Пятнадцатилетний капитан

Услыхав свое имя, умное животное радостно взвизгнуло.

– Это ты сделал, Динго? – шутя спросил мальчик, лаская собаку. – Нет, смотрите, он говорит: «Нет!» – засмеялся ребенок, обеими руками заставляя собаку отрицательно мотать головой. – Это сделал Геркулес? Правда? – Ребенок начал раскачивать голову животного сверху вниз. – Смотрите, – продолжал он, – Динго говорит: «Да!»

И Джек еще веселее засмеялся.

– Видишь, – обратился он к Геркулесу, – это был ты!

– Ну, друг Динго, – с деланой серьезностью повернулся Геркулес к животному. – Это уж нехорошо! Ты ведь обещал меня не выдавать!

Действительно, этот смелый поступок был совершен Геркулесом, и только скромность истинного героя мешала ему признаться в этом.

Он высказал убеждение, что в этом не было решительно ничего особенного и что на его месте всякий из его товарищей поступил бы точно так же.

Упоминание о его товарищах навело миссис Уэлдон на мысль о старом Томе, о его сыне Бате, Остине и Актеоне, и она спросила Геркулеса о них.

Они были отправлены в страну озер. Геркулес сам видел, как они шли с караваном невольников. Он некоторое время следовал за караваном, но не мог найти способов пообщаться с ними…

Из глаз гиганта, только что весело смеявшегося шутке мальчика с Динго, покатились крупные слезы.

– Не плачьте, мой друг, – сказала ему миссис Уэлдон, – кто знает, быть может, нам удастся когда-нибудь свидеться с ними!

Последовало молчание.

Несколько времени спустя миссис Уэлдон рассказала Дику всю историю своего пребывания в Касанже, упомянув и о договоре своем с Негоро.

– Таким образом, – закончила она, – может быть, было бы лучше, если бы я осталась в Касанже.

– Экий я дурак! – хлопнул себя по лбу Геркулес.

– Нет, Геркулес, нет, – ответил ему Дик. – Эти негодяи, наверно, нашли бы какой-нибудь способ завлечь и мистера Уэлдона в западню. А теперь мы попадем в Мосамедес раньше Негоро, португальские власти окажут нам содействие, и когда наш бывший повар явится за получением ста тысяч долларов…

– Сто тысяч палок ему на голову! – вышел из себя Геркулес. – Предоставьте его мне: я беру на себя уплатить ему по счету!

Но как бы там ни было, это было осложнение, хотя миссис Уэлдон, конечно, не могла и думать о возвращении в Касанже.

Теперь все дело было в том, чтобы опередить Негоро, и все дальнейшие планы Дика должны были клониться к этому.

В остальном Дик Сэнд мог быть совершенно доволен. Его мечта, преследовавшая его с самого начала их блуждания по дебрям африканских лесов, – найти реку, которая вывела бы их куда-либо к приморским местностям, осуществилась: они плыли теперь по течению быстрой реки, направлявшейся к морю. Возможно, что эта река впадает в Заир; в таком случае они могли бы, вместо того чтобы пробраться в Сан-Паулу-ди-Луанду, выйти в устье этой реки и очутиться в Гвинее, где легко могли рассчитывать на помощь властей колонии.

Мечта его исполнилась даже полнее, чем он мог предполагать. Первой его мыслью было воспользоваться одним из природных паромов – плавучих островов, часто попадающихся на больших реках Африки, тогда как теперь, по милости Геркулеса, который, бродя однажды по берегу реки, нашел местную лодку-пирогу, они могли плыть на судне, легко управляемом одним веслом и быстро скользившем по течению.

Судно это принадлежало к числу тех маленьких челноков, которыми обыкновенно пользуются туземцы. Это была большая пирога, больше десяти метров длиной и метр с четвертью шириной, какие употребляются на больших озерах, и миссис Уэлдон со своими спутниками могли расположиться в ней вполне комфортабельно.

Первоначально, когда Геркулес сделал такую драгоценную находку, Дик думал было пользоваться ею лишь по ночам, а на день прятаться вместе с нею в кустах у берегов, чтобы не обратить на себя внимания туземцев и не попасться снова им в руки. Но потом он сообразил, что плыть двенадцать часов в сутки, вместо двадцати четырех, будет слишком невыгодно, и решил поступить иначе.

