Ловцы человеков

И правда, подумал он, смешно злиться на мир – ему все равно нет никакой разницы от твоей злости. Можно было столько всего увидеть, но ты предпочел какое-то одно странное отражение в кривом зеркале…

Он разглядывал солнечные блики на почерневшей воде озера, россыпь прибитых ветром к берегу красно-желтых листьев и улыбался собственной наивности, с которой он считал себя проницательным читателем человеческих душ. Он лежал спиной на ворохах этих листьев и разглядывал бегущие облака над машущими им вслед ветвями, с которыми слезами скатывались листья. И думал о том, какое же оно странное – это отчаяние природы перед скорой зимней смертью: она словно застыла в самолюбовании и накоплении внутреннего покоя. Все происходящее словно очаровалось в безмолвии. Зачем шуметь, если все равно скоро помирать? Травы могли бы еще несколько недель рваться ввысь, листья успели бы упасть и под тяжестью снега. Но что толку в мудрости, продляющей жизнь, но лишающей ее смысла, как сказал тот, с кем привелось недавно поговорить? И вот он наступил – тот момент, когда на пороге умирания настала пора понять мудрость своего существования и насладиться, нет, не жизнью, а ее обреченностью.

… Спустя два месяца после этого он вышел на улицу из дверей больницы, зажмурился от белизны первого снега. Воздух был свеж, как поток тех мыслей, которые посещали его в течение последних недель. Смерть, если верить докторам, пока отступила, может, на полгода, может, больше. Он улыбнулся – жизнь продолжается, и пусть на этот раз ее можно будет назвать жизнью.

***

Людской ручеек, льющийся Светлую гору, понемногу превращался в маленькую речку. Речку, наверное, главной из струй которой стал поток из просто желающих чуда.

– Геометрический рост прихожан отмечен после начертания места жития нашего на сайте, – констатировал Антон. – Вот духовенство, наверное, завидует: им бы так… Хотя для моих записей достаточно тройки посетителей в день. Пока выберешь, чего записать, пока изобразишь в нужном виде… Меньше слов ― глубже мысли, однако!

– Хорошо, зимуем здесь, по морозу придут лишь самые отчаянные. Это и для Светлого будет полезнее, чем фильтровать кучу всякого любопытствующего расходного материла. А к весне уже придумаем что-нибудь вроде массовых проповедей для тех, кто заинтересуется нами через Интернет. Можно будет через сайт и давать объявления о выходе в люди нового Мессии с указанием места проповеди, и билеты продавать, – Владимир рассудил, что такая работа без него-то как раз и не обойдется, и он как администратор, привыкший к странствиям, будет уж точно необходим. – Кстати, зачем нам одно место для этих проповедей? Мы можем объездить всю страну! Да и не только страну…

– Это если наш сайт станет сильно популярен. Ставка на обычную рекламу нас сейчас только унизит, как корову седло. Так что не гонимся за ней, взлягивая копытами. Просто я тихо и скромно делаю свое дело – собираю в свое ведерко сливки со всего, что вижу и слышу, – подчеркнул Антон и свою нужность и законность претензий на часть доходов.

Сайт посещало в день уже по несколько сотен пользователей, к весне он мечтал сделать сайт чем-то наподобие молитвенного собрания уже для десятков и сотен тысяч человек. Какая перспектива! – перед сном человек 21-го века открывает его сайт и как перед иконой читает молитву, с просветлевающей душой размышляет о деяниях нового воплощения божественности в Новейшем Завете… И в сущности, ничего тут удивительного для современного информационного мира!

– Кстати, кроме сайта, ты говорил о книжном издании. Как наш будущий бестселлер? Даже не ради капитала – он, скорее, будет зримым итогом былой деятельности, который можно взять с полки в старости. Только имена там не упоминай от греха подальше, сам понимаешь…

– Друг мой, – картинно развел руками Антон, словно взывая к совести, – скажу тебе по этому поводу: я тут самый работящий!

Владимир улыбнулся обычной шутке товарища.

– И улыбаться нечего! Весь в трудах, аки Нестор-летописец приснопамятный, а преподобным никто и не называет! – как всегда, то ли серьезно, то ли нет, Антон начал патетически перечислять свои заслуги: – Книга почти готова. Только пока в голове. За зиму я ее скомпоную из имеющегося материала. А из писуемого мною Новейшего Завета я уже начал собирать цитатки для Насветлонагорной прововеди. Но сначала из того, что выставлено на сайте, надо оформить единое учение с постулатами. А в них главное – не повторять то, что уже сказано!

