Война с НИЧТО. Эта война начинается в детстве и продолжается всю жизнь

Из ленинградского военного НИКТО попал в душанбинскую бригаду войск противовоздушной обороны. А в Душанбе ОН узнал о том, что куда ЕГО, на какую «точку», отправят . «Точкой» оказался ОТДЕЛЬНЫЙ радиолокационный батальон в городе Керки, расположенный на берегу очень широкой реки Амударья. ПЕРВОЕ же утро в этом батальоне оказалось для НИКТО. «Батальон, подъём!!» – прокричал дневальный, но мало кто из тех, кто лежал на кроватях, даже пошевелился. Стало ясно, что там уже так отвоёвывали своё время. Дневальный продолжал выкрикивать команду «подъём» каждую минуту по -три раза. Кое-кто стал вставать и одеваться под настойчиво команду. И НИКТО решил, что лучше встать и одеться. Потом ОН сел на стул в ожидании того, что будет . ОН не собирался ОПЕРЕЖАТЬ событий. Он решил, что лучше будет следовать за теми, кто уже находился в этой части, а НЕ ОПЕРЕЖАТЬ их. «Батальон, выходи строиться!» – стал кричать дневальный. ОКРУГА ДАЛЬШЕ ПРАВИЛЬНЫМ ДВА ПОВТОРЯВШУЮСЯ ДАЛЬШЕ

Выходившие из казармы стали скапливаться перед узким дверным проходом, стоя один за одним в одной большой гусенице, которая выходили наружу. И все те четверо прибывших накануне вечером вышли в самом хвосте этой гусеницы, вышли самыми последними и встали в строй. Какой-то лейтенант, дежурный по части, из четырех незнакомых ему лиц вывел из строя троих и объявил, что они не встали по «подъёму». Черноволосого кавказца он решил оставить в покое. А троих он отправил в разные места на уборку в наказание за совершённое ими. НИКТО отправился убирать клуб, который, как оказалось, уже был убран и его не нужно было убирать. Но ОН напрасно понадеялся на то, что назначенное наказание как снимало уже обвинение за то, за что последовало это наказание. И совсем скоро ЕМУ стало ясно, что обвинения там могут изобретаться, что там ВПОЛНЕ могут не только наказывать за что-то , но и  это наказание постоянным. Тот лейтенант на очередном построении, на разводе, доложил, что трое не встали по «подъёму», и ни один из майоров и капитанов даже не засомневался в том, что те, кого они ВПЕРВЫЕ увидели, в наглости посмели превзойти остальных в ПЕРВОЕ же утро. Все вид, что всё шло . И никто из этих троих даже и не пытался что-то объяснять, как-то оправдываться, потому что им уже стало ясно, что им придётся говорить как на другом языке, и не будет услышано, что говорить нужно только на М языке. Им стало ясно, что их в ПЕРВОЕ же утро в этом батальоне принялись . ДВАЖДЫ ДЕЛАТЬ ДЕЛАЛИ ПРАВИЛЬНО НИЧЕГО ПРАВИЛЬНО ИЗНИЧТОЖАТЬ

В солдатской столовой находилось четыре десятиместных стола. Каждый «призыв» садился за свой стол. Полгода один «призыв» от другого и ставило как на одну ступеньку выше другой. Из четырёх ступенек НИКТО самая последняя, с которой словно оставалось один шаг прочь оттуда. «Дембеля» были ближе всех к тому, чтобы вернуться домой, и НИКТО садился с ними. Самыми несчастными выглядели «духи». Они и в самом были какими-то тихими, бесшумными, с бескровными лицами и с погасшими глазами. Так велик был в этих «духах» отлив жизни, что они казались блёклыми и потускневшими. Их в основном и «припахивали». «Дембелям», отслужившим года, и «дедам», отслужившим только полтора года, «не положено» было убирать посуду со столов, за которыми они ели. Убирать за ними должен был кто-то из «духов» или «черпаков». «Дембель» или «дед» только поворачивал голову в сторону стола, за которым сидели «духи», или, в крайнем случае, в сторону стола, за которым сидели «черпаки», отслужившие всего лишь год, выбирая кого-нибудь крайнего, подзывал и требовал: «А ну-ка…» Оказавшийся крайним сразу всё понимал и убирал всё, что было нужно. Получалось так, что и НИКТО должен был себя «припахивающим» или же самому начать убирать посуду со стола за других и, значит, ПОКАЗАТЬ себя каким-то . А ОН как и не собирался ни того, ни другого. Из-за всё тех же опасений что-то самому нарушить ОН не мог заставить себя подчиниться этим . ОТДЕЛЬНО ОТДЕЛЯЛО ТЯНУЛА СДЕЛАТЬ ДЕЛЕ ДВА ПОКАЗЫВАТЬ НИЧТОЖЕСТВОМ ДЕЛАТЬ ПРАВИЛАМ