Вместе с Геркулесом они протянули от носа до кормы пироги длинный шест: набросанные через него длинные травы образовали над пирогой подобие зеленого шалаша, концы же их свешивались в воду, маскируя даже длинное весло. После дружных усилий Дика и Геркулеса судно их приняло вид плавучего островка. Сходство это было так велико, что даже птицы – чайки, черные аринги и серые и белые зимородки – вдавались в обман и спокойно садились на пирогу клевать зерна в набросанной сверху траве.

Приспособление это имело еще и ту хорошую сторону, что защищало путников от палящих лучей солнца.

Таким образом, их путешествие могло совершаться без утомления, хотя и не без опасности.

Пирога подвигалась вперед со скоростью приблизительно двух миль в час. Это было, конечно, очень хорошо для путников, так как давало им возможность делать до пятидесяти миль в сутки. В то же время эта быстрота и озабочивала Дика, опасавшегося, что пирога может легко наскочить ночью на мель или подводный камень. Беспокоила его также и возможность существования на этой реке порогов, где их судно легко могло разбиться в щепки.

Поместившись на носу пироги, Дик, которому радость свидания с миссис Уэлдон вернула силы, смотрел вперед сквозь маскировавшие их судно травы и словами или жестами указывал нужное направление сидевшему на корме с веслом в руках Геркулесу.

Миссис Уэлдон, лежа на дне пироги, на подстилке из сухих листьев, углубилась в свои думы. Кузен Бенедикт, хмуро поглядывая на Геркулеса, которого он считал единственным виновником своей неудачи с мантикорой, скрестив на груди руки и вытянув ноги, сидел тут же. Время от времени он делал инстинктивный жест, как бы желая поправить на носу не украшавшие его уже большие очки, и в глубине души глубоко скорбел о покинутых в Касанже коллекции насекомых и записках по энтомологии. Маленький Джек, поняв, что теперь нельзя шуметь, но сознавая в то же время, что это еще не исключает возможности двигаться, подражал своему другу Динго и ползал на четвереньках с одного конца пироги на другой.

В первые два дня пища путников состояла из запасов, раздобытых где-то Геркулесом еще до отплытия. Но путь предстоял долгий, и по истощении запасов Геркулеса нужно было бы уже добывать пищу путем охоты, а для этого надо было сходить на берег. Но пока Дик Сэнд останавливался только на несколько часов по ночам, чтобы отдохнуть, и не выходил из пироги, предполагая сделать это лишь в случае крайней необходимости.

За эти два дня не произошло ничего выдающегося, и плавание по незнакомой реке, имевшей около пятидесяти метров ширины, шло вполне благополучно. Вместе с ними, с той же скоростью, плыли маленькие плавучие островки, не угрожавшие им опасностью столкновения. Места, по которым они плыли, отличались поразительной красотой; оба берега реки были сплошь покрыты густой растительностью самых разнообразных пород и цветов: тут были шпажник, лилии, клематисы, бальзамины, всевозможные зонтичные растения, кактусы, древовидный папоротник; порой попадались целые леса фиговых и копаловых деревьев, акаций и других представителей роскошной флоры Африки.

Поражало только полное безлюдье берегов. Видимо, эти части территории Касанже редко посещались туземцами.

Местами вершины деревьев сплетались вместе, образуя над рекой сплошные своды, почти непроницаемые даже для лучей солнца, ползучие лианы перекидывались и через реку, нависая над нею в виде легких мостов.

На третий день плавания, 27 июня, маленький Джек пришел в восторг, заметив целую стаю обезьян, перебиравшихся гуськом через такой мост, держа из предосторожности друг друга за хвосты. Это были мелкие шимпанзе, называемые в Центральной Африке «сокко», крайне безобразные представители своей породы, со светло-желтыми мордами, низким лбом и высоко торчащими ушами. Живут они группами по десять штук и пользуются заслуженной ненавистью туземцев за скверную повадку воровать у них детей, чтобы искусать и исцарапать их. Переходя через свой висячий мост, они не подозревали, что под плывущей под ними копной травы был маленький мальчик, из которого они охотно бы сделали себе забаву.

