Дети железного занавеса

В 1959 году на экраны вышел фильм советского кинематографа «Судьба человека» по одноимённой повести Василия Шукшина, главную роль в котором сыграл Сергей Бондарчук. По сюжету Андрей Сокололов – счастливый муж и отец троих детей, человек с непростой судьбой уходит на фронт. За плечами Гражданская война, голодные годы, а тут ещё пришла беда, откуда не ждали. Вторая Мировая. Вернувшись с фронта узнает, что ни дома, ни семьи больше нет. И он, человек с исковерканной судьбой, израненной душой, встречает на своём пути мальчонку-сироту Ваньку и сообщает ему, что он его отец.

Фильм заставил рыдать миллионы человек, а беспризорникам и сиротам подарил надежду. Да и всем нам. Надежду и веру в человечество. Юра видел этот фильм. В комнате отдыха стоял старенький телевизор, и в свободное время детям разрешали его смотреть. Кинокартина потрясла мальчика до глубины души. В ней было все: трагическая история, любовь, преданность, благородство, человечность. Если хотите, душа была. Андрей Соколов сразу же стал прообразом отца, о котором мечтал Юра. Фигура героя поглотила его. И тут перед ним возникает мужчина, словно сошедший с экрана Соколов. То же лицо, те же глубокие глаза, с нависшими над ними густыми бровями, высокий лоб, залегшая между бровей глубокая морщина задумчивости, словно взъерошенные чье-то рукой волосы. Он неловко улыбался, растерявшись под выжидающими и просящими глазами детей. Его сконфузила ситуация, в которой дети, как обезьянки в клетке, вынуждены позировать перед зрителями, дабы заслужить внимание и угощение.

– Дети, познакомьтесь. Это тетя Галя и дядя Коля, – представила пришедших директриса.

Из-за крепкой широкой спины дяди Коли выглядывала еще более смущенная тетя Галя. Она терзалась из-за того, что из всех детей осчастливить они могут только одного. Она это знала, и дети знали. Отчего было только больней. Добрая женщина, словно кожей чувствовала их надежду и даже представить не могла глубину ожидающего разочарования. Одна только мысль, сколько подобных смотрин перенесли малыши, приводила в ужас.

Внимание дяди Коли сразу привлек крепенький ушастый мальчуган, с затаенной любовью и восторгом зацепившийся за него взглядом. Невозможно было не отметить имеющееся между ними внешнее сходство.

– Привет вам, хлопцы, – с улыбкой обратился дядя Коля к ребятишкам. – Как поживаете?

– Хорошо, – слаженно, как по команде, ответили дети.

– Хороша сегодня погодка? Как думаете?

– Хороша.

– А утром была радуга, – выступил вперед рыжеволосый малыш.

– Да неужели? – искренне удивился дядя Коля.

– Да, да. Была, – подтвердила ребятня.

– Откуда ж ей тут взяться-то?

– Так ночью ведь дождь шел, – зашепелявил рыжий, демонстрируя отсутствие передних молочных зубов.

– Как? Неужто шел дождь? – еще больше удивился дядя Коля.

– Шел! Шел! – наперебой закричали дети.

Малышам было очень приятно участвовать в беседе с дядькой, который совсем не относился к ним свысока, подобно всем взрослым, а говорил как с равными.

– Неужто я спал так крепко, что ничего не слышал? Галюнь, а ты слышала дождь? – обратился он к жене, рукой при этом слегка выдвигая ее вперед из-за своей спины и подключая тем самым к беседе.

– Слышала, – мягко улыбнулась румяная, как наливное яблочко, тетя Галя. От улыбки на ее щеках образовались ямочки. Теперь Юра заметил, что она тоже очень красивая.