Один ЕГО земляк из ЕГО же «призыва» решил исправить такое положение и после обеда стал НИКТО:«Слушай!…Вот, ты садишься за стол с „дембелями“…Они своё уже отслужили. Они почти „гражданские люди“. Тебе служить! И ты должен „припахивать“, а не они. Ты ни разу не заставил убрать посуду. Всегда кто-то из них это ДЕЛАЕТ. А им скоро домой уезжать. Им сейчас нельзя „залетать“. „Припахивай“! Или ты сам хочешь убирать посуду? Если не собираешься убирать сам, то, значит, должен заставлять это других. То, как ты поступаешь, нехорошо. Ты нехорошо . „Припахивай“!!» ДЕЛ УЧИТЬ ДЕЛАТЬ ДЕЛАЕШЬ

Всё сказанное земляком выглядело . НИКТО так и не смог себя пересилить и отдать себя в подчинение этим . Но принимавших все эти , следовавших , было ВПОЛНЕ достаточно для того, чтобы и без НИКТО продолжали действовать. Случалось и так, что «припахивать» было некого, и, уходя из столовой, «дембеля» оставляли посуду неубранной. Тогда только наряду по столовой приходилось её убирать. Несколько раз старшина замечал неубранную посуду, и в наказание за это НИКТО вместе с «дембелями» приходилось заниматься строевой подготовкой на плацу. Старшина, чтобы бороться с «дедовщиной», часто оставался в столовой до самого окончания «приёма пищи». Когда «духи» и «черпаки» в присутствии самого старшины убрали свои столы и вышли строиться, «припахивать» было уже некого. «Деды», «дембеля» и НИКТО продолжали сидеть за своими столами и не могли из столовой до тех пор, пока посуда не будет убрана. Старшина всё настойчивее начинал требовать, чтобы посуда была убрана. Такое сидение за  столами уже явно начинало и не могло обещать хорошего. ПРАВИЛЬНЫМ ПРАВИЛАМ ПРАВИЛА ИМ ОНИ ДВУМЯ ЗАТЯГИВАТЬСЯ НИЧЕГО

«Как же они выйдут из такого положения?» – думал НИКТО.

«Я уберу только свою посуду!» – решительно заявил один «дембель», вставая из-за стола, забирая с собой только свою миску, свою ложку, свою кружку, чтобы отнести всё это к окошку в посудомойку. Все остальные последовали его примеру. Каждый убрал за собой только свою посуду. Когда «дембеля» уехали, НИКТО пересел к «дедам», к тем, кто ближе остальных находился к тому времени, когда и ЕМУ можно будет убраться оттуда.