Таким образом, изобретение Дика оказалось в состоянии ввести в заблуждение даже этих хитрых, догадливых животных. В тот же день вечером пирога внезапно остановилась.

– Что такое? – спросил Геркулес с кормы.

– Преграда, – ответил Дик, – но преграда природная.

– Надо ее устранить, – заметил негр.

– Конечно, Геркулес. Но это, по-видимому, не так легко, – возразил Дик. – На нее уже наткнулось несколько островков, и она задержала их.

– Ну, так за дело, капитан, – ответил Геркулес, переходя на нос пироги.

Преграда эта представляла собою своего рода плотину, образовавшуюся из свалявшейся в плотную массу цепкой травы с крепкими блестящими листьями. Ее поверхность была густо покрыта лотосами.

Подобные естественные плотины, именуемые на местном языке «тикатика», часто встречаются на африканских реках; они отличаются сильной упругостью, и плотность их настолько велика, что по ним можно переходить через реку, лишь слегка погружаясь ногами в воду и совершенно не рискуя провалиться.

Темнота вечера позволила Геркулесу вылезть из пироги и, не опасаясь быть замеченным, приняться за разрушение препятствия. После двух часов энергичной работы топором «тикатика» уступила его усилиям, и обе разрубленные ее части, красиво извиваясь, были отнесены течением к берегам.

Нужно ли признаваться, что при столкновении пироги с плотиной в душе «большого ребенка», кузена Бенедикта, мелькнуло что-то похожее на надежду, что преграда не даст пироге двинуться дальше?

Это путешествие казалось ему только утомительным. Он дошел до того, что почти грустил о фактории Алвиша и своей хижине, где осталась его коллекция. Горе его было совершенно искренне, и, по правде говоря, на беднягу жалко было смотреть. В самом деле – кругом не было ни одного насекомого!..

Какова же была его радость, когда Геркулес, которого он, по доброте душевной, несмотря ни на что, все-таки продолжал считать своим учеником, принес ему отвратительное маленькое насекомое, найденное им на листе покрывавшего плотину лотоса!

Какие восклицания вырвались у него, когда, взяв насекомое между большим и указательным пальцем, он поднес его к своим близоруким глазам!

– Геркулес! – возопил он. – Я тебя прощаю! Тем, что ты мне принес сейчас, ты заслужил это прощение! Кузина Уэлдон! Дик! Смотрите – единственная в своем роде африканская гексапода! Эту уж никто у меня не отнимет иначе, как с моею жизнью.

– Разве это такая драгоценность? – улыбнулась молодая женщина.

– Еще бы! Насекомое, которого нельзя назвать ни клеоптерой, ни непроптерой, ни гименоптерой, не принадлежащее ни к одному из признанных учеными десяти разрядов, подходящее отчасти ко второй секции архинд; насекомое, похожее на паука, которое и могло бы быть пауком, если бы имело восемь лапок; но на самом деле это не паук, а гексапода, потому что у него только шесть лапок. Да, друзья мои, случай должен был послать мне это счастье! Наконец-то мое имя будет связано с научным открытием! Это насекомое будет названо гексаподой Бенедикта!

Ученый был до такой степени счастлив, что совершенно забыл обо всех, как пережитых, так и предстоящих еще, может быть, испытаниях, и радость его была так велика, что миссис Уэлдон и Дик не могли не поздравить его от всей души.

В это время пирога продолжала бесшумно скользить по темным водам реки. Тишина ночи нарушалась лишь редкими всплесками играющей в воде рыбы да фырканьем и похрапыванием гиппопотамов на берегах.

Взошла луна, и лучи ее, пробираясь сквозь покрывавший пирогу навес из трав, заливали ее внутренность своим мягким светом.

На правом берегу вдруг послышался шум, напоминавший звук работавших насосов.

Это слоны, наевшиеся за день кореньев, утоляли свою жажду перед ночным покоем.

Можно было думать, глядя на эти мерно опускавшиеся и поднимавшиеся хоботы, что они в состоянии осушить всю реку.

Глава восемнадцатая

Разные приключения

В продолжение восьми дней пирога плыла таким образом по течению, и плавание шло совершенно благополучно.

