Старый замок

Виктор сквозь зубы поблагодарил Олега Юрьевича, не решившись перечить.

– Я – администратор «Старого замка» по средам и субботам, – наконец-то представился Олег Юрьевич, – как меня зовут, ты уже знаешь.

Виктор кивнул. Олег Юрьевич оглянулся и крикнул в конец зала:

– Крис, иди сюда!

Гулкое эхо прокатилось по стенам помещения. Люди, сидящие за столами, вздрогнули, а потом снова вернулись к своим делам.

К ним двигался молодой человек с крепким телосложением. Его широкие плечи привлекли внимание женщин, ожидавших начала представления. Крис был ровесником Виктора, но по сравнению с ним Виктор казался хлюпиком с обидной кличкой. Крис был одет в ярко-красный атласный костюм с эмблемой на груди. Когда он подошёл поближе, Виктор рассмотрел, что на эмблеме нарисована плеть с острыми концами.

– Познакомься, Вик. Это твой напарник, Крис, – сказал Олег Юрьевич, с уважением разглядывая Криса.

Крис протянул руку. Виктор про себя ухмыльнулся, хотя руку пожал. Ладонь Криса оказалась сухой и тёплой. Крис. Как же его зовут? Кристина? Криста? Женская «кличка», как выражается Олег Юрьевич, для плотного мужчины. Взгляд снова задержался на эмблеме. Виктор не хотел бы получить такой плетью по хребту.

– Я думаю, мы сработаемся, – сказал Крис.

Крис создавал впечатление скользкого парня. Такие люди здороваются за руку, а за спиной говорят о тебе гадости. Виктор сомневался, что подружится с Крисом, но понимал, что сработаться с ним придётся, поэтому кивнул.

Прямоугольное лицо Криса расплылось в мерзкой улыбке, а потом Крис расхохотался. Его хохот практически оглушил Виктора. Тем временем гостей прибавилось, и официанты с ярко-красными галстуками раскладывали меню на столах.

– Вик, тебе тоже не мешает ознакомиться с меню, – сказал Крис.

Его голос прокатился по залу, словно гром после грозы. Виктор недоумевающе посмотрел на Криса, не осмеливаясь спросить, зачем знакомиться с меню.

– Ознакомься. Ознакомься, если не любишь сюрпризы, – произнёс Крис, после чего расхохотался снова.

13

Крис сделал знак рукой, и официант принёс Виктору меню. Обложка меню была жёсткой и ярко-красной. Виктор открыл первую страницу. Логотип «Старого замка», пожелания приятно провести вечер. Ничего особенного.

На следующей странице гостям предлагались напитки и закуски, причём цены на них были не слишком высокими по сравнению с другими ресторанами.

Заголовок третьей страницы призывал провести время с удовольствием, а ниже располагался список эпизодов, участие в которых должен был принимать Виктор. Глаза пробежались по списку. Водные процедуры, подвешивание, насекомые, щекотка, дыба, кнут, испанский сапог, вилка еретика, хищники, колодки, камни, палки, колесо, замораживание.

Названия эпизодов были более чем странными. Кому интересно смотреть на насекомых, даже если это экзотические тараканы?! Если кто-то захочет посмотреть на хищников, то отправится в зоопарк, а не в ресторан. Камни, палки, колёса – вообще не укладывались в грани разумного. Что такое дыба и испанский сапог, Виктор не знал.

– Чушь какая-то, – сорвалось с его губ.

Недоумение граничило с другим необъяснимым ощущением. Виктора снова посетила мысль, что он чувствует что-то неладное, и мурашки побежали по телу. «Всё хорошо», – успокаивал он себя, но что-то внутри него волновалось, и это было не утешающим признаком.

– Это меню «Старого замка», – усмехнулся Крис.

Его зрачки вспыхнули, словно сухие ветки. Олег Юрьевич улыбнулся. Виктор отвёл взгляд от их бесцветных лиц. Он абсолютно ничего не понимал, но не осмеливался попросить объяснения у коллег. Странное меню горело в руках. Водные процедуры, подвешивание, насекомые, щекотка…

Строчки расплывались перед глазами. Виктор быстро заморгал, чтобы прийти в чувство. Впереди целая ночь, а он уже разбит, словно старая телега.

– Вик, тебе всё понятно? – послышался голос Олега Юрьевича.

Вопрос администратора звучал заботливо, но от этой заботы отдавало мерзостью.

– Да… То есть нет, – растерялся Виктор.

