Воровская яма (сборник)

– Но не кажется ли вам, Валерий, что нужно сделать кое-что еще?

– Возможно. И что вы предлагаете, Ольга?

Она сделал паузу, мысленно взвесила свое предложение и только потом предложила:

– Я исхожу из вашей абсолютно верной логики, что надо помочь Кремневу. Не проще ли подписать с ним соответствующий договор, дать денег в долг на развитие рыбоводства и обеспечить ему этими деньгами победу над Полетаевым? А параллельно работать с комиссией и вывести на чистую воду всю эту ахинею с минеральным источником. В результате вы еще до комиссии выигрываете тендер, и вашим соседом становится симпатяга и правдолюбец Кремнев.

– Вы предлагаете скинуться?

– Предлагать должны только вы, Валерий. Не скрывайте свое лидерское начало. Оно все равно из вас прет, как, простите за сравнение, из молодого жеребчика. А мой папа не лидер, он художник. Вы же видите, что он удрал из Москвы еще и потому, что там дикая конкуренция.

Там игра без правил. Там решают все деньги. Там правит настоящий, безжалостный и беспощадный капитализм. Вы уже упомянули об энергосбыте. Если вы здесь заметили, то совсем недавно началось очередное повышение тарифов. Цифры привычные, небольшие: на газ: – 7,5 %; на электроэнергию – 8,5 %; на тепловую энергию 8,5 %; железнодорожные – 10 %. Эта потрясающая система Рыжего Толика приводит к постоянному росту цен на электричество и тепло, которые в условиях затянувшегося кризиса совсем скоро сделают массового пользователя неплатежеспособным. По дороге к вам я разговаривала с десятками людей, и все говорят, что счета за коммунальные услуги и жилье грозят превысить размер среднестатистической месячной пенсии. Высшим полетом фантазии и самым наглым враньем стало утверждение в прессе и по всем телевизионным каналам, что это повышение будто бы для государства себе в убыток.

Пока Ольга готовила обед, довольно ловко строгая то капусту, то лук, и рассказывала о том, что увидела в поездке, Валерий не отводил от нее взгляда. Особенно его поражали ее глаза. Они горели каким-то голубым сиянием. Минутами ему казалось, что она похожа на какую-то сказочную героиню Андерсена.

– Оля, как вы все это помните? Причем даже в цифрах? – не скрывая восхищения, спросил он.

– Я для одного московского журнала готовлю материал по демографии Российской Федерации. Договорилась объехать глубинку и собрать не районную статистику, а подлинные сведения. Вот вы их и слушаете.

– А какая, положим, связь между электроэнергетикой и демографией?

– Очень простая и давняя. Уже многие годы идет эксперимент с участием «невидимой руки рынка», в котором «конечная цель – ничто, движение – все». Если добавить к этому, что экономический ущерб с 90-х годов до начала 2000-х в 2,6 десятых раза превышает потери СССР в Великой Отечественной войне, а исход нашего интеллекта исчисляется в 1,5 миллиона человек, то возникает вопрос, ради чего все эти жертвы демократии. Кажется, дальше уже некуда, но при этом до сих пор происходит небывалое обирание граждан: постоянно увеличивается плата за жилье, электроэнергию, газ, всевозможные кредиты. Когда все это сваливается на голову, то от пенсии и доходов у загнанного в угол россиянина ничего не остается. В результате после громогласных уверений, что демография якобы улучшилась, в последний момент полной неожиданностью и новостью для правительства стал рост смертности населения.

– Да у нас грипп за гриппом гуляет по стране, то и дело слышишь – вирус такой-то, грипп такой-то…

– Конечно, смертность от простуды и вирусов увеличилась, тут вы правы. Но дело в том, что наши реформаторы ликвидировали большую часть фельдшерско-акушерских пунктов в нашей глубинке. Я вот сейчас проезжала, видела эти медпункты, переделанные под магазины и кабаки. Сделали межрайонные центры, а в результате обширные сельские просторы остались вообще без медиков, способных оказать необходимую первичную помощь в экстремальных случаях. По дороге мне несколько квалифицированных врачей жаловались, что ликвидация кардиологических отделений в районных больницах привела к тому, что больные с инфарктами и инсультами попадают с недопустимым опозданием. Вот вам и результат: смертность выросла от 4 до 5 процентов умерших за последние месяцы, что никак не соответствует ликующим отчетам нашего премьера о том, что российский народ прирос на целых тридцать тысяч человек.