Леса, покрывавшие берега реки на протяжении нескольких миль от Касанже, сменились джунглями[30], простиравшимися, казалось, до самого горизонта. Людей и здесь не было видно, о чем ничуть не жалел Дик. Но зато джунгли изобиловали дикими животными всевозможных пород. Днем по берегам резвились зебры, каамы – род чрезвычайно грациозных антилоп и лани; ночью на смену им являлись оглашавшие окрестности своим ревом леопарды и львы.

Но до сих пор все свирепые плотоядные не причинили путникам никаких тревог и неприятностей.

Между тем Дик ежедневно причаливал пирогу то к одному, то к другому берегу и отправлялся на охоту, служившую ему главным средством пропитания. В этих необитаемых местностях маниока и сорго, идущие обыкновенно в пищу туземцам, росли лишь в диком виде и были несъедобны, так что Дику поневоле приходилось добывать пищу себе и своим спутникам охотой. Он пользовался для этого ружьем, захваченным Геркулесом при бегстве его из рук промышленников около лагеря у Кванзы. Такие охоты были, конечно, несколько рискованны, потому что звуки выстрелов могли привлечь чье-нибудь внимание и вызвать неприятные встречи. Но иного способа не было.

Огонь для приготовления пищи приходилось добывать самым первобытным образом, путем трения друг о друга двух кусков дерева.

Ввиду трудности такого способа добывания огня, мясо убитых лосей и антилоп жарилось на несколько дней сразу.

4 июля Дику удалось убить покку – животное вроде барана, около двух метров длиной, с желто-красной густой шерстью и длинными витыми рогами; мясо его оказалось очень вкусным и жирным.

Кроме убитых Диком животных, путникам служила пищей и находимая ими в природных сетях из лиан рыба: санжики, хорошо сохраняющиеся в копченом виде, черные узаки, монде, с большими головами и рядом щетинок вместо зубов во рту, маленькие дагала и др.

За вычетом перерывов в плавании для ночного отдыха и дневных остановок, все расстояние, пройденное путниками до 8 июля, равнялось приблизительно ста милям, и Дик уже начинал с удивлением спрашивать себя – куда же наконец выведет их эта бесконечная река, не обнаружившая еще ни малейшего признака предшествующего устью расширения русла. Изменилось немного только ее направление, долгое время шедшее к северу и уклонившееся теперь несколько к западу.

9 июля Дику пришлось выдержать серьезное испытание своей смелости. Сойдя, по обыкновению, на берег для охоты, он выслеживал кааму, рожки которой мелькали в густой зелени. Выбрав наиболее удобное положение животного, Дик прицелился и спустил курок.

В тот самый момент, когда раздался выстрел, из чащи джунглей появился другой охотник, видимо также следивший за каамой и не желавший уступить ее кому-либо. Это был громадный лев из породы, именуемой туземцами карамо, – великолепное животное, около двух метров роста.

Одним прыжком он очутился около каамы, уже пронзенной пулей Дика, и раненая антилопа забилась в его лапах.

Дик не имел времени вторично зарядить ружья, но, помня, что в таких случаях неподвижность может послужить человеку спасением, он и попробовал сделать это. Застыв в одной позе, он не сводил глаз с хищника, не делая ни одного движения и не пытаясь бежать.

Прошло минуты две. Лев переводил взор своих горящих глаз то на бьющуюся в его когтях антилопу, то на неподвижного Дика, как бы выбирая между двумя жертвами. Потом, остановив свой выбор на ближайшей, он подхватил антилопу зубами, поднял ее, как собака зайца, и вместе с нею скрылся в чаще.

Простояв еще несколько минут неподвижно, Дик вернулся на пирогу, но ничего не сказал своим спутникам об угрожавшей ему опасности, от которой он избавился лишь благодаря своему хладнокровию.

Местами на берегах реки попадались признаки того, что области эти, казавшиеся необитаемыми, не всегда были таковыми. Уцелевшие изгороди из молочайника, окружавшие священные фиговые деревья, доказывали, что некогда здесь были целые селения, брошенные жителями, по принятому у некоторых племен обычаю, после смерти вождя.

Более чем вероятно также, что и теперь казавшиеся безлюдными места были населены туземцами, находящимися на самой низшей ступени развития, живущими, подобно зверям, в вырытых в земле норах. Обитатели этих нор появляются на поверхности земли только ночью, и встречи с ними могли быть так же опасны, как встречи с четвероногими хищниками.

