Дети железного занавеса

Инна Пермякова

Дети железного занавеса

Дорогой читатель!

Прежде, чем ты приступишь к чтению, позволь представиться и провести краткий экскурс по содержанию книги, а также поведать историю ее создания.

Меня зовут Инна Пермякова. Мне тридцать два года и я автор книг в жанре психологического реализма. А по совместительству я мама двоих замечательных детей и менеджер в страховой компании. Да, я обычный человек, и весьма далека от надуманного образа писателя, мудро смотрящего на жизнь сквозь призму прожитых лет, пишущего свои истории в уютном домике у камина. Долгое время мне казалось, что написание книги и тем более ее издание – призрачная недостижимая мечта. Возвращаясь домой после рабочего дня к детям, кастрюлям и сковородкам, невыученным урокам и куче неглаженных вещей, много ли времени остается на творчество… Но однажды я решила, что это вовсе не повод отказываться от мечты. Зачем я все это рассказываю? Да затем, чтобы и ты, дорогой читатель, об этом знал. Даже если сейчас ты устал и нет сил двигаться дальше, остановись, вспомни о своей мечте и иди вперед, перешагивая через кастрюли, ведра и кучи невесть чего в твоей жизни. Не позволяй никому лишать тебя надежды, обесценивать достижения, пусть пока еще не великие, говорить, что ты не справишься. Я справилась и ты сможешь. В 2019 году вышла в свет моя первая публикация «В погоне за химерой». Можно сказать, что этот роман стал пробой пера и вполне удачной. Окрыленная успехом в 2023 году я издала новый роман «Грань реальности». И тогда же получила интересное предложение от Юрия Спиридонова, режиссера, актера, сценариста и продюссера в одном лице, о литературном тандеме. Суть его заключалась в том, чтобы я выступила в роли летописца его истории. Краткая аннотация к жизни Спиридонова меня очень впечатлила и за работу я принялась с большим воодушевлением. Сам факт нашего случайного знакомства стал знаком судьбы. Я живу в Казахстане, Юрий в Чувашии. Казалось бы, шансов на наше знакомство не так много. Скажу больше, мы до сих пор ни разу не встретились лично. Всегда на расстоянии звонка. Но пути Господни неисповедимы, и как позже скажет сам Спиридонов: «Эта встреча была предрешена задолго до нашего рождения». На практике творческий процесс был лишен и малой толики романтики. Каждый день мы с Юрой были на связи по WhatsApp, он рассказывал мне о своей жизни, я выступала в роли священника, принимающего исповедь, одной рукой разливая горячий борщ изнывающим от голода детям, второй рукой пихая противень с пирожками в духовку. До сих пор задаюсь вопросом, почему Спиридонов выбрал именно меня? Многие поднимаемые темы весьма деликатны и, по словам Юры, прежде он ни с кем не делился подобными вещами.

Конечно, без переживаний не обошлось. Во-первых, это первый опыт совместной работы. Я не представляла, как я, с трудом воспринимающая даже объективную критику, смогу наладить творческий контакт с человеком, которого практически не знаю. И второй мой страх – это ответственность. Работать с реальными персонажами намного сложнее, чем с вымышленными. Прежде я сама творила судьбы героев: «Казнить нельзя помиловать», а в работе над этой книгой мне приходилось придерживаться определенного сценария. Роман «Дети железного занавеса» можно назвать биографическим, но не будем забывать, что в первую очередь это художественное произведение, где я позволила себе внести авторское видение, эмоциональную оценку ситуаций, приукрасить те или иные события, ввести персонажей, созданных исключительно моей фантазией и, конечно, заполнить пробелы, связанные с отсутствием реальных воспоминаний. В работе над книгой для меня, в первую очередь, был важен отклик от Юрия. История его жизни, описанная мной, должна была отозваться в его душе поднятыми на поверхность переживаниями, ностальгией. Я хотела, чтобы прочитав роман, Юрий сказал: «Да! Так все и было! Я, действительно так думал, так чувствовал!».

Произведение охватывает советский период с 1969 года по 1991 год. Я родилась в 1990-м, поэтому реалии советского быта знала только по рассказам родителей, бабушек и дедушек. Пришлось проделать колоссальную работу, чтобы заполнить пустоты. Каждый аспект жизни, описанный в книге, был детально изучен, проверен и перепроверен для того, чтобы дорогой читатель не уличил меня во лжи. Музыкальные произведения, книга и фильмы, упомянутые в романе, строго соответствуют хронологии.