– Оля, вас не разочаровало все, что вы увидели в поездке?

– Да, но я вижу свет в туннеле. Я общалась со многими людьми, наш народ не сломлен.

– И где вы собираетесь опубликовать ваши выводы? – с осторожностью спросил Валерий.

– В журнале «Народонаселение».

– Есть такой журнал?

– Да, при Российской академии наук есть институт, издающий такой журнал. В сущности, мое появление здесь связано с этой работой. Ну конечно, и папу повидать тоже хотелось.

– А статью вы уже написали?

– Нет, у меня пока все в блокнотах, в черновиках. Собираюсь здесь до отъезда все закончить.

– Тогда, если можно, я хотел бы быть первым читателем или слушателем. Кстати, вы уверены, что РАН такой материал на свою голову опубликует?

В это время кастрюля с супом начала так кипеть, что содержимое густо хлынуло на плиту. Оля быстро скинула крышку, убрала огонь и знакомым жестом откинула пряди своих легких волос. Жест был таким незатейливым, естественным, но это почему-то привело Валерия в полный восторг. Это не прошло незамеченным Ольгой, и она неожиданно смутилась. Но уже через секунду она вспомнила вопрос и продолжила:

– Вы, кажется, спросили, опубликуют ли такой материал? Посмотрим.

Мне кажется, опубликуют. У нас власть давно уже никого не боится и уверена, что главное – запустить механизм конкуренции. Смотрите, сколько проблем создал вам Полетаев, а вы, умный, влиятельный человек, не знаете, как ему противостоять.

– Пока действительно не знаю, но с вашей помощью, Ольга, мы это сделаем.

– Тогда можно один наводящий вопрос?

– Пожалуйста.

– Скажите, Валера, в чем все-таки причина вашего конфликта с Полетаевым? Мне кажется, надо плясать от этого. В психиатрии есть такое понятие: черная дыра моей души. Это то, в чем боишься признаться даже себе. Вспомните, может, вы его оскорбили, когда он у вас работал, недоплатили денег… Должна же быть какая-то причина, что между вами пробежала черная кошка?

Валерий оторвался от работы – чистки картошки, за которую его успешно усадила Ольга, встал и даже размялся. Увидев на стене фотографию Дрожжина с вице-премьером и коллегами по партии, которая подавала надежды, но была сметена из-за возросшей популярности и самоуверенности молодых лидеров, спросил:

– Ваш отец, кажется, был членом одной известной партии?

– Это было давно, тогда еще мама была с нами. Единственный раз занялся политикой и тут же накололся. Но ни о чем не жалеет, иногда вспоминает об этом с горящими глазами. Они тогда чересчур разогнались.

– Наши предки, Олечка, говорили: «Ты не ступай за чур, через чур и конь не ступит».

– Смотрите, как интересно! И что это за чур?

– Чур – хранитель межей. Чурка, чурбан – межевой столб. Когда я строился, он просил у меня в долг земли. Я не дал! Тогда он перекинулся к дагестанцам.

– А почему не дали? У вас, как я вижу, огромный участок.

– Он просил в долг. А у таких людей это значит – без отдачи. Так вот, к чему я это вспомнил: Россия является богом Чура – это порубежная полоса, за которую не смеет переступать чужак. Тем более преступник. А Полетаев, по моим сведениям, бывший преступник. Чур охраняет любую территорию от захватчиков. Поэтому мы должны противопоставить этой новой Золотой Орде во главе с Полетаевым, получившим от дагестанцев ярлык на княжение, – частокол, за который они не посмели бы сунуться. Если не поставим, потеряем не только землю, но и страну. Если мы этот Чур не поставим, нашу землю без выстрелов и войн скупят инородцы, чужаки и прощелыги, финансирующиеся нашими «западными партнерами». И тогда в один прекрасный день мы проснемся не в своей стране и – нерусскими!

– А вот и папа! – воскликнула Ольга, увидев в окне, как в ворота въезжает «ситроен» Дрожжина.

Дрожжин вышел из машины и, открыв дверь со стороны, где сидела Татьяна, торжественно вывел ее, словно на подиум. Ольга через окно, заметив эту услужливость, сразу насторожилась и включила свои психоаналитические «фары». Первой в дом вошла Татьяна и тут же поспешила к Ольге.

– Как я рада вашему приезду, – заговорила она быстро и доброжелательно. – Виктор Алексеевич так много о вас рассказывал, что я уже заочно испытывала к вам, Олечка, большую симпатию. Вот и сейчас по дороге мы говорили о вас. Здравствуйте, сосед, – обратилась она к Валерию и протянула ему руку.

