Небесный замысел любви. Книга первая. Радужный мост

Грант, наблюдая эту сцену, достал из кармана поднятый с пола листок, посмотрел на него задумчиво и медленно положил его в книгу. Увидев, что девушка уходит, быстро пошел за ней, поравнявшись с художником, молодые люди переглянулись, рассматривая друг друга, разошлись, каждый в свою сторону.

Мила быстрой походкой подошла к рядом стоящему около ДК пятиэтажному дому – «хрущевке», так все называли такие дома. Вбежала по ступенькам, открыла дверь подъезда…

– Девушка, – окликнул ее Грант.

Она, не слышала, вошла в подъезд, дверь закрылась. Грант, постояв немного, подумал и пошел своей дорогой.

Ночь. В одной из комнат общежития Грант и Борис спали. А Гарик уже давно сидел за чертежной доской и чертил, глаза слипались, потерев глаза, он потянулся, посмотрел на будильник, часы показывали 3 часа ночи. Он встал, быстро сложил тетради и книги на столе, выпил из бутылки боржоми, выключил настольную лампу и быстро улегся спать.

Грант перевернулся с боку на бок… открыл глаза, зажмурился, сел на кровать, задумчиво потер лоб… включил бра, достал тетрадь и начинал рисовать… затем закрыл тетрадь, встал, положил тетрадь на полку.

Послышался голос Бориса: «Постой… не уходи…»

Грант вздрогнул, оглянулся. Борис вскочил, потирая лоб, сел на кровати.

– Ты чего? – удивленно спросил Грант.

– А ты чего?

– Я ничего. Ты кричал.

– Кричал? Сон приснился… – Борис растерянно посмотрел на друга. – А ты чего стоишь?

– Да пить захотел. – Грант подошел к столу, налил воды, жадно выпил, налил вновь воды, поднес Борису.

Борис выпил воду, отдал другу бокал: «Спасибо. Вторую ночь снится», – пробормотал Борис.

– Кто?

– Та девушка… ее глазищи не выходят у меня из головы…

Грант посмотрел на друга, выключил бра, быстро лег, натянул на себя одеяло.

Борис, посидев, лег на бок, к стене, натянул одеяло: «А сон был приятный», – тихо пробормотал он.

Грант откинул одеяло, вновь посмотрел на друга, затем повернулся на бок, к стене, и натянув одеяло, закрыл глаза.

Светало. Гарик открыл глаза, зажмурился и вновь открыл глаза: «Так это был сон, вновь был сон», – тихо прошептал он и уставился в потолок. Затем он включил бра, встал, подошел к столу и налил из бутылки боржоми, залпом выпил, подумал и вновь лег, но уснуть теперь не удавалось…

Был вечер. К автобусной остановке поселка подошел автобус №347 из Москвы. Из автобуса выходили пассажиры, среди них была Мила. Выйдя из автобуса, Мила остановилась, услышала знакомую песню, доносившуюся из парка, задержалась на несколько минут, прислушиваясь, потом пошла по тротуару к дому. Навстречу ей шла девушка – крашенная блондинка, прическа с начесом, убранные в пучок волосы, не высокого роста, ярко одетая и ярко накрашенная, на высоких каблуках, в короткой юбчонке, с ярко накрашенными ногтями. Высокая прическа и макияж делали ее старше своих лет. Девушку звали Наташа.

– Кого я вижу! – воскликнула Наташа, – сколько лет, сколько зим. Людмила, ты куда пропала? Совсем тебя не видно.

Мила, увидев девушку, улыбнулась, девушки обнялись.

– Наташка! Привет, рада тебя видеть, выглядишь как с яркой картинки, – оглядев девушку, радостно ответила Мила.

– Ты где пропадаешь? Как ты? Влюбилась? – подмигнула Наташа.

Мила засмеялась: «Ты все про свое, все про любовь?»

– А как же без нее любимой? Без любовей прожить? Никак. Так как? Не увиливай от ответа? – настаивала Наташа.

– Никак.

– Как? Совсем? Симпатичная, певунья, умница и живет без любви? Не поверю, колись, говори, кто, кто он, наверняка москвич, так?

– Наташка, отстань, говорю парня нет. В моей жизни учеба и музыка…

– Закончила свою музыкалку?

– Заканчиваю, – засмеялась Мила, – в этом учебном году.