Уникальность данной книги в том, что оно вобрала в себя истории многих людей, чье формирование происходило в духе социалистической идеалогии. Герои романа родились в период расцвета СССР и наблюдали крах великой советской империи. О жизни в Союзе много говорят и пишут. Люди разделились на два лагеря. Одни утверждают, что СССР являл собой утопический мир, где и люди были добрее, и трава зеленее. Другие с ужасом вспоминают «совковую» жизнь: дефицитные товары, пустые полки в магазинах, пресловутый «блат», отсутствие индивидуальности. Но в одном большинство едины: детство было счастливым.

История Юры – это история целого поколения людей. В романе я не старалась обелить его образ, сделать лучше или возвести в ранг героя. Спиридонов обычный живой человек со своими достоинствами и недостатками, пороками и страстями, чувствами и душевными порывами. Первая книга – это становление нашего персонажа. Я пыталась разобраться, что и кто влиял на его душевную трансформацию, какие веяния эпохи положительно или отрицательно сказались на нем и его судьбе. Я нарисовала образ Юры таким, каким он был в описываемый период. Сейчас, когда он говорит о своем прошлом, я слышу в его голосе где-то сожаление о совершенных ошибках, где-то ностальгию по былому. И это цепляет меня за живое! Человек не махнул рукой на свое прошлое, он продолжает в нем жить, но это не мешает ему двигаться дальше. История Юры вдохновила меня написать отличную книгу, говорю вам без лишней скромности, и я очень благодарна за предоставленную возможность не просто описать чужую жизнь, но и прожить ее. Ведь на самом деле в процессе работы я очень прикипела к своим героям и мечтаю встретиться с каждым из них вживую.

Главные вопросы, которые лейтмотивом звучат на протяжении всего романа: «Как менялась идеалогия советских граждан?», «Почему распался Союз? Действительно ли его система была нежизнеспособной?», «В какой момент система дала сбой?» и «Как счастливые дети, воспитанные в духе социализма, равенства, товарищества и морали стали участниками уличных банд, бьющихся «район на район?». Много о чем книга вынуждает задуматься. Выходцам из СССР ностальгия обеспечена! А молодому поколению будет полезно узнать, как это было из уст очевидцев канувшей в Лету эпохи.

И, конечно же, на первых страницах, хочу выразить благодарность тем людям, кто принял непосредственное участие в создании книги, поделился своими историями, судьбами, видением страны и эпохи в целом. Огромное человеческое спасибо Галине Ивановне Спиридоновой, Валерию Тарасову, Александру Васильеву, Людмиле Французовой, Александру Зайцеву, Владиславу Викторову, Елена Самокаевой, Дмитрию Камишенцеву. Отдельная благодарность Александру Мочалову за увлекательнейшую историю его дедушки Петра Ивановича Зайцева! Она впечатлила меня до глубины души! Я не могла не поделиться ею со своми читателями. Без всех вас книга была бы неполной и менее живой. Благодарю и тех, кто пожелал остаться в тени, но принял активное участие!

Будет ли у этой истории продолжение? Надеюсь, что да.

ГЛАВА 1

Тура, Шуйтан и веранда отчаяния.

Юрий Анатольевич Васильев появился на свет серым дождливым утром 12 октября 1969 года в роддоме города Чебоксары. Тихий, робкий писк, изданный ослабленным двенадцатичасовой дорогой к жизни младенцем, потонул в грозном раскате грома. Природа неистовствовала, шумела, гудела, громыхала, словно сотрясая основы мироздания.

– Ну и погодка, – проворчала акушерка, небрежно и торопливо заворачивая синюшное кричащее тельце в пеленку.

– Помню, моя бабушка говаривала, что это Тура мечет молнии в Шуйтана, – вставила пожилая санитарка, тревожно поглядывая в окно. Раскосые глаза выдавали ее чувашское происхождение.

– Ну что за темные верования, – закатив глазки, хихикнула акушерка.

– Ничем не хуже других, – обиженно буркнула ее собеседница и тяжелым шагом засеменила в коридор с ведром грязной воды.

– В просвещенном веке живем, а все туда же… Шуйтан… – вздохнула советская атеистка.