Из-за своих способностей к рисованию НИКТО оказался в распоряжении замполита батальона. И когда этот «товарищ капитан» спрашивал«?», НИКТО приходилось каждый раз отвечать «нет». Когда тот спрашивал:«Почему?», то получал один и тот же ответ:«Я в наряде был». Эти вопросы и всё те же ответы на них продолжали даже тогда, когда «товарищ капитан» стал освобождать НИКТО от наряда. В наряд НИКТО заступал в шесть часов вечера, а капитан узнавал об этом на следующее утро и «освобождал» ЕГО от наряда где-то в обед, где-то около часов дня. А в шесть часов вечера НИКТО опять оказывался в наряде. ОН не вылезал из нарядов. Наряд по роте только назывался «суточным», потому что, на самом , было как каким-то оставлять тех, кто в нём оказался, на  сутки. Когда НИКТО оказался в армии, то ОН с самого начала почувствовал себя таким угнетённым, словно всё это время толщиной в  года как придавила ЕГО. Когда же ОН попадал в «суточный» наряд по роте, то этот гнёт сразу как . В наряде ОН чувствовал оказавшимся в меньшей клетке, которая находилась внутри большей. ОН чувствовал себя как с  запертой душой и чувствовал себя большей для придирчивых глаз. Несмотря на то, что весь наряд по роте каждый раз оставляли на  сутки, НИКТО, когда в очередной раз попадал в наряд, продолжал надеяться на то, что на этот раз, может быть, всё обойдётся одними сутками. Когда до окончания наряда оставалось три-четыре часа, эта надежда ещё жила. Но каждый раз к этому времени старшина начинал с какой-то настойчивостью убивать её. Сразу убить её у него не получалось. Убийство каждый раз начинало мучительно . Просто невыносимо было смотреть на то, как старшина, задавшись всё той же целью – оставить наряд на  сутки, начинал опять ходить там, где уже проходил так, как будто что-то потерял и никак не мог найти. Было заметно то, что как тяжело становилось ему в его поисках и то, что он испытывал какое-то , когда, наконец-то, находил какую-нибудь подходящую соринку, брошенную, может быть, кем-то минуту назад. С  улыбкой он подзывал к себе и  на неё. Его лицо светилось от такой радости, что ему всё же удалось найти подходящее пятно для всего наряда. Когда он снова начинал убивать эту надежду, когда ему нужно было оставить наряд на третьи сутки, это становилось невыносимо. Для тех же, кто оказывался в наряде по столовой, для этого старшины было уже совершенно излишним искать какое-нибудь пятно. В наряде по столовой можно было остаться и на четверо суток, и на ЦЕЛУЮ неделю, и на недели. НИКТО был родом из Армении, и поддержка ЕГО земляков помогала ЕМУ держаться. ОН просто удивлялся тому, как всё приходилось выдерживать «духам», у которых земляки были похожи на тех, кто больше думал о сохранности собственной шкуры. На них было просто больно смотреть. Бледные, какие-то сгорбленные, они гнулись как надломленные, постоянно одни и те же с утра до вечера где-то что-то мыли, чистили, подметали и за себя, и за «дедов». И каждый из них не мог не нести в себе всё росший и росший страшный груз озлобленности. И что им помогало держаться? Надежда дождаться следующий призыв, на который можно будет всё разом сбросить с такой силой накопившейся злобы, что мало кто сумеет против неё устоять. : : СДЕЛАЛ ПОВТОРЯТЬСЯ ДВУХ ДЕЛЕ ПРАВИЛОМ ВТОРЫЕ ДВА УДВАИВАЛСЯ ДВАЖДЫ МИШЕНЬЮ ВТОРЫЕ НЕПОНЯТНОЙ ЗАТЯГИВАТЬСЯ ВТОРЫЕ ОБЛЕГЧЕНИЕ РАСТЯНУТОЙ ПОКАЗЫВАЛ ДВЕ

«Деды», на которых старались сваливать все обвинения в «дедовщине», не трогали НИКТО и поэтому оставалось не заслонённым от НЕГО то, что от кого она, на самом , исходила. «Деды» просто себе жизнь, просто то, что прапорщики, старшина, лейтенанты, капитаны и так далее, и  себя такими же. ДЕЛЕ НАУЧИЛИСЬ ОБЛЕГЧАТЬ ПОВТОРЯЯ ДЕЛАЛИ ПОКАЗЫВАЛИ

Казармы находилась «внизу», а чтобы оказаться «наверху», нужно было подниматься на крепость, на которой располагалась позиция с радиолокационными станциями. На крепости несли постоянное боевое дежурство. И вот после того, как жизнь НИКТО «внизу» была превращена как в сплошное наказание, командир роты «» позвал ЕГО к себе и  ЕМУ предложение на дизелиста и подниматься «наверх» на «смену». «А что ему мешало это предложение раньше? Зачем он больше месяца с этим предложением? Он ждал всё это время, чтобы ему было получить от меня согласие? Для этого так стараются изводить в нарядах? И в нём всё это время жила какая-то надежда?…» НИКТО относился к роте «Узел» и должен был иметь отношение к ремонтным мастерским после проведённых шести месяцев в  части. ОН решил, что раз больше месяца и «Узел», и «» обходились без НЕГО, то могут и  без НЕГО обходиться. Опять начинать на кого-то ОН уже не собирался. ОН с земляком с тем, что какое предложение ЕМУ было . И земляк, ходивший на «смену», сказал ЕМУ: «Поднимайся „наверх“. Там тебе будет. И в наряды будешь ходить, может, раз в месяц. Дизелист – это одна из лучших работ. И времени свободного ПОЛНО будет. И на арык купаться каждый день можно ходить. И в самоволку можно сходить. А „внизу“ куда ты сможешь пойти? Там постоянно одно контрольное построение за другим. Там и штаб. Там и вся эта начальства. Начальство „наверх“ только утром на развод поднимается. Потом там остаётся только один оперативный-дежурный. Бывает ещё кто-то там остаётся, но это тогда, когда что-то приходится ремонтировать. На крепости спокойнее. Главное ты там эту сволочь, старшину, не будешь видеть… Будешь работать дизелистом – капитан для тебя и отпуск домой и в увольнения по выходным будешь ходить. Вот один уже раза дома побывал. А что твой замполит до сих пор ? Увольнение объявил? А ты вместо увольнения в наряде гнил? И потом ты же в увольнение так и не сходил? И этот капитан об этом как будто забыл. „Наверху“ . Поднимайся „наверх“.» Что-то внутри у НИКТО как-то не принимало того, что наговорил ЕМУ земляк, что ВПОЛНЕ выглядело разумным. СВЯЗЬ СДЕЛАЛ УЧИТЬСЯ СДЕЛАТЬ ТЯНУЛ ЛЕГЧЕ УЧЕБНОЙ СВЯЗЬ ДАЛЬШЕ УЧИТЬСЯ ПОДЕЛИЛСЯ СДЕЛАНО ЛЕГЧЕ КУЧА СДЕЛАЕТ ДВА СДЕЛАЛ ЛЕГЧЕ : :