Детям все больше нравились эти дядя и тетя, они вступали в разговор, перебивая друг друга и стараясь завладеть вниманием взрослых. Только Юра молчал. Он хотел, очень хотел сказать что-нибудь умное, интересное, веселое, но не знал, что именно и отчаянно стеснялся. Это расстроило и ужасно разозлило его. Вспыхнув, как маков цвет, он отошел подальше ото всех и сел на скамеечку. Он так жаждал, чтобы именно эти люди стали его родителями, и все испортил. Рыжий все больше старался перетянуть одеяло на себя, поэтому решил показать, какой он сильный. Попытавшись приподнять одну из девочек, он не удержался и плюхнулся на пол веранды вместе с ней. Дети засмеялись, а воспитательница, грозно сверкая глазами, но вежливо и с улыбкой успокаивала ребятню.

Когда Юра поднял глаза от земли, на которой носком ботинка чертил узоры, то заметил, что тетя Галя, придерживая мужа под локоть, внимательно изучает его. Их взгляды встретились, она улыбнулась. Удивительно, как улыбка преображала ее черты, делая их мягче, миловиднее. Юра отвернулся и снова уставился на носки своих ботинок. Он запретил себя смотреть в сторону родителей мечты, все равно он все испортил. Поздороваться и то не смог. Так что нечего тешить себя надеждами. Все впустую. И горькая одинокая слезинка скатилась по щеке.

Гости вскоре ушли вместе с Тамарой Игоревной, а дети возбужденные, впечатленные никак не могли успокоиться и тут же получили выговор от воспитательницы за неприличное поведение. Особенно влетело рыжему за его фокусы. Только Юра был, как никогда, тих и хмур.

После прогулки детей усадили за стол. Едва Юра доел свою порцию супа, как его повели в кабинет директора.

– А вот и наш Юрочка Васильев, – захлопотала вокруг худосочная директриса, как только он перешагнул порог кабинета.

На стульях напротив директорского кресла сидели Николай Спиридонович и Галина Ивановна, именно так к ним обращалась руководительница детского дома. При появлении Юры они поднялись со своих мест и, шагнув ему навстречу, замерли, взволнованно поглядывая то друг на друга, то на директрису.

– Юрочка, – пришла им на помощь Тамара Игоревна, – теперь это твои мама и папа.

Юра поверить не мог в то, что он сейчас услышал. Он ошалел от охватившей его радости. Галина Ивановна и Николай Спиридонович еще больше занервничали, неверно истолковав реакцию мальчика. Но как только Юра осознал, что все это происходит на самом деле, отреагировал именно так, как Ванечка в полюбившемся фильме.

– Мама, папа! Я знал, что вы меня найдете! Знал!

То ли оттого, что много дней прокручивал в голове сцену из фильма, то ли оттого, что не знал, как правильно реагировать и выбрал знакомый сценарий. Обхватив растерянных родителей ручонками и прижавшись к их ногам, Юра неожиданно для всех громко в голос разревелся, выплескивая все переживания накопленные за день. Да что там за день… За всю жизнь.

Успокоив ребенка, новоприобретенные родители объяснили, что смогут забрать его, когда оформят все документы. Придется подождать.

– Долго? – спросил Юра, доверчиво заглядывая папе в глаза.

– Я не знаю, малыш. Но мы сделаем все возможное, чтобы поскорее забрать тебя домой.

Юра кивнул. Он верил папе.

– А теперь беги в столовую. Тебе дадут арбуз, гостинец от родителей, – сказала Тамара Игоревна, подталкивая его к двери. Уходя, Юра еще раз обернулся и расплылся в счастливой улыбке. Слез как ни бывало. Это главное преимущество детства. Молниеносная смена настроений и забывчивость. Юра быстро бежал по коридору от директорской к столовой. Никогда еще этот путь не казался ему таким длинным. Что такое арбуз Юра тоже не знал, и почему-то решил, что арбуз – это и есть конфета. Но увидев, как в столовой разрезают что-то большое, круглое, зеленое снаружи и красное внутри, он был крайне разочарован. Во-первых, арбуз – это определенно не конфета. Во-вторых, и это самое главное, арбуз, привезенный для него родителям, нагло причмокивая, ели все дети. Его арбуз! Собственный!

