселениях есть дети, родившиеся вне полисов, значит на выполнение миссии продлении рода (а Грета никогда не слышала, чтобы на диких территориях так говорили), индивиды шли добровольно и осознанно… Грета была достаточно просвещена физиологическими, молекулярно-биологическими и технико-физическими особенностями этого процесса, но никогда не задумывалась о нем, и уж тем более не представляла себя в роли участника этого процесса… Желудок снова подбросило к горлу и на глазах выступили слезы, Грета закашлялась…

– Ной! Ной! Да стой же! – Света еле успела остановить его решительное движение. Ной вернулся от выхода, лицо его выражало крайнюю степень озабоченности и беспокойства.

– Оставь ее, не надо ее сейчас трогать – тоном знатока заявила Света.

– Да, что случилось-то? – почти выйдя из себя, воскликнул Ной.

– Все нормально, все живы, здоровы. Успокойся, – Света возвращалась в свое благодушно-восторженное состояние, – успокойся. Хорошо, что так, и хорошо, что сейчас.

– Да, ты можешь мне объяснить, что все-таки произошло? – он повысил голос. Ной отличался от других мужчин их поселения удивительно спокойным отношением ко всему, что бы ни происходило, но сейчас у него было такое выражение лица, что Свете пришло на ум, что Ной изо всех сил сдерживается от того, чтобы не ударить ее, – что с Гретой?

– Я рассказывала ей… ну, про любовь, – ну… ты понимаешь?..

Его непонимание длилось почти целую минуту. Света пыталась почти силой мысли внушить Ною, как именно надо понимать ее слова, делая большие глаза и пожимая плечами, – он никак не понимал, а потом вдруг схватился за голову обеими руками и выбежал их пещеры.

– Уж лучше я!.. сейчас…чем потом! – крикнула ему вдогонку Света.

На душе у нее было отвратительно и гадко. Но ведь она хотела как лучше… Света откинулась на подушки и внезапно мгновенно уснула.

Изгнание

Проснувшись, Грета почувствовала, что продрогла – все тело затекло в неудобной позе, песок уже отдал все свое дневное тепло и теперь забирал тепло ее тела. Поселенцы всегда купались в море прямо в одежде – заодно и просаливали, но сейчас Грете захотелось как тогда, в первый раз, почувствовать мягкость волн всем телом, да и зябко было бы потом выйти из воды. Грета знала, что ночью вода в море казалась еще теплее, чем ночью, и без колебаний, решительно скинув с себя одежду, сразу от берега плюхнулась в воду.

Соль щипала глаза, и першило в воспаленном горле, но Грете было тепло и уютно – ветра почти не было, и море нехотя плескало волнами о берег. Грета легла на спину, уши погрузились в воду и ей казалось, что она подслушивает тайны морских глубин, и еще немножечко и сможет, наконец, понять, о чем думает море.

Сверху на нее внимательно смотрело темнеющее звездное небо, качаясь на волнах, Грета время от времени выхватывала слухом звуки окружающего мира – это было странное ощущение: тишина и одновременно гул подводного мира сменялись такой же насыщенной тишиной мира воздушного, как вдруг эту тишину нарушил обрывок чьего-то зова. Грета перевернулась в воде и обнаружила, что пока она отдыхала на воде, море отнесло ее достаточно далеко от берега. Стараясь не паниковать, она плавно поплыла к берегу на звук голоса. Плыла она легко – море было спокойным, но воспоминания прошедшего дня – она узнала голос: Ной звал ее – постепенно тяжелым грузом наваливались на нее и плыть становилось все труднее и труднее – Грета то и дело пыталась нащупать ногами дно. Ощутив, наконец, под ногами неверное морское дно, Грета почувствовала себя такой бесконечно уставшей и разбитой, что с минуту стояла, раскачиваясь по воле волн в воде и только передохнув побрела к берегу.

Ной заметил Грету, когда она уже выходила из воды, и побежал ей навстречу, чем-то энергично размахивая. Грета не сразу сообразила, что предстанет сейчас перед ним совсем без одежды, и выйдя из воды почти до пояса снова плюхнулась в воду. Ной остановился на берегу напротив Греты, молча положил на песок, как сообразила Грета, ее одежду, и, отвернувшись, отошел на приличное расстояние.

Грета оделась очень быстро – было холодно, и еще она очень боялась, что снова придет этот тошнотный позыв.

