О чем думает море…

– Море… море… но грязное такое… и я… и как желе, – Брита изо всех сил удерживалась в рамках беззвучного шепота, то и дело норовя сорваться на предательский свист, – задыхаюсь… проснулась … ужас… – Брита помолчала, Грета ждала. – Понимаешь? – Брита с надеждой заглянула в глаза подруги. Грета внимательно посмотрела на нее, чуть помолчала, опустила глаза и утвердительно кивнула. Брита, как будто даже обрадовалась, она развернулась лицом к Грете, словно пытаясь разглядеть объяснение своему кошмару по выражению лица Греты. Грета не знала с чего начать. С одной стороны, причина ее тревожного состояния обнаружилась, Брита теперь была готова к тому, чтобы адекватно воспринимать анализ изменений в своем поведении, с другой стороны, время и место для таких откровений было выбрано неудачно.

Поразмышляв еще немного, Грета осторожно встала, кивком приглашая Бриту последовать за собой и, легко придерживая ее за пальцы, повела ту в большую комнату. Девушки шли, осторожно ступая шаг в шаг так, что создавалось впечатление, будто идет один человек.

Грета медленно вела Бриту по комнате, останавливаясь возле каждого предмета мебели, вынимая из ящичков разные безделушки и взглядом заставляя Бриту на них смотреть. Брита вначале почти с ужасом следившая за Гретой и как загипнотизированная выполнявшая ее указания, постепенно стала что-то понимать. Выражение ужаса на ее лице сменилось недоумением, и только когда в широко раскрытых глазах своей подруги Грета, наконец, увидела осознание происходящего, она остановилась, одним лишь только взглядом спросила Бриту: – Ну, поняла? Ведь так и есть?! Брита все еще изображала собой снизошедшее откровение – глаза по-прежнему были огромными, но в остальном она много больше походила на ту девушку, которая несколько недель назад предстала перед Советом кураторов. Брита интенсивно закивала головой в ответ. Продолжая молчать, девушки пожали друг другу руки и так же шаг в шаг разошлись в разные стороны. Грета как можно более естественно громко вернулась в спальню, а Брита тихонько и быстро юркнула к себе.

На следующий день Грета проснулась достаточно поздно, она хорошо отдохнула и тревожные предчувствия немного отступили. Когда она вышла из спальни, и звуки из единственного жилого помещения кроме ее собственного в этом коридоре стали почти осязаемыми, она с удивлением обнаружила, что ее инфомодус, выключенный накануне вечером, передает сигнал вызова. Секунду постояв с открытым ртом перед безжизненным браслетом, Грета, наконец, сообразила, что звук вызова исходит из помещения Бриты, которая часто забывала отключить браслет и он так всю ночь и светился над темместом, где она в очередной раз сняла браслет. На этот раз модус светился и пел из санбокса, и Брита уже сама, сонная и недовольная, спотыкаясь, пробиралась из спальни через катакомбы мебели.

Когда модус был включен, на экране появилось крайне раздраженное незнакомое лицо. Определив, что оба новоиспеченных куратора уже здесь, лицо удивительно приятным голосом поведало им о том, что их бывшая ячейка, исполнявшая высокую миссию продолжения рода, пропала.

Грета лихорадочно соображала, что такое могло случиться со Светой, чтобы Совет посчитал возможным и даже необходимым сообщить об этом им. Так было заведено, что все связи между индивидами одной ячейки после того как пути их расходились, обрывались сразу и окончательно. Спряталась? Но где? И главное – зачем? Нет, даже не так… Почему? Почему могла сбежать Света? Между тем, лицо на экране раздражаясь все сильнее и пытаясь через экран прожечь кураторов взглядом, спрашивало, нет ли у них каких-либо предположений о возможном местонахождении бежавшей.

Ага, значит все-таки сбежала. Лицо, поняв, что проговорилось, все тем же мелодичным, но теперь с визгливыми нотками отчаяния, голосом, стало орать что-то уж совсем нечленораздельное и, обязав кураторов сообщить о любом подозрении, пригрозив им зачем-то ответственностью и помянув Основы, отключилось.