Тот поцеловал ее и почему-то смутился, не зная, как на это прореагирует Ольга. Однако первая неловкость быстро прошла, когда Татьяна прошла к газовой плите, где вовсю варился обед.

– Господи, как вкусно пахнет. Это не гастрольная сухомятка. Ваша дочь, Виктор Алексеевич, великолепная хозяйка.

– Тогда давайте сразу за стол, Татьяна Георгиевна, – радушно предложил Дрожжин и даже выдвинул один из стульев около овального соснового стола на кухне.

– С удовольствием, я только хочу забросить туда свои вещи, переодеться, что-нибудь захватить с собой, и тогда будем обедать. Я мигом. А скажите, Виктор Алексеевич, где те ключи, которые вам оставил Горин?

Она обернулась к Ольге и с лучезарной улыбкой примадонны сказала:

– Папа обещал закончить мой портрет. Мы теперь, Оля, с вами будем чаще видеться и, я уверена, – подружимся.

– И я очень рада с вами познакомиться, Татьяна Георгиевна.

– Никаких «Георгиевных»! Просто – Таня! Виктор Алексеевич, – повернулась она к Дрожжину, – ну что, я пошла?

Дрожжин словно взял под козырек, быстро снял с одежного крючка кольцо с ключом и протянул его Богатовой.

– Пойдемте, Татьяна Георгиевна, я подвезу вас и помогу перенести вещи. Дочка, мы скоро, – торжественно сказал Дрожжин и, пропустив вперед знаменитую певицу, поспешил следом. После ухода Богатовой на кухне воцарилась торжественная пауза.

– Ну, как вам? – уставилась Ольга на Валерия, видя его взволнованное состояние.

– Еще лучше, чем на портрете.

– Вы, я вижу, даже зарделись, – с насмешкой уколола его она.

– Нет, я же не первый раз ее вижу.

– А она была замужем?

– Кажется, нет. А потом, с таким характером замуж не выходят.

– У нее тяжелый характер?

– Нет, независимый. Я как-то слушал ее интервью по телевидению, так поразился – говорит, что думает. Ведущий как на сковородке вертелся. И при этом в этой женщине есть несомненная магия: безупречное поведение, доброжелательность и какое-то особое излучение. Я встречал только еще одну женщину с таким пронзительным обаянием.

– Да вы, я вижу, не прочь поухаживать за Танечкой Георгиевной?

– Я не в ее удельном весе. У нас разные весовые категории.

– Ошибаетесь, вы можете быть абсолютным чемпионом во всех весовых категориях.

– Вы так думаете, Оля? – оживился Валерий, и на его лице появилась улыбка, так несвойственная в последнее время его состоянию.

– А кто же та «еще одна женщина» с таким же «пронзительным обаянием»?

– Не принуждайте меня говорить то, о чем я могу потом пожалеть.

– Хорошо, но обещайте мне, что мы вернемся к этому разговору, – с удовольствием закончила Ольга, сверкнув в сторону смущенного молодого человека тем особенным взглядом, который обещает все, но при определенных условиях.

Достав тарелки, она стала накрывать на стол. На ней были короткие шортики, и когда она ставила очередную тарелку на другую сторону стола, то одну ногу вскидывала, чтобы дотянуться. Она инстинктивно знала, что это грациозно, и старалась это делать непринужденно и весело. Валерий видел эти рассчитанные на него «пируэты» и радовался, что является объектом такой импровизации. Минут через двадцать обед был готов. Теперь осталось только дождаться Богатову. Мужчины не выдержали и выпили по рюмке аперитива, закусив ломтиками сервелата, который Дрожжин купил, сопровождая Богатову в магазин. Никто не услышал, как неожиданно вошла певица, – в дверном проеме показалась ее голова.

– Тук-тук, вот и я, – прощебетала она и обратилась к Валерию: – Помогите мне внести мою поклажу.

Через минуту она принялась ставить на стол разные бутылки. Здесь были и мартини, и виски, и «Рижский бальзам», и даже какая-то болгарская водка, привезенная Богатовой после гастролей в Варне. Все набросились на обед, стараясь попробовать принесенные Богатовой «сокровища». И это не замедлило дать о себе знать. Кроме Ольги, все быстро опьянели, и начался общий треп, сопровождающийся смехом, глупостями и анекдотами. Богатова пила мартини и когда ее попросили что-нибудь спеть, она скосила якобы пьяные глаза и тотчас согласилась. Она запела старинный и любимый Дрожжиным романс «Только раз бывают в жизни встречи». Пела она великолепно, даже без сопровождения. Голос у нее был скорее лирико-драматическое сопрано, но с хорошим низким регистром, поэтому верх на фразе «только раз судьбою рвется нить» звучал так беспредельно и драматично, что все сразу поняли, что романс посвящен памяти Горина.

