Война и революция: социальные процессы и катастрофы: Материалы Всероссийской научной конференции 19–20 мая 2016 г.

Key words: First World War, Europe, the West, Russia, Germany.

Первая мировая война – рубеж всемирной истории. Именно она, по мнению большинства историков, знаменует наступление новейшего периода в истории человечества.

Первая мировая война оказала огромное влияние практически на все события и достижения XX в.: от науки, техники и культуры до социального переустройства. Она стала знаковым этапом в социокультурном развитии Европы и всего мира. После 1918 г. мир изменился так, как он никогда до этого не менялся. И дело даже не в том, что в этой войне использовались доселе невиданные способы и средства уничтожения людей, включая газы, самолеты, танки, подводные лодки и т. п., и не в том, что в нее было втянуто 38 государств, а счет жертв пошел на миллионы. Первая мировая война в корне изменила прежнее традиционное понимание мирового порядка, оказалась перекроенной политическая карта мира, рухнули империи, начались широкомасштабные социальные и культурные эксперименты. Первая мировая показала, что человечество в начале XX в. так и не нашло альтернативы насилию как способу разрешения как внутригосударственных, так и международных споров. Эта война стала апофеозом бессмысленности. И в этом смысле уроки Первой мировой актуальны и для сегодняшнего времени.

Первая мировая, и все что с ней связано, до сих пор окружена мифами, легендами, спекуляциями и штампами. В Советском Союзе, в отличие от других европейских стран, предпочитали не вспоминать Первую мировую войну, о героях войны не писали, не ставили им памятники и т. п., и «смотрели» на эту войну глазами большевиков, которые заняли изменническую позицию, ратуя за поражение России в «империалистической», по их словам, войне.

Начало XX в. стало серьезным экзаменом для европейской цивилизации. Можно сказать, что этот экзамен Европа не выдержала. Сообщество западноевропейских народов, прошедшее блестящую многовековую историю, все богатое духовное наследие Европы не смогло предотвратить войну; европейцы оказались не в силах отказаться от насилия как способа разрешения споров. Как тут не вспомнить слова Н. Бердяева о том, что вопросы, решаемые злобой и ненавистью, есть падение человечества. Европейские державы не прислушались к призывам России, прозвучавших на мирных конференциях в Гааге в 1899 и 1907 гг. Более того – борьба России за мир и разоружение, видимо, заставила думать некоторые государства, прежде всего правящие круги Германии и Австро-Венгрии, о ее слабости. Если бы не твердая позиция России по сербскому вопросу, то война в Европе могла бы разразиться еще в 1912 г.

Первая мировая война фактически стала европейской гражданской войной, существенно снизив экономическую, политическую и военную значимость Европы в мире. Только, пройдя еще раз через мировую войну 1939–1945 гг., Европа вновь стала обретать мировую значимость на основе европейской солидарности и рождающегося единства.

Есть и другой аспект итогов Первой мировой войны: в ее горниле возникает новый человек, новый европеец, который порывает со старым видением мира; война безжалостно рушит все прежние стереотипы и традиции, стили и моды, смеется над моралью и ценностями. Европа и мир становятся другими, происходит коренная социокультурная ломка в жизни государств и этнических сообществ, каждого европейца.

Истоки Второй мировой войны коренятся и проистекают из Первой, когда две страны – Германия и Россия – выходят из нее потрясенные до основания. В России свершается революция и начинается грандиозный противоречивый социальный эксперимент. Германия, пройдя через веймарский катаклизм и позор Версальской системы, становится озлобленной, готовой к реваншу.

Для России Первая мировая война стала испытанием, к которому она не была готова – огромная страна с недостаточно развитой индустрией и инфраструктурой, малограмотным многонациональным населением, грузом острых политико-экономических проблем. Россия во многих областях смогла к началу войны приблизиться к стандартам жизни западноевропейских стран. Российская империя в конце XIX – начале XX вв. проделала значительный модернизационный путь: в экономической сфере она становилась мощной промышленной и сельскохозяйственной державой, в культурной области между Россией и Западом не было большого разрыва на высшем уровне – русские ученые, писатели, музыканты стали гордостью и славой Европы. В то же время Первая мировая война обнажила и обострила все политико-экономические и социокультурные противоречия России, главными из которых были сословные привилегии, разрыв между образованными кругами и необразованной массой населения, устаревший и неповоротливый самодержавный государственный аппарат управления.