Быстро сообразив, что раз дело дошло до того, что обратились к ним за помощью, несмотря на заранее обреченную на неудачу попытку получить хоть какую-то информацию от бывших ячеек, сумевших так высоко подняться, ‑ ведь шансов на то, что они с высоты своей нынешней власти снизойдут до забот отправленной на миссию неудачницы даже меньше, чем ни одного, ‑ значит положение действительно серьезно и даже опасно. Но чем может быть опасен побег ячейки? Так случалось…

Грета и Брита разошлись по комнатам, изо всех сил изображая полное безразличие к происходящему и занимаясь повседневными делами.

Бриту так ошеломила новость, что она оказалась совершенно неспособной к продуктивному мышлению, ей с трудом удавалось сохранять внешнее спокойствие. Грета, напротив, как всегда в экстремальной ситуации соображала удивительно четко и быстро. Но ей недоставало информации, были только предположения…

Побеги из ДНК-городов иногда случались, но никто никогда не прилагал каких-либо усилий, чтобы вернуть сбежавших – лишившись привычного комфорта города, индивиды либо очень быстро возвращались, предпочитая выполнение миссии продолжения рода опасностям внешней зоны, либо не возвращались никогда. Грета перебирала в памяти все известные ей случаи неадекватного поведения ячеек – побеги во внешнюю зону случались регулярно, и примерно три четверти сбежавших благополучно возвращались, судьба остальных никого больше не волновала. Побеги из миссии случались реже и убегающих искали только в том случае, если миссионерка оказывалась беременной. Как показывала статистика, коэффициент побегов такого рода был менее одного процента на каждые сто убежавших. Таким образом за последние сто лет при максимальном количестве 7 происшествий в год миссия продолжения рода только раз пять всего беспокоила поисковые службы ДНК-города.

Раз ее ищут, значит она сбежала прямо посреди выполнения миссии. Если все еще не нашли, значит бежала не во внешнюю зону… Все это было достаточно очевидно, и Грета догадывалась, где может прятаться Светка. Она параллельно с общими размышлениями о побегах и статистике пыталась придумать способ незаметно проверить свои подозрения: действительно ли Светка прячется в их потайном месте, а если да, то как долго она там находится, все ли с ней в порядке и нужна ли ей помощь. А если нужна, то как помочь Светке, помочь ей и не навредить себе. Ничего не выдумывалось, и Грету это неимоверно раздражало. Мозг уже кипел. Девушка заварила себе кофе, свой фирменный – крепкий и густой как деготь…

Брита, почуяв запах паленого, который она каждое утро идентифицировала как запах заваренного кофе Греты, встрепенулась – не с утра Грета пила свой фирменный кофе только в особенных случаях: если необходимо было на что-то решиться или если ничего не получалось. Брита выглянула из своей комнаты – Грета стояла, прислонившись плечом к стеклянной стене. Правой рукой она держала чашку, перекатывая остатки кофейной гущи по ее стенкам и внимательно разглядывая получающиеся пятна. По опыту прошлых лет Брита знала, что такая задумчивость не сулила ничего простого и спокойного: Грета уже все придумала и теперь решается на какой-то рискованный шаг.

Брита исчезла так же тихо и незаметно как появилась. Она вернулась к себе, зашла в санблок, умылась, снова будто бы забыла так свой браслет, а заодно и кольцо, потом бездумно побродила по комнате, переставляя с места на место мелкие безделушки, Брита зашла в спальню и легла на кровать. Она ждала.

Когда Грета произнесла сакраментальное: – Не знаю как ты, а я намерена подышать свежим воздухом, – что на только им троим известном языке означало «собираемся в нашем тайном месте», – было уже утро, и Брита поняла, что благополучно проспала подряд часов десять. Грета стояла в её комнате и говорила с Бритой через распахнутую дверь спальни. Она была тщательно одета, но казалась резко пополневшей, потом Брита сообразила, что это оттого, что на ней было надето несколько слоев одежды. Сумка через плечо казалась полупустой, но Брита заметила насколько сильно ее ремни врезались в тело.

– Пожалуй, мне тоже не помешает свежий воздух, – серьезно заявила Брита. Потом была феерия одевания, в результате которой одежда надевалась, забраковывалась как неудобная или стесняющая дыхание, начиналось переодевание, в результате которого неснятыми оказывались некоторые полезные вещи, которые могут понадобиться Свете. Обе девушки уже ни секунды не сомневались в том, что Света прячется в их тайном месте.