Сразу после исполнения романса Дрожжин предложил помянуть мужа Михаила.

– Нет-нет, – заговорила она, прижимая платок к глазам и вытирая слезы, – он не был моим мужем. Муж – это другое, это срастание одного с другим, это ответственное и единственное, а Миша был хорошим другом, крепким тылом, и я с ним чувствовала себя защищенной. Мне казалось, что он как скала, никто его не сдвинет, а получилось все иначе. Его сломали, и я даже не способна была постоять за него. Спасибо вам, Виктор. Давайте, давайте его помянем.

Все налили себе водки и стоя выпили. Богатова села, и вдруг на ее глаза опять навернулись слезы и она громко, навзрыд заплакала. Дрожжин, сидевший рядом, начал ее успокаивать, понимая, что прорвались чувства, которые с избытком накопились у нее за последнюю неделю. В этот момент у него зазвонил мобильный, и он, одной рукой придерживая певицу, другой передал телефон дочери, чтобы она ответила. Ольга взяла мобильный и прошла в другую комнату.

– Слушаю?

– Мне бы хозяина, – раздался глухой, простуженный голос мужчины.

– Хозяин занят, вы можете все сказать мне.

– А кто вы?

– Я его дочь.

– Как вас зовут?

– Меня зовут Ольга, что вам надо?

– Мы звоним по прежнему вопросу. И уже третий раз. Нам очень нравится ваша дача, и мы хотим вам предложить за нее большую сумму.

– Вы покупаете для себя или стараетесь для кого-нибудь другого? – начала задавать наводящие вопросы Ольга по только ей известной схеме.

– Вы, наверное, не в курсе, мы говорили вашему отцу, что дом покупается для беженцев из Донбасса.

– Большая сумма – это сколько?

– Наконец-то я слышу правильный вопрос. Мы даем двадцать миллионов. Дом стоит гораздо меньше.

– А зачем же вы его покупаете не по выгодной цене? Чем вас привлек наш дом?

– Ты красивая? – неожиданно перешел на «ты» мужчина и слегка засмеялся.

– Да ничего, вроде красивая.

– Вот и дом «ничего, вроде красивый». Рядом речка, это нас тоже устраивает.

– Вы что-то недоговариваете. Мы готовы дом продать, но хотим знать цель покупки. Если здесь будут рыть землю и искать минеральные источники, то мы категорически будем против и продавать не станем, но если это за хорошую цену и к тому же пострадавшим людям из Донбасса, то это меняет дело.

– У женщин в голове ума столько, сколько волос на яйце. А ты, оказывается, неглупая. Поэтому уговорите вашего отца. Наше терпение тоже не беспредельно.

– И что тогда будет, если ваше терпение иссякнет? – с вызовом спросила Ольга.

– Нет-нет, зачем же крайности. Мы решим этот вопрос, обязательно решим. И не бойтесь, я не ламорой какой-нибудь, чтобы вас обманывать. Как только вы скажете «да», уже на следующий день, мы готовы передать вам двадцать миллионов. Вы согласны?

– Договорились, только дайте мне неделю срока, чтобы уговорить отца. Хорошо?

– Да, мы согласны! До свидания! Я позвоню вам через неделю.

Когда Богатова успокоилась, Дрожжин спросил Ольгу о звонке.

– Звонили по поводу дачи.

Все присутствующие насторожились и уставились на Ольгу.

– Что они теперь хотят? – спросил Дрожжин.

– Предлагают ее купить за двадцать миллионов рублей.

– И что ты им ответила?

– Что я ответила? Я ответила, что мы подумаем и дадим ответ через неделю.

Дрожжина этот ответ словно ужалил. Он начал искать в присутствующих поддержки, и вдруг его прорвало:

– Ты что, с ума сошла? Я же тебе говорил, что они уже звонили и я им отказал. На каком основании это, интересно, мы будем еще думать, если дачу я продавать не собираюсь? Этот вопрос могу решить только я, а не ты, – строго выговорил Дрожжин и уставился на Ольгу, ожидая ответа.