С определенными оговорками можно утверждать, что России и остальной западный мир накануне 1914 г. составляли единое целое. После Первой мировой войны об этой целостности остались только воспоминания. И это тоже важный и трагический результат войны. Первая мировая обернулась для России трагическим разрывом с западным миром, с теми ценностями, к которым она стремилась, начиная с Великого посольства Петра I конца XVII в. Россия только-только начала свое государственное переустройство: был создан парламент, в воздухе витали идеи ограничение власти монарха и главенства закона, началось формирование политических групп вокруг идейных программ и т. п. К сожалению, этот вектор развития России был безжалостно прерван.

Первая мировая война имела губительные последствия для ориентированной на Запад части русского общества, подорвав силы этого незрелого тонкого слоя. В годы войны на арену российской истории вышли силы, для которых Запад ассоциировался не с правом, законом, демократией, а с безжалостной германской военной машиной. Россия противопоставила германской военно-политической организации, технологии храбрость своих воинов, их жертвенность и патриотизм. Но этого было недостаточно.

Говорить о том, Россия потерпела поражение в Первой мировой войне представляется по меньшей мере несправедливым. Россия и ее армия, промышленность, тыл продемонстрировали стойкость и успехи. Пожалуй, только 1915 г. сможет быть охарактеризован как крайне негативный для российской армии. В годы войны росло российское промышленное производство, возникали новые индустриальные центры на востоке страны, продолжала работать Дума, не было введено военное положение и карточная система распределения продуктов и т. п. Тем не менее, по мере растущего напряжения сказалась незрелость российского общественного устройства и несформированность жителей империи как граждан в самом широком смысле этого понятия. В результате Первой мировой войны произошла базовая трансформация российского сознания, Россия встала на путь поиска особого пути, изоляции от Запада.

Стоит отметить, что Февральская революция 1917 г. в России в большей степени была инспирирована не столько немцами и большевиками, сколько либерально-демократической оппозицией и странным поведением союзников. Соотношение сил в начале 1917 г. вселяло уверенность в победе Антанты. Очевидно, что союзники строили планы: кто воспользуется плодами победы со стороны России – царская власть или ее либеральные оппоненты? Российский император не устраивал западных союзников именно своей самостоятельной «русской» политикой. И реакция союзников на события в России в определенной степени была предсказуемой. Взгляд французов и англичан на Февральскую революцию в России как на долгожданное «освобождение» россиян от самодержавной власти впоследствии не мог не способствовать «переводу» событий осенью 1917 г. в радикальное русло.

Обратим внимание еще на один важный момент: война 1914–1918 гг. – первая попытка Германии завладеть лидирующими позициями в Европе, осуществить быстрые и кардинальные перемены в мировой геополитике. Империя кайзера в начале XX в. демонстрировала чрезвычайную эффективность во всех сферах жизнедеятельности. Германская военно-техническая мощь вкупе с влиянием и пропагандой идей «пангерманизма» позволили Берлину сражаться едва ли не со всем миром. Русский генерал А.А. Брусилов писал, что «немцы сражались как львы». И если бы не самоотверженность и мужество в первую очередь русской армии, измотавшей основные силы Германии, и невступление США в войну итоги Первой мировой войны для немцев были бы совсем иными. Ноябрь 1918 г. может в определенной степени считаться неким моральным «аннулированием» положений Брестского мира, оторвавшего от России огромные территории. Нельзя не сказать в этой связи и о другом итоге: Первой мировая показала, что происходит тогда, когда великую державу – в данном случае Германию – «загнали в угол», разоружили и унизили. «Пангерманизм» возродился, трансформировался и был принят на вооружение немецкими национал-социалистами.