Через полчаса сборы были окончены, и девушки, окончательно запутав подслушивающую систему наименованиями конечных и промежуточных пунктов своей прогулки, направились на улицу по привычным длинным запутанным коридорам ДНК-цилиндра.

Всю дорогу они ссорились, а рассорившись, подолгу молчали, постепенно приучая возможных соглядатаев к тому, что если при заходе в слепую для слежения зону, их желчная перебранка обрывалась, то и при выходе из нее могла и не возобновиться, или наоборот, или еще больше наоборот.

Они долго, и как показалось бы со стороны, достаточно лениво и обстоятельно, хотя ужасно бестолково и непоследовательно обходили склады одежды и обуви, сервисы поставки посуды и обслуживания пищевых автоматов, они даже зашли в центр подбора домашних животных.

Этот центр располагался на одном из этажей цилиндра, в котором доживали свой век ячейки, выполнившие свою миссию и отправленные на так называемый отдых, на котором они маялись бездельем и бесцельностью существования. В сущности, именно поэтому и был организован центр домашних животных. По обращению в такой центр, ячейке или индивиду помимо его личных предпочтений и желаний по специальной системе тестов подбирали оптимальный вариант домашнего питомца.

Все питомцы были генетически модифицированными, и не могли принести никакого вреда своим ячейкам. Для подбора питомца проводилось тестирование потребностно-психологической сфер ячейки, затем на основании полученных результатов, составлялся образ домашнего питомца. Основной задачей модификации было дополнить невостребованные психологические потребности ячейки – иногда приходилось работать над животным с часто противоречащими друг другу характеристиками. После модификационной процедуры, животное тестировали и если оно полностью соответствовало заданным параметрам – отдавали владельцу. В общем процедура могла занимать до полутора лет; при отрицательных результатах тестирования модифицированного монстра, но навязчивом желании тестируемого все-таки иметь питомца ‑ его одаряли электронным.

При этом во всех случаях домашнее животное записывали в ячейку с правами, равными правам самой ячейки. С одной стороны, такое решение было призвано не прививать собственнических чувств владельцам питомцев, чтоб ни в коем случае не вызвать у владельцев сильной привязанности. С другой стороны, такие правила обеспечивали чрезмерно высокий уровень ответственности за вновь принятого в ячейку члена, что далеко не все в конечном итоге потакали своему желанию завести животное, а те, кто взвалил на себя такую обузу, уже не скучали.

Как правило, нелегкое решение принимала самая активная часть пожилого населения, неработающая, но все еще энергичная и думающая. Потому, когда лет сто – сто пятьдесят назад именно среди таких ячеек только зародилась мысль о том, что население слишком ограничено в своих желаниях, даже вот домашнее животное, как наши предки, завести не можем, на экстренном Совете Матерей сразу же было принято решение о создании центров подбора домашних питомцев. Поначалу система давала сбои, а очереди из желающих постоянно росли. Но за какие-то тридцать лет все пришло в норму и постепенно введенные правила и ограничения никому не казались нелепыми. Животное расстроило свою ячейку? Значит неверно был сделан выбор, выбор отменили – устроили тестовый подбор. Ячейка отказалась от питомца? Индивиды неправильно оценили свои силы. Эта же ячейка заявила о желании принять другого питомца – это что же, индивиды хотят выбирать? Значит нужно ужесточить первоначальную ответственность. Вот как-то так и сложилась ныне существующая система.

Молодые, работоспособные ячейки крайне редко брали питомца. Чаще это происходило в тех случаях, если кто-то из ячейки уходил – неважно куда: на миссию выполнения рода, в результате несчастного случая или болезни, сбегал – в этих случаях ячейке обычно рекомендовали взять питомца и редко кто решался отказаться от рекомендаций. Грета и Брита решили сейчас сыграть на этом.