Антон раскрыл ноутбук, открыл на экране текст. Посерьезнел, со смущением передал ноутбук Владимиру. Тот улыбнулся, читая первые страницы.

…И пришли к Светлому те, кто сказали ему: ты наш Бог, не надо нам других богов, и счастливы будем мы, если испытаешь ты любовь нашу.

Что ж, ответил им Светлый: сможете ли вы принесите в жертву чью-либо жизнь, чтобы доказать это?

И возроптали все пришедшие, но нашелся человек, что сказал о готовности убить любого с упованием на священность воли обретенного Бога.

И снизошел к этому человеку Светлый своим словом: остановись, человек, ты просил испытать любовь свою к Богу, но то, что есть в тебе – это любовь к Идолу, который умеет только жаждать жертв. Человек отрекается от Бога, увидев в нем Идола.

– Ага, и побежал этот товарищ всем рассказывать, что новый боженька его самым любимым сынком назвал! – рассмеялся Владимир. – Нет, это человечество уже проходило…

***

Владимир старался заглушить любой деятельностью чувство того, что его находка – Мессия Светлый – живет и двигается куда-то практически сам по себе. Для организаторского таланта Владимира не остается размаха деятельности, талант этот закисает. Скорее бы весна! Опубликовать книгу о новом Мессии, двинуться в гастрольный тур по стране, создать отделения последователей – адептов веры в нового пророка. Вот где можно развернуться в деятельности!. И вот тогда-то и начнется еще одна новая эра – эра Интернет–пророка, слова которого ловят сотни тысяч человеков!

И каждое пойманное слово его, ловца человеков, отливается во все возрастающую цифру на банковском счете…

А что пока? Пока Антон был постоянно занят рядом с Игорем, Владимир делал одну за другой попытки организовать встречи Игоря с теми, кто вдруг, задетый каким-то словом или еще чем-то, может кинуть на банковский счет совершенно головокружительную сумму.

В какой-то момент Владимир понял, что не стоит изобретать что-то новое или использовать какую-то из старых схем подбора новых прихожан. Надо, действительно, плыть по течению, держась за полы белых одежд. Пусть те, кто побывал здесь, сами выберут из своего круга нужного человека! Владимир неторопливо, глядя в глаза, говорил это тому, кто, собирая свои мысли и чувства в новое сплетение, уходил от Игоря:

– Вот наша визитка. Если считаете нужным – на ней есть номер банковского счета. А если среди ваших знакомых есть тот, кому стоит прикоснуться к свету – пусть он придет сюда.

Так же говорил и Антон, который был всегда рядом с Игорем. Странно, но при всей ненавязчивости такого предложения человеку, не называвшему даже своего имени, уже уходящему и вроде бы совершенно свободному от всяких обязательств, – оно действовало. На счет поступали суммы, порой совершенно ошарашивающие своей величиной Антона, привыкшего к провинциальной неразмашистости в средствах. Приходили новые люди.

Порой Антон ловил себя на мысли, что это чем-то напоминает известную анекдотическую ситуацию, когда разочаровавшийся в разрекламированной услуге человек расхваливает ее другому, чтобы не чувствовать себя единственным обманутым. Нет, подумав, решил он – это слишком просто. Хотя, наверное, сходство в ситуациях есть – люди, почувствовавшие в себе боль, словно от срываемой резким движением приклеенной к лицу маски, сами старались найти среди знакомых и заинтересовать визитом на Светлую гору как раз подходящего для этого визита человека.

И двигала ими с этом выборе то ли обида от испытанного смятения и боли – «а теперь посмотрим, чего ты почувствуешь»! То ли интерес увидеть поломанным уже совершенно затвердевшее мировосприятие индивида – «ты думал, тебя ничего уже из колеи не вышибет»! То ли какая-то усталость от предсказуемости и однотипности лиц вокруг себя – «какие вы все сытые, поднимите-ка морды от корыта!». И лишь изредка случалось так, что человека подталкивали съездить к небольшому домику рядом с храмом с полузаброшенном месте, когда почти подсознательно чувствовали чуть зашевелившееся в нем отчаяние от чего-то незаметно ускользающего…

Впрочем, подбирали новых прихожан те, кто побывал на Светлой горе, и другим способом, который впервые применил Семен, захвативший Игоря с собой на сказочную поляну на берегу северной реки. Каждые выходные его куда-то приглашали – то на праздничные сборища, то в поездки, в которых участвовали всего несколько человек. На первые приглашения всегда давался отказ. «Он не фокусник, чтобы давать представление толпе», – объяснял по этому поводу Владимир.

