Дети железного занавеса

– Ну, как дела в школе? – спросил отец, хлопнув сына по плечу.

– Хорошо!

– Уроки сделал?

– Сделал.

– Молодец, сынок!

У отца сегодня был день получки, и он находился в отличном расположении духа.

– Я тут гостинцев принес, – довольный собой сказал Николай Спиридонович, доставая из авоськи кольцо краковской колбасы, завернутое в газету, кулек шоколадных конфет и две банки кильки в томате. Такие деликатесы бывали в доме не часто, оттого Юра особенно радовался, что именно сегодня у него гость. Он был на пике блаженства, когда все вместе сели за стол. Папа рассказывал про новый проект на Украине, куда его направляют руководить строительством. А Юра смотрел на него и думал, как хорошо, что его папа такой умный, образованный, уважаемый в обществе человек.

Вечером, когда Юра уже лежал в постели, а отец ушел в ванную, мама присела на раскладушку у его ног и спросила:

– Юра, у тебя все хорошо?

– Да, мама, все хорошо.

– У тебя был такой испуганный и расстроенный вид, когда я вернулась с работы.

Юра потупился.

– Прости, я боялся, что ты разозлишься.

– Из-за чего? – удивилась мама.

– Из-за Феди. Я знал, что нельзя водить друзей домой и все равно привел.

– Почему же нельзя?

– Не знаю. Вы никогда не разрешали.

– Так ведь ты никогда нас об этом не спрашивал, – мама казалась расстроенной. – Это ведь и твой дом тоже. И ты можешь приглашать своих друзей. Но так как это твой дом, ты должен беречь его. И люди, которых ты приводишь, тоже должны уважительно относиться к твоему дому. Понял?

– Да, – кивнул Юра.

– Федя хороший мальчик. Он мне понравился, – добавила мама, вставая с постели сына.

Мама всегда была доброй, заботливой, а отец в жизни Юры исполнял роль учителя, наставника. Строгий, требовательный, но справедливый Николай Спиридонович во всем любил порядок. Он часто повторял Юре: «Достичь цели можно только через дисциплину». Организованность нужна во всем, именно она формирует физическое и психическое здоровье человека. Создает стабильность и уверенность в завтрашнем дне. Порой, Юре казалось, что отец чрезмерно строг, и только став взрослым, сумел по-настоящему оценить его вклад в формирование своей личности. Николай Спиридонович проверял вечерами уроки у сына.

– Так, а почему здесь ты вышел за поля? – отчитывал Юру отец. – Не пойдет. Делать все нужно, как положено. Буквы скачут, сразу видно, что спешил. Теперь садись и все переписывай заново. Будешь писать до тех пор, пока не выполнишь задание, как следует.

Юра вздыхал и переписывал страницу иногда по два, по три или даже по четыре раза. Характер у отца был взрывной, и уж сколько тетрадей было разорвано в клочья!

– Вот это другое дело! Сразу видно, старался! – хвалил отец, когда оставался доволен выполненным уроком.

Николай Спиридонович являл собой идеальный образчик советского гражданина. Грамотный, образованный, отличный специалист, семьянин. Он пользовался уважением среди коллег, соседей и внутри семьи. Единственный из шести братьев и сестер окончил университет и получил хорошую должность. Все им гордились, спрашивали совета, считались с его мнением. Отец держался от соседей на некоторой дистанции. Он был им не чета. Пока мужики сидели во дворе с трехлитровой банкой пива и сушеной воблой в растянутых трико и майках за партией в домино, Николай Спиридонович проводил вечера дома за чтением книг или научных журналов. Юра часто видел чужих пап, возвращающихся в пятницу с работы пьяными. Они брели домой, нетвердо держась на ногах. Иногда падали и валялись на земле, грязные, мерзкие. Видел, как сгорают от стыда их жены и дети, волоча домой нерадивого папашу. Юра решил для себя, что подобное унижение даже хуже, чем стоять с голой задницей перед всей группой. Но однажды то же самое случилось и с ним. В СССР день строителя отмечали второго воскресенья августа. Отец задержался по этому поводу после работы. И изрядно поднабрался, чего прежде с ним не случалось.

– Юрка, там твой батя спит на лавочке! – сообщил соседский мальчуган.

– Мой? – растерялся Юра. – На какой лавочке?

– Так в парке Николаева.

– Почему он там спит? – не понимал Юра.