Они, правда, уже не были ячейкой, они были кураторами, а куратор это уже индивид, но как Грета потом объясняла, ‑ раз они были воспитаны в такой морали, то в стрессовой ситуации, когда они только-только добились высокого уровня социального вклада, а тут вдруг их позорное прошлое напоминает о себе таким нелицеприятным образом – их бывшая ячейка, годная только на то, чтобы продолжать род, еще и бежала!? – такой подсказанный стереотипностью мышления и поведения поступок будет расценен как положительное, хотя и бесполезное движение. Ну, и кроме того, от Центра до их тайного места было рукой подать, а уж слепых мест там хватало – никто всерьез не отслеживал внутригородские передвижения доживающих, а больше там некому было ходить. Отработавших не уважали, хотя в Основах за ними была записана Правильность.

Переругавшихся ни на шутку Грету и Бриту наблюдатели потеряли в Центре подбора животных, хватившись только тогда, когда со времени получения ими тестов на питомца прошло больше полутора часов. Грета покинула Центр еще до того, как результаты теста были оформлены, и автоматика сработала для нее инфопортрет какого-то уродца – помеси индюка с попугаем, это при том, что Грета терпеть не могла птиц вообще, а уж говорящих кого бы то ни было и подавно.

Брита проходила тестирование после Греты, предварительно огласив истерическими воплями мирно дремлющий от безделья Центр примерно такого содержания: – Ни за что! Ни за что! Я не сяду не то что рядом, я одновременно не хочу с ней тестироваться. Тестер не найдет у нее мозгов и сломается, а что делать мне? В общем, исчезновение Греты прошло незамеченным благодаря скандалу с вдохновением и почти упоением продолженному Бритой даже и во время тестирования.

К тому, что спокойные и мало общающиеся ячейки Грета и Брита, даже в свою бытность триадой, при выходе на свежий воздух становились практически неуправляемыми, шумными и истеричными, кураторы давно привыкли. Было даже составлено психогенетическое доказательство логичности такого поведения, которое гласило, что высокий интеллект ячеек пасует перед необходимостью заниматься ненаучной деятельностью, что вызывает стресс, компенсируемый таким аффективным поведением. Когда Грета через много лет прочла этот опус, она подумала, что этот апофеоз логичности мог прийти в голову только тому, кому абсолютно наплевать на истинные причины непонятного факта, тому, для кого важнее подобрать удобное объяснение и более не возвращаться к проблеме.

Брита дождалась результатов тестирования, а когда забрала их, так стремительно исчезла, что работники Центра, обязанные сообщить об этом моменте в службу надзора еще долго не могли поверить тому, что кошмар закончился и две истерички ушли. В общем, когда они сообщили, что тестирование завершено, Брита уже истерила в хорошо прослушиваемых местах, расположенных с другой стороны от тех, где можно было бы заметить Грету, держащую путь к тайному месту.

Когда Грета, на пределе эмоциональных сил и с начинающейся паранойей, наконец-то проскользнула между стен цилиндра в потайное место и в первую минуту никого там не увидела, на глазах появились слезы отчаяния.

Она в изнеможении прислонилась к стенке и медленно сползла по ней, присев на корточки и обхватив голову руками. В простенке было как всегда тепло и сумеречно, звуки улицы приглушенными обрывками плохо определяемого шума почти не нарушали здесь глухую тишину. Сумка действительно была очень тяжелой, Грета очень устала изображать обратное и теперь, спустив ее рядом с собой на пол, с облегчением повела плечами. У противоположной стены, где сходились закругления цилиндров, что-то зашуршало. В тусклом сумеречном свете Грета разглядела неприметную, на первый взгляд, кучу каких-то веток, листьев и разного мусора, непонятно как еще не съеденного умницами-бактериями.

Сперва она подумала, что это ветер загнал сюда эти картонки, листья, остатки тряпья, и теперь все это продолжает шевелиться от его дуновения. Шорох был мимолетным, но что-то зацепило внимание Греты – это не ветер… Грета осторожно подошла ближе, куча снова зашевелилась, Грету бросило в холодный пот – а что если это прокравшееся животное из внешней зоны? – она читала о таких случаях. Вначале слабое покашливание, потом хриплый шепот привели Грету одновременно в радостное возбуждение и растерянность: – Пить дай, уж думала, не дождусь…– куча трансформировалась в Свету. Пока Грета возилась с сумкой, разбирая принесенное, поднося к пересохшим губам Светы воду, Света уселась поудобнее и отбросила в сторону маскировочное покрывало, искусно закамуфлированное под мусор. Пока Света пила и выбирала из принесенной еды что-то только ей понятное, Грета рассмотрела ее. Со времени последней встречи Света очень похудела, конечно, и теперь ее нельзя было назвать худышкой, но большой живот и набухшая грудь резко контрастировали с осунувшимся лицом, на котором теперь выделялись некрасиво очерченные глаза и мясистый нос. Света закончила с едой и поменяла позу – вытянув ноги, она полулежала теперь на маленьком матрасике, взятом для нее сегодня среди прочих необходимостей девушками на складах.