Света проснулась от ворчания Надежды:

– Ну, разве это дело, выдумали тоже…

Приоткрыв сонные глаза, Света увидела Грету и Надежду, суетящихся у приборов. Под прикосновениями рук Греты как обычно щелкали и пищали кнопки, а старуха занималась «засолением». Говорили они мало и очень тихо, так что Свете не удалось разобрать больше ни слова.

Неприятное воспоминание о происшедшем утром накатило на Свету и она пошевелилась и шумно вздохнула.

– А, соня, проснулась? – Грета стояла лицом к монитору прибора, вполоборота к Свете и радостно-зловещий тон, с которым Грета произнесла утреннее приветствие, насторожил Свету.

– Мы же договорились с тобой на небольшую прогулку к морю? – не отрываясь от манипуляций с приборами, сказала Грета, – или… как самочу? – она повернулась, лицо ее излучало заботу и приязнь.

Грета использовала их словечко «самочу» и у Светы отлегло от сердца. Она замотала головой в знак абсолютного согласия и с энтузиазмом принялась за еду, принесенную тем временем старухой. Та продолжала ворчать себе под нос, изредка поглядывая то на одну, то на другую.

Когда Света закончила есть, Надежда собрала приборы, внимательно посмотрела на Грету и удалилась.

С этого момента и до их появления на входе в пещеру заливистый хохот Светы и сдержанный ироничный смех Греты не прекращались ни на секунду. Устраивая Свету на удивительно неказистое, но весьма функциональное подобие инвалидной коляски, собранное заботливыми руками Ноя, девушки, пыхтя и сталкиваясь головами и локтями, все-таки смогли устроить Свету с удобством.

Дурачась и подхихикивая, они выходили на песок. Неподалеку от входа в пещеру стоял Ной с ребенком Светы на руках и еще два подростка, Света сначала испугалась, но увидев, как спокойно и открыто взглянула в их сторону Грета, кивком головы приглашая их подойти, очень быстро успокоилась.

Так они и гуляли – впятером – по берегу моря, пытаясь перекричать шум волн и хохот друг друга. Мальчишки по очереди толкали коляску по утрамбованному прибоем песку, в перерывах бегая вокруг коляски и забегая в море, обдавая всех морскими брызгами. Ной то нес ребенка на плечах, то подбрасывал его в воздух так, что у Светки дух перехватывало, то держа его за ноги, делал вид, что окунает в море… Светка верещала, тянула руки к сыну, оглядываясь на Грету, пыталась вовлечь ее во всеобщее веселье, растормошить, забыться… И все хохотали!..

Грета потом пыталась проанализировать свое состояние в эту их прогулку – у нее осталось твердое осознание того, что именно тогда, именно в эти полтора часа она была счастлива. Через всю свою долгую, нескончаемо долгую жизнь она пронесла память об этом ощущении – ощущении абсолютного счастья. Но почему она чувствовала себя счастливой, так никогда и не смогла понять. Наверное, в этом и заключается загадка счастья.

Солнце красным, словно шипящим, шаром опускалось за горизонт – в море, когда компания вернулась к пещере. Там их уже ждала Нада. Что-то бубня себе под нос, по своему обыкновению, она помогла Грете приготовить Свету ко сну, и осталась с ней на ночь, отослав Грету отдыхать. Прогулка далась Свете непросто – горячее солнце и хлесткий порывистый береговой ветер утомили ее неокрепший организм, и она болезненно быстро уснула.

Среди ночи Свету разбудили какие-то голоса. Они то были слышны очень отчетливо, то полностью заглушались шумом моря. Света прислушалась, долго не было ничего слышно, и она задремала, но вдруг порывом ветра принесло обрывок фразы.

‑ Не могу я, тошно мне…‑ ну, ты же жила, что же я…‑ не буду…

‑ Не поздно… никогда не поздно

Интонации были убаюкивающими и Света то и дело проваливалась в забытье, потом, будто спохватываясь, снова слышала голоса и угадывала фразы…

‑ Спасибо тебе, Нада…хорошо… наверное…

Начала и концовки фраз терялись в шуме моря, потому общий смысл разговора был абсолютно скрыт от Светы, но со временем она узнала голоса: разговаривали Грета и Нада.

Разговор затих и Света глубоко провалилась в сон под убаюкивающий шум волн.