В горле застрял невидимый ком, и говорить было крайне сложно. Виктор представил себя со стороны. Мямля, выдавливающая из себя каждое слово. Стыд нанёс несколько пощёчин, и на щеках заиграли языки пламени.

– Что тебе непонятно? – спросил Олег Юрьевич.

Противный смешок Криса приглушил голос администратора. Виктору захотелось уйти. В ту же минуту. Развернуться и уйти. Навсегда и не оглядываясь. Хотя нет. Виктору хотелось проснуться. В холодном поту. С учащённым сердцебиением. С непониманием реальности. Но главное – в своей постели. Рядом с Мариной.

– В каких эпизодах я буду принимать участие? – спросил Виктор.

Он выпалил слова подряд на одном дыхании. Они прокатились эхом по каменным стенам. Как же жалко они звучали! Как же Виктор ненавидел себя! Он никогда не был рохлей, робеющей перед кем-либо. Что же случилось сейчас?! Почему он стелется перед Олегом Юрьевичем, который в школе явно был изгоем, заклеймённым обидным прозвищем, и над которым такие, как Виктор, потешались, как могли.

– Вик, ты будешь принимать участие в любом эпизоде, который пожелают увидеть зрители, – ответил Олег Юрьевич.

Его голос, сладкий и спокойный, усыплял. Виктор зевнул, но тут же снова быстро заморгал.

– Я… Я… Я не репетировал, – развёл руками Виктор, не понимая, что несёт.

– Не волнуйся. От тебя требуется только присутствие, поэтому всё получится.

Крис снова расхохотался. Этот парень определённо не нравился Виктору.

– Кстати, сегодня «День колодок». Крис, подготовь сцену к первому действию. Мы начинаем, – добавил Олег Юрьевич.

Лицо Криса сразу превратилось в безэмоциональный кирпич с хищными глазами. Крис удалился, ловя на себе любопытные взгляды посетителей. Босые ноги Виктора буквально примёрзли к полу.

– Всё будет хорошо, – Олег Юрьевич похлопал Виктора по плечу.

Но Виктор так не считал. Что-то внутри сжималось и разжималось, сковывая дыхание, а после прикосновения администратора по телу побежала дрожь. Капли пота выступили на лбу. Тем временем появился Крис. Он нёс несколько досок.

14

Крис установил две доски друг напротив друга. Ещё одну доску вставил между ними. Теперь на сцене стояла уродливая буква «Н». Виктор заметил на перекладине округлое отверстие посередине сверху. Крис поднял оставшуюся доску с холодного пола. На ней тоже был округлый вырез посередине, и две выемки поменьше по бокам.

«Могли бы найти доски без дефектов», – мелькнуло в голове Виктора, но эта мысль сразу испарилась. Буква «Н» неспроста на сцене. Ещё одна доска неспроста в руках Криса.

Зрители отвлеклись от разговоров, сосредоточив внимание на букве «Н». Какая роль в данном действе отведена Виктору?!

– Я готов, – сообщил Крис, и ехидная ухмылка растянулась на его лице.

– Иди на сцену, – скомандовал Олег Юрьевич.

– Я требую объяснений! Что происходит? – завопил Виктор.

Зрители оглянулись. С уст некоторых сорвались злорадные смешки. Внутри заныло нехорошее предчувствие. Виктор уже не стеснялся собственной слабости и беспомощности. Возможно, когда выяснится, что страх был напрасным, он пожалеет о том, что вёл себя, как неопытная девчонка наедине с мужчиной, но сейчас… Сейчас он должен убедиться, что его жизни ничего не угрожает.

– Сегодня среда, а значит, ты с помощью Криса развлекаешь гостей, – пояснил Олег Юрьевич.

Спокойные нотки голоса администратора лишь усилили волнение.

– Объясни… Объясните м-м-не, ка-ка-ко-ва моя роль в э-этом спек-та-та-кле, – потребовал Виктор.

Его голос дрожал. Виктор чувствовал себя загнанным диким зверем, на которого смотрят ружья охотников. Последнее мгновение жизни длится вечно, но ты готов зацепиться за него и тянуть… Тянуть, как жвачку, пока белая плоть не лопнет и не раздастся выстрел.

– Проходи на сцену. На долгие объяснения нет времени. Крис играет палача, а ты – узника. Не волнуйся. Никого вреда твоему здоровью не будет причинено.

Голос Олега Юрьевича стал жёстче. Любой бунт подчинённых не одобряется. Виктор повиновался. Ему хотелось броситься прочь к двери, из которой он вышел несколько минут назад. Если потребуется, вырубить охранника, и бежать вверх по холодной лестнице, пока здание «Старого замка» не окажется сзади.