– Ясное ж дело! Пьяный!

– Не может быть! – закричал Юра. – Ты ошибся!

– Точно тебе говорю. Не веришь – беги сам посмотри.

И Юра побежал, что было сил. День выдался жарким, душным, ни ветерка. Даже вечер не принес прохлады. Юра бежал, задыхаясь от раскаленного воздуха и страха. Вот та самая скамейка, и на ней действительно спит отец. Сладко, как младенец, подложив ладони за щеку. Слава Богу, Юра успел раньше милиции. Иначе отца забрали бы за нарушение общественного порядка и на работу бы сообщили.

– Папа! Папа, вставай! – чуть не плача, Юра пытался разбудить отца.

Николай Спиридонович приоткрыл затуманенные глаза и попытался отмахнуться от сына, что-то невнятно бормоча.

– Папа, сейчас милиционер придет! Вставай скорее! Пойдем домой, пожалуйста…

– Я сплю… Отстань…

– Папа…– Юра приподнимал отца за голову, стараясь усадить его на скамейке. Наконец ему удалось, и Николай Спиридонович непонимающе огляделся вокруг.

– Где это я?

– В парке. Пойдем домой, – умолял Юра.

Отец, пошатываясь, встал и тут же чуть не свалился.

– Держись за меня, – сказал Юра, закидывая отцовскую руку себе через плечо.

Нетвердым шагом, не спеша, раскачиваясь из стороны в сторону, они побрели домой. Никогда еще дорога из парка не казалась Юре такой длинной. Позорное шествие по оживленной улице города. Юра сгорал от стыда, опустив голову вниз, чтобы не встречать осуждающих взглядов. Если бы еще не слышать возмущенных перешептываний. Юра так боялся, что по дороге они встретят знакомых, и все будут думать, что его отец – алкаш. Стыд-то какой! А как соседи во дворе увидят! Что будет… Что будет…

Юра довел отца до дома, где ничего не ожидающая мать только всплеснула руками.

– Коленька! Ну как же так?

Мама никогда не ругалась на мужа, не повышала голос, не критиковала его. И в этот раз не сказала ни слова, словно ничего и не было. Она уложила его в кровать и с Юрой обсуждать случившееся не стала, предоставив Николаю Спиридоновичу возможность самому объясниться с сыном. Утром глава семейства был тих и хмур, а вечером состоялся разговор отца с сыном.

– Юра, ты прости меня, – твердым голосом сказал папа. – Подобному не место в нашей жизни. Я очень хотел бы, чтобы ты никогда не увидел меня таким. Алкоголь разрушает человека, его личность, делая похожим на скота. Да ты и сам видел. Мне так стыдно перед тобой! Обещаю, этого никогда больше не повторится. Не хочу, чтобы ты стеснялся своего отца.

Николай Спиридонович говорил с сыном на равных, как всегда, не пытаясь искать оправданий. Оступившись, он честно это признал. И нужно отдать ему должное, отец сдержал данное слово. Никогда больше Юра не видел его в таком обезличенном состоянии.

Опишу, пожалуй, еще одну историю, приключившуюся с Юрой в четвертом классе. Именно она, на мой взгляд, очень живо прорисовывает Николая и Галину Спиридоновых и их родительский образ. Самого Юрия произошедшее характеризует не с лучшей стороны, но давайте будем честны друг с другом, все мы были детьми и, бывало, совершали неблаговидные поступки.