Во всяком случае, сомневаться в том, что места эти по крайней мере посещались туземцами, Дик уже не мог: три или четыре раза во время охоты на берегу ему приходилось наталкиваться на не остывшие еще кучи золы от костров.

Ввиду этого он удвоил осторожность и решил причаливать к берегу лишь в случаях самой неотложной необходимости. Кроме этого, он взял с Геркулеса слово, что тот при малейшем признаке какой-либо тревоги на берегу, во время его отсутствия, немедленно отчалит от берега, не дожидаясь юноши и думая лишь о спасении молодой женщины и ее ребенка.

Негр дал ему слово, но едва мог скрывать от миссис Уэлдон свое волнение, когда Дик отлучался на берег.

Вечером 10 июля путникам пришлось довести свою осторожность до последних пределов: на правом берегу реки, расширившееся течение которой образовало в этом месте лагуну, показалось целое селение, состоявшее из тридцати свайных построек.

Что постройки эти были обитаемы, доказывали видневшиеся в них огни и раздававшиеся голоса.

Обойти это селение стороной было невозможно – левый берег представлял собой целый ряд скал, и направленная туда пирога была бы неминуемо разбита течением об острые камни, так что путникам оставалось лишь одно: проскользнуть между самыми сваями построек. Если бы между ними оказались протянутыми сети, то тревога была бы неизбежна.

Дик Сэнд, сидя на носу пироги, вполголоса давал Геркулесу указания, как править, чтобы не натолкнуться на старые, полупрогнившие сваи.

Луна светила настолько ярко, что это не представляло большого затруднения, но в то же время свет этот давал пироге очень мало шансов проскользнуть незамеченной.

К ужасу своему, Дик Сэнд заметил двух туземцев, сидевших у самого уровня воды на корточках и громко разговаривавших между собой. Пирога неслась прямо на них.

Увидав плывущий к ним темный предмет, похожий не то на груду травы, не то на плавучий островок, один из туземцев указал на него другому, и оба они начали быстро вытаскивать из воды сети из лиан, громко сзывая на помощь.

Пять или шесть чернокожих сбежались на их крики и сами подняли рев, стоя на поперечных бревнах, связывающих сваи между собой.

В пироге, наоборот, царила мертвая тишина, если не считать шепотом отдаваемых приказаний Дика да глухого лая Динго, которому Джек своими маленькими руками зажимал пасть.

Туземцы между тем быстро вытаскивали из воды свои сети.

Если они успеют вытащить их вовремя, то пирога пройдет благополучно, будучи принята за плавучий островок и не возбуждая их подозрения; если же нет, то всем сидевшим в ней угрожает страшная опасность. Умерить же скорость пироги не было никакой возможности.

Полминуты спустя пирога уже скользила между сваями.

К счастью, сети уже были вытащены, но маленькая случайность все же чуть не погубила путников: задев об одну из свай, пирога потеряла часть своего навеса из трав; увидав открывшееся, таким образом, отверстие, ближайший из туземцев вскрикнул. Успел ли он заметить внутри «плавучего острова» людей, или просто его поразил вид неожиданной бреши в нем, – неизвестно; но как бы там ни было, минуты две спустя течение уже далеко унесло пирогу, и пассажиры ее были почти вне опасности.

– К левому берегу! – скомандовал из предосторожности Дик, заметив, что скалы остались сзади и левая сторона реки снова была судоходна.

– К левому берегу! – повторил Геркулес, налегая на весло.

Дик Сэнд перешел к нему и стал смотреть назад, но там не было видно ни одной преследовавшей их пироги.

Возможно, что у этих чернокожих и не было пирог.

Погони не было заметно ни на берегу, ни на реке и с наступлением утра. Но, в видах предосторожности, Дик все-таки продолжал держаться левого берега.

За следующие четыре дня, от 11 до 14 июля, миссис Уэлдон и ее спутники не могли не заметить, что вид окружавшей их местности сильно изменился. Теперь река катила свои воды среди настоящей пустыни, выжженная почва которой не имела ничего общего с пройденными раньше плодородными областями.

Между тем конца их плаванию не предвиделось, и не было никаких признаков приближения к устью реки.