– Папа, есть психологические нюансы.

– Нет, никаких психологических нюансов с вымогателями быть не может. Тебе это понятно?

– Папа, мне как психологу…

– Тебе как психологу надо заниматься больными людьми, а я человек здоровый, и мои взгляды не нуждаются в корректировке. Даже со стороны моей родной дочери. Не успела приехать и сразу начинаешь командовать, все по-своему хочешь устроить.

– Но ты же мне дал телефон, я должна было что-то отвечать. Я ничего не обещала, я ответила уклончиво, потому что мне тоже было подозрительно, когда за эту родительскую дачу, построенную еще в шестидесятых годах, дают двадцать миллионов. Это абсурд! Здесь, на мой взгляд, какая-то подстава, и я предложила паузу протяженностью в неделю.

– А разве я просил тебя это делать? Вот ты приехала, я хоть слово сказал тебе о том, чтобы ты помогла мне разобраться с этими звонками? Просил?

– Нет, это моя инициатива.

– Вот то-то и оно! Поэтому не надо никаких инициатив с подлецами, которые за эту халупу дают такие деньги. У нас тут такая путаница, такая мочалка, а ты приехала и сразу стеной хочешь стать. Твой отец не какой-нибудь альфонс, чтобы торговать памятью своих родителей, которые здесь прожили полвека и были счастливы. Пойми, даже ставить так вопрос безнравственно: «мы подумаем»! И никакими психологическими ухищрениями это не оправдать. Повторяю, то, что ты сделала, – это по меньшей мере безнравственно, если не сказать аморально!

На этих словах Ольга вскочила и выбежала из комнаты. Дрожжин потянулся за водкой, но неожиданно опрокинул стоявший рядом стакан с водой, принялся нервно затирать салфеткой воду и в конце концов выругался.

Татьяна, сидевшая рядом, стала успокаивать его, а Валерий извинился, вышел из-за стола и бросился искать Ольгу.

– Успокойтесь, Виктор Алексеевич, – заговорила Богатова, когда они остались вдвоем. – Вы правы, но молодое поколение к этим ценностям, к сожалению, относится по-другому. Но то, что она захотела разобраться во всем этом, правильно. Ведь такой же звонок был и Мише. Его просили продать этот пустырь с баней.

– Как, и ему звонили? – опешил Дрожжин.

– Да, два месяца назад ему был звонок, и он договорился о встрече.

Предлагали большие деньги. Он заинтересовался. Правда, сразу сказал то, что сказала только что Ольга.

– Что он сказал? – нетерпеливо спросил Дрожжин.

– Он сказал, что это – подстава. И чтобы разобраться, поехал на встречу, чтобы при случае информировать Игнатова о подозрительных звонках, похожих на провокацию.

– И он поехал на встречу, вы говорите? – нетерпеливо спросил Дрож-

жин и от волнения достал с полки пачку с сигаретами.

– Вы же, кажется, не курите?

– Когда-то курил. От этой истории голова идет враскосяк. И что Миша выяснил?

Дрожжин закурил и отошел в сторону, чтобы не дымить на Богатову.

– С ним встречался странный человек.

– Дагестанец из Донбасса? – криво улыбнулся он.

– Нет, это был русский. Правда, Миша сказал, что он полукровка – не исключено, что из кавказских евреев. Потому что тот стал спорить таким тоном, что Горин не выдержал, взорвался и стал крыть его самым отчаянным матом, когда понял, для чего тому нужен участок.

– И для чего же?

– Он был уверен, что на этом участке есть минеральная вода. Когда Горин, не приняв предложенную цену, отказался продавать участок, этот тип попросил Мишу пожить в его бане несколько дней, чтобы проверить свои предположения. И если они подтвердятся, взять Горина в компаньоны. Горин и от этого отказался, и они разбежались ни с чем. Миша хорошо знал эти места и доказал тому, что тот блефует и выдает желаемое за действительное. В конце он предложил этому типу убираться вон, иначе он его сдаст и посадит как провокатора. В результате же, как вы знаете, все получилось наоборот, Миши не стало, а провокаторы продолжают лезть в нашу жизнь. Виктор Алексеевич, простите Олю. Она невольно вмешалась не в свое дело, но говорила вполне логично. Вам все равно придется их как-то урезонить, иначе они не отвяжутся.

– Убийство Михаила никак не связано с этим человеком? – после длительной паузы спросил Дрожжин.