Согласно традиционным верованиям чувашей ребенок вошел в мир в разгаре битвы между Великим Богом Турой и Шуйтаном. Тура метал молнии в своего извечного врага, оберегая созданный им мир от происков олицетворяющего зло Шуйтана. У Туры было много имен. Одно из них – Бог, создающий души. Его же принято считать и ответственным за распределение неизбежных судеб. Тура записывает предначертанное на лобной кости человека одному лишь ему ведомыми затейливыми узорами. Должно быть, в день рождения Юрия Анатольевича Васильева Всевышний был в дурном расположении духа. Как бы то ни было, но испытания, выпавшие на долю новорожденного, приятным подарком судьбы не назовешь. После выписки из родильного дома мама Раиса, завернув сына в застиранное потрепанное одеяльце, отвезла его в маленькое село Ходары, в деревянную кособокую избушку, где вот уже два года одна растила дочку Жанну. Судьба Раисы до рождения сына доподлинно неизвестна. Как и по какой причине, она оказалась одна в Богом забытой деревушке в самом сердце Чувашской Автономной Советской Социалистической Республики, остается темным пятном ее биографии. Сказать точно можно только одно, Юрий Анатольевич выбрал не лучший момент для своего рождения. Раисе и прежде жилось нелегко: одна с двухлетней дочкой на руках она еле-еле сводила концы с концами. Второй ребенок, откровенно говоря, ей не по карману и не по плечу. Раиса была слабой, измотанной женщиной. Бледная, иссохшая до костей она напоминала бестелесный дух, апатично перемещающийся за ветхими стенами дома. Причина болезненного вида крылась глубоко в недрах ее тщедушного тела. Раковая инфекция вот уже несколько месяцев питалась соками жизненных сил Раисы, разъедая ее организм, как ржа. Раиса не могла стать хорошей матерью для Жанны и Юры, у нее просто не было шансов. Силы покидали ее с каждым днем. Сначала стало сложно дойти до магазина с двумя крохами на руках, затем элементарные домашние дела изматывали до ломоты в костях, а вскоре ей недоставало энергии встать с постели. Добродушные соседи помогали Раисе, но это не могло продолжаться вечно. И спустя два месяца после рождения сына, в результате составления акта жилищно-бытовых условий гражданки Васильевой Раисы, был вынесен вердикт: «Воспитывать детей не в состоянии». Так начался длительный период скитаний Жанны и Юрия Васильевых по казенным домам Чувашской Автономной Республики. Дети были столь малы, что у них не имелось ни малейшей возможности сохранить в памяти образ матери. Но думаю, им стало бы легче, узнай они, что в ее источенном болезнью теле билось большое сердце, в котором жила любовь к детям. Правда ли это? Кто знает. Но детям было бы легче.

К сожалению, судьба Жанны на долгие годы остается для нас под завесой тайны, а вот на истории Юры мы остановимся более подробно. Новоиспеченный человечек в нежном двухмесячном возрасте был определен в Дом малютки в городе Алатырь, где и провел первые три года своей жизни, довольствуясь бюджетными харчами и редкими минутами внимания и, возможно, если повезет, заботами, ласками и добрыми порывами души совершенно посторонних женщин, несущих службу за установленный государством оклад. Казалось бы, что нужно несмышленышу? Накормлен, напоен, сух да и ладно. Но крошечное человеческое существо намного сложнее в своем устройстве. Для здорового функционирования недостаточно исполнения биологических потребностей. Даже не осознающим себя крохам требуется любовь, нежность, ощущение нужности. Разве могли они получить все это в казённых стенах приюта? С самых первых дней детей окутывала пустота и тишина, нарушаемая редким плачем из соседних колыбелей. Так малыши узнавали, что они не одни. Но соседство таких же одиноких существ не изменяло пустоты. Время от времени перед колыбелью мелькали чужие лица, молча совершающие установленные процедуры, и снова вакуум: пустота и тишина. Дети в Доме малютки были на удивление тихие, спокойные, апатичные. Много спали, редко плакали. Осознание бессмысленности надрыва голосовых связок приходило быстро. Кричи – не кричи, никто не придет. Юра тоже скоро освоился с новыми правилами. Словно понял, что таких, как он – много, и времени и сил у нянечек на каждого не хватит. Утолив базовые потребности, он крепко засыпал, окутанный вязкой пустотой, чувствуя свою ненужность.