Но Виктор пошёл вперёд, виновато опустив голову. Внимание зрителей теперь приковано к нему. Он чувствовал на спине десятки взглядов, жаждущих зрелищ. Он беззвучно умолял их уйти из зала. В этом случае ему не придётся играть роль узника.

Виктор поднялся на сцену. Буква «Н» была совсем рядом и казалась ещё более уродливой. Крис подмигнул Виктору, и в животе заурчало – то ли от страха, то ли от голода.

«Крис играет роль палача, а ты – узника…», – до Виктора начал доходить смысл слов Олега Юрьевича. Крис будет издеваться над Виктором, а зрители заплатят бешеные деньги, чтобы посмотреть на чужие мучения. Никто не встанет на защиту узника. Все будут требовать новых наказаний. Для всех присутствующих он – тряпичная кукла, с которой можно делать всё, что угодно, а поутру кинуть ему гонорар, сумма которого никогда не покроет физического и морального ущерба.

«Никакого вреда твоему здоровью не будет причинено», – эти слова почему-то не успокаивали. Виктор был уверен, что ему будет больно и неприятно. Школьные времена закончились, и теперь он – лошара, у которое есть кличка, и который покорно принимает оскорбления и подзатыльники от элиты.

– На колени, – приказал Крис.

Виктор подчинился. Он успокаивал себя, что всё будет хорошо, но страх не отступал. Толща слёз застлала глаза. Вот он стоит на коленях перед незнакомыми людьми, слово которых способно раздавать его, как навозного жука. Такого унижения Виктор никогда не испытывал.

– Стань на колени перед колодками! – рявкнул Крис, и зал взорвался хохотом.

Ноги Виктора окончательно онемели, и он не нашёл сил принять вертикальное положение. Виктор на четвереньках подполз к букве «Н». Зрители были в восторге.

Крис подтолкнул Виктора к колодкам. Теперь шея Виктора лежала в округлом вырезе перекладины, а руки беспомощно висели на ней. Крис завершил конструкцию последней доской, самой уродливой и самой бракованной.

Теперь Виктор не мог пошевелиться. Локти и шея надёжно зафиксированы в отверстиях, вырезанных в досках. Зрители ржали, как лошади, но Виктор мог видеть только каменный пол. Он несколько раз попытался поднять голову, но доски держали шею слишком крепко. Теперь Виктор был частью буквы «Н», хотя сомневался, что сооружённая Крисом конструкция имеет какое-то сходство с буквой «Н».

Реконструкция колодок… Какие ещё сюрпризы ожидают парня, желавшего получить высокооплачиваемую работу?! Виктор боялся об этом думать. Мочевой пузырь скрутило.

– Крис, Крис… – застонал Виктор.

– Что случилось?

– Я хочу в туалет, – прошептал Виктор.

Зал снова взорвался. Слёзы вырвались из глаз. Виктор надеялся, что никто не заметит двух мокрых полос на щеках. Мочевой пузырь пульсировал, грозясь разорваться.

– В колодках нет специального приспособления для туалета, поэтому придётся справлять нужду в штаны, – ответил Крис, когда зрители стихли.

Он сказал это нарочно громко, и зал опять расхохотался. Виктору хотелось верить, что Крис шутит, но интуиция подсказывала, что ответ более чем серьёзен. Виктору придётся не только стоять на коленях, но и мочиться под себя, слушая насмешки мажоров, чьи толстые задницы свисают с деревянных лавок. Как назло, физиологическому желанию было плевать на окружающих и их мнение. Организм требовал облегчения, и Виктор не мог ему противостоять. Тёплая жидкость потекла по ляжкам, вероятно, оставляя за собой мокрые следы, которые не могут остаться незамеченными.

– Итак, наш узник справил естественную нужду, – объявил Крис.

Хохот оглушил Виктора. Крис был не прав. Они не сработаются.

15

Виктор не знал, сколько прошло времени после заключения в колодки. Конечности затекли. Голова закружилась. Казалось, ещё немного, и он выплюнет вместе с блевотиной собственные внутренности. Из зала слышался хохот. Виктор пытался понять, что сильнее веселит зрителей: его беспомощность или выпитое спиртное, но боялся найти правильный ответ.