Но в поездки малой компанией Игорь отправлялся с таким же нетерпением от желания впитать в себя что-то новое, каким было и нетерпение увидеть нечто неординарное у того, кто его приглашал. Почти незаметно введя Игоря в круг своих знакомых, тот с азартом крупно рискующего игрока ждал, когда необычный дар скромного мессии словно невзначай пробьет чью-то внешнюю оболочку. И тогда словно на воинственном дикаре разбили грозную утыканную перьями и зубами маску, а под ней – обычное усталое лицо. И можно тихо подойти к человеку и успокоить его: не бойся, быть может, все только начинается?

Поэтому по выходным Игорь обычно отправлялся в путь. И на сайте «Путь Света» делалось объявление о его отсутствии несколько дней.

Ну вот, кажется, мы и определились с системой работы, – подвел на этом итог Владимир. – Зиму копим силы, делаем заначки, маним сайтом, составляем учение-свет, а с весны начинаем этот выход в народ. Если все пойдет нормально, странствуем так, пока не встанем на колени, чтобы испить воды прямо из Байкала…

***

Итак, почти каждые выходные за Игорем еще в предутренней темноте приезжала машина, молчаливый водитель которой отвозил его к какому-нибудь частному аэродрому или другой отъезжающей машине. Обычно это были три-четыре человека, порой Игорь ранее встречался лишь с одним из них, часто он и не знал толком, куда они направляются. Молчаливо жали друг другу руки – представители приглашающей стороны отвыкли сами называть себя, молча садились в самолет, вертолет или машину.

Иногда Игорь отказывался от таких приглашений.

– Я свожу вас на Афон, – сказал ему один мужчина с ироничным усталым взглядом, когда они сидели около источника уже после часовой беседы. – Я был там месяц назад. Один. Обошел почти все местные монастыри на этой греческой горе-полуострове. Знаете, даже молился впервые там. По-настоящему, хотя и втихушку. Место такое, что поделаешь… Думал там – выйду отсюда совсем другим, и молитва моя исполнится. А вышел с этой святой горы – и никакого налета той святости на мне не осталось, словно и не было никаких впечатлений. Наверное, поэтому и молитва моя не впрок пошла.

Там есть пещеры, к которым можно подойти только по скалам, за прикованные к камням цепи держась. В пещерах тех – несколько старцев, давно ушедших от мира. Сидит этот старец один в крохотной пещерке, смотрит через маленький вход в нее на рассвет над морем или на закат, раз в день ему еду приносят, просовывают, ни слова не говоря. Молится он и не выйдет оттуда до самой смерти. И ведь годы идут, а он жив чем-то, и никакого отчаянья не испытывает! Значит, какое-то знание, какая-то сила идет через него, одинокого? Значит, что-то же он постигает в полном заточении? Без книг и разговоров даже, а чему-то учится?

Игорю стало смешно:

–Уж лучше встретиться с тем, кто полон отчаяния. Я не хочу встречаться с мертвецом, его мудрость тоже, наверное, умерла.

Собеседник качнул головой, помолчал, а потом словно спохватился:

– А хотите с другим старцем поговорить? Мы его, когда он мимо нашего охотничьего домика к реке идет, матерым человечищем называем. Как Ленин графа Толстого величал.

– Хочу.

– Тогда я пришлю машину за вами рано утром в субботу. Позову еще пару человек, про вас пока ничего не скажу им.

Собеседник поднялся, собираясь уйти отсюда и подбирая слова для прощания.

– Значит, вы хотели найти место, из которого бы смогли выйти хоть немного другим человеком? Не ищите его, а выбирайте сами. Пусть это будет здесь, – говоря это, Игорь заткнул деревянной пробкой колоду. Вода с тихим плеском стала наполнять сколоченную из толстых досок емкость для купания.

– Скидывайте одежду, окунайтесь в воду. Вот висит полотенце. А когда оденетесь, помолитесь о том, чтобы открыться чему-то новому.