Семейным бюджетом в семье Спиридоновых заведовала Галина Ивановна. Муж приносил домой пресловутого мамонта, а жена разделывала его тушку и распределяла, чтобы хватало на все статьи расходов. Золотая казна, бережно завернутая в носовой платок, хранилась в шкафчике под постельным бельем. Мать вела деньгам строгий учет, но Юра того не знал. Он видел только пачку бумажек, из которой мама периодически брала на нужды семьи. «Одной больше, одной меньше, – думал Юра. – Никто и не заметит». И подбадриваемый подобными рассуждениями он изъял одну десятирублевую купюру. Чтобы Вы понимали ценность десяти советских рублей, напомню, что зарплата Галины Ивановны на хлопчатобумажном комбинате за месяц составляла восемьдесят рублей. Конечно же, для Юры сумма была огромная. Он тут же побежал в спортивный магазин, расположенный недалеко от дома. Сегодня как раз завезли кожаные футбольные мячи на шнуровке, дефицитный товар, между прочим. Возможно, данный факт сыграл немалую роль в преступном деянии юного футболиста. В общем, три рубля были истрачены на приобретение мяча. Оставалось целых семь рублей. Задача истратить их за день была не из легких. В ход шли тульские пряники по 8 копеек за штуку, пломбир в стаканчике по 19 копеек, десятикопеечный лимонад «Буратино». Юный казнокрад насытился сам и угостил товарищей, и все равно оставалось еще около трех железных рублей. Юра принес деньги домой, и только тут подумал: «А вот как найдут родители, что делать? Спросят ведь, где взял». И тогда возник план легализации денежных средств. Выбросив монеты с балкона, он побежал на улицу собирать их. Сбежалась еще парочка мальчишек, и вместе они разделили клад. Теперь это были «чистые», честно найденные, правда, уже не три рубля, а всего один. И даже свидетели имелись. Мяч, к сожалению, домой нести тоже было нельзя, поэтому пришлось передать его на хранение ребятам. Каждый день назначался новый ответственный.

Конечно, Юра не рассчитывал, что пропажу денег обнаружат. Но в следующий раз, когда мама доставала заначку, она, естественно, не досчиталась десяти рублей.

– Странно, как будто денег не хватает, – удивилась Галина Ивановна. – Юра, ты не брал? – спросила она, пристально глядя на сына.

Глазки у Юры забегали, он испугался, что его накажут.

– Нет, я не брал, – соврал мальчик.

– Тогда куда же они подевались?

– Не знаю.

– Юра, если ты взял, лучше скажи! – строго сказала мать.

– Я не брал! Честно тебе говорю! Почему ты мне не веришь? – заскулил Юра.

Сердце Галины Ивановны дрогнуло. Вдруг, и правда, не брал? А она набросилась на ребенка с обвинениями. Может, сама потратила и забыла?

– Хорошо, сынок, я тебе верю.

В тот день Галина Ивановна решила ничего не говорить мужу, но за деньгами стала следить внимательнее.

После эмоциональной встряски Юра какое-то время держался, но руки так и тянулись к шкафчику с заветными бумажками. Словно на одном плече сидел ангел и отговаривал от дурного поступка, а на другом – демон, подначивающий, рисуя в воображении соблазнительные лакомства. Роль сыграл и факт безнаказанности свершенного преступления. И Юра поддался искушению. В этот раз он взял только пять рублей. Купил билет в кино за пятьдесят копеек, истратил рубль в кафетерии, а оставшиеся деньги израсходовал на сладости и лимонад, которыми щедро поделился с товарищами. Пропажу из семейной казны мама обнаружила в тот же день. Теперь она была абсолютно уверенна, что не хватает пятирублевой купюры. На сей раз она все рассказала мужу. Николай Спиридонович сделался очень мрачен, как грозовая туча.

– Брал деньги? – строго спросил он у сына.

– Не брал, – бессовестно врал Юра.

– Лучше сознайся!

– Честное слово, не брал!

– Грош цена твоему честному слову! Как можно красть у родителей? Да и зачем? Неужели мы тебя чем-то обделяем? – в голосе отца звучали горькая обида и разочарование. – Ну, украл, оступился – сознайся. Мы все обсудим.

– Не крал я ничего! – упрямо стоял на своем Юра.

– В общем так, вставай-ка ты в угол и будешь стоять там, пока не сознаешься, – заявил отец. Для него было делом принципа получить признание.

Юра стоял уже час, а папа читал книгу, сидя в кресле. Хотя он не столько читал, сколько думал о сложившейся ситуации. Конечно, ему было неприятно, что Юра так поступил, но необходимо решить, какую позицию занять, чтобы преподать сыну урок. С подобным Николай Спиридонович сталкивался впервые и действовал, так сказать, по наитию. Мама хозяйничала на кухне и избегала заходить в комнату, ей было больно смотреть на наказание сына, но она понимала, что так нужно.

– Долго мне еще стоять? – капризно спросил Юра.

– Пока не сознаешься, – категорично заявил отец. – Брал деньги?

– Не брал я! – огрызнулся Юра.

– Тогда стой дальше и думай о своем поведении.

«Вот ведь упрямец!» – с досадой подумал Николай Спиридонович.

Юра простоял еще час. Ноги затекли, и очень захотелось по-маленькому.

– Можно мне в туалет? – спросил Юра.