– А учебу?

– Тоже в этом учебном году.

– А что на фронте любви? – Наташа, взяв Милу за талию, незаметно повернула ее и повела в парк.

– Все еще впереди. Как только, так сразу, – Мила прищурила глаза, усмехнулась, – сразу поставлю тебя в известность.

– Так я тебе и поверила. Всегда была скрытной барышней, никогда никому и ничего не рассказывала в школе.

– Так, то было в школе, я тогда была маленькая, – Мила улыбнулась.

Девушки вошли в парк. Увидев девушек, парни, игравшие на гитарах, свистнули и помахали им руками, зовя присоединиться к ним.

Мила, увидев парней, встревожилась: «Нет, я пойду, мне совсем некогда. Правда, у меня куча дел».

– Ну, немного побудь с нами, совсем немножко поболтаем и пойдешь к своей куче дел. Не будь занудой.

– Нет, Наташ, я пойду, – Мила повернулась и хотела уже уходить.

Неожиданно к ней подскочили два парня, подхватили под руки и увлекли ее к другой компании парней, сидевших на соседних лавочках, тоже с гитарами.

С лавочки встал коренастый, стройный парень, с коротко стриженной прической, положил гитару на лавочку, широко улыбнулся: «Кого я вижу! – нараспев протянул он, – привет, дорогая моя».

Парень обнял Милу и закружил, затем осторожно поставил ее на землю: «Как же я рад тебя видеть».

– Сашка! – радостно воскликнула Мила. – С ума сойти, ты! Не верю. Не верю своим глазам, ты! – радостно повторяла Мила.

– Вот видишь, кого я тебе привела, – гордо сказала Наташа.

– Это ты молодец, Натаха, за это хвалю, прям настроение подняла на много градусов.

– Саш, как грубо – Натаха, не называй меня так.

– Ладно, ладно, не дуйся, сорвалось по старинке. А сейчас отвали на время. – Сашка опять повернулся к Миле. – Какая ты стала – похорошела, повзрослела.

– Сашка, когда ты вернулся?

Сашка снова закружил Милу, она радостно закричала, чем привлекла к себе внимание посетителей парка.

– Привет, подруга дней моих суровых, – осторожно водрузил ее на место. Они радостно рассматривали друг друга.

– Ты стала красавицей, подруга моя.

– Да уж, конечно, не преувеличивай и не смущай меня. А вот ты… ты возмужал, и… и надеюсь поумнел, драчун. Поумнел?

– Надеюсь, – улыбка сошла с его лица.

Он отвел ее в сторону, держа за локоть руки: «Как же я хотел тебя увидеть, ты не представляешь… и вот ты передо мной, сестренка моя. Спасибо тебе. Ты не представляешь, как ты мне помогала там… своими теплыми письмами, одобряющими мыслями, твоими стихами, твоими советами. Ты меня просто спасала там. Добрая ты душа».

Он держал ее за плечи, потом нежно обнял. Так они стояли несколько минут.

– Спасибо тебе. Всегда буду это помнить. Всегда.

Мила, смущенно улыбаясь, смотрела на него.

Сидевшая на лавочке компания, увидев эту сцену, в изумлении замолчала. Парни с удивлением переглядывались друг с другом: «Ни хрена себе! Вот уж не ожидал от Масла, что он может быть таким».

– Да—а—а, я тоже, оказывается он… – не договорив, парень получил втык в бок.

– Заткнись! Все заткнулись! Без обсуждений! – раздался строгий голос парня, по имени Пашка, одного из компании.

Сашка отстранился от Милы, быстро оглянулся на компанию, повернулся к ним спиной, он слегка дрожал.

Мила, увидев его состояние, встала к нему спиной, загораживая его от его компании. Подошла к парням: «Всем привет», – поздоровалась она непринужденно.

Никто не ответил, парни молча рассматривала ее.

Мила удивленно вновь обратилась к парням: «Эй, не поняла, что не так? Я вроде поздоровалась с вами».

Придя в себя, Сашка подошел к компании, посмотрел на Милу: «Что не так?»

Она скорчила удивленную гримасу, показывая на компанию: «Не хотят со мной здороваться, не отвечают».

– Эй, не понял? В чем дело? – нахмурился Сашка.

– Да все так, – отозвался спокойно Пашка.