– Я, наверное, уже стар становиться другим, – то ли спросил, то ли попробовал пошутить мужчина.

– Мир старее, чем мы, но не устает каждый день обновляться. И чаще всего это мы чувствуем себя по сравнению с ним стариками.

Два старика, завершая земной путь, по-разному проживали последние дни свои.

Чего ты еще ищешь какие-то ответы в своей книге жизни, прочитав ее полностью? Ты уже почерпнул всю возможную мудрость! – спросил одного другой.

– Мне она всегда давала только новые вопросы. – ответил тот. – Узнав что-то, я понимал, что мои знания – ничтожная доля от возможных, как горсть листьев – ничтожная часть всей листвы леса. Поэтому я всегда с радостью жду нового дня – он даст мне новую пищу для разума, чтобы я смог увидеть в странном – необходимое, в жестоком – справедливое, в удивительном – простое… Замкнувшиеся же в готовых суждениях становятся стариками смолоду. А мудрый человек должен жить в ладу с этим миром и, свободно странствуя в нем разумом, не обижаться на его жестокость. И как мир вокруг каждый день начинает новую жизнь, так и мудрый человек каждый день может начать новую жизнь.

***

Вечером в ближайшую субботу Игорь сидел в одной лодке с тем человечищем, с которым его тогда обещали познакомить.

Дорога, как обычно, заняла несколько часов – перелет куда-то в северную сторону и вот вертолет, поскользив над извивающейся черной лентой реки, сел на луговине между мрачным лесом и деревней. Вертолет уже поднялся и улетел, а на этой луговине все неслись волны по высохшим травам – на заливных лугах вдоль северных рек трава даже поздней осенью не рассыпается на земле от долгой летней жизни, как на юге. Травы стоят в своем полном росте, высохнув в самый момент своего величия, и всю осень, пока их не сломит снег, качаются тоскливыми волнами, словно вышедшая воевать рать из высоких, еле стоящих на ногах стариков.

Деревня стояла вдоль реки, в паре сотен метров от ее излучины. Домишки не были выстроены в стройный ряд, а по манеру, который встречается в северных лесных поселках, были повернуты окнами к югу, но раскиданы даже не в шахматном, а каком-то совсем непонятном порядке. Словно давние их строители руководствовались в выборе места стремлением не мозолить глаза соседям, да и лишний раз самим не разглядывать близко тех, кто идет по своим делам с одного края деревни на другой. Да и окна почти все были закрыты ветками рябин и черемух.

Когда тот, кто пригласил Игоря, подвел его к одному из почернелых домиков, густо оплетенному спереди зарослью шиповника и черемухи, и постучал в двери на сколоченном из распиленных вдоль бревнышек крыльце, навстречу вышел невысокий кряжистый седобородый старик.

– Никита Севастьянович, будь здоров, возьми вот товарища с собой на реку. Мы пока на охоту в лес уедем до темноты, а он пусть с тобой побудет, потом в наш теремок придет.

Старик кивнул:

– Будем здоровы…

…– Сиди, из лодки не выскакивай, – произнес старик, когда Игорь сделал какое-то неловкое движение, и лодка качнулась. По черной окаменевшей на безветрии воде омута плавно потекла в стороны круговая волна. Старик поддернул своей удочкой, выбрал леску, снял с блесны трепещущего окуня, бросил его в мешок, а блесну обратно в воду. Огладил рукой бороду, перевел взгляд на Игоря и начал рассказывать:

– А вот мы однажды в такую же холодную воду ночью из лодки выскочили в давние годы. Охотились с братом на уток вдвоем осенью на озерах около реки, мотор на лодке у нас тогда поломался, так мы от поселка на веревке другой лодкой попросили поднять нас против течения до места. После, думаем, к поселку и по теченью спокойно на веслах спустимся. Река там по пути как раз огибает Красную гору, лесом заросшую. Самая высоченная гора в округе, не зря на ней в ту пору как раз недавно поставили первую телеретрансляционную вышку…

Старик не был искусным рассказчиком, но говорил просто и образно, и за скромным описанием вставала красочная картина.

– Я тогда второй раз в жизни сильно испугался. Первый такой испуг в детстве был.

– Тогда уж начинайте с него.