Грете быстро наскучил образ жизни поселенцев. Поначалу ей казалось, что эти люди, не прижившиеся в ДНК-мире, знают что-то о жизни такое, что недоступно тем, кто не захотел вырваться. Она даже пыталась спрашивать, но столкнулась с недоумением и даже неудовольствием поселенцев. Они просто жили. У них не было стремления улучшить свой быт, они максимально легко расставались с добытым рискованными вылазками в полис оборудованием, даже просаливание вещей, чтобы их не разъели умницы-бактерии, оказалось не более чем способом оградить себя от лишних забот по добыванию пищи и одежды. Поселенцы каждый день делали только то, что было необходимо для этого дня.

Много времени проводили за разговорами и рассказами, песнями у костра, детей ничему специально не обучали. Одно время Грета пыталась передать хоть толику своих знаний, ее с интересом слушали, но совершенно не понимали, зачем объяснять, почему то или иное действие вызывает тот или иной результат – ведь вполне достаточно знать, что именно это действие вызывает необходимый результат.

Вместе с тем, это были удивительно заботливые и трудолюбивые люди! Все, что они делали, они делали с упоением, наслаждаясь деланием – в сообществе никто никогда не спешил, размеренность бытия отразилась и на способе мышления – думали редко, медленно, легко теряя нить размышлений. Сосредоточенная задумчивость Греты, которая была для нее жизненно важным состоянием, резко контрастировала с их деятельным безразличием. Она так до конца и не поняла – как на самом деле относились к ней эти люди.

Они легко соглашались с тем, что предлагала Грета – но только в том случае, если ее объяснения необходимых действий были настолько детальны, чтобы можно было работать, не задумываясь ни о результате, ни о том, для чего вообще производятся те или иные действия. Легкость, с которой они приступали к любой понятной им работе, органично перерастала в легкость, с которой они забрасывали любое дело, если был неясен порядок дальнейших действий. Достижение цели воспринималось ими даже как будто с некоторым безразличием, а порой Грете казалось, что и с грустью: им нравилось именно быть занятыми, что-то делать, размеренно и неспешно, ‑ результат не был ценен сам по себе.

Так же легко они относились и к болезням, и к смерти.

Долгие размышления по этому поводу и даже желание проникнуться этой нехитрой философией существования сначала вызвали в Грете абсолютный восторг, затем восторг сменился раздражением непонимания, а затем и разочарованием, невозможностью жить так, как предлагало это сообщество. Грета не судила ни этих людей за полное отсутствие любознательности и каких-либо желаний, кроме насущных, ни себя за постоянный поиск чуда там, где его нет, она приняла этот образ жизни в его безыскусности, но не мыслила себя частью этого наивного существования.

Когда Света проснулась, день был в разгаре, потому что солнце объемными плавными волнами загоняло в ее пещерку теплый воздух. Она была одна, шум волн был по-дневному негромким и каким-то ленивым, голосов было не слышно. Света еще немного полежала, вслушиваясь в звуки дня, и попыталась сесть в кровати. После случая с гравилетами, когда ей придавило ноги, прошло уже месяца три, а может и больше, но чувствительность ног так и не вернулась. Тех манипуляций, которые Грета проводила с помощью тех крох технических и информационных ресурсов, которые удавалось спасти из мусорных гор, а также препаратов, которые приносила из полиса Нада – она была главным и единственным добытчиком такого рода в этом поселении, ‑ было недостаточно для того, чтобы поставить Светку на ноги.

Светка приняла это несчастье спокойно – за то небольшое время, которое она провела здесь, видела и не такое – живя здесь без привычных и незамечаемых в полисе благ, складывающихся из отсутствия необходимости добывать и готовить пищу, беспокоиться о воде, последствиях перегрева или переохлаждения, из постоянной скрытой корректировки самочувствия и состояния здоровья посредством той же пищи и воды, и другими более радикальными методами, люди оказывались абсолютно беспомощными перед теми неожиданностями, которые подкидывало им их собственное тело.

Люди болели – подолгу, тяжело, страдая от боли; нередки были переломы, психические заболевания тоже были нередки… Болезнь, любую болезнь оставляли на самотек, ухаживая за больным только в той мере, в которой он не мог, находясь в забытьи или в горячке, заботиться о себе сам. Таким образом выживание индивида оказывалось его собственной проблемой и заслугой. Не справившихся с этой задачей относили к морю и затапливали подальше от берега – море само уносило их на глубину.