«А что такое отпуск?…Зачем он мне нужен, если после него опять придётся возвращаться сюда. Сама мысль о возвращении сюда настолько невыносима, что никакой отпуск не нужен. И что-то не заметно, что эти отпуска стараются давать. Они выглядят чем-то таким, чего, скорее всего, не стоит даже дожидаться. Больше разговоров про эти отпуска. Если тебя как стараются чуть ли не израсходовать, надо же что-то обещать за это. Отсюда лучше убраться и больше сюда не возвращаться. Мне не хватало ещё и самому стараться заработать этот отпуск. Я и так как одной ногой в дерьме оказался. Мне не хватало ещё и самому ногой встать в него, чтобы только больше в нём увязнуть.» ВТОРОЙ

Через пару дней из Душанбе пришло распоряжение отправить НИКТО в ташкентскую бригаду, на одну из подчинённых ей группу дивизионов. В той образцово- части, где ОН оказался, всё выглядело намного лучше, чем то, что осталось в военной части, расположенной в Керках. НИКТО прибыл в эту часть в числе самых ПЕРВЫХ из тех, кого собирались использовать на каких-то строительных работах. Их было человек четырнадцать. ПЕРВЫЕ недели они были свободны от нарядов. Ни к уборкам и ни к каким-нибудь работам их не привлекали. После испытанного напряжения от пребывания в состоянии какого-то постоянного наказания такое ощущение свободы только продолжало удерживать в напряжении. Когда затем чуть ли уже не каждый день стали прибывать такими же группами или чуть большими такие же застёгнутые в солдатскую форму, всех прибывших в  строительную роту, в которой пошло вплоть до ОТДЕЛЕНИЙ. С началом работ и в этой роте стали кого-то на уборку территории казармы и в суточные наряды. И это пошло ещё . И когда подобные тем, кто в  части нацеливался на НЕГО, стараясь ЕГО , и тем, за кого ОН ещё в школе подставлял себя под удары, стали превращаться в жалкие , то никакого сочувствия они у НЕГО уже не вызывали. НИКТО уже старался держаться от таких. Некоторые из таких даже стали опасаться ложиться спать в казарме, уходили на всю ночь в самоволку. После этого участились построения. А когда уставшим от работы вместо заслуженного отдыха приходилось стоять в строю неизвестно сколько времени, то это не могло их не злить. Раз сразу после ужина взяли и ушли в город в самоволку. На вечерней поверке их отсутствие было замечено, и подполковник, который был ответственным в тот день, всю строительную роту взял и оставил стоя дожидаться возвращения тех . Освещённая зыбким электрическим светом рота молча стояла на плацу рядом с  штабом, переминаясь с ноги на ногу. После часов ночи она оживилась от слабого ропота недовольства, который прошёл по ней. НИКТО же отвлекал себя разглядыванием того, как большие чёрные сверчки ползали по земле на границе света и темноты. ПОКАЗАТЕЛЬНОЙ ДВЕ ВЫДЕЛИЛИ ОТДЕЛЬНУЮ РАЗДЕЛЕНИЕ ВЫДЕЛЯТЬ ВОКРУГ РАЗДЕЛЕНИЕ ДАЛЬШЕ УЧЕБНОЙ СДЕЛАТЬ МИШЕНЬЮ МИШЕНИ ДАЛЬШЕ ДВОЕ ДВОИХ ДВУХЭТАЖНЫМ ДВУХ

– Сколько можно так стоять?! – вырвалось из строя.