– Привет, – Здорово, – Добрый вечер, – раздались дружелюбно голоса парней.

Сашка, нахмурив брови, сердито посмотрел на парней.

– Сань, да все нормалек. Мы просто были ошарашены… – сказал, запинаясь один из парней. – Когда девушка поздоровалась, мы еще не отошли, не отошли от… от увиденного. Расслабься, Саш, мы все, все поняли. Все нормально.

– Так вот. Все внимательно посмотрели на эту девушку, ее зовут Люда, Людмила Ланкова. Запомнили ее. И передали по цепочке, что она под моей личной защитой. И чтоб никогда ни при каких обстоятельствах с нее не упал ни один волосок. Всем это понятно? – жестко отчеканил Сашка.

Стояла тишина. Все смотрели на Милу.

– Все понятно, – раздался голос Пашки.

Глава 2. Мила

В студенческой аудитории Библиотечного техникума за партами в основном сидели парами девушки, все скромно одетые. На последней парте сидели два парня. Около открытой двери еще один парень, худой в очках, прислонившись к дверной притолоке, листал тетрадь конспектов. Время от времени, выглядывая в коридор, высматривая кого—то, он заметно нервничал. Девушки весело переговаривались, кто—то припудривал нос, кто—то красил ресницы. Девушка, сидевшая у окна с заспанными глазами, рьяно начесывала волосы, вторая девушка, сидя перед ней на следующей парте, держала круглое зеркало, восторженно смотрела на подругу, наблюдая, как та дерет свои волосы. Еще одна пара девушек примеривала новую блузку, одна из них держала квадратное зеркало для другой, поправляя на блузке рюшечки.

Парень в очках вышел из аудитории, подошел к окну в коридоре. Посмотрел в окно, увидел Людмилу, за ней шел высокий стройный темноволосый парень с ее портфелем в руках. Мила подошла к подъезду техникума, повернулась к парню, протянула руку… немного постояла с протянутой рукой. Парень ей что—то говорил, она взяла портфель, улыбнулась ему и быстро вбежала по ступенькам крыльца, скрылась в подъезде техникума. Парень постоял немного, повернулся и быстро направился к метро.

В коридоре техникума появилась Мила, парень быстро подбежал к ней, поправляя на ходу очки: «Привет».

– Привет, – смущенно ответила Мила.

– Людмил, ты сделала конспекты работ по литературе?

– Конечно.

– Выручай, Людмил, дай списать.

Мила остановилась, подняла возмущенно брови, скорчила гримасу: «Опять? Сколько можно списывать?» – быстро пошла к аудитории.

Парень засеменил мелкими шажками за ней, моля: —«Пожалуйста, пожалуйста, спаси. Людмил, ну, дай. Ты же знаешь, если я не сдам ему сегодня эти работы, он мне закатит „неуд“ в семестре».

– Правда? И кто в этом виноват? Он? Я?

Парень смутился на некоторое время, потом продолжил атаку: «Умоляю, пожалуйста, пожалуйста, дай».

В конце коридора появился высокий худощавый, не красивый мужчина, преподаватель с ярко выраженной еврейской наружностью. Он нес под мышкой пару книг, в руках журнал и указку. Мужчина был сердит. Зазвенел звонок. Студенты сразу стали расходиться по аудиториям. К преподавателю подошла студентка, что—то сказала, мужчина ей ответил кратко, показав свои желтые прокуренные, некрасивые и не ровные зубы.

Парень увидел своего преподавателя, испугался: «Умоляю! Умоляю тебя! Не губи! Дай списать!»

– Ты ведь не успеешь, там много писать!

– Успею! Он же будет их собирать в конце пары, а сейчас будет опрос.

Мила, подумав, быстро открыла портфель и начала искать тетрадь, найдя, сердито отдала парню и стремительно вошла в аудиторию.

– Спасительница моя, спасибо, – прошептал парень, выхватил из ее рук тетрадь, посмотрел испуганно на приближающего преподавателя, вбежал вслед за Милой в аудиторию, быстро сел за парту, открыл тетради и стал судорожно переписывать конспект.

Мила, быстро войдя в аудиторию, прошла к первому, у окна, ряду, села на первую парту: «Привет», – кивнула соседке.

– Ты чего так долго сегодня? – спросила соседка Ира, – мы тебя уже заждались.