Не все тайны Первой мировой войны еще открыты и поняты. Она продемонстрировала всю хрупкость человеческой природы, став грозным предостережением против алчности и глупости, когда отсутствие диалога и взаимопонимания способно повести мир по дороге самоуничтожения.

Гриценко С.А.[97]

«Великая война» 1914 – 1918 гг. во фронтовой публицистике Свена Хедина

Гриценко С.А.[97]

Тезисы доклада

Аннотация: В статье рассматриваются представления о Первой мировой войне известного шведского ученого и публициста Свена Хедина на основе его произведений военных лет. В начавшейся войне Хедин безоговорочно поддерживал Германию, поскольку считал ее борьбу с Англией и «славянской расой» справедливой и правильной. Однако взгляды ученого не были поддержаны в Швеции, где он подвергся серьезной критике за свой прогерманизм. По сути, все произведения Хедина военных лет были лишь грубыми политическими агитками, несмотря на интересное фактическое содержание.

Ключевые слова: Свен Хедин, Первая мировая война, шведский прогерманизм.

Gricenko С.А. “Great War” 1914 – 1918s in Sven Hedin’s frontline journalism

Abstract: The article explores Sven Hedin’s understanding of the First World War based on his texts were published during the war. Sven Hedin was a famous Swedish researcher and political writer, and when the “Great War” began he supported Germany without doubt, because he considered its fight against England and “Slavic race” as a fair and right one. But the researcher’s opinion was not supported in Sweden where he came under strong criticism for his pro-Germanism. In fact, all the military texts by Hedin were just raw political pieces of agitprop despite much interesting factual information inside.

Keywords: Sven Hedin, the First World War, Swedish pro-Germanism.

Когда в августе 1914 г. в Европе началась предчувствовавшаяся многими Первая мировая война, Швеция вместе с двумя другими скандинавскими государствами провозгласила нейтралитет. Однако, несмотря на очевидные с первых дней войны выгоды нейтрального положения страны, далеко не всем в Швеции это решение показалось правильным. Что же до начавшихся дискуссий о причинах войны, ее виновниках и возможных результатах, то здесь единодушие не было и в помине.

Еще в последние предвоенные годы в Швеции сложилась небольшая, но влиятельная группа сторонников активизации шведской внешней политики, довооружения и альянса с Германской империей, традиционно именуемых «активистами» (Р. Челлен, О. Ярте, Г. Стеффен и др.). Наиболее же последователен, принципиален и радикален в своих прогерманских убеждениях был известный шведский географ и публицист Свен Хедин [2, с. 152], решивший незамедлительно предпринять ряд действий в соответствии со своими воззрениями.

С началом войны Хедин посчитал необходимым свое личное участие в ней и осенью 1914 г. отправился частным образом по приглашению немецких властей на Западный фронт в качестве военного корреспондента. Результатом поездки шведа стала его книга «С немецкими армиями на Западном фронте» [8], в которой Хедин приводил расхожие в Германии аргументы о «справедливой войне», «борьбе за место под солнцем» и «великой битве германства с англосаксами и славянством» как внутреннем содержании Первой мировой войны. Хедин не переставал удивляться также стойкости и удали немецких солдат. Приведенные им солдатские поговорки, песни отражали характерные настроения в немецкой армии в начале войны: «Что ни выстрел – то русак», «Скоро обедаем в Париже» и т. д. И, конечно, он был искренне разочарован неучастием шведской армии в этой грандиозной «битве народов» [8, р. 3, 10].

Заметим, что в Швеции фронтовые хроники Хедина, в 1915–1916 гг. перебравшегося на Восточный фронт [6; 7], были известны и читаемы, однако скорее как источник достоверных сведений о реалиях войны, относительно же его политических взглядов всем было понятно, что они чрезмерно радикальны и слабо соотносятся с истинно шведскими нуждами. Поэтому описанная Хедином «непроглядная тьма над шведским берегом» [8, р. 387] была достойным символом нежелания большинства шведов ввязываться в войну, спокойной уверенности страны-нейтрала. Подвергался он и серьезной критике на страницах прессы и публицистики нейтралистского толка [10].

