На одном дыхании. Хорошие истории

– Ну что, можно здесь жить? – спросил нас с мамой отец, когда мы зашли в пыльный, абсолютно пустой фрагмент гигантской холодильной камеры.

Мама ничего не ответила и сделала глоток из походной фляжки. Отец залпом допил остальное, и они с мамой начали целоваться. Оторвавшись на секунду, отец глубокомысленно изрек:

– Тепло в доме создают люди! Это меня белые медведи научили.

Где здесь логика и чему еще белые медведи научили отца, я узнал позже, зато уже через пару дней в нашей двушке стоял крепкий аромат свежего дерева, кофе и горькой настойки на морошке. А еще через неделю бетонная коробка превратилась в уютную берлогу, где все предметы мебели, включая кровати, кресла, стеллаж, полки для книг, – все было сделано руками отца и его друзей.

У нас даже появился телевизор, и по вечерам мы втроем смотрели по нему какой-нибудь «художественный фильм». Мне было меньше четырех лет, и я любил эти фильмы только за то, что у нас была возможность целых полтора часа сидеть втроем в темноте. Мама пила чай, обнимала меня, перебирая мои густые уже волосы, а отец пил пиво, курил трубку и иногда умудрялся обнимать нас обоих. Случалось, обливал пивом, бывало, посыпал пеплом, но, пожалуй, в те времена я иначе и не представлял себе счастье.

В такие вечера в городе часто выключали свет: мол, ночью народ спать должен, а если каким извращенцам читать надо, пусть ручные фонарики крутят. Когда не было света, а из расположенной в другом конце квартиры кухни нужно было что-то принести (чаю, конфет или, чаще всего, пива), отец просто вставал и приносил все, что нужно, сам.

Но на сей раз все произошло иначе. Может, ночью белые медведи нашептали отцу, что настало время инициации спиногрызов, а может, он просто захотел восстановить репутацию перед мамой, которой я полдня помогал мыть посуду, чистить картошку и затачивать карандаши.

– Короче, короед! – ласково обратился он к сынишке. – Ты еще конфет хочешь?

– Саша, да он уже полтарелки слопал! – возмутилась было мама, но жесткий взгляд отца дал понять, что на сей раз хозяин берлоги знает, что делает.

– Конечно, хочу! – захлопал в ладоши я.

– Медведи любят сладкое… – с мечтательным пониманием произнес отец, отпил из бутылки и резюмировал: – Вот, сходи на кухню и принеси. Заодно можешь маме к чаю печенья захватить.

Я пулей устремился в коридор и только тут понял, на что решился. Каждый шаг погружал меня в зловещую темноту полярной ночи. Голосов родителей слышно не было, вместо них гремел какой-то странный мужской бас, а черно-белые блики бегали по потолку, словно привидения. Еще через два шага темнота стала абсолютной. Я прикоснулся рукой к холодному металлу замка. В этот момент скрипнула дверь одной из смежных комнат, а из квартиры сверху (видимо, тоже из телевизора) раздался страшный мефистофельский хохот. Понятно, тогда я слабо себе представлял Мефистофеля, но ощущение страха, накрывшего меня с головой, мне, сегодняшнему, передать невозможно.

Через секунду я уже рыдал у мамы на коленях, а отец, шпигуя корюшку, констатировал:

– Бабушкино воспитание. Мужику четыре года, а он темноты боится. На санках под откос – не боится. Клюшкой в нос – не боится.

А пройти несколько метров по родной квартире – в штаны наложил!

– Ничего я не наложил! – огрызнулся я. – Даже ты, когда ночью ходишь, фонарик берешь…

– Пожалуйста! – И отец с провоцирующей улыбкой протянул мне фонарик.

Я вытер слезы, крепко сжал фонарь и с обиженной решимостью пойманного «на слабо» ребенка шагнул в бездну двухкомнатных казематов. До кухни я почти дошел, но тут ударился лбом об открытую дверь ванной. Отраженный от свежеповешенного зеркала свет фонаря отправил меня в зазеркалье, но совсем не то разноцветное и наркотически-прелестное, о котором писал Кэрролл. Взвыв от боли и обиды, я вернулся к маминым коленкам.

– Дубль два, – хладнокровно констатировал отец. – Так что там этот Фантомас?

Я невольно посмотрел на экран и взглянул в глаза самой ужасной маске из всех, что видел до сих пор. Особенности советского телевизора и антенны делали лицо Жана Марэ настолько физически безобразным, что я снова вскочил и, забыв про фонарик, бросился в темноту. Опомнился уже на кухне. Я стоял у окна, вдыхал аромат отцовских бычков и смотрел, как в ночи, при свете мутной луны, опираясь на ветер, куда-то плетется одинокий силуэт.

И вдруг я понял, что я сделал это! Я прошел всю темную квартиру, потому что вообще ни секунды не думал о темноте! Нащупав спички, я поставил чай, собрал в вазу конфеты и направился к родителям.

Мама обняла меня, а отец сделал три одобрительных хлопка.