– Юра, садись. Я тебе кусочек отрезала, – сказала дородная повариха в белом халате и колпаке, поставив перед ним тарелку с красной сочащейся соком мякотью.

Юра был возмущен до глубины души, но в меру своей воспитанности не сказал ни слова, молча проглотив нанесенную обиду вместе с куском арбуза, отчего последний показался ему совершенно невкусным.

Ждать – это все равно что пересесть из гоночного автомобиля, выдающего 400 километров в час в телегу, запряженную старой издыхающей клячей. Ты вроде не стоишь на месте, но картинки вокруг сменяются слишком медленно. Ощущение времени меняется, и вот оно уже не бурный стремительный поток, а густая вязкая субстанция. Юре казалось, что прошли долгие месяцы с тех пор, как папа обещал скоро вернуться. Но нет, на дворе все еще было лето. Первые дни он ждал активно, суетливо, прислушиваясь к каждому новому звуку. Потом уже начал сомневаться, что все это ему не приснилось.

Когда одногруппники узнали, что у Юры появились родители, их отношение к товарищу изменилось. Так всегда бывало и с другими счастливчиками до него. Дети словно негласно исключили его из своего сиротского круга. Они были достаточно взрослые, чтобы все понимать. Завидовали и по-своему страдали. Особенно близко к сердцу принял новость рыжик. Должно быть, обаятельный дядя Коля и ему запал в душу. Рыжика звали Женей. Не по возрасту высокий, худой, как палка, с длинными руками, с многочисленными конопушками на курносом лице. Он по-детски вымещал обиду на Юре: то ущипнет его больно, то подножку поставит. Занимался мелким пакостничеством, так сказать. Юра терпеливо сносил его нападки.

Спустя недели две после знакомства с родителями большеглазая девочка Вера спросила у Юры:

– А когда приедут твои мама и папа, они привезут нам арбуз?

– Да уж наверняка, – гордо заявил Юра.

– Ха-ха-ха! Да никто за ним не приедет! – задиристо заявил Женя – Хотели бы, давно уже приехали. Они, наверное, передумали.

В Юре закипела ярость.

– Нет, они приедут за мной! – закричал он. – Папа обещал!

– Папа! Никакой он тебе не папа! Дядька чужой! Наврал тебе все «папа», – при слове «папа» Женя отчаянно кривлялся.

Этого Юра стерпеть не мог, и он с кулаками бросился на обидчика, завалив его на пол и колошматя в грудь.

– Он мой папа! Мой! – сквозь слезы кричал Юра. – Мой! Понял!

Женя тоже расплакался от злости и бессилия. Он не мог сбросить Юру и стыдился, что на глазах у всех ему навешали тумаков.

– А ну-ка, что здесь происходит? – закричала воспитательница, разнимая дерущихся. В педагогических целях нарушителей поставили на час каждого в свой угол.

Юру очень расстроили слова Жени, он и сам начал сомневаться, что его заберут. Тем более, так уже бывало прежде с другими детьми. И с Женей тоже. Юра этого не знал, а вот Женя запомнил на всю жизнь, как ему подарили, а потом отобрали надежду. Бывает, что в процессе бумажной волокиты решение взрослых может измениться. Чьи-то запросы на усыновление по тем или иным причинам будут отклонены. И дети ждут напрасно.

Живущий в темноте не чувствует себя обделенным, пока хоть однажды не увидит свет. Юра потерял аппетит, да и сам вкус к жизни. Он сник, похудел и побледнел, поэтому когда мама и папа приехали за ним, они его не узнали, только большие уши выдавали в нем все того же мальчишку.