Сам же Хедин с наступлением 1916 г. резко изменил «образ врага» в своих фронтовых произведениях. В указанный период от не оправдавшей себя в плане агитации в Швеции русофобии он перешли к проявлявшейся спорадически и ранее англофобии в качестве оправдания своей ориентации на Германию. Во многом, эта идея была позаимствована ими из самой Германии, отчетливо видевшей в Англии своего главного и самого непримиримого противника в войне. Россия же, по установившемуся общему мнению С. Хедина и ряда других прогерманских «активистов», вступила в войну, будучи обманутой Англией, которая нуждалась в ее ресурсах [8, р. 159]. «Плохая» Англия практически вынудила Россию воевать с «хорошей» Германией [5, s. 95]. Эта «дружба Ирода и Пилата» [8, р. 247] (России и Англии) в итоге будто бы привела Германию на грань военного поражения и к несправедливым обвинениям в развязывании войны на Версальской конференции [9, s. 133–134].

Все такой же упорный сторонник вступления Швеции в войну, Хедин в своих записках 1916 г. не видел уже в русских солдатах кровных врагов германцев, в чем согласился с мнением немецких военных. «Против России не действовало никакого национального инстинкта», она не считалась «наследственным врагом» Германии [3, с. 135], – отметил позднее Э. фон Людендорф.

Вместо России С. Хедин упорно обвинял теперь во всех бедах Англию: она якобы предала Швецию и в Северную войну, и при потере Финляндии, и при разрыве унии с Норвегией. В ответе Англия и за нынешнюю кровавую войну, и за голод в Швеции [7, s. 103–216], вызванный морской блокадой балтийского побережья. Хедин бросил обвинение и шведам, что они утратили свой боевой дух, потому что еще во времена Тацита любили золото, их жадность будто бы и позволила Англии «купить» шведский нейтралитет. Но автор при этом верил в пробуждение народа, который встанет плечом к плечу с немцами в их борьбе за мир, проявлением которой якобы и является нынешняя война [7, s. 511].

Итак, в текстах С. Хедина главным врагом вместо России стала Англия, другом же осталась Германия. Русские в восприятии Хедина теперь не столько «коварные московиты», «татарские угнетатели» из немецких памфлетов, сколько военнопленные, жертвы «ужасного английского обмана» – простые крестьяне, вынужденные воевать за чуждые им интересы [7, s. 286].

Германия же для Свена Хедина по-прежнему оставалась не только дружественной и братской страной, но и примером во всем. Хедин восхищался полководческим талантом Гинденбурга и Людендорфа, которого современники многозначительно сравнивали со «скоропалительным Карлом XII» [4, с. 4]. Вместе со своими кумирами С. Хедин прошел немало военных дорог, вместе с ними он возмущался «примиренчеству» и «соглашательству» политики берлинского правительства [4, с. 12] и верил в славное будущее «здорового государства» во главе с Гогенцоллернами, «верным преданиям своего дома» [1, с. 11].

Таким образом, Свен Хедин стал своеобразной крайней точкой развития шведских прогерманских и «активистских» идей 1910-х гг., суммировав в своих военных текстах весь набор аргументов за вступление Швеции в войну на стороне Германии – русофобию и англофобию, представления о «расовом» характере войны, стереотипы о национальном характере воевавших народов. Однако чрезмерная радикальность Хедина, его отрыв от реальности были очевидны уже современникам, и страстные призывы ученого-прогерманиста не были услышаны в Швеции.

Источники и литература

1. Гинденбург П.ф. Воспоминания Гинденбурга. Петроград, 1922.

2. Игнатьев А.А. 50 лет в строю. Воспоминания. М., 2002. С. 152.

3. Людендорф Э.ф. Мои воспоминания о войне 1914 – 1918. Т. 1. М., 1923.

4. Свечин А. От редакции // Людендорф Э.ф. Мои воспоминания о войне 1914–1918. Т. 1. М., 1923.