– Сколько нужно столько и будете стоять, – отозвался подполковник, который тоже, видимо, устал от уже слишком мёртвой тишины. ЗАТЯНУВШЕЙСЯ

– Как это «сколько нужно»?!! Мы ЦЕЛЫЙ день работали!!! Мы имеем право на отдых?! Нам же завтра опять на работу! – кто-то ещё оживился в строю.

– Уже сегодня, – ещё один заговорил в строю, чтобы  уточнение. СДЕЛАТЬ

– Будете стоять до тех пор, пока не придут ваши товарищи, – заявил подполковник.

– Какие они нам «товарищи»?! – заявил в ответ голос из строя.

– Они ушли – с ними и разбирайтесь! Их и наказывайте! А мы тут причём?! Разве от того, что мы здесь стоим, эти быстрее вернуться?! – ещё кто-то заявил о своём недовольстве происходившим. ДВОЕ

– Нам, что, так до утра стоять?! – ещё кто-то не выдержал.

– Да. Если нужно, то вы будете стоять до самого утра.

– И почему это мы должны стоять?! Кто нарушает – с теми и разбирайтесь!

– Вы один коллектив! – заявил подполковник вплоть до  и не имевшим даже права подавать коллективные письменные заявления, словно никому из них, ни ему самому не было известно о принципе « и властвуй». РАЗДЕЛЁННЫМ ОТДЕЛЕНИЙ НИЧЕГО РАЗДЕЛЯЙ

– Какой ещё «коллектив»?! Где вы его видели?!

– Вы должны как-то подействовать на них, чтобы они так больше не поступали, – сказал подполковник.

– Выходит вы сами провоцируете нас на ваши «неуставные взаимоотношения»! – ответил ему кто-то из строя. :

– Ищите другие методы, – в свою очередь ответил подполковник.

– Какие у нас могут быть «методы»?! – воскликнул кто-то из строя.

– Вам нужно – вы и ищите!! А мы весь день работали и устали, и хотим отдохнуть, а не «методы» искать! – кто-то другой заявил о себе.

– Воспитывайте!! – заявил в ответ подполковник, как будто всем могло стать ясно и понятно то, что же именно имел он в ввиду. Скорее всего, у него самого не было ясного представления о том, что он сказал.

– Как?! Кулаками, что ли?! Вот они вернуться, и мы их «воспитаем»! Спать-то теперь можно идти?! Мы уже больше четырёх часов стоим на ногах!

– Если вы их не можете воспитать, то как мы сможем это ? Они, скорее всего, только утром вернуться. А мы, что, совсем из-за этого не будем спать?! СДЕЛАТЬ

– Зачем же обязательно бить? так, чтобы такого больше , – продолжал подполковник. СДЕЛАЙТЕ НЕ ПОВТОРЯЛОСЬ УЧИТЬ

– Мы обещаем с утра заняться их «воспитанием»!! Спать-то теперь можем идти или нет?!

– Да ладно тебе! Перестань… С ним же бесполезно о чём-то говорить. Не ясно, что ли? – сказал один другому в строю.

Опять повисло молчание. Все уже устали и от бесплодности своих слов. Когда осталось где-то полтора часа до «подъёма», подполковник отправил строй в казарму, так и не дождавшись тех . А те опоздали даже к «подъёму» и потом узнали о том, что кто на них больше всех разозлился. ДВОИХ ДВОЕ