– А, так получилось, да еще Никита, придурок, задержал в коридоре.

– Опять конспекты клянчил? – улыбнулась Ира.

– Ну да, достал уже, – буркнула Мила, выкладывая на парту тетради и книги. Затем повернулась назад: «Привет, девчонки», – кивнула приветствие двум сидящим за ней девушкам.

– Привет. Ты чего так долго? – прошептали девушки.

Мила отмахнулась: «Потом».

В аудиторию стремительной походкой вошел преподаватель, на ходу осматривая студентов. Прошел к столу преподавателя, разложил на столе свои книги, журнал, молча взглянул на аудиторию. Студенты замолчали, встали, несколько минут преподаватель и студенты молча смотрели друг на друга. Преподаватель сделал жест рукой – садитесь, все сели. Прошел и плотнее закрыл дверь. Остановился около парты Никиты, тот, не видя преподавателя, продолжал быстро списывать конспект. Постоял немного молча у его парты, глядя то на него, то на студентов, опять прошел к столу. Подумал немного, держа все время руки в карманах брюк. Подошел к девушке, сидящей за первой партой у стены, что-то тихо сказал ей, та кивнула и быстро вышла из аудитории. Преподаватель подошел к окну и молча уставился в окно. В аудитории по—прежнему стояла тишина. Прошло несколько минут в полной тишине. Студенты начали переглядываться между собой, молча улыбаться, глядя на него. Преподаватель в задумчивости молчал, неожиданно посмотрел на Людмилу, молча смотрел на нее, приведя ее в полное замешательство, затем перевел взгляд в окно. Прошла минута, другая. Подошел к первой парте, где сидела Людмила с Ириной, вновь посмотрел на нее.

Мила смутилась, опустила глаза. В аудитории захихикали.

– Арон Соломонович, что не так? – тихо спросила Мила.

– Вы меня извините, я смутил вас. Все так, – ответил он.

Потом обратился к аудитории: «Вы меня тоже извините за столь долгую паузу, она вызвана тем, что я очень расстроен результатами вашего сочинения. Результаты очень плачевные и это перед окончанием семестра. Полученные оценки многим испортят итоговые семестровые результаты».

Подошел к столу, открыл ежедневник и произнес: «Итак, результаты вашего творчества таковы, из 28 работ: 12 – двоек, 11 – троек, 3 – четверки, 1 – пятерка по русскому языку, а по литературе этой же работы – четверка».

Ирина, сидевшая рядом с Милой, прошептала: «Не хватает еще одной работы, он что считать не умеет?»

– Что? Не поняла, – прошептала Мила.

Ирина протянула ей листок, на котором было написано: 12— «2», +11— «3», +3 – «4», +1— «5» = 27, а где еще 1??

В аудиторию вошла девушка с первой парты, неся стопку тетрадей, подошла к столу, молча положила их на стол.

– Благодарю вас, – ответил преподаватель Арон Соломонович.

Девушка села на свое место.

Преподаватель подошел к первой парте, где сидела Мила.

– Позвольте, – взял листок, лежавший перед Милой, подошел к доске, переписал на доску, что было написано на листке, посмотрел на сделанную запись, – Да, вы правы, одна работа здесь не учтена. – Сделал поправку в записи, исправил 4 – «4». Подошел к столу и начал раздавать работы, – Могилев Никита – 2, Богданова Зоя —2, Емельянова Ира – 2…» – преподаватель продолжал раздавать работы…

Студенты взволнованно обсуждали происходящее.

– С ума сойти, одни «неуды», репрессии в полном разгаре, а почему он так на тебя смотрел? – прошептала Ирина Людмиле.

– Не знаю, вначале думала, что он мне кол влепил, кол не назвал, значит «неуд» исключительный, – прошептала Мила.

– Брось ты, а почему «неуд», да еще исключительный? – не унималась Ирина.

– Тогда чего он так со мной экспериментировал взглядами? Ладно, тихо, посмотрим сейчас, что дальше, – Мила, нахмурившись, опустила глаза.

– Мартынова Ирина – 4, Анисина Татьяна – это ваша работа привела к неточности – по русскому 5, а по литературе не интересно, поэтому 4, – преподаватель отдал работы Ирине и Татьяне, сидящей за ними. Подошел вновь к окну и замолчал.