5. Gihl Т. Den svenska utrikespolitikens historia. 1914–1919. Stockholm, 1951.

6. Hedin S. Kriget mot Ryssland. Stockholm, 1915;

7. Hedin S. Nach Osten! Leipzig, 1916.

8. Hedin S. With German Armies in the West. London, New York, 1915.

9. Kjellen R. Dreibund und Dreiverband. Leipzig, Mime hen, 1921.

10. Ossiannilsson K.G. Sven Hedin, Nobleman. London, 1917.

Русский крестьянин на войне и о войне. Дневник крестьянина Алексинского уезда Тульской губернии П. Е. Ермакова о событиях первой мировой войны и революции 1917–1918 гг.

Куренышее А. А.[98]

Хомякова Т.В.[99]

Аннотация: В статье анализируются взгляды русского крестьянина на события I мировой войны, революции и т. п., зафиксированные в его дневнике. Крестьянин-отходник не только описал важнейшие события переломной для России и всего мира эпохи, но и выразил отношение к ним «низов общества». В судьбе этого «мужика» отразила перипетии военного, революционного и послереволюционного времени.

Ключевые слова: Первая мировая война, Российская империя, крестьянство, крестьянская община, революция, крестьяноведение.

Kurenyshev А.А., Khomyakova T.V. Russian peasant on a war and about a war. Notes of peasant of Alexinsky County of Tula province P.E. Ermakova about the events of the First World War and the Revolution 1917-1918ss.

Abstract. The article analyzes the views of the Russian peasant to the events of World War I, revolution, etc., recorded in his diary. Peasant migrant workers not only described the most important events of a turning point for Russia and the world era, but also expressed his attitude towards them "lower classes of society." The fate of this "man" reflected the vicissitudes of war, revolutionary and post-revolutionary time.

Keywords: The First World War, the Russian Empire, the peasantry, the peasant community, revolution, krestyanovedenie.

Когда тебе в руки попадает подобного рода документ, ты, читая его, окунаешься в самую гущу самых что ни на есть народных представлений, мыслей и чувств о таких несомненно грандиозных, эпохальных исторических событиях, к коим принадлежала Первая мировая война. Крестьянские мемуары – это вообще довольно редкий и нестандартный исторический источник. «И связано это, – писал один из публикаторов крестьянских воспоминаний Н.И. Решетников, не с безграмотностью русского дореволюционного крестьянства, а с тем, что, во-первых, народоведы, исследуя традиционную культуру, писали о крестьянине, не предоставляя слово ему самому, а во-вторых, и это самое важное, крестьяне писали, в отличие от других слоев населения, не для публикации, не для чтения праздной публики, а для самих себя, для фиксации и передачи опыта своим потомкам. Рукописи крестьян хранились в семьях, информация о них никому не разглашалась. В редких случаях крестьянские дневники, записи, воспоминания оказывались в музейных хранилищах, но время для их публикации только еще наступает». Иван Михайлович Решетников, автор цитированных воспоминаний, был одним из тех крестьян, кто пострадал от Советской власти в годы «великого перелома», коллективизации и раскулачивания. Иной была судьба Петра Ермолаевича Ермакова (1868–1933 гг.), хотя, если судить по дате смерти, он окончил свои дни в годы так называемого «голодомора». Дата окончания дневника – 1928 г. – тоже весьма специфична. В этом году фактически заканчивается новая экономическая политика – самое счастливое время для русского крестьянина. Прожив еще пять лет, Ермаков больше не фиксировал в своем дневнике события своей жизни и жизни страны. Возможно, сказались болезни, а, может быть, писать уже не хотелось или становилось опасным доверять свои сокровенные мысли бумаге…