Годы шли, мальчик подрос, но так и остался тихим, замкнутым, погруженным глубоко в свой внутренний мир. Он не шалил, не доставлял лишних хлопот, словно боясь привлечь к себе излишнее внимание. А может, сработали инстинкты. Чтобы выжить в данной среде, нужно притаиться, подстроиться, стать удобным. В мае 1973 года Юрию Анатольевичу Васильеву выписали путевку в детский дом города Шумерля. Юра совсем не помнил годы, проведенные в Доме малютки, мозг не сохранил воспоминаний в силу возраста или по иным причинам. Совсем никаких, даже отрывочных. Полностью осознавать себя и свое место в этом мире Юра начал годам к пяти. И место это было, прямо скажем, не под солнцем. Мальчик страдал энурезом, за что в любимчиках у нянечек не ходил. Обмоченная постель доставляла много хлопот, что не могло не раздражать работниц детского дома. Юру регулярно наказывали. Наказание было изощренно жестоким и законом не наказуемым. После пробуждения в мокрой постели маленького Юру голого ниже пояса и босиком ставили на холодный кафельный пол санузла и оставляли так минут на двадцать с открытой дверью. Эти минуты казались ребенку вечностью. Как преступник, выставленный у позорного столба на поругание толпы с обличающей табличкой на шее в центре площади, Юра сгорал от стыда, переминаясь с ноги на ногу на холодных плитках пола.

– Посмотрите! Только посмотрите на него, дети! – заводила ребят воспитательница. – Опять наш Юра напрудил в штаны! Смех да и только! И это в пять лет! Ну что, Юра, стыдно? Стыдно тебе? Не слышу! Стыдно или нет?

– Стыдно, – заикаясь от слез, шептал Юра.

А бушующая вокруг орава ребятишек смеялись над ним, тыкая пальцем в обнаженного, униженного. Это называлось воспитанием. Юра тихо плакал, горько, по-мужски. Он не испытывал ненависти и злости, только безутешную обиду и обжигающий стыд, направленные внутрь себя. Должно быть, он воспринимал данную муку как вполне оправданное наказание за совершенный проступок. Ведь что он мог знать о педагогической этике и воспитании, если даже взрослые не ведали таких понятий. Стоит ли говорить, что подобный стресс не способствовал исцелению, а только усугублял проблему. И место у позорного столба надолго было закреплено за Юрой Васильевым. Это воспоминания стало одним из важнейших, вынесенных из детского дома. Были и другие. Более приятные.

Один год в их группе работала дневная воспитательница: милая улыбчивая женщина. Очень уж она полюбилась Юре. Особенно мальчик ценил, что в ее смену отменялась его прилюдная казнь. За мокрые делишки, конечно, ругали, но не наказывали. А еще она вносила в однотонные детдомовские будни крошечный лучик надежды. Каждый день, укладывая детей на послеобеденный сон, улыбчивая воспитательница обещала:

– Ребятки, тому, кто заснет сегодня раньше всех, положу под подушку сладкую конфету.

Юра очень старался поскорее уснуть. Со всей силы он сжимал веки, закутавшись в худенькое одеяло. И каждый раз был уверен, что уж сегодня-то точно погрузится в мир снов первым. Но, увы, когда он просыпался и заглядывал под подушку, его ждало жуткое разочарование. «Опять кто-то опередил меня», – досадливо думал Юра, с завистью поглядывая на соседей в тщетной попытке определить счастливчика. Он страстно желал заполучить конфету, хотя даже не представлял, как она выглядит. Наверняка это что-то необыкновенно вкусное, но образ шелестящей обертки, таящей лакомство, не возникал перед мысленным взором. Сироты на гос. обеспечении питались весьма скудно. Нет, они не голодали физически, но рацион был однообразным и довольно унылым. Бесцветная размазня в тарелке, именуемая кашей, кусочек черного хлеба – на завтрак. Котлета, нашпигованная хлебом, с гарниром – на обед. Жидкий суп с тем же хлебом – на ужин. Дети не чувствовали себя обделенными, не мечтали о вкусностях, были сыты и удовлетворены в силу того, что не видели ничего иного в своей жизни. Но эта обещанная конфета прямо сводила Юру с ума!