– Ладно. Рос я мальчишкой в маленькой деревеньке, не очень далеко от нее был глубокий лог с болотистой низиной. Вся она заросла всякими кустами да осокой выше пояса, и хотя топи там не было, одна сырость, никто по ней не ходил. А между нас, мальчишек, постоянно ходили страшные истории о том, как кому-то в этой низине чего-то прикорзилось (то есть примерещилось что-то не от мира сего). И немудрено, потому что там летом почти всегда туман стоял к ночи, а к утру он начинал клубами ходить меж кустов – эх, красота! Ну, а мы, конечно, любили, у костра или на сеновале лежа, друг другу порасписывать всякие ужасы про нечисть. Это сейчас молодежь перед компьютером сидит или пиво пьет… А у нас посиделки удачными считались, если с них домой по одному расходиться боялись. Ну вот, получилось мне как-то летом одному затемно возвращаться откуда-то в свою деревню, и решил я вдруг пройти напрямик через эту низину. Вздумалось, понимаешь ли, свою природную храбрость укрепить! Вот пробираюсь я в сумерках в густом тумане между зарослей, а на ум потихоньку приходят всякие наши рассказы про домовых, да кикимор, да болотные огни и тени. Страх тихонько все поднимается в душе и поднимается.

И тут слышу – шаги за спиной, тяжелые, словно близкое эхо от моих шагов. Остановился – нет ничего. Подумал сначала, что это воображение разыгралось. Пошел – опять шаги звучат явственно и совсем уже за спиной. Ну, думаю, значит не выдумки все наши рассказы-страшилки! Остановился – снова тихо. Побежать боюсь, да и побежишь – в кустах запутаешься, а обернуться еще страшнее: вдруг увидишь такое, что и забудешь, в которую сторону идти, понесешься вдоль по логу. Шагнул пару раз – и сзади пара шагов. И уже чувствую ясно чье-то дыхание тяжелое на затылке. Так потихоньку и дошел до края лога, если бы постарше был, наверное, тут и поседел бы, а если помладше – в штаны бы наложил. Чуть на взгорке вышел я из тумана и кустов, встал, думаю, сейчас наваждение сойдет. Нет, сзади вздох, и такой долгий и тяжелый…

Все, думаю, сейчас обернусь, увижу этот ужас ходячий да по чистому-то месту как драпану! Оборачиваюсь резко, а в метре за мной лось стоит здоровенный и на меня смотрит. Видимо, в тумане шел я по его дороге, он меня догнал и обгонять постеснялся. Обругал я его, и разошлись мы спокойно в разные стороны. По сравнению с нашими-то страшилками лось это так себе…

…Второй рассказ старика оказался интереснее и касался тех времен, когда пересказываемые страшилки о нечистой силе уступили место рассказам о неопознанных летательных объектах.

В тот давний день, налазившись по прибрежным зарослям озер до самых потемок, они с братом хорошо отдохнули у костра и направились к дому на лодке: отгребли от берега, их и понесло течением к их деревне. Ночь была темная, над горой повисли низкие плотные тучи, усталые охотники и не гребли, только фонариком порой освещали проплывающие в почти сотне метров от них берега.

В полной темноте из-за леса на высоком берегу показалась висящая над землей летающая тарелка. От вероятной незапланированной встречи с неземным разумом у охотников зашевелились на голове волосы… Сомнений быть не могло, как ни трясли они головами и ни брызгали в глаза водой из реки: перед ними явственно висел очертанный яркими бортовыми огнями круг летательного объекта неземного изготовления! Причем тарелка с инопланетянами совершенно бесшумно плавно приближалась к их лодке, не меняя высоты, как будто шла, крадучись, вдоль высоченного берега на разведку и охоту за одинокими потерявшимися в осенней темноте людишками.

Охотники вспомнили, что завершившихся мирными переговорами и обменом сувенирами встреч с инопланетянами в их краях, да и вообще в мире вроде бы не зафиксировано, а вот сообщений о таинственных исчезновениях людей – полно… Живыми решили не сдаваться. Как назло, до берега и леса, где можно было бы спрятаться, было не близко. Шлепать к берегу веслами, привлекая к себе внимание, было страшно. Мужчины схватились за ружья, дрожащими руками запихнули в стволы дробь покрупнее, при этом стараясь не шуметь и не поднимать вверх стволы, дабы сохранить видимость неагрессивности землян и не спровоцировать межпланетный конфликт. А тарелка все кралась на бреющем полете над горой…

– Их нашей дробью небось не собьешь, ударят лучом с гипнозом и увезут в сундуке с клопами в ихний зоопарк… – констатировал один их них расстановку сил. Охотники мигом стянули с себя сапоги и теплые куртки на тот случай, если придется бросаться в реку и, ныряя, прорываться к берегу.