Конечно, в распоряжении исследователей-крестьяноведов имеются и другие крестьянские мемуары, как опубликованные, так и хранящиеся в различных архивах, музеях и библиотеках. Тем не менее, каждый такой документ бесценен, ибо, как считают некоторые историки и публицисты, в отечественном обществознании все еще преобладает интеллигентский взгляд на события российской истории, а порой и прямо противоположный крестьянскому – дворянско-помещичий. Е.П. Прудникова пишет в своем исследовании: «Российская элита не воспринимала крестьянство как существо, подобное себе, – не воспринимала на уровне подсознания, и следы этого отношения можно легко найти во множестве мемуаров, рассказов, художественных произведений». Известный русский философ Николай Бердяев дал этому явлению и научное обоснование. В труде «Философия неравенства» он писал: «… просветительное» и «революционное» сознание… затемнило для научного познания значение расы. Но объективная незаинтересованная наука должна признать, что в мире существует дворянство не только как социальный класс с определенными интересами, но как качественный душевный и физический тип, как тысячелетняя культура души и тела. Существование «белой кости» есть не только сословный предрассудок, это есть неопровержимый и неистребимый антропологический факт». В общем-то – да, сие есть факт, – добавляет от себя Прудникова: баре физически и душевно отличаются от мужиков». Действительно, в течение долгих лет вторичность мужика была общепринятым социологическим фактом. «Чумазый не может играть на пианино», – говорил один из персонажей фильма Н.С. Михалкова «Незаконченная пьеса для механического пианино». К сожалению, такая историографическая парадигма преодолевается с большим трудом. «Как, почему вышло, что нас, сплошь и рядом потомков черного люда, приучили смотреть на Россию глазами дворян?» – задает вопрос Прудникова. «С чем это вошло в нашу жизнь? С русской историей, которая наполнена деяниями князей, да царей? Хотели написать другую, да не получилось», – пишет она далее. «Невнимание советских историков к крестьянскому сословию позволило нынешним агитаторам утверждать, что крестьяне были лояльны к властям Российской империи. Мужики, мол, богобоязненны, царелюбивы и революции не хотели». Забегая вперед, сажем, что используемый документ, дневник крестьянина, в общем, подтверждает именно такую оценку настроений и чувств крестьянства в годы войны. Ермаков уважает власть и преклоняется перед монархией. Он соблюдает большинство обрядов Русской православной церкви. Так, в записи 22 июля 1914 г. Ермаков пишет: «Сегодня на Красной площади, на Лобном месте был всенародный молебен. Около 7 вечера вышел из Спасских ворот крестный ход с хоругвями и иконами, в числе которых были чудотворные иконы Владимирской, Казанской и Иверской Божьей матери, громадная икона Преподобного Сергия Радонежского, Корсунские кресты и другие иконы. Погода была скверная, лил дождь весь день. Народу было полна площадь». В записи, сделанной 5 августа, Ермаков описывает «Высочайший выход в Кремле. «Я встречал Государя против Страстного монастыря», – пишет Ермаков. В кремль его впустили через Спасские ворота. «Народу в Кремле было уже много. Я, однако, пробрался к Красному крыльцу. Постояв около часу, наконец, пошел Высочайший выход. Момент был очень торжественный, народ допускался к самому помосту. Государь шел рядом с Царицей. За ним казак нес на руках Наследника, а затем шли дочери Государя. Народ кричал: Ура! Настроение народа было приподнятое, все время шествия Государя толпа неистово кричала: Ура!». Как можно заметить, в Кремль на встречу с монархом мог прийти каждый желающий. Никакого специального отбора «представителей ликующего московского люда» не было. Царь держал себя с народом просто и естественно. Автор дневника, однако, обладал способностью размышлять и рассуждать, как на очень общие темы, так и анализировать происходившие события. «Жуткое впечатление получается, читая газеты о войне и невольно рождается размышление о том, к чему идет человечество с его воспетой культурой и цивилизацией? Вот ведь теперь началась страшная братоубийственная (выделено нами – А.К.) война, начали проявляться все ее ужасы, человечество звереет, да и не только звереет, но даже сатанеет, как иначе назвать те кровожадные человеко истребляющие действия, которые обнаружили немцы, да и не только одни только немцы, ведь только сваливают на немцев, что они будто бы жестоко обращаются с неприятелем. На самом деле все хороши!», – писал Ермаков 2 августа 1914 г. «Ведь не простые люди устроили эту войну? Зачем она нужна мужику-хлеборобу или рабочему-труженику?» – задает он риторический вопрос. Такой крестьянин впоследствии легко отказался от монархизма и религиозного дурмана, почувствовал себя, а не партийца-бюрократа хозяином земли Русской. Впрочем, обо всем этом мы поведаем дальше.