– Сходи и обратно в угол, – ответил отец, взглянув на него поверх книги, страницы которой вот уже пятнадцать минут забывал перелистывать.

Юра не спеша поплелся в уборную. А куда спешить? Наказание никуда не денется. Он уже сто раз пожалел, что взял эти чертовы деньги. Ругал сам себя, но признаться не мог, стыдно. Выходить из туалета мальчик тоже не спешил. Он преклонил колени, сложил в молитвенной позе ладони и зашептал:

– Боженька, пожалуйста, прости меня, что я украл деньги. Я больше никогда не буду! Правда-правда! Сделай, пожалуйста, так, чтобы папа меня простил. Пожалуйста, я очень прошу!

Юра никогда не был в церкви и ни разу не видел, как люди молятся. Как любого советского ребенка его не воспитывали в духе религиозности. Но в сложной ситуации он решил искать помощи на небесах.

– Ну что, будешь сознаваться? – спросил отец, когда Юра вернулся в свой угол.

– Нет, – упрямо повторил мальчик.

– Ладно, выходи. Не вечно же тебе тут стоять. И хоть ты и не признался, мы с тобой оба знаем, что ты это сделал. Надеюсь, ты вынес из этой ситуации правильные выводы и больше так не поступишь.

Отец злился, что не сумел добиться правды, но в то же время его впечатлила стойкость сына и сила его упрямства. «Вот если бы обратить эти качества во благо!» – подумал Николай Спиридонович.

А на следующей неделе родители ожидали гостей. Мама хлопотала на кухне, нос в муке, руки в тесте, наспех криво повязанная косынка на голове. Спешит, беспокоится, как бы не забыть чего. Отец собирает складной стол-книжку, расставляет табуреты. Юре доверили достать праздничный сервиз из буфета и расстелить новую накрахмаленную скатерть на стол.

– А Гайдаровы придут или нет? – спрашивает мать из кухни.

– Нет, не придут. Сказали в деревню срочно ехать надо. Дела у них там какие-то, – пропыхтел отец, сдвигая стол на середину комнаты.

– Так кто придет в итоге?

– Сазонов и Тихов с женами, Меркель один придет. Вот и все гости, – перечислил Николай Спиридонович.

– А дети?

– Да Бог их знает, я не спрашивал. Уж, наверное, с детьми.

– А лимонад? Лимонад-то ты купил? – ахнула Галина Ивановна.

– Забыл, Галюнь. Но ничего, пусть Юрка сбегает быстренько.

Мальчик получил от отца рубль на пять бутылок лимонаду, прихватил авоську и убежал, по дороге встретив гостей.

– Юрец, куда бежишь? – спросил дядя Борисыч, потрепав юнца по взъерошенным волосам. Как его звали на самом деле, Юра не знал, так как все величали Сазонова Борисычем.

– За лимонадом! – ответил Юра, потрясая авоськой.

Рубля хватило ровно на пять бутылок. Юра выбрал «Буратино». Запихнул стеклянные бутыли в сетку и довольный поспешил домой. Малец так торопился, что споткнулся и упал. Сумка с силой ударилась об асфальт, послышался звук бьющегося стекла, и лимонад желтыми шипящими струйками потек по дороге. Юра приподнял сетку и растерянно смотрел на осколки, острыми краями торчащие из нее. Как теперь показаться на глаза родителям? Такого простого поручения исполнить не смог. Он высыпал битое стекло в урну и поплелся домой. Веселый, смеющийся папа открыл дверь. Низко опустив голову, красный как рак, стоял Юра.

– Где лимонад? – спросил Николай Спиридонович, почуяв неладное.

– Разбил, – прошептал мальчик.

– Как разбил? Весь? – удивился отец.

– Весь. Я упал.

Николай Спиридонович недовольно поджал губы.

– Может и не разбил вовсе? Деньги потратил, а меня обманываешь? – строго спросил он.

– Нет! – Юра с отчаянием посмотрел на папу. – Я правда разбил!

– Ну ладно, – вздохнул отец. – Разбил так разбил.

Но Юра чувствовал, что папа не поверил ему или, по крайней мере, сомневается. Ему было так стыдно. В тот момент он наглядно понял, что такое репутация и как она может работать против тебя. Все мы помним детскую сказку про пастушка, который кричал «Волк! Волк!», и однажды ему не поверили.