– Кажется, нет. Там все получилось из-за пристани. Мишка сам полез на рожон. Схватил бензопилу, все спилил и разрушил, вот и результат. Спасибо вам, Виктор Алексеевич, за обед. Пойду я, а то еще выселят.

– А говорить о загадках истории сегодня не будем? – спросил Дрожжин.

– Нет, не могу. Хочу отдохнуть. Кстати, и для того, чтобы прилично выглядеть. Ведь когда-то надо закончить наш портрет.

– Да хоть завтра. Только бы вы чувствовали себя хорошо, моя дорогая.

– Может быть, и завтра, – неопределенно ответила она. – Проводите меня, пожалуйста. Я что-то боюсь: неприятностей здесь не убавляется, какой-то гордиев узел.

– У меня в сарае есть старое ружье, я его повешу на стенку и, если надо, оно, как в чеховской пьесе, сделает свое дело, – отрапортовал Дрожжин и засмеялся.

– Вы же не Треплев, чтобы стреляться. Вы другой персонаж.

– Какой же? – тихо, глядя в глаза Татьяны, спросил Дрожжин.

– Ладно вам, вы и без меня знаете, какой вы. Вы не Тригорин и не Астров, вы – в этой истории – Левитан. Если хотите, мой Левитан. Пойдемте, дайте мне вашу руку. Она большая и теплая. Я когда с вами встречаюсь, всегда задерживаю свою руку в вашей ладони. Да-да, специально. Признаюсь! Она прекрасная, ваша рука. Когда-нибудь буду хвастать, что ваше тепло сохранила для потомков.

Она впервые за прошедшие часы улыбнулась своей очаровательной улыбкой и, взяв Дрожжина под руку, повела его к себе. Дрожжин, осторожно вышагивая по рассыпанной на дороге щебенке, держал ее под руку и чувствовал, что душа его переполняется таким теплом и силой, что ему впервые захотелось хоть ненадолго пожить иначе, нараспашку, чтобы удостовериться, что счастье бывает и что у него все получится с этой, казалось, недосягаемой для него женщиной. Но тут же здравый смысл одержал верх, и он сам себе внушил: для того чтобы быть счастливым, надо быть глупым.

* * *

Ольга не забыла, как маленькой девчонкой пряталась от родителей на запруде, где пробовала рыбачить, играя с папиным спиннингом, крючки которого взрослым приходилось снимать с разных ближайших кустов и деревьев.

Вот и сейчас она спустилась по ступенькам к реке и решила искупаться.

Недолго думая, она разделась догола и прыгнула в воду, забыв даже оглянуться – так она была уверена, что здесь никого нет. Между тем это место сразу после приезда Дрожжина просматривалось по всему периметру в бинокль и хорошо было видно с горной части соседнего участка, куда с вещами приехала Татьяна Богатова. Для удобства в заборе была сделана скрытая досками дырка, в которую можно было легко и незаметно проникнуть. Сразу после разговора с Ольгой Полетаев сел на мотоцикл и приехал к этому месту, чтобы посмотреть на сговорчивую дочь знаменитого художника. После ее внезапного приезда у Полетаева сразу возник новый план, направленный на достижение поставленной цели. «Если несговорчив отец, то правильно налаженные отношения с дочерью быстро могут сделать покладистым и папу», – решил Полетаев и стал действовать. Когда он увидел, насколько хороша собой приехавшая гостья, у него появились еще и дополнительные аргументы.

Вода сразу остудила Ольгу. Ей стало стыдно, что она расстроила отца и не смогла оправдаться. «Бескомпромиссное поколение, – думала она, – у них еще сохранились табу, а мы – наше поколение – превратились в ловчил и приспособленцев».

– Дура, стоеросовая, – ругала она себя, – зачем мне надо было спрашивать о цене? Ведь я знаю, что отец никогда эту дачу не продаст. «А ты бы продала? – вдруг она задала себе этот вопрос и через минуту мучительных раздумий ответила: – За такие деньги, конечно, продала бы и купила небольшой дом под Москвой около какой-нибудь речки и в пределах тридцати километров».

– Вот и весь твой хваленый патриотизм по отношению к малой родине, – закончила она собственное дознание и налегла на брасс, направляясь к небольшой плотине, где можно было постоять под струями холодной воды, массируя тело до изнеможения. Именно в этот момент на берегу появился Валерий. Какой стороной своей интуиции он воспользовался в этот момент, он так и не осознал, но после того, что произошло за обедом, он решил, что Ольга могла спрятаться только в этой части участка, который выходит на берег реки.