– Работы все розданы, а моей нет, – взволновано прошептала соседке Мила, – ничего не понимаю. Ты что-ни будь понимаешь?

– Арон Соломонович, а не всем работы раздали, вот Ланковой Людмиле работу не отдали, – громко произнесла Ирина.

Мила пожала плечами и растерянно спросила: «А у меня какая оценка и где моя работа?»

Арон Соломонович, держа руки в карманах брюк, вновь заходил от окна к столу, от стола к доске.

– Все увидели свои ошибки? И в соответствии с ними увидели свои заслуги в виде оценок? – обратился он к аудитории, не отвечая на вопросы девушек.

По аудитории прошел шепоток и волнение студентов: «ни фига себе», – «да уж, результатики», – «одни неуды», – «за что… двойка-то», – «у меня трояк с двумя минусами, это как, тройка или неуд?»…

– А теперь все слушаем меня. Да, вы правы, как вы изволили выразиться одни «неуды», тройки – это почти тоже «неуды». Плачевно, с работой вы не справились. Поэтому тему Островского будете переписывать заново, в виде исключения я дам вам шанс. Завтра будете переписывать на последней паре. А примером того, как надо писать сочинение является единственная работа вашей сокурсницы, – преподаватель вытащил из журнала тетрадь и подошел к парте Милы, – ваша сударыня, – обратился он к Миле.

– Моя? – Мила удивленно вскинула брови, расширив глаза.

– Да. Да вы талантливы, сударыня. У вас замечательная работа! Я и мои коллеги, преподаватели, получили истинное наслаждение, читая ее. Вы извините, но я не удержался и показал вашу работу своим коллегам. Вам надо и далее развивать ваш талант.

– Какой талант? – нахмурив брови, Мила удивленно посмотрела на преподавателя.

– Талант писать! У вас определенно большие способности к сочинительству и изложению ваших светлых мыслей на бумагу. И это мнение не только мое – кандидата педагогических наук, автора 30 работ, но и моих коллег. Я давно обратил внимание на ваши работы, на вашу интересную манеру излагать ваши мысли, еще на первом курсе, но молчал… Излагаете вы, сударыня, очень интересно, это определённо способности и их надо развивать. Вот так. У вас пятерка с несколькими плюсами и вот мое мнение, – он открыл тетрадь и положил перед Милой.

Мила прочитала: «Замечательно!!!!! 5+++ литература, 4/ русский язык. Поработайте над знаками препинания».

– Я ответственно заявляю перед всеми. Вам необходимо дальше развивать ваши способности, поступать в Литературный институт или на факультет журналистики или что-то другое, но вам надо писать, писать, сударыня. И если вы мне позволите, я прочитаю вашу работу вслух.

– Нет, не надо! – смущенно прошептала Мила.

– Жаль! Очень жаль, работа замечательная.

Прозвенел звонок. Преподаватель закрыл журнал, взял свои книги, указку и быстрой походкой вышел из аудитории.

Мила, ошарашенная, смотрела на свою работу. В аудитории несколько минут стояла тишина. Несколько девушек подошли к Людмиле и попросили прочитать ее работу.

– Девчонки, перестаньте. Он все преувеличил. Дам, потом, не сейчас, – она закрыла тетрадь, убрала в портфель, и смущенная вышла из аудитории.

– Ничего себе, – воскликнула Ирина, повернувшись назад к подругам – Татьяне и Наде.

Подруги переглянулись между собой.

– Вот так-то, – улыбнулась Татьяна, – для меня это не новость. Я читала ее дневник юности, где она описывала свои летние каникулы в деревне с 14-ти лет, получила удовольствие, она очень интересно писала.

– А что она там писала? – Ирина с любопытством смотрела на подругу.

– Свои впечатления о деревенской жизни у своей тетушки, как в нее там влюбились три брата, там много чего у них происходило, и Людмила так интересно все это описывала, мне понравилось.

– Три брата влюбились? Как интересно, дай мне тоже почитать, – взмолилась Ирина.

– Ира, ты что? Я не могу. Это ты у Людмилы спрашивай. Ко мне этот ее дневник случайно попал.

– А где этот ее дневник?

– Еще у меня.

– Таня, ну дай по секрету, она ничего не узнает, я тихонечко почитаю и верну тебе, на один денечек. Людмила, она же скрытная и не даст, отмахнется. А мне так интересно узнать про трех братьев.