ГЛАВА 5

Олимпийское лето, груз 200 и пионерский галстук

Если немного отойти от частной жизни советских людей и взглянуть шире на внутреннюю и внешнюю политику страны, то картина получится следующая. Холодная война, в центре которой представитель от социалистического сообщества – СССР и капиталистический гигант – США. Невидимая битва за мировое влияние велась по всем фронтам. «Железный занавес» – информационный, политический, пограничный барьер, воздвигнутый с целью изоляции социалистической ячейки от пагубного влияния свободного мира. Антизападная пропаганда. Введение в 1979 году советских войск на территорию Демократической Республики Афганистан в целях оказания помощи дружественному афганскому народу. И на фоне всех этих событий подготовка к Играм ХХII Олимпиады. Огромная ответственность. Впервые Игры проводились в Восточной Европе, да еще и в социалистической стране. В советских СМИ сообщалось: «На Олимпиаде будут команды сразу из 80 стран, а пропустят Игры только 65». Причиной, из-за которой многие отказались от участия, стал бойкот, объявленный президентом США Джимом Картером в ответ на введение войск СССР в Афганистан. Правительство США оказывало мощное политическое давление на другие страны. Некоторые из них вынуждены были поддержать бойкот, другие разрешили своим спортсменам самим принять решение об участии в Олимпиаде. В Союз также стекались спортсмены готовые выступить под Олимпийским флагом в связи с политическими разногласиями государств. Американцам запретили ехать в Москву под угрозой лишения гражданства. Джон Картер даже отменил трансляцию Игр на национальном телевидении. Ситуация складывалась весьма напряженная.

Подготовка к такому масштабному мероприятию требовала огромного количества трудовых и экономических ресурсов. Следует учесть, что это первый подобный опыт для руководства СССР. Нужно было не только представить эпицентр социализма в выгодном свете, но и ограничить влияние западных элементов на восприимчивых советских граждан. Строились целые микрорайоны для заселения приезжих спортсменов, гостиницы для интуристов. В Москве всерьез рассматривали возможность организации трех ресторанов быстрого питания McDonalds для того, чтобы накормить наплыв иностранцев. Но руководство партии приостановило переговоры, увидев в этом опасность «протаскивания в страну пагубного влияния западного образа жизни».

За 101-й километр были вывезены нежелательные лица: алкоголики, наркоманы, дебоширы, бывшие заключенные, бездомные, проститутки. Детей из Москвы настоятельно рекомендовали направить в лагеря. Старшеклассников выслали в трудовые лагеря в Молдавии: собирать яблоки и груши. В столицу стянули сотрудников милиции и агентов КГБ из других городов. В Москве навели стерильную чистоту, в прямом и переносном смысле. На улицах непривычно тихо и пустынно.

Партийные лидеры рассматривали Олимпиаду как возможность для пропаганды социалистического образа жизни и идеологии в капиталистических странах. Демонстрировались достижения, благополучие, равенство, братство. Реклама утопического мира.

Единственным непредвиденным обстоятельством во время Игр стала смерть Владимира Высоцкого 25 июля 1980 года. 28 июля в день похорон на прощание с поэтом к Театру на Таганке выстроилась девятикилометровая очередь. Несмотря на то, что печальное событие не освещалось в СМИ, сарафанное радио сделало свое дело. Больше ста тысяч человек пришли почтить память кумира.

Продовольственное изобилие в Москве стало одним из самых ярких воспоминаний горожан. В магазинах можно было купить импортные колбасы, жвачки, сигареты, пиво в алюминиевых банках, соки с трубочкой. На каждом углу продавалась сувенирная продукция с символикой Олимпиады-80: фарфоровые статуэтки, посуда, серебряные монеты. Непомерные затраты на проведение Игр следовало окупить. Прибыль в казну шла от продажи билетов иностранцам, прав на трансляцию Олимпиады и сувениров, от спонсоров и поставщиков спортивного оборудования и инвентаря. Бойкот в данном случае был не на руку СССР, многие страны отказывались от трансляции Игр, компании расторгали договоры. Полученные доходы не покрыли и половины расходов.

Конечно, такое грандиозное международное событие не могло оставить советских граждан равнодушными. В СССР прибыло около 226 тысяч туристов. По улицам разгуливали толпы колоритных иностранцев, слышался незнакомый говор. Люди заглянули в приоткрывшуюся щель «железного занавеса». Повысился интерес ко всему заграничному. В ответ СМИ стали чаще говорить о провокациях Запада.