19 августа 1976 года Юра покинул стены приюта. Наконец-то он ехал домой! Да еще как! На настоящем милицейском УАЗике. Так Юра узнал, что теперь у него есть еще и дядя Костя, советский милиционер. Упоенный свалившимся на него счастьем, убаюканный мерным покачиванием автомобиля, ребенок уснул. Впервые уснул не один, а на коленях мамы. Его мамы! Галина Ивановна улыбалась, и от этого глаза у нее блестели. Положив руку на голову сына, она нежно поглаживала его коротко стриженные волосы и привыкала к новой роли и новой ответственности. Быть мамой ведь не учат в школе, да и вообще нигде не учат. Это умение приходит из глубин души, из опыта предыдущих поколений. Но страх живет в сердце каждой женщины: «Вдруг я не справлюсь?». Тревоги, волнения, радость, страх, надежды – сумятица чувств. Юра крепко спал, прижавшись щекой к ситцевому платью. Семья везла его в Чебоксары. В город, где он появился на свет, в новый дом, в новую жизнь.

ГЛАВА 3

Щекотлвый вопрос, Челкумаги и подпол бабы Паши.

В современном мире все чаще говорят и пишут о психологических трудностях и задачах приемных родителей, о проблемах адаптации ребенка в новой семье. Оглядываясь назад, в эпоху советского народа, понимаешь, что, не будучи грамотными и образованными в вопросах психологии, они жили проще и лучше. Зачастую они не подозревали о сложности той или иной ситуации. Жили без депрессий и делали то, что необходимо в данный момент времени.

Юру усыновили, окунули в новую среду, и он был просто счастлив. Родители обрели ребенка, восполнили свою ячейку общества до стандартной комплектации и тоже были счастливы. Каждый выполнял отведенную ему роль без семейной психотерапии. Вопрос о том, как называть друг друга никогда не стоял. С первых минут за Николаем Спиридоновичем и Галиной Ивановной закрепилось гордое звание папы и мамы, а Юра именовался не иначе как сын, без лишней неловкости.

Семья Спиридоновых жила в классической хрущёвской пятиэтажке, в однокомнатной квартире. В тесноте, как говорится, да не в обиде. Как миллионы других граждан в СССР. Отец семейства работал прорабом, его часто командировали на Украину, в Киев. Мама трудилась на хлопчатобумажном комбинате чистильщицей. Обычная рабочая семья с доходом 200 рублей в месяц. Первое время Юра спал на диване в одной комнате с родителями, потом появилась раскладушка. Мама и папа каждое утро уходили на работу, а Юра оставался дома один. На улицу ходить без сопровождения взрослых ему еще не разрешали, поэтому дни напролет он сидел у окна в ожидании вечера. После работы мама готовила ужин, а отец с сыном ходили в гараж ремонтировать старенький ушастый запорожец. После ужина в 20.45 по телевизору транслировали "Спокойной ночи, малыши», затем вечерние новости, и после все укладывались спать, чтобы утром в 6.00 проснуться под громкое пиканье из радиоприемника: «Пик-пик-пик-пик-пик-пииииииик». Родившиеся в Союзе при прочтении моментально вспомнили этот звук. И дальше звучал гимн СССР без слов. Вся семья просыпалась, принимала водные процедуры. А из приемника уже лился бодрый голос Николая Лаврентьевича Гордеева3, призывающий граждан к утренней зарядке. "Откройте форточки. Откройте форточки! Не бойтесь свежего воздуха. Прошу Вас расстегнуть воротничок и расслабить пояс. Вначале ходьба на месте. Встаньте прямо, голову не опускать, плечи слегка назад. Вдохните. Шагом марш! (Начинает звучать оживленная музыка). Иии… Раз – два – три – четыре… Прямее держитесь, прямее».

И Юра шагал рядом с папой, пока мама готовила завтрак. И как отличалась эта зарядка от той, что он делал в детдоме! Конечно, ведь рядом папа и спать ничуточки не хочется.

Примерно через полгода, как Юра обрел семью, произошло странное событие. Долгое время Юра не находил ему объяснения, а потом оно и вовсе затерялось в закоулках его сознания. В воскресенье, когда вся семья была в сборе, в дверь позвонили. Мама открыла и увидела на пороге незнакомого мужчину. Посетитель выделялся своими необыкновенно внушительными габаритами: очень высокий и чрезвычайно крупный. Одежду товарищ явно шил под заказ, так как сложно представить, чтобы в магазинах продавались костюмы таких нестандартных размеров. Его фигура заслоняла дверной проем почти полностью.