– Поздравляю, сын мой! – сказал он голосом хмельного индейского вождя. – Ты победил темноту, потому что ты забыл о ней. А теперь проделай тот же маршрут, только думай о ней все время, думай про темные кресла вокруг, про полки, про кран в ванной…

Но меня уже не надо было заставлять. Все, чего мне хотелось, – это развить чувство победы. Я неторопливо устремился в коридор, стараясь разглядеть контуры знакомых предметов. Я представлял себя в волшебном царстве, где все оживает именно ночью… В общем, скоро из кухни родители услышали мой бодрый голос:

– А сейчас что принести?

На сей раз я принес отцу еще пива.

«Фантомас» уже закончился, но вечер заканчивать не хотелось.

– Мама, а давай я и тебе пива принесу? – предложил я.

Еще через пару минут мы все так же, обнявшись, сидели, а отец «травил» свои медвежьи байки.

– Следующий шаг – научиться, как кошки, вести себя одинаково, что днем, что ночью…

– Папа, но ты же про медведей говорил!

– Кошки, медведи – ночью их все равно не видно… Так вот, о чем это я? А теперь мне пора пойти прогуляться в нашу «тундру»! Сынок, я рад, что ты теперь всегда сможешь принести мне пива. Но вот беда, вылить его обратно за меня ты уже не сможешь…

Ближе к утру мать с отцом, разбуженные диким грохотом, помятые, но приятно возбужденные, вбежали в мою комнату (она одновременно служила мне детской, а отцу кабинетом). Я умудрился навернуться со второго яруса кровати, приземлиться на дубовый стол и разбить папину лампу. Обнаружив, что со мной все в порядке, мама погладила отца по животу и, зевнув, заключила:

– Это, Саша, твоя школа белых медведей. Малыш учится ориентироваться в берлоге одинаково хорошо и ночью и днем. Скажи спасибо, что он к нам еще не залез.

– Да, сынок! – назидательно поднял палец отец. – Находить ночью дорогу к берлоге родителей мы будем учиться в следующий раз!

Хорошую религию придумали индусы

«Кто верит в Магомета, кто в Аллаха, кто в Иисуса, кто ни во что не верит, даже в черта назло всем… Хорошую религию придумали индусы, что мы, отдав концы, не умираем насовсем!»

Я не видел отца почти два года, и вот теперь, летом 84-го, мы снова сидели вместе на диване нашей огромной лоджии – единственного неоспоримого достоинства стандартной двушки орловской девятиэтажки. Точнее, я больше не сидел, а прыгал и позировал отцу в сшитых золотыми бабушкиными руками на машинке «Зингер» индейских и ковбойских костюмах. Отец «щелкал» меня на свой «Фэд» и на мой «Зоркий».

– Суровее лицо, ты же вождь племени сиу! – командовал отец. – А теперь, наоборот, улыбка до ушей, ты же беззаботный американец, Верная Рука, друг индейцев!

Гордостью моего сегодняшнего «гардероба» был привезенный с Камчатки подарок отца – ожерелье из гигантских клешней камчатского краба. Я уверен, такое бы оценили не только мои соплеменники-орловчане, но и самые настоящие американские индейцы, алеуты и эскимосы!

Оба мы были бодры и веселы, отец травил байки о походах на Ключевскую сопку, а я показывал ему собственноручно сделанные луки, томагавки и составленный за год словарь индейских слов. Играл и пел наш любимый Высоцкий, короче, это был один из тех счастливых дней моей жизни, который бы я, наверное, в любом случае запомнил надолго. Но случилось так, что произошло еще кое-что, благодаря чему я запомнил этот день и наш с отцом разговор на всю жизнь.

Сейчас-то я точно знаю, что герой мультфильма «Кунг-фу Панда» прав и случайное неслучайно. Тогда же я только пару часов спустя задумался об этом совпадении, о том, почему именно в этот момент зазвучала именно эта песня.

С улицы раздался истошный женский вопль, потом еще один, потом прозвучали смешанные одновременно с богом и матом мужские ругательства, затем все это перешло в один сплошной гул. Мы с отцом перегнулись через перила и вгляделись в дорогу, обычную проезжую часть улицы Горького на расстоянии сотни метров от нашего дома, через которую я каждый день ходил в свою 19-ю школу. С балкона третьего этажа все было видно как на ладони. Прямо посреди дороги ничком лежал парень лет шестнадцати, разглядеть можно было только часть лица, но, кажется, я не раз видел этого парня в нашем районе. Его длинные русые волосы были необычно пышно разбросаны на асфальте вокруг головы, за которой обильно, как теперь часто показывают в кино, расползалась лужа крови. В паре метров от него стоял грузовик, возле огромного колеса которого, сложившись пополам, плакал и трясся всем телом водитель. Неподалеку валялся нерасшнурованный синий кед. Зеваки собирались очень быстро, буквально через минуту было видно только толпу.

Сначала отец схватил меня за плечи и со словами «Не стоит на это смотреть, сынок!» попробовал увести с балкона. Но я отдернул руку и побежал убавить звук на магнитофоне: как раз сейчас звучали строчки типа «Живи себе нормальненько, есть повод веселиться, ведь, может быть, в начальника душа твоя вселится!»

– Папа, все нормально, – сказал я отцу. – Мне же уже через полгода тринадцать лет будет. Этот мальчик из другой школы, мы незнакомы, так что, если ты за меня переживаешь, то не надо, правда. Хорошо, что бабушка не дома еще…

– Смерть это все равно всегда страшно, разве нет? – спросил отец, доставая сигареты.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.