Нужно также отметить, в Олимпийских Играх спортсмены СССР показали лучшие результаты, что очень подняло патриотический дух. Незнакомцы поздравляли друг друга с победами своих сограждан, обнимались и целовались на улицах, в метро, у экранов телевизоров. Подготовка советских спортсменов была на высшем уровне. К 1974 году, когда стало известно, что СССР удостоился чести проведения ХХII Олимпийских Игр, обойдя Америку, значение спорта изменилось. Теперь его рассматривали как орудие борьбы в «холодной войне».

Церемония закрытия игр 3 августа 1980 года запомнилась, как самый трогательный момент. Под бурные овации зрителей символ Игр, огромный Олимпийский Мишка взмыл в небо на воздушных шарах. Люди на трибунах и наблюдающие за событием с телеэкранов плакали, пока Лев Лещенко пел:

«На трибунах становится тише,

Тает быстрое время чудес.

До свиданья, наш ласковый Миша,

Возвращайся в свой сказочный лес.

Не грусти, улыбнись на прощанье,

Вспоминай эти дни, вспоминай.

Пожелай исполненья желаний,

Новой встречи нам всем пожелай.

Расстаются друзья,

Остаётся в сердце нежность.

Будем песню беречь.

До свиданья! До новых встреч!» 7

После краткого экскурса во внешнеполитическую ситуацию, думаю, будет легче представить, в какой среде росли и формировались дети за железным занавесом.

***

Юра олимпийское лето провел у бабушки, придаваясь прелестям деревенской жизни. Вечерами, после подоя, мальчишки выводили коров в поле, на выпас. И лежа в шелковистой зеленой траве наблюдали за размеренным ходом жизни. Тяжелое солнце плавно скользило за край земли, меняя все вокруг своим багровым светом. Жучки и паучки, цепко ухватившись лапками за колоски и травинки, раскачивались под едва ощутимое дуновение ветра. Бывало, что мальчики лежали так в молчании, заложив руки за голову, прикрыв глаза и радуясь простоте и незамысловатости жизни. Иногда Шура примерял на себя роль учителя и знакомил городского с азами чувашского языка. В городе все говорили только на русском, а в деревнях еще помнили свои корни.

– Сакна чавашла мен тессе? 8– спросил Юра, лениво показывая пальцем на уползающий за горизонт кроваво-красный диск.

– Хевел, – ответил Шура, перекатявая зеленый стебелек между зубами.

– Хевел, – повторил Юра. – Солнце.

– Терес9, – хвалил Шура.

И снова дети погрузились в молчание. Так хорошо, что и говорить незачем.

– Шура, – нарушил тишину Юра, – а где твой … – Мальчик задумался. – Пичче? Старший брат? Я не видел его этим летом.

– В армию забрали, – ответил за товарища Толик Скрипин. Он считал себя лучшим другом Шуры и везде таскался за ним.

– Да ты что! – восхитился городской.

– Ага! В Афганистане служит! – с гордостью заявил Толик, как будто речь шла о его брате.

– Вот это да! Шура, ну расскажи! – взмолился Юра. – Он письма шлет?

– Шлет, но редко. Вот месяц назад последнее пришло, – неохотно ответил Шура.

– И что он пишет?

– Пишет, что горы в Афганистане очень красивые. Пустыню, пишет, видел. Только вот жалуется, жарко очень. Еще написал, что «за умелые действия в боевых операциях ему присвоили воинское звание младшего сержанта и назначили на должность командира саперного отделения», – последнюю фразу Шура поизнес четко, будто заучил ее наизусть специально.

– Вот это здорово! Ай да молодец! – с завистью в голосе сказал Юра. – Я бы тоже хотел!

– Чего хотел? – спросил Шура.

– Ну, в Афгане служить.

Шура как-то странно посмотрел на друга и вдруг сказал:

– Витька добровольцем в Афган ушел. Подал заявление, чтобы его именно туда направили. А матери письмо написал: так, мол, и так, еду в Афганистан. Мама как прочитала, так и упала в обморок. В себя пришла потом и проплакала весь день. Все причитала: «Ну как же так, сынок?». Вот теперь каждый день на почту бегает. Все письма ждет. Как получит, радуется. Читает и плачет. Не получит – ходит чернее тучи. Ночами не спит. Все вздыхает, – Шура и сам тяжело вздохнул.