Звери… Звери в людском обличии. Именно дикие животные окружали его. Одни звери наслаждались мучениями человека, а другие – зарабатывали на этом. Кем же был Виктор? Наверное, тоже зверем, только не кровожадным, а загнанным и забитым, терпеливо выносящим издевательства в надежде, что современные инквизиторы сжалятся над ним.

Новый тошнотворный комок подкатил к горлу. Виктор задержал дыхание, а потом сглотнул. Тошнота отступила. Виктор знал, что это ненадолго. Жутко хотелось пить. Никогда утро не было таким недосягаемым.

Люди – самые жестокие существа, но человек замечает эту истину, когда жестокость ему подобных касается его самого. Если человек причиняет боль другому, собственная жестокость его не заботит. Единственное, чего хочется, так это унизить слабого как можно сильнее, раздавить его в прямом и переносном смысле. Кто-кто, а Виктор хорошо знал правило жестокости.

Перед глазами всплыло лицо Александра Дворника. Лицо типичной рохли с растерянными глазами, выглядывающими из-за круглых стёкол очков. Дворнику не повезло. Он учился в одном классе с Виктором. Благодаря своей фамилии он стал изгоем. Его дразнили «грёбаным уборщиком» и «очкариком», заставляли делать унизительные вещи. Виктор гнобил Дворника больше всех. Однажды он заставил Александра собирать собачье дерьмо на школьном дворе голыми руками.

– Это твоя работа, Дворник, – хохотал он, тыча одноклассника лицом в говно, как нашкодившего котёнка.

Остальные одноклассники стояли рядом, и никто не встал на защиту Саши. Мальчики ржали как лошади, девочки хихикали. Конечно, у некоторых мелькали мысли о мерзости поведения Виктора, но никто не остановил его, а если бы остановил, то стал бы на колени рядом с Дворником.

Александр закатал рукава до локтя, а Виктор отпустил очередную шуточку из разряда: грязный уборщик боится испачкаться. Дети взорвались хохотом. На лбу Дворника выступили капли пота. Его очки запотели. Щёки раскраснелись. Виктор дал ему пинка, и Саша упал на колени, чудом не задев злополучную кучу. Он умолял Виктора не заставлять его убирать собачью мину. Он просил разрешить ему делать это хотя бы в перчатках, но Виктор был непреклонен. Он вытряс содержимое портфеля Александра на газон. Наряду с учебниками и тетрадями на траве валялся целлофановый пакет с бутербродом. Виктор пнул его ногой, и свёрток оказался возле кучи.

– Соберёшь говно в этот пакет, а потом вынесешь на помойку.

Дворник хотел возразить, но осёкся. Он понимал, что лучше остаться без обеда, чем сожрать бутерброд с собачьим дерьмом.

Когда работа закончилась, на Александре не было лица. Лишь бледное пятно с запотевшими очками. Волосы блестели от пота. Перепачканные руки дрожали.

– Вытри руки, – скомандовал Виктор.

Саша коснулся ладонями травы, но Виктор зарычал, чтобы грёбаный уборщик не портил говном газоны. Голос Виктора заглушал детский смех, но разобрать, что он говорит, было несложно.

– Обо что же мне их вытереть? – робко спросил Дворник, наверняка возмущаясь про себя, с каких пор собачье дерьмо стало его собственным.

– О свой пиджак, – ответил Виктор, не раздумывая.

Дворник подчинился. Его беспомощность не вызывала жалости. Его беспомощность вызывала только приступ дикого смеха. Безнаказанность затягивала, как курение.

Весь оставшийся день от Дворника воняло, хотя он втихаря умудрился застирать испачканный пиджак в школьном туалете. Все шарахались от Александра, затыкая носы, и никто не думал о его ощущениях. Наверное, он готов был провалиться сквозь землю. Наверное, ему было намного хуже, чем Виктору сейчас, закованному в колодках. Но всем было плевать.

Виктор мог надеяться только на наступление спасительного утра. Рассчитывать на пощаду зрителей было неоправданной глупостью. Они жаждали зрелищ так же, как когда-то жаждал зрелищ он. Но он был ребёнком, заставляющим одноклассника собирать руками говно в пакет с бутербродом, а зрители – взрослыми и состоятельными людьми, которых забавляют человеческие унижения в несколько других проявлениях. Избалованные мажоры платили за каждую минуту издевательств, а Дворник получал пинки под зад абсолютно бесплатно, не давая согласия на работу актёром в отличие от Виктора.

– Завтра же уволюсь, – прошептал Виктор, облизывая пересохшие губы.

16

– Пришло время голосования, – объявил Крис.

