Дашуары

КОТЁНОК

– я на тебе женюсь, – сказал Валерик, – но запомни – футбол, баня и никаких кошек в доме! Иначе сразу – в глаз, и уйду к маме. К своей!

Инна кивала быстро-быстро, и прикидывала, сколько занять на свадьбу. Мать её съехала к бабке, оставив молодым прочный еще дом в пригороде, и жизнь пошла своим чередом. Инна стригла, укладывала, мыла головы и собирала сплетни в салоне красоты, Валерик устроился в Городе – охранником в супермаркет. Футбол с баней сочетался, котов на горизонте не было.

Как-то городская дачница, уезжая, стыдливо сунула Инке коробку —

– ой, Инночка, может быть, Ваш муж утопит? У нас просто руки не поднимутся! А наша девочка породистая, а вот – нагуляла.

Инна приняла в карман халата пятисотенную, и принесла коробку домой. Валерик, хрустя чипсами, пил пиво и орал «Оле-оле-оле!» В такие минуты его трогать было опасно. На веранде Инна пристроила коробку под шаткий столик, открыла крышку, и встретилась глазами с котенком. Глаза эти, огромные, раскосые, были цвета мартовского неба. Котенок был уже почти месячный. Расцветка чудноватая – где рябенький, где в полосочку, лапы несоразмерно длинные и сам тощий какой-то. Котёнок мяукнул и попытался подняться.

– ой! – сказала Инна, – ты какой прям страшненький! Не кот, а труба на ножках…

Котёнок вцепился передними лапками за край коробки и мяукнул. Он даже и это делал, не так, как простые коты, у него выходило так —

– мяяя… мяяяя… ууууу… мрррр …мммяяя… аааа…

– блин, – сказала себе Инна, вынимая котенка, – блин и блин! вот че они? наигрались, пока он не вырос! а теперь – давай, Инка, топи, бери грех на душу! Как такого утопить… даже у Валерки рука не подымется… Вот, гады… – Инна прислушалась – в зале еще громыхал телевизор, футбол жил. Засунув Длинного за пазуху, Инка вышла во двор, и в сумерках добежала до бабкиного дома. Мама с бабкой пили чай с ликером.

– пожаловала, – растянула мать, – здрасьте, приехали! Уже выгнал?

– мам, да ладно тебе, – Инна вытащила котенка и поставила его на диван, – гля-ко, красивый, да?

– убери ты эту пакость шелудивую, – запричитала бабка, – мало у меня своих трех, опять мне тащит! Исть самой неча, а она все тащит и тащит!

– ба, да ладно – время поджимало и кота нужно было пристроить, – ну на ночь возьми, а? Я тебе химию завтра сделаю?

– ну тя … – бабка еще колебалась, но мать, с которой у Инки с детства были контры, запричитала, – вот те совести нет! вот что батька твой прохвост! вот те в душу прям лезет и лезет! Изведет на жалость… Вон, Чубарихе подкинь, у ней полный двор, а нам с мамкой самим еле на молоко…

Недослушав, Инна опять схватила кота, который, устав, уже улегся на диван, и помчалась в салон.

В салоне было пусто, маникюрша Валя грустно водила пилочкой по своему ногтю. Из телевизора неслась жалобная девичья песня о неразделенной любви. Напротив Вальки сидел Николай Семёныч, отставник и зануда.

– Валь, – Инна опять достала котенка. Тот жмурил глазки и, казалось, падал от усталости. – Валь, смотри, какой! Тебе не надо?

– ой, Инуся… – Валя взболтала пузырек с лаком, – мне замуж надо, а с котами нынче не берут, – тут Валя скосила глаз на отставного майора.

– это у вас, девушки, кот красивой породистости, – Николай Семёныч служил в ЗГВ еще при СССР, – я непременно таких в Германии видел. Очень породистость эта много денег стоит. Как при нынешнем режиме в еврах, не скажу, но тыщ десять рублями – факт. Это… – отставник напрягся до багровости шеи, – ориентир! Вот! Такой дорогой вам выпал екземпляр. Продайте его на станции, мужу дорогой телефон купите, вот.

– Валь, – Инка почесала котенка между ушками, – тебе как раз под цвет гарнитура твоего, не?

– не, ну Инка, – заныла Валька и замахала в воздухе руками, суша лак, – ну, блин куда? У него еще такие уши, прям заяц… не, я персов люблю… чтобы вот такие были – Валька сморщила нос, прижав к нему палец, – а этот какой-то унылый… и подерет всё на фиг? – Обожди, – Валька кивнула на подоконник, – на вон, молока ему налей, у меня утрешнее, со станции.