– Добрый день! Квартира Спиридоновых?

– Да, все верно.

– Меня зовут Анатолий Степанович. Ваш адрес мне дали в детском доме «Елочки». Я хочу переговорить с Вами по поводу Юрия Васильева.

Мама занервничала и позвала мужа, все еще не пуская посетителя в дом. Юра настороженно разглядывал пришедшего, он уловил слова «детский дом» в контексте со своим именем. И это ему очень не понравилось. Со своего места у телевизора Юра имел прекрасный обзор на входную дверь. Подойти ближе он не решился, но напряг слух, чтобы не упустить ни слова.

– Можно мне войти? – спросил Анатолий Степанович.

Родители с сомнением посмотрели друг на друга.

– Это очень важно, – добавил посетитель.

– Хорошо, – наконец решился отец, пропуская крупногабаритного человека в квартиру. – Проходите.

И пока незнакомец снимал обувь, отец сделал телевизор громче и попросил сына оставаться в комнате. И когда все трое прошли на кухню, папа плотно закрыл за собой дверь. Юра от любопытства умирал, кто же этот дядька и о чем говорят взрослые, но подслушивать не решился. Разговор за закрытыми дверями состоялся следующий:

– Вы сказали, что дело касается Юры. Что случилось? – спросила Галина Ивановна. Она боялась, что этот внушительный мужчина сейчас сообщит им, что приходится родным отцом мальчику и хочет забрать его.

– Галина Ивановна, Николай Спиридонович, вопрос весьма щекотливый. Мы с супругой занимаемся оформлением документов на удочерение Марины Васильевой, младшей сестры Юры. Вы ведь знали, что у мальчика есть сестренка, которая воспитывается в том же детском доме?

– Да, нас предупредили, – подтвердил Николай Спиридонович.

– Так вот, я считаю неправильным, что детей разлучили. Они не должны были так поступать. Брат и сестра должны воспитываться в одной семье.

– Это, конечно, так, но руководитель приюта также сказала нам, что большая редкость, когда двух детей забирают вместе. И лучше, если хотя бы один из детей обретет свой дом, – возразил отец.

– Да, мне тоже так сказали. Поэтому я пришел поговорить с вами, надеясь на вашу человечность, – сказал Анатолий Степанович, многозначительно посмотрев на чету Спиридоновых.

– Я не понимаю, чего вы от нас хотите? – спросила Галина Ивановна.

– Отдайте нам мальчика, – коротко ответил гость.

– Как это «отдайте»? – заикаясь, переспросила мама, растерянно обернувшись к мужу, ища в нем поддержки.

– Мы готовы воспитывать обоих детей. Это самый лучший вариант. Брат и сестра смогут быть вместе. Они ведь самые близкие люди! Разве можно их разделить? Это несправедливо, в конце концов! – начинал горячиться Степанович.

– Нет, это невозможно! – категорично заявил Спиридонов-старший. – Ребенок не игрушка: взял – отдал! Он привык к нам!

– Да и как же мы? Ведь и мы к нему прикипели, полюбили, – добавила мама со слезами на глазах.

– Да не будьте же вы эгоистами! – воскликнул посетитель. – Подумайте об интересах детей!

Галина Ивановна отвернулась к окну, обхватив себя руками за плечи.

– Нет, я не могу! Не могу от него отказаться! – решительно ответила она.

– Хорошо, – вздохнул Анатолий. – Мы еще можем выбрать другого ребенка. Возьмите Мариночку.

Николай Спиридонович тоскливо посмотрел в умоляющие глаза жены. Этот разговор состоялся между ними, когда они только собирались усыновить Юру. Галина Ивановна хотела забрать двоих детей, но практичный супруг убедил ее, что это невозможно.

– Мы не можем взять девочку. У нас нет подходящих жилищно-бытовых условий. Одна комната. Да и не потянем мы двоих.

– Вот незадача, – нахмурился Анатолий. – Как же быть?

– Давайте оставим все как есть, – предложила мама. – В любом случае, дети не знают ничего друг о друге.