Больше всего в детском доме Юру угнетали однообразие и серость. Жизнь по команде, строем и в строгом графике напоминала места лишения свободы. Что было не далеко от истины. Индивидуальность, личное пространство, свобода перемещения, собственные вещи, познание нового, впечатления – все это было за пределами понимания обитателей приюта. Одетые, как под копирку, делящие общую спальню площадью не больше пятидесяти квадратных метров на двадцать человек, дети всегда находились на виду друг у друга. Были лишены личного, собственного, своего. Всё, как у всех. Всё со всеми. Единственное, чего их не могли лишить, это мысли, чувства, желания, таящиеся внутри. Но даже они контролировались, корректировались, направлялись из вне.

Самые трогательные, щемящие душу воспоминания были связаны у Юры с днями, когда в детский дом приезжали дяди и тети, чтобы выбрать себе ребенка. Тогда детей выводили на веранду для прогулки. Перед предстоящей встречей детей готовили:

– Послушайте внимательно! Сегодня придут дядя и тетя, возможно, они выберут кого-то одного из вас и станут его мамой и папой. Как вы думаете, маме и папе нужны плохие дети?

– Нет! – нестройным хором отвечали ребятишки.

– Конечно, нет. Выберут самого послушного, самого вежливого ребенка, который не хулиганит и хорошо себя ведет. Поэтому постарайтесь показать себя с лучшей стороны. Все поняли?

– Да!

Воспитательница выносила во двор старенький граммофон и заводила пластинку с песнями. Дети погружались в обволакивающую атмосферу напряжения и надежды. А вдруг сегодня повезет, вдруг удача улыбнется. Дядя и тетя вышагивали вдоль веранды, нерешительно и робко вглядываясь в лица детишек. Воспитательница улыбалась и делала детям знаки, чтобы они вели себя как следует. А Анна Герман выводила сопрано:

«Светит незнакомая звезда,

Снова мы оторваны от дома».

И дети, затаив дыхание, с мольбой в глазах, старались быть лучшей версией себя. Повезет лишь одному, и счастливца уведут в кабинет директора знакомиться с мамой и папой. А остальные… Остальные так и останутся стоять на веранде, прощаясь с горькой надеждой. Кто-то стойко, а кто-то со слезами на глазах.

«Надежда – мой компас земной,

А удача – награда за смелость.

А песни довольно одной,

Чтоб только о доме в ней пелось».

И Юра слушал и замирал. Да, горько. Да, обидно. Но он не терял надежды. В конечном счете, что еще ему оставалось? Родители найдут, непременно найдут его и заберут с собой. Неважно куда, лишь бы подальше от этих холодных кирпичных стен, от окон, пустыми глазницами взирающих на него, от полной немого отчаяния веранды. Конечно, он понимал, что это будут не его родные мама и папа. Для этого Юра был достаточно взрослым. Ну и пусть не родные, но пусть они у него будут! Просто будут!

«Ты поверь, что здесь издалека,

Многое теряется из виду, -

Тают грозовые облака,

Кажутся нелепыми обиды.

Надо только выучиться ждать,

Надо быть спокойным и упрямым,

Чтоб порой от жизни получать

Радости скупые телеграммы…» 1

Юра слушал чарующую голос, уносящий его далеко-далеко, и верил, и ждал. Только могучие вековые деревья подбадривали его шелестом золоченой листвы, и словно в ответ его мыслям согласно кивали тяжелыми ветвями: «Жди, Юра. Жди!»

ГЛАВА 2

«Раз-два-три-четыре», арбуз и «Судьба человека»

Ранее утро. В открытые настежь окна струится прохладный влажный воздух, напоенный ароматами земли, дождя и мокрой хвои. Начавшее свой тысячелетний путь с востока на запад солнце ненадолго заглянуло в детский дом «Елочки» и нежно дотронулось розовых щечек едва проснувшихся ребятишек. Его прикосновение было особенно приятно детям жадным до тактильных ощущений. Все как один в черных трусиках и белых маечках воспитанники детдома выстроились неровным строем в шеренгу. Растущие в замкнутом пространстве и изолированные дети внешне были похожи друг на друга. Но именно сейчас, в ранний час пробуждения, как никогда бросались в глаза их уникальные различия. Бодрые и энергичные жаворонки и минуты не могли устоять на месте. Потирающие глаза и зевающие во весь рот совушки мечтали снова оказаться в своих теплых постелях и досмотреть прерванный сон. И те, и другие внутри своих групп делились еще на подгруппы. Энергия одних восходила к тихой радости от зарождения нового дня. Другие же, вертлявые, как на шарнирах, с упоением строили друг другу озорные рожицы и щипали зазевавшегося соседа. Совушки тоже по-разному воспринимали свою участь. Были смиренно и философски относящиеся к делу, и те, кто мрачным и насупленным видом выражали свое недовольство.