Раздались аплодисменты. Присутствующие знали, что значит голосование, а Виктор нет, зато был уверен, что то, что радует зрителей, не может понравиться ему. Он не понимал, что подразумевается под голосованием, но уже ненавидел его.

Олег Юрьевич раздал каждому зрителю бюллетень и карандаш.

– В течение двух минут вы должны сделать выбор, – сказал Крис, – в бюллетене содержится список эпизодов, которые вы можете посмотреть в нашем заведении. Следует отметить только один.

– После подсчёта голосов вы увидите три эпизода, набравшие наибольшее количество голосов, – добавил Олег Юрьевич.

Перед глазами Виктора всплыли строки меню. Так вот что значит голосование. Зрители решают, какие издевательства придётся вынести узнику сегодня.

По спине пробежала дрожь. По щекам потекли слёзы. Шелест бумаг доносился откуда-то издалека, но Виктор не сомневался: этот звук совсем близко.

Колодки – не самое страшное орудие пыток, а подтеки мочи на льняных брюках – не самое большое унижение, которое придётся испытать этой ночью.

Виктор пытался вспомнить список эпизодов, но кроме замораживания и испанского сапога на ум ничего не пришло. Руки сводило судорогой. Голова болела, словно затылок сдавливали невидимые тиски.

Виктор должен покончить с этим цирком. Вряд ли деятельность «Старого замка» законна. Точнее, она не может быть законна. Страны отказались от развлечений в виде пыток и казней несколько веков назад, хотя желающие насладиться ужасающим зрелищем остались. Не зря сотрудников «Старого замка» заставляли подписывать соглашение о неразглашении коммерческой тайны. Виктор не знал, что такое испанский сапог и какие сюрпризы ожидают его в этом сборище с крепкими нервами, но он чётко понимал, какую коммерческую тайну должен соблюдать. Никто и ни при каких обстоятельствах не должен узнать о том, что в двадцать первом веке процветает теневое средневековье.

Теперь плата за молчание казалась ничтожным подаянием. Такого рода молчание стоило гораздо больше, впрочем, Виктор не собирался требовать прибавки. Он просто уволится, а потом забудет о существовании «Старого замка», как дети забывают о приснившихся кошмарах.

Виктор не будет тряпичной куклой, которую десятки ног швыряют из угла в угол. Степан Маркович сказал, что, заступив на смену, Виктор не имеет права уйти раньше пяти утра, да и куда он уйдёт, закованный в колодки, слабый и беспомощный. Зато в пять утра он обретёт свободу, и тогда получит расчёт, а потом напишет заявление об увольнении, и никто не сможет убедить его остаться.

Воспоминания снова возникли перед глазами. Снова Александр Дворник, тощий и бледный мальчик, робеющий перед Виктором. Какие только унижения не терпел «грёбаный уборщик», ведь, как назло, у Виктора фантазия была прекрасной. Виктор ни разу не повторил уже осуществлённого издевательства. Виктор ни разу не испытал жалости к «очкарику». Лошары должны получать по заслугам. Теперь лошарой стал сам Виктор.

Нет! Виктор не хотел проводить параллель между собой и зажравшимися мажорами, собравшимися в «Старом замке». Он был всего лишь ребёнком, несмышлёным подростком, которому никто не объяснил, что нельзя отрывать у мухи крылья, а потом сбрасывать её с балкона под колёса автомобилей. Мажоры, делающие выбор – взрослые люди, отдающие отчёт своим действиям. Виктор не был таким, потому что стоял по другую линию фронта.

– Итак, выбор сделан, – сказал Крис, и зрители зааплодировали.

Виктор знал, что сделанный выбор – самый ужасный, и никто не смог бы его в этом переубедить.

– Чтобы сохранить интригу, начнём с третьего места «Вилка еретика», – продолжил Крис.

С его губ сорвался отвратительный смешок. Из зала донеслись аплодисменты. Виктор шмыгнул носом и тихонечко заскулил.

17

Крис удалился. По залу пронёсся волнительный шёпот. Никогда раньше Виктор не чувствовал себя таким незащищённым. Все конечности затекли. Глаза стали влажными. Толпа зажиточных зевак совсем рядом. Их хищные зрачки пожирали узника, и Виктору казалось, что ещё чуть-чуть, и зрители сорвутся с мест и набросятся на него, словно голодные волки.

Крис вернулся под бурные аплодисменты. Виктор повернул шею настолько, насколько позволяло отверстие. В руке Криса болтался кожаный ремень с железной вилкой с двумя зубцами с обеих сторон. Крис бросил ремень на пол. Тот издал звякающий звук при падении.