Перед началом строительных работ, за быстрое их ВЫПОЛНЕНИЕ, были обещаны отпуска домой тем, кому ещё нужно было отслужить год или полгода, и увольнения, чуть ли не на день после приказа, тем, для кого срочная служба в армии осенью этого года должна была закончиться. Для НИКТО эти обещания выглядели чем-то из области многообразия звона, и ОН не собирался стараться себя чем-то утруждать. В этой военной части, расположенной в Янгиюле, ЕМУ не раз приходилось слышать заявления о том, что их строительная рота была набрана из тех, кто оказался как не очень-то и нужным в тех частях, из которых их отправили в это место. А в Керках ЕМУ не раз приходилось слышать заявления о том, что людей не хватает, и поэтому одним и тем же сутками приходилось оставаться в нарядах. Эти заявления друг с другом никак не согласовывались. Это же о чём-то говорило. Само по себе происходившее каждый день тоже не могло о чём-то говорить. И опыт пережитого вместе с происходившим каждый день говорил о том, что когда всё будет и работавшие после этого перестанут быть нужными, ожидать следует чего-то обратного тем обещаниям, которые сыпались. И ощущение подступавшей , говорило об этом, когда работы стали подходить к завершению, когда командировка на четыре месяца в эту часть в Янгиюле уже заканчивалась, когда большую часть строительной роты после работы стали отвозить в Ташкент. НИКТО оказался в числе тех, кого пока оставляли ночевать в этой части. В ПЕРВЫЙ же вечер, когда большую часть строительной роты отвезли в Ташкент, замполит дивизиона позвал ЕГО на  этаж и  на кровать, на которой НИКТО мог переночевать. Утром НИКТО узнал, что оставшиеся на ПЕРВОМ этаже спали без одеял, простыней и наволочек. Им ставшим как уже ненужным, оставили только голые подушки и матрасы. На  вечер замполиту, которому до остальных не было никакого ДЕЛА, пришлось как напомнить НИКТО о том, что ЕМУ уже нечего на ПЕРВОМ этаже, что ЕМУ нужно подниматься на  этаж. По всей видимости, замполит собирался оставить ЕГО у себя, во  дивизионе, потому что НИКТО оставался ему нужен. НО НИКТО отказался подниматься на  этаж, решив остаться вместе со ставшими какими-то ненужными. Опыта прошлой ночи на ПЕРВОМ этаже у НЕГО не было, и поэтому ОН остался на одном матрасе с  подушками. А те, у кого был уже опыт ПЕРВОЙ ночи с одними голыми подушками и матрасами, постарались обзавестись и  матрасом из оставшихся лишними, чтобы им было чем накрываться. Как только НИКТО засыпал, какой-то неотступный и пронизывавший холод начинал прогонять сон. У НЕГО никак не получалось заснуть из-за того, что холод пробирался сверху в ничем не накрытое тело. НИКТО пробовал лежать то на спине, то на животе, но заснуть всё равно не получалось. Когда ОН стал одной подушкой накрывать ноги, а другой спину, ЕМУ удавалось засыпать и оставаться во сне уже дольше. Но ЕМУ, всё равно, приходилось просыпался, когда спина начинала мёрзнуть. А спина начинала мёрзнуть из-за того, что подушка раз за разом не держалась на ней и сваливалась со неё. ОНА и на животе как-то недолго держалась, когда НИКТО пробовал заснуть лёжа на спине. ОН просто замучился переворачиваться с живота на спину и обратно. В конце концов, НИКТО решил встать с кровати, чтобы снять с себя верхнюю часть одежды, разложить её на матрасе так, чтобы можно было лечь на неё спиной и просунуть руки в рукава, и перед этим положить на неё подушку. ОН лёг спиной на подушку и постарался продеть руки в рукава, затем застегнулся на те пуговицы, на которые у НЕГО получилось это . НИКТО заснул, только закрепив таким образом на спине подушку. Утром ОН почувствовал, что не выспался. Наступившим вечером уже и ЕГО, и тех, кто ещё оставался, отвезли вместе с другими в Ташкент. Утром привезли обратно то, что ещё оставалось . Ещё пару недель их привозили и увозили. А потом, когда их возвращение было уже ни к чему, НИКТО в числе тех, с кем был отправлен из Душанбе, поехал уже в обратную сторону. А в Душанбе перед шеренгами прибывших из Ташкента какие-то майоры с каким-то удивлением стали выкатывать свои глаза и лица, когда им сказали, что многим из них были объявлены отпуска за те четыре месяца работы, за то, что заливали бетон, укладывали асфальт, выкладывали кирпичи. Как что-то было для этих майоров и что-то совершенно неожиданное в том, чтобы кого-то из прибывших куда-то отпускать. А ведь, и в самом , не за отпусками же их, застёгнутых в солдатскую форму, отправляли в ташкентскую бригаду! Застёгнутым было заявлено, что раз они не занимались в течение этих четырёх месяцев ни боевой, ни политической, ни физической подготовками, то всем им придётся пойти в наряд по столовой. НИКТО вместе с одним «отпускником» оказались в посудомойке, в самом трудном месте. После наряда всем было объявлено, что они оставлены на сутки. Вообще-то, после наряда им нужно было дать возможность отдохнуть. ВТОРОЙ