– Итак, встали все ровненько. Тихо! Не болтаем! Ноги на ширине плеч, руки вперед. Приседаем. Ииии… Начали! Раз – два – три – четыре…

Юра определенно относился к смирившимся. Без всяких сомнений он бы предпочел досмотреть свой увлекательный сон. Сны у Юры всегда были яркие, красочные и основывались чаще всего на сказках, которые им читали на ночь воспитатели. Грамоте мальчик был еще не обучен, но с удовольствием рассматривал книжные иллюстрации из скудной местной библиотеки. Особенно полюбились Васильеву персонажи Носова из книги «Приключения Незнайки и его друзей». Ему представлялось, что детдомовцы очень похожи с героями сказки, такие же малыши и малышки, живущие совсем одни, без мам и пап. Юру удивляло, как дети могут быть такими счастливыми, довольными жизнью и совершенно не чувствовать себя брошенными. И еще он немного завидовал их свободе: вольные жить, как вздумается, им совсем не приходилось подчиняться глупым правилам. В своих фантазиях мальчик участвовал в шалостях и приключениях Незнайки, особенно во сне, когда воображение обретало полную свободу. Этой ночью, например, в задорной компании Незнайки и его товарищей был совершен полет на воздушном шаре. «Интересно, – думал Юра, – а какие облака на ощупь на самом деле? И можно ли подняться так высоко, что облака окажутся не вверху, а внизу?».

– Юра! Юра, очнись! – услышал он сквозь пелену своих грез.

Дети вокруг захихикали.

– Юра, хватит спать на ходу! Мы уже давно делаем другое упражнение. Поднимаем руки. Делаем наклон вправо – влево. Начали! Раз – два – три – четыре. Хорошо. Закончили. Переодеваемся, ребята, моем руки и за стол.

Да, мир грез и фантазий определенно был интересней реальности, поэтому Юра так и норовил в него ускользнуть. Каждый новый день не предвещал ничего необычного. Только повторяющиеся «Раз – два – три – четыре… Сели, встали, поели, пошли…». Менялись только времена и года и вместе с ними картинка за окном.

После завтрака детям сообщили, что сегодня ожидают очередного приезда дяди и тети. Новость внесла некоторое оживление в ряды сироток. Их особенно тщательно умыли, причесали. Как положено по такому случаю из недр кладовой извлекли граммофон. Строем, по двое взявшись за руки, дети вышли на прогулку, а точнее сказать на смотр.

Веранда для прогулок располагалась на заднем дворе детского дома, поэтому главные ворота с этого места не просматривались. От калитки к центральному входу вела широкая асфальтированная дорога, а к веранде, огибая здание приюта, – дорожка поуже. Именно оттуда ожидали прихода гостей.

Орава ребятишек, притихшие, вышколенные, как солдатики, играли на веранде и выжидающе поглядывали на угол дома, не появятся ли обещанные тётя и дядя. А из граммофона, потрескивая, раздавалась политпропаганда красных для самых юных граждан Союза в исполнении детского хора.

«Есть слово «пионер», и память, как награда.

Есть песни и мечты, рожденного зарей.

И с нами навсегда те первые отряды,

И Павлик Морозов живой". 2

Кто такой Павлик Морозов дети ещё не знали, но понимали, что кто-то очень достойный, раз про него песни слагают. Герой нашего времени.

«Павлик Морозов живой», – с гордостью возвещали детские голоса.

И тут все увидели, как в сопровождении Тамары Игоревны, директора детского дома «Елочки», по прогретой солнцем дорожке шагают тётя и дядя. Точнее дядя шагал, большими размашистыми шагами, а тётя и директриса, еле поспевая за ним, торопливо семенили рядом. Юра как зачарованный уставился на них, вцепившись ручонками в деревянное ограждение веранды. Они были такими красивыми, особенно дядя.