Губы, всегда пухлые и влажные, потрескались и кровили, когда она улыбалась, но она не хотела сдерживаться. Света смотрела на Грету и улыбалась, вначале недовольно-смущенно, потом по мере того, как продуманная до мелочей заботливость Греты окутывала ее с ног до головы, умиротворенно и расслабленно. Грета теперь обрабатывала Свету биотическим чистящим раствором и одновременно с помощью разных мелких приспособлений и тестеров проводила блиц-обследование. Света плакала и улыбалась, всхлипы мешались с обрывками фраз – Грета понимала, что расспрашивать сейчас о чем бы то ни было Свету было бесполезно.

Закончив обследование, Грета вколола Свете слабое успокоительное и Света тут же уснула. Спала она недолго, минут сорок, сначала глубоко и не шевелясь, а потом вздрагивая и беспорядочно перебирая руками. Последние минуты беспокойного сна Грета наблюдала уже не одна – пришла Брита, ознакомилась с результатами анализов и аккуратно, стараясь не беспокоить Свету, сделала еще несколько дополнительных тестов. Девушки еще раз просмотрели результаты анализов, молча поглядели друг на друга, Света стала постанывать и ее решили разбудить. Но прежде все-таки вспомнили, что вышли из цилиндра одетые как многослойные полимерные пленки, стянули с себя лишнее и аккуратно обработали одежду противобактериальным раствором, во избежание проедания дыр умницами-бактериями в практически новой одежде. Всего получилось четыре пары комбинезонов, три футболки и две куртки. Еще Грета схитрила с обувью – прямо поверх легких облегающих ногу пинеток надела сапоги-дождевики, скрытые штанинами они не бросались в глаза, и теперь тоже оставила их для Светы.

Получасовой сон пошел ей на пользу – она снова поела, больше не плакала и принялась рассказывать свою невероятную историю. Надо сказать, что, если бы Грета и Брита не пришли бы сюда в ближайшие пару дней, Светка просто умерла бы от обезвоживания – вода у нее закончилась еще вчера. У девушек просто сердце опускалось, когда Света говорила им, что нисколько не сомневалась в том, что они придут ей на помощь.

Брита все-таки не выдержала и попеняла Свете: – Мы бы пришли, конечно, мы пришли, мы достаточно хорошо друг друга знаем, чтобы это можно было предположить…но…

– Знать, – перебила ее Света – не предположить, а знать, – и доверчиво улыбнулась Грете.

– Что? – Брита горячилась, – знать, ну хорошо, знать… Но, Света, мы ведь могли просто не иметь информации о том, что ты бежала!!!

Света встрепенулась.

– Ой, как же я …– она что-то искала, прощупывая свою «мусорную» накидку, – вот, нашла. Держите – Света вручила внимательно наблюдавшей за ней Грете какую-то скомканную тряпочку, из которой ей в руку выпал абсолютно гладкий, переливающийся всеми цветами радуги, кристаллический шарик, размером с искусственный глаз. Грета с любопытством рассматривала его.

– Они там на это записывают информацию, – пояснила Света, и, увидев с каким неподдельным любопытством рассматривает его Грета, несколько растерянно спросила – ну, вы же сможете ее прочитать?

Грета оторвала взгляд от новой вещицы и утвердительно кивнула:

– Не думаю, что будет проблема, а сколько здесь помещается?

– Всё – просто ответила Света.

Грета недоуменно переглянулась с Бритой. Брита пожала плечами.

– Всё, что было в их автономном инфомодусе, всё есть на этой…штуке. Они бывают поменьше… их там как отличительные знаки все кураторство носит. А такие не носят – они хорошо охраняются там.

– Как же ты достала? Автономный?