– Это не честно! Они имеют право знать! – возмутился гость.

– Говорите тише, – попросил Николай Спиридонович. – Вы напугаете ребенка.

– Может, – сбавив тон, продолжил товарищ нестандартного размера, – Вы подумаете еще, обсудите. Вот вам мой номер телефона, сообщите, что решили.

– Решение однозначно! – твердо заявил отец. – Все останется, как есть.

До Юры долетали обрывки фраз, на эмоциях произнесенных слишком громко. Он до конца не понял, о чем речь, но уловил, что дядька хочет его забрать. Испугавшись, Юра забился за диван и тихо плакал. Проводив гостя, родители, найдя сына в таком состоянии, стали его успокаивать.

– Ты чего ревешь? – спросил отец, усадив ребенка на колени.

– Я не хочу, чтобы меня забрали!

Мама с папой переглянулись.

– С чего ты решил, что тебя хотят забрать?

– Слышал.

– Сынок, ты все неправильно понял. Никто тебя не заберет. Мы ведь твоя семья, – утешала мама.

– Конечно, – улыбнулся папа. – Пусть только попробуют. Я им покажу! – и погрозил кулаком невидимому врагу.

Юра успокоился, но еще какое-то время вздрагивал от звонка в дверь. Да и не он один.

В связи с новыми вскрывшимися фактами, поясню читателю, что помимо уже упомянутой старшей сестры Жанны, которая попала в другой детский дом, у Юры оказалась еще и младшая сестренка Марина. Она родилась через два года после того, как Юру забрали в «Дом малютки». И также как и остальные, была изъята у матери. О существовании сестер Юра не имел ни малейшего представления.

***

Последнее лето перед школой Юра провел у матери Николая Спиридоновича, бабушки Прасковьи, в деревне Челкумаги. Баба Паша запомнилась Юре очень старенькой, маленькой, хрупкой женщиной в ярком цветастом платке. Скорее всего, глазами ребенка ее возраст был несколько преувеличен, что вовсе неудивительно. Малым детям люди старше пятидесяти кажутся древними старцами с мудрыми глазами и глубокими морщинами. Бабушка жила одна в просторном кирпичном домике с аккуратно выкрашенными синей краской деревянными ставнями. Каждый день ее жизни был наполнен трудом, а оттого и смыслом. Все домашнее хозяйство держалось на ее плечах. Юре нравилась размеренная суета деревенской жизни, непрерывная какофония звуков: лай собак, мычание, блеяние, хрюканье, кудахтанье, далекое гудение тракторов в поле. Особенно бодрое «кукареку» на рассвете, когда еще нежился в теплой постели, утопая в больших перьевых подушках, а алеющий свет зари расползался от горизонта. Юра просыпался и прислушивался к негромкому бормотанию бабушки за стеной. Она всегда разговаривала со своими кошками, а те отвечали громким мяуканьем или довольным урчанием. Вот хлопнула входная дверь, во дворе загрохотали железные ведра. Бабушка пошла доить корову. Мальчик задремал. Снова хлопнула дверь, зазвенели банки на кухне. Баба Паша переливала молоко из ведра. Юра почувствовал парной запах, а может, ему только показалось. В животе заурчало, но под одеялом было так хорошо и не хотелось вставать. Он лежал и слушал. Баба Паша опять вышла. Заскрипела железная воротина. Это корову вели на выпас, чтобы вечером она вернулась с раздутым от свежего молока выменем. Юра окончательно проснулся от того, что мочевой пузырь подавал в мозг отчаянные сигналы о необходимости облегчиться. Выбежав на улицу, он поежился от утренней прохлады. Ноги намокли от росы, стекающей с растущей вдоль тропинки травы. В углу двора стоял деревянный туалет, сколоченный из штакетника. Поначалу Юра боялся заходить в него. Казалось, что он обязательно провалится в дыру в полу. Но потом попривык. Таковы уж деревенские условия. На обратном пути он освежил лицо ледяной водой из железного умывальника, приделанного к кирпичной стене, и отчаянно отфыркиваясь, вернулся в дом. На кухне уже хлопотала бабушка, на столе стояла корзинка с куриными и утиными яйцами. «Только из под птички. Свеженькие», – всегда говорила бабуля.