Котенок лакал молоко так, что жалость взяла Инку за горло. Котенок лакал и всхлипывал, и пузичко у него раздулось шаром.

– все, дамы, – отставник отодвинул кота от мисочки, – нельзя больше. А то либо лопнет, либо тут, – он огляделся, – обделает вам весь салон. А как? Были таки случАи… с голодухи оно…

Встречая приходящие из Москвы поздние электрички, Инна заглядывала в глаза добрым на вид тёткам и предлагала котика породы «ориентир» «забесплатно».

– у нас, знаете, – Инна лепетала, – аллергия у ребеночка, а тут такое дело…

– а кошку-мать куда дела? – спросил смешной парень с дредами, – утопила, поди???

– да нет… – Инна поняла, что завралась и расстроилась окончательно. Котенок спал, и пахло от него молоком и кошкой-мамой. – ну некуда, поймите! и породистый, ориентирный… вот… задарма!

– это, лапа моя, – парень почесал котенка под подбородком, – порода и впрямь редкая – ориентальная кошка, редкого, мраморного окраса. Но папаша, судя по всему, местный наш… не возьму, прости – снимаю сам квартиру. Да ты оставь – чудо ведь, а не котенок! Смотри – уши какие! И назови его… – у парня зазвонил сотовый, – Боб! В честь Боба Марли!

Когда совсем стемнело, Инка вернулась домой, вымотанная сильнее, чем после целого дня на ногах в салоне. Валерик спал на диване, и чипсы падали на палас.

– ну, не свинство! – сказала сама себе Инка и ушла на кухню. Уложив котенка в грибную корзинку, она села рядом и стала смотреть в окно, где начавшийся дождь, пролетая мимо уличного фонаря, окрашивался в желтый цвет. Ей стало так жалко себя, котенка, Валерика и даже бабку с матерью, что она заплакала. Котенок, будто почувствовав, выкарабкался из своей корзинки и пытался залезть на Инкину ногу, отчаянно мяукая.

– эх ты, заяц мой. – Инна подняла его себе на коленки, – и вот, как эта тетка себе думала, – утопить!? Это ж надо придумать такое! – Надя уже забыла о пятисотрублевой купюре в кармане. – я тебя Стасиком назову. В честь Михайлова. А Валерка пусть чешет со своим футболом к мамане. Никакой от него радости, муж называется…

Ночь котенок Стасик проспал в корзинке, а утром Валерка, проспавший электричку, и слона дома бы не заметил. Инна, зевая, метала на стол бутерброды и изредка поглядывала в угол кухни.

А в тот же утро, в городской квартире, мама утешала рыдающего сына —

– Никол, ну не реви! – шестилетний Николка, не найдя котенка после переезда с дачи, зашелся таким плачем, что отвлечь или успокоить его было невозможно, – ну, послушай! Котенок теперь живет у хороших людей, у них не было котеночка, а теперь будет! Там тоже живет маленький мальчик… – мама вдохновенно врала, и вот уже деревенский мальчик оказался больным и спасти его мог только котенок… но все было тщетно – мама! – Николка уже орал, – отдай моего Ван Гога, мама, я сейчас лягу и умру от горя! Мама… ты гадкая… я тебя ненавижу!!! я уйду от тебя!!!

Муж, пытавшийся говорить с клиентом по скайпу, отошел от компьютера и сказал на ухо жене —

– ты до чего сына довела! Езжай теперь, возвращай Ван Гога! Ты видишь – у него истерика! Сердца у тебя нет… Смотри, что с Дездемоной делается! – кошка ходила по дому, мяукала, и носила в зубах подстилку, на которой она родила котенка, названного Ван Гогом – просто так, за то, что у него такие уши…

днём, разыскав Надин дом, мама с мальчиком постучали в дверь.

– девушка, милая, – мама держала теплую Николкину ладошку, Вы нас простите, а можно мы котика заберем? Вы ведь … – мама сглотнула, – не…? нет? или мы опоздали…

Надя посмотрела на бледного, худенького мальчишку, и вынесла корзинку с котенком, – на, вот… нашелся твой кот.

– спасибо, ой, спасибо, – мама взяла корзинку, – Вы поймите…

– ага, – сказала Надя, – аллергия… и сунула пятисотку в корзинку с Ван Гогом.

ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ ИСТОРИИ

ТОРОПЕЦ

удивительный мой, маленький мой Торопец! Драгоценный мой городок… Всего-то – старая часть твоя небольшая, зато каждый дом – праздник, каждый дом – чудо. Купеческий, крепкий городок. Даже каменные наличники сработаны почти одной рукой – схожи между собой, что объединяет дома в разных концах города – в ансамбль. А до чего хороши кирпичные, начала века! Складские, торговые! Такое удовольствие – ходить себе неспешно, смотреть на печные трубы, на полу-колонны, на мансардные окна… в палисадниках сейчас все цветет, едут неспешно тетушки с рынка – на велосипедах, детишки идут в садик – летний лагерь. Все время слышу – конкурс-конкурс, что-то происходит интересное!

Да, нет денег поддержать все это, и город постепенно умирает. Но достойно! Слава Богу, нет градоначальника, который бы снес все безжалостно и натыкал вставных «зубов», так – ветшает центр, но растут дома на окраине города, и дома не бедные, кирпичные, за железными уже – заборами.

Президент наш советует туризмом жить… а что остается, если от всей торопецкой промышленности шиш остался? Только вот – краеведческий музей, поместившийся в удивительной красоты церкви – с прохудившейся крышей…

Но живем пока. 22 августа будет День города. Уже асфальт накатили по Советской (б. Миллионной)…

НА БАЗАРЕ

приветлив, но малолюден Торопец зимним утром. В розовое небо выстреливают печные дымки, солнце протирает ладошкой заспанные окошки, умываются кошки, сидя на подоконниках среди горшков с геранью, и крашеных гипсовых статуэток. Лают одинокие псы, созывая друзей к рынку, где может и корочка хлеба попасть, а то и свиная обрезь, брошенная щедрой рукой, возмутит покой стаи.

В 9 утра открываются базарные ряды – в сегодняшний мороз только особо закаленные бабушки стоят с носками да пучками кошачьей лапки. Молоко в бутылях мерзнет у молочниц, и те греют его за пазухой. К ларькам подвезли свежий хлеб из Плоскошинской пекарни, и за фургоном тянется шлейф сытных и сдобных запахов.

Бончарово разложило свои шарики из масла, домашние колбасы и подовый хлеб. Веселит глаз ряд бутылочек – тут тебе и йогурт, и ряженка, и кефир – все с фермы!

На рынке, в «деревянных» рядах царит торговый дом из Беларуси – хозяин – Вова, которого и в глаза зовут Валуевым – за очевидное сходство и огромный рост. Он выхватывает ловкими пальцами кружки сыров, колясочки колбас, отрезает в воздухе грудинку и нежнейшее сало, вылавливает бледных от смущения нагих кур. Его теща Анна, мама жены, восседает на табурете, и ведет счет покупкам. Они работают в тандеме много лет, и их просто обожают в Торопце.

– ну и что Вас не было долго? – спрашивает меня теща «Валуева».

– да вот, – печалюсь я, – все на базарные дни не случалось.

– а жаль… – в ее огромных глазах живет печаль, как у всякого, кто понимает толк в еде, – Вы потеряли две недели за вкусно поесть!

– но я еду в Витебск, – парирую я.

– это Вам повезло, как никому! Вы чтобы знали, что это Витебск! Это – город! Вы там будете есть так, что уже не приедете сюда. Или возьмите с собой оттуда.

– в санаторий еду, – хвастаюсь я.

– в Лётцы?

– да. Там нет бассейна!

– это всё, что Вам нужно! Там такие врачи, и зачем Вам бассейн? Это радость дать своему организму – вот, что я Вам отвечу, – она молчит, выкладывая стопку из шоколадок, – там еще танцы на вечер. Вам нужны танцы – у Вас глаза замужней женщины… а это плохо…

АПТЕКА

аптека «Под самолетом» была коммерческой. Вот и шёл туда, в основном, дачник, мучимый животом или кашлем, а то и вовсе страдающий просто так, без города. Провизор, пылкий юноша с перспективой на столицу, летал, и фалды белого его халата резали воздух. Глянув на меня, он тут же мне подмигнул и зашептал на ухо, предлагая все – от БАДов до зубной щетки. Но я пришла за песочными часами, и хотела только их. Провизор, ощупав меня глазами, сказал – берите! берите-берите! Ничего Вам не надо, кроме этого – бальзам «Тигриная сила». Отечественный продукт. Настойка из тигриного когтя на его же помете.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.