Несколько мгновений – и Виктор освобождён от колодок, для того, чтобы познакомиться поближе с другим орудием пытки. Вилка еретика не выглядела опасной, но Виктор знал, что ничего хорошего лучше не ждать.

Виктор встал с колен, и в ноги впились тысячи иголок. Виктор закусил губу, чтобы не показывать страданий бесившимся с жиру зевакам.

– Выпрямись, – донеслось из зала, и до Виктора дошло, что он стоит, согнувшись, по-прежнему рассматривая каменный пол.

Расправить плечи было сложно. Деревянная спина не слушалась, и каждая попытка движения отдавала тупой болью. Ремень с четырёхзубой вилкой валялся у его босых ног. Ржавчина покрывала её тело, а уродливые концы были темными. «Кровь», – подумал Виктор, и тут же отмёл нежелательный вывод.

Крис поднял ремень с пола, и в воздухе повисла пауза. Виктор понемногу пришёл в себя. Теперь он мог рассмотреть восторженные лица зрителей. Их взгляды были прикованы к сцене, словно боялись пропустить что-то очень важное.

Мгновение – и ремень обвил шею Виктора, превратившись в плотный ошейник. Капли пота выступили на лбу. Ошейник будет стягиваться, пока не задушит узника, – решил Виктор. Он был раздавлен, унижен, но всё ещё любил жизнь.

– Пожалуйста, не убивайте меня, – тихо произнёс он.

Зеваки расхохотались. Взрослый мужчина умолял о пощаде, а зрители находили это забавным. Впрочем, глупо ожидать чего-то другого.

– Никто тебя не убьёт, – уверил Крис.

Виктору захотелось наброситься на палача. Одним ударом кулака уложить его на каменный пол, а затем быстрым движением загнать вилку с уродливыми зубами в задний проход мучителя, но Виктор сдержался. Крис был крупным мужчиной, и Виктор сомневался, что способен справиться с ним даже при хорошем самочувствии. Сейчас, когда Виктор измотан, как воздушный шарик, потрёпанный сильным ветром, рассчитывать на успех было большим заблуждением.

От ухмылки Криса веяло ужасом. Виктор знал этого человека меньше суток, но уже ненавидел. Даже лошары типа Дворника не вызывали такой ненависти.

Крис коснулся вилки, и она приобрела вертикальное положение. Острые зубы вонзились в подбородок и ямочку под шеей. Теперь голова Виктора приподнялась вверх. Он попытался пошевелиться, но вилка фиксировала шею не хуже округлого отверстия в колодках. Тяжёлый вздох вырвался из груди, но даже он причинил боль.

– Сука! – воскликнул Виктор, но с губ сорвался лишь тихий звук.

– Терпи! – ответил Крис.

– Сколько нужно терпеть? – спросил Виктор.

Его слабый писк смешил публику, и испытание делалось невыносимым. Виктору хотелось заглянуть в наглые рожи зрителей, но мог видеть лишь серый потолок.

– Час, – сказал Крис.

Целый час! Целый час Виктор не сможет пошевелиться, чтобы не вогнать зубы злосчастной вилки до самого основания в плоть. Хотя он не мог знать, насколько они вошли в тело. Целый час Виктор не сможет даже выразить возмущение, хотя его мнение никого из присутствующих не волновало.

– Теперь каждый может задать узнику любой вопрос, – объявил Олег Юрьевич.

Ещё одна гнида, заботящаяся только о деньгах. Виктору сложно говорить, и все знают об этом. Зачем же заставлять его издавать стоны вместо членораздельных ответов!

– Изверги, – прошипел Виктор, и до ушей снова донёсся мерзкий смех.

18

Первый вопрос задала пухлая женщина с искусственной грудью. Узкие поросячьи глаза пожирали Виктора. Она пришла в «Старый замок» с подругой такой же комплекции. В этот вечер толстыми тётками правило красное вино, и обеспеченные дамы явно решили оторваться по полной.

– Что ты чувствуешь? – глупее вопроса Виктор не мог представить.

Что может чувствовать человек, который обоссался на глазах незнакомых людей?! Что может чувствовать человек, который стоял на коленях перед богатыми свиньями, закованный в колодки?! Что может чувствовать человек, который боится пошевелиться, чтобы уродливые зубы вилки не причинили новую боль?! Страх?! Ненависть?! Отвращение?! Стыд?! Адскую боль?! Страдания?!

– Вик, отвечай, – скомандовал Крис.