– Манук, будешь завтракать? – ласково спросила баба Паша.

Она всегда называла его «манук». Сначала Юра не понимал почему, его ведь не так зовут, но отец объяснил, что «манук» по-чувашски «внук». Баба Паша была настоящей чувашкой, но с внуком говорила только по-русски, не считая самого обращения.

– Буду! Я такой голодный!

– Яички пожарить?

Юра согласно закивал, запихивая в рот кусок пирога из большой эмалированной чашки, стоявшей на столе. Кухня наполнилась ароматом жареного сала и шкворчанием яиц на сковороде. Аппетит у ребенка от жизни на свежем воздухе стал отменным. За неделю на бабушкиных харчах его лицо округлилось и зарозовело.

– Ну вот, курочки тебя накормили. Не хочешь ли теперь ты их накормить? – спросила бабушка, убирая со стола. В ее энергичных умелых руках любое дело спорилось.

– Хочу!

Это было любимым занятием мальчика. Рассыпая набухшее зерно по птичьим кормушкам, Юра чувствовал себя настоящим фермером. Накормив и напоив птицу и скотину, бабушка отправлялась в огород. В ровных аккуратных грядочках чувствовалась рука хорошей хозяйки. До урожая еще было не скоро, пока только из земли поднимались зеленые кустики с соцветиями, из которых позже вызреют помидоры, огурцы, перцы, баклажаны. Насаждений было много, работы тоже, но зато результатами труда весь год будет кормиться не одна семья. У бабы Паши было шестеро детей, и каждому будет собран гостинец в стеклянных банках: закатка из огурцов, помидор, соленья-варенья. Уроки деревенской жизни примитивны, но доходчивы: хорошо потрудился – хорошо поел, а без труда ничего не будет.

До обеда бабушка работала не покладая рук, а после обеда они с Юрой разрешали себе часок прикорнуть. После отдыха снова хозяйственные хлопоты. А в пятницу вечером приезжали родители, семьи братьев и сестер отца и оставались до воскресенья. Тут-то жизнь в доме закипала. Мужики кололи дрова на зиму, чистили сараи, складывали сено в стога. Работы ведь в деревне всегда хватает, без мужских рук никуда: то крышу залатать, то забор подправить. Женщины тоже не отдыхали: взбивали сметану, масло, пололи огород, готовили еду. А вечерами на улице под большим навесом устраивали пир на весь мир. Старших детей отправляли в погреб с большими чашками, откуда на свет божий извлекали домашние вкусности. С пола поднимали плетеный половик, под которым был люк с железной ручкой. Открывали люк, убирали деревянные половицы, и под ними обнаруживалась лестница. Вход в пещеру Али-бабы, точнее в подпол бабы Паши. Там хранились съестные запасы. В больших деревянных бочках квасили капусту, огурцы, помидоры, грибы, моченые яблоки, арбузы. Даже тушёнку хранили в больших кастрюлях. Хорошо просоленное мясо сверху покрывалось слоем застывшего жира, что предохраняло его от порчи. Чтобы достать тушёнку, пласт жира отодвигался в сторону, затем возвращался на место. На полках вдоль стен стройными рядами стояли заготовки в стеклянных банках: компоты, салаты, огурцы, помидоры, варенья. Тут же были и большие бутыли с домашним самогоном молочного цвета и различные настойки. Все это извлекалось из закромов и ставилось на стол. А если забивали свинью, тут уж случался особенный праздник. Женщины под руководством бабушки Прасковьи готовили блюдо традиционной чувашской кухни – какай-шурпи. Бульон варится из свиных ног, печени, сердца, легких с добавлением лука, картофеля и специй. Ммм… Пальчики оближешь! Готовили это блюдо на костре в большом чугунном казане, чтобы хватило на всю семью.