– Прятаться надо, может, нас еще и не увидали! – прошипел второй охотник. Появилось решение: ружья положить на дно лодки, а самим тихонько сползти в воду и укрыть головы за бортом лодки. Так, держась за лодку, дальше и сплавляться, авось, пронесет марсиан мимо.

Ружья прикрыли куртками, чтобы инопланетяне, обратив внимание на лодку, не рванули к ней изучать имеющееся тут в наличии вооружение потенциального противника. По одному плюхнулись за борт – дыхание перехватило от холодной воды. И тут один из них выглянул из-под носа лодки и прошептал:

– Смотри-ка, там у нее вроде антенны уже у фонарей видно. Как будто…

А потом вдруг выругался в адрес всех инопланетян и сказал уже громко:

– Так это же мы мимо телеретранслятора плывем! Это на нижней площадке его мачты фонари горят, а верхние фонари из-за тучи не видно!

Впрочем, ругали всех марсиан в ту ночь они еще долго, потому что, пытаясь сначала залезть в лодку прямо в реке, перевернули ее и утопили ружья. Кое-как дотолкав перевернутую деревянную лодку до берега, вылили там из нее воду и добрались до поселка, стуча зубами от холода.

Игорь рассмеялся. Старик улыбнулся довольно, словно рассказал о реальной победе в эпизоде звездных войн. Космы седой бороды чуть тряхнулись от движения его головы, морщины на курносом загрубелом широком лице чуть сблизились у выцветших глаз.

– И вот тогда я и задумался первый раз, чего же мы, люди, такие наивные, – продолжил он. – Ты не смотри, что я тут живу, я раньше много где побывал. И у прибалтов работал, и в Азии, и за границей жил.

– И люди везде разные?

– Конечно, разные. Если все одинаковые будут – тогда и учиться вроде как нечему и нечего. А Боже, наверное, хотел бы, что б мы учились, а нре остолопами росли. Но вот по одиночке, на мой взгляд – каждый чудесный человек. А сойдутся в свою толпу… Боже упаси им тогда слабину свою показать! Или, как у нас часто бывает, меж собой грызться начнут. Зависть у нас какая-то дурная друг к другу – и завидовать-то нечему, а вот начнем друг перед дружкой обиды изображать. Даже не перед друг дружкой, нет, у нас другое – у нас сами перед собой чего-то пытаются изобразить. У нас мужик часто и убогим прикидывается, и крутого пытается из себя изобразить одновременно, а середины в этом найти не может. Шепни пару раз, что черное – это белое, он аж от восторга запрыгает, за тобой побежит, повторять начнет, что ты ему истину открыл. Скажи ему потом: дурак ты, что поверил – он озлобится, будет тебя же ненавидеть. А за что – за то, что правду сказал? Вот в чем наша слабость…

Старик замолчал, разглядывая рассыпавшиеся по остекленевшей воде желтые листья. Потом, видимо, выбрав что-то давно припасенное сказать, произнес:

– Почему так? Может, обидно ему, что уличили в подхалимстве? Оно, это подхалимство, нас и губит завсегда. Вот, мой дед еще рассказывал, как его бог упас от лагерей в сталинское время. Перевели его работать в Москве из одной конторы на другую работу, а через месяц вдруг как начали ту первую контору по одному человечку забирать да забирать. А тогда ведь забирали как: в конце рабочего дня все из конторы выходят, а у выхода воронок-то стоит, пара ребяток в плащах и с мордами каменными ждут кого-то. И каждый выходит и мимо них проходит, трясясь. И думаешь, никто не знал, кого их них заберут? Как бы не так. Правило такое было тогда: если начальника конторы какой-то забирали, то на следующий день брали как сообщника и того, кто к нему последний в кабинет заходил. Так у них начальник – хороший, говорят, мужик был – просидел полдня, и никто к нему в кабинет не зашел, он тут и умер – со стула упал, сердце не выдержало. Один день воронок без добычи остался. А на следующий день другого увезли.