Дика начинал сильно беспокоить вопрос о пище: от прежних запасов не оставалось ничего, рыбная ловля давала очень скудное питание, а охота не могла дать ровно ничего, так как в пустыне не было видно ни одного животного.

Не слышно было больше и рева леопардов, и рыканья львов по ночам. Тишина ночного воздуха оглашалась лишь концертами лягушек.

Заметив, что вопрос о добыче пропитания очень тревожил Дика Сэнда, Геркулес указал ему на росший по берегам папирус и папоротник и напомнил, что туземцы часто употребляют в пищу губчатое вещество, находящееся внутри стволов этих растений. Он прибавил, что и сам бывал принужден питаться таким образом во время следования за караваном Ибн-Гамиса.

Совет негра был принят. Новая пища, мучнистая и сладковатая на вкус, была одобрена всеми путниками и больше всех маленьким Джеком.

Следующее открытие по части добывания пищи было сделано кузеном Бенедиктом. После того, как Геркулес принес ему насекомое, которое должно было обессмертить имя ученого (а пока было запрятано в надежное место, то есть приколото к подкладке его шляпы), почтенный энтомолог пришел в свое обычное настроение и снова принялся за свои экскурсии.

Было это так: роясь в траве, он вспугнул какую-то птицу, громкий писк которой привлек внимание сопровождавшего ученого в его прогулке Дика. Обрадованный неожиданным появлением дичи, юноша вскинул ружье на прицел, но энтомолог остановил его.

– Не стреляйте, Дик! – крикнул он. – Одной птицы на пять человек все равно было бы мало…

– Но ее хватит для Джека, – возразил юноша, снова прицеливаясь.

– Нет, нет, не стреляйте! – повторил ученый. – Живая она будет нам полезнее. Это птица особой породы, питающейся медом. Присутствие ее здесь доказывает, что где-либо поблизости есть ульи пчел. Следуя за нею, мы легко найдем их и добудем меду.

Ученый оказался прав: наблюдая за птицей и идя вслед за нею, они скоро набрели на несколько скрытых в кустах молочайника старых древесных стволов, в дуплах которых роились пчелы.

Выкурив пчел при помощи зажженных сухих трав, Дик добыл довольно много меду, после чего они с кузеном Бенедиктом вернулись к пироге.

Там появление их с такой добычей было встречено с общей радостью, но, в сущности говоря, для питания этого было все же недостаточно.

На счастье путников, 12 числа их пирога достигла одной бухты, где весь берег и покрывавшие его кусты кишели саранчой.

Заметив это, кузен Бенедикт не преминул сообщить своим спутникам, что эти ортоптеры часто служат пищей туземцам.

Решено было воспользоваться этой не совсем обычной пищей, запас которой был здесь настолько велик, что его хватило бы, чтобы десять раз наполнить всю пирогу. Поджаренные на легком огне, насекомые оказались очень вкусными и могли бы понравиться и более избалованным людям, чем путники за последнее время.

Кузен Бенедикт, вздыхая и скорбя о несчастных насекомых, поел их, тем не менее, тоже в довольно изрядном количестве.

Несмотря на то что плавание путников происходило далеко не в таких тяжелых условиях, как их прежние странствия в дебрях лесов, оно все же успело сильно утомить их. Страшный зной днем, сырые туманы по ночам, нападения бесчисленных москитов – все это заставляло путников желать скорого окончания путешествия. А между тем Дик Сэнд еще решительно не мог определить, когда будет конец этой реке. Если бы она имела направление к западу, они давно должны были бы достигнуть северного берега Анголы. Но река продолжала течь к северу, а при таких условиях могло потребоваться еще немало дней, чтобы добраться до морского берега.

14 июля маленький Джек, стоя на носу пироги и глядя вперед сквозь травы навеса, вдруг громко вскрикнул:

– Море!..

Дик Сэнд вздрогнул и бросился также к носу пироги. Его взору открылось расстилавшееся впереди широкое водное пространство.

Вглядевшись внимательнее, он понял, в чем дело.

– Это не море, – произнес он, – это большая широкая река. Не Заир ли это? Возможно… Направление ее, по-видимому, идет к западу. До сих пор мы плыли только по ее притоку. Пожалуй, это действительно Заир…