– А, – отмахнулась Света, – это долгая история. Сразу всего не расскажешь, да и не объяснишь – она как-то выжидательно посмотрела на девушек, – я вот что подумала…

В следующие пятнадцать минут Света предложила им вполне разумный план дальнейших действий. Грета даже подивилась – она никогда не была близка с Светой и не разделяла восторгов Бриты по поводу умственных способностей их третьей.

– Так и порешим, – подытожила Грета, вставая и пряча в какой-то из своих бесчисленных кармашков стеклянный шарик.

Дополнительную одежду девушки и спрятали вместе с запасами воды и еды, медикаментов и биотического раствора в щели между полукружьями цилиндров. Сумки их по-прежнему были тяжелы – девушки уносили с собой результаты анализов Светы и ее плода для более тщательного исследования, и гигиенические биопакеты с, так сказать, отходами, которые не доели бактерии-уборщики.

– Ну, первый пошел, – Грета, как всегда, собранная и сдержанная, мельком еще раз глянув на Свету, кивком попрощалась с ней и резко шагнув к проему, ушла.

– Все-таки она железная, – проговорила Света, когда Грета исчезла в сгущающихся сумерках.

Брита тяжело вздохнула и наскоро пересказала Свете историю заражения Греты и все, что последовало за этим.

Света слушала, время от времени морщась от слов Бриты, будто они физически ранили ее. Закончив рассказ, Брита подняла на Свету полные глубокой тоски глаза:

– Теперь ты понимаешь, что информация о том, что ты бежала, могла не попасть к… кураторам… к нам.

Света задумчиво молчала. Вся ее затея была не просто рискованной, но смертельно опасной. Разрабатывая план своего побега, она не учла того, что не только ее жизнь бежит вперед бешеным галопом, но что-то меняется и у ее триады. Все-таки ей далеко до Греты, с ее аналитическими способностями видеть то и там, где никто ничего не просто не видит, но даже и предполагать не может наличие там чего-нибудь.

‑ Ладно, я тоже пойду уже, – сказала Брита, – так мы тебя и не послушали, что с тобой было-то?

‑ Это ничего, что не послушали, это хорошо даже, – улыбнулась Света, – мне так и надо сначала, чтоб вы информацию посмотрели. Ведь Грета придумает же как посмотреть, чтоб не засекли? – с надеждой в голосе заторопилась она сказать, – там… ну, сами увидите… и… поймете тогда. Поймете меня… Я ждать буду.

Брита стояла, наклоняясь к полулежащей Свете и держа ее за руку, как вдруг отдернула руку и побледнела, но тут же смутилась и присев рядышком на корточки, попросила: – Ой, Свет, прости, я просто никогда вживую не видела…

Света тихо и счастливо засмеялась, поглаживая себя по животу.

‑ Толкается, – открытая улыбка Светы просто обезоружила Бриту. Она не чувствовала, конечно, презрения или брезгливости по отношению в Свете так, как чувствовала бы по отношению к любой другой ячейке, отправленной на миссию продолжения рода, но и отношение Светы к своему положению тоже было ей непонятно. Все время пока они разговаривали, Брита боролась с противоречивыми чувствами – она была больше привязана к Свете, чем к Грете, и была безумна рада теперь снова увидеться со Светкой. Но вот к ее теперешнему положению относилась, как бы это сказать, осуждающе, хотя понимала, что Светка тут не виновата… Как показало время, Брита абсолютно не понимала ситуации.

Пытаясь разобраться в обуревающих ее чувствах, Брита лежала на кровати и смотрела в темноту. Пару недель хватило Грете, чтобы разобраться с управлением освещением комнат так, чтобы свет горел или не горел тогда, когда решит человек, а не автоматика. Параллельно с этими преобразованиями были проверены все поверхности в комнатах на предмет сюрпризов от службы надзора. Лишняя мебель была вытащена общими усилиями с громким показательным скандалом в коридор, безделушки, по большей части, сложены в пустые ящички и шкафчики, кровати перестелены и значительно потеряли в мягкости.

Сегодня вечером, напрямую не требуя отчета в том, где они были, с каждой из них связалось как минимум два куратора с поздравлениями. Поздравляли их с первым свободным выходом – блестя глазками от любопытства и ожидания скандала. Брита не утруждала себя никакими объяснениями или оправданиями, справедливо предположив, что все объяснения уже дала Грета.