Светка повидала и немало калек, даже Нада прихрамывала на левую ногу из-за давнего перелома, который, недиагностированный и нелеченный, изуродовал ей бедро. К своему положению Света относилась спокойно, а когда рядом была Грета, то даже и с уверенностью в том, что еще немного времени, и она встанет и побежит…

К Свете заглянула Нада:

‑ вот и правда, соня! – легкая ли улыбка, непривычная для лица Нады, или нежелание встретиться с ней глазами, поспешное тараторенье, так не похожее на старуху, насторожила Светку, но когда Нада ушла, оставив ей одежду, еду и вывалив на нее краткий обзор текущего момента, неприятное, тревожное чувство словно расползлось по всему телу. Внезапно Светка вспомнила ночные голоса, отметила, что из всей информации, которую вывалила на нее Нада, ни слова не касалось Греты…

‑ Нада-а-а! Нада-а-а-а! – заорала Света. Тишина. Еще через минуту Света попробовала снова. И снова.

Зашел Ной:

‑ Чего орешь? – по его лицу нельзя было ничего прочитать, но то, что он спокойно среагировал на ее истерический вопль. Подсказали Свете, что он уже знает причину ее истерики, более того, он и остальные, скорее всего, ожидали этого и Ной – парламентарий, который уполномочен уведомить ее о том, что Грета ушла.

‑ В смысле? Куда ушла? В другое поселение? – Света не верила своим ушам, ‑ Одна?! Что вообще происходит?!

Ной спокойно и открыто смотрел на Свету и абсолютно искренне и уверенно отвечал: – Просто… ушла, это было ее решение, его надо уважать.

Помолчали. Светка растерянно посмотрела на свои неподвижные ноги и вдруг разревелась в голос…

Небытие

Поговорив с Надой, Грета смогла даже еще пару часов поспать, а под утро, когда небо только решало – светлеть или оставить рисунок звезд нетронутым, ‑ Грета и Нада двинулись в сторону полиса.

Добрались они без приключений, дорога по жаре далась Грете относительно легко – она вполне привыкла к постоянному нахождению на воздухе, привыкла к дикой природе и постоянному чувству голода – она никогда раньше не замечала, как много она ест…

‑ Пей, – Нада подсунула под нос Грете емкость с противной теплой водой… Грете не хотелось пить, но сделав пару глотков, она ощутила себя бодрее, и она с благодарностью вернула старухе емкость.

Шли несколько дней. Вообще в распоряжении у поселенцев были старые флаеры, которыми они пользовались в случае одиночных вылазок в полис или на свалку, если нужно было очень быстро перебрать только что выброшенный мусор, иногда использовали флаеры и в чрезвычайных случаях – для перевозки больных к чудо-зонам, или как было с Гретой – бежавших из полиса к месту поселения. Флаеры были рассчитаны на одного, но небольшие модификации позволяли разместиться умещалось двоим или одному с объемным грузом – обычно это были медикаменты, реактивы, еда, вода, одежда, ‑ словом, все, что можно было взять в автоматических распределителях. За Надеждой, как главным поставщиком всего необходимого, значился такой флаер, и она могла и сейчас, прихватив Грету, воспользоваться им. Но они в ту ночь решили по-другому.

Вообще, это было решением Нады – пройти весь путь от мест поселений до инфополиса пешком ‑ она хотела, чтобы Грета запомнила путь на тот случай, если к назначенному для возвращения времени и месту Грета не успеет вернуться, но все-таки сможет уйти. Во-вторых, Наде показалась безумная затея Греты абсолютно невыполнимой, и она надеялась, если уж не отговорить ее за эти несколько дней путешествия, так хотя бы вместе с ней осмыслить все до мельчайших деталей.

Задумка Греты была дерзкой.

Грета знала, как поднять на ноги Светку, ей просто был нужен один вирусный препарат – она делала такое в своей лаборатории с мышами и даже с младенцами – исправляла побочку от некоторых генных модификаций. Но там, в диких поселениях, у нее не было этого препарата и, главное, не было никакой возможности его достать. Ей нужно было проникнуть в их с Бритой экспериментальные блоки и взять этот самый аппарат. Вообще весь расчет этой вылазки Гретой строился на лояльности к ней Бриты, в которую она в глубине души совершенно не верила.