– Нет, Ира, не обижайся, без ее разрешения я не могу дать. Это будет непорядочно, это же ее дневник. Сама проси у нее. Все, пошли выйдем, проветримся.

Девушки – Людмила, Ирина, Татьяна, Надя, вышли из подъезда техникума.

– Девчонки, а пошли в кафе? Посидим, поболтаем, мороженное поедим, тем более есть повод – отметим литературным триумф Людмилы. Кто за? – весело спросила Ирина, светловолосая девушка, среднего роста.

– Я за, – ответила Татьяна.

– Я тоже за, – засмеялась Надя, скромная девушка с заплетенной назад косой, ничем не примечательная русская девушка, она была выше своих подруг и немного сутулилась.

Девушки подняли руки, говоря этим, «за». Все посмотрели на Милу. Она не подняла руку, молча стояла с опущенными глазами. Девушки переглянулись и вновь дружно посмотрели на неё.

– Это, что значит? Что за протест? – спросила Таня.

– Людмил, ты чего? Пошли, – Ирина слегка толкнула подругу.

– Девчонки, извините меня, но я не пойду. Идите без меня.

Татьяна возмущенно воскликнула: «Нет, нормально? Она виновница торжества, а торжество будет без нее? Ты чего, пошли», – взяла ее под руку.

– Нет, Татьян, отпусти, я не могу и не уговаривайте.

– Ну, пожалуйста, пошли, – заныла Ирина, – не порть нам хорошее настроение, нас всех сегодня не коснулись литературные репрессии, все мы выжили, а ты вышла в этой схватке полным триумфатором.

– Скажите, девчонки, а классно было смотреть половина часа на его молчание, – Таня слегка усмехнулась, посмотрела на Милу, – на его пронзительный взгляд, направленный только на тебя. Представляю, что ты чувствовала.

– И не хочу вспоминать, – отмахнулась Мила.

– Ты же сегодня спасла половину группы, в том числе и меня. Сегодня же должен был быть опрос весь урок, – Надя посмотрела на Людмилу.

– И меня, – вставила Ира, – меня тоже должен был спросить.

– А почему ты такая расстроенная? – Надя тревожно смотрела на Людмилу. – Вроде причин для расстройства нет.

– Это чем же? Чем спасла—то? – удивилась Мила.

– Тем, что сегодня не было опроса! – смеясь сказала Ира, я так плохо выучила Маяковского, ну никак не идет в голову его поэзия. Надь, а ты выучила стихи?

– Да ничего я не выучила, ни одного. Отец вчера пришел пьяный, такой концерт нам закатил, пол ночи мать не могли успокоить. Так что было не до стихов. Я так тряслась, он меня должен был спросить, у меня же там между тройкой и четверкой, – Надя помолчала, справилась с волнением. – А тут так повезло, все внимание тебе было. Так что спасибо тебе, Люда.

Все девушки сочувственно посмотрели на Надю.

– Все хорошо, что хорошо кончается. Только мне как—то не по себе до сих пор, сделал из меня… не пойму кого, – сердито ответила Мила.

– Да все нормально, ты нас сегодня здорово выручила, завтра мы свободны от двух его уроков, он же оставил только тех, кто будет переписывать сочинение. И твой литературный успех надо отметить. Люда, пошли, столько поводов, – настаивала Ирина, взяв подругу под руку.

– Девчонки, да не пойду я, – ответила Мила, высвобождая свою руку, – не обижайтесь.

– Да в чем дело? – воскликнули Татьяна.

– Ты хочешь, чтобы мы поссорились? – добавила Ирина.

– Нет, конечно.

– Тогда говори, – твердо сказала Татьяна.

– У меня совсем нет денег, – тихо произнесла Мила.

– О, Боже! Так бы и сказала.

– Я и говорю.

– Я угощаю, у меня есть. Пошли. Все. Идем, – Таня решительно взяла ее за руку.

Все девушки весело пошли в сторону кафе—мороженое.

Вскоре улыбающиеся девушки сидели за столиком в кафе, ели мороженое. Ирина и Надя непринужденно болтали, обсуждая фасон платья, которое хотела сшить Ирина на выпускной вечер. Ира рисовала фасон платья на салфетке. Татьяна задумчиво смотрела на Людмилу.

А Мила смотрела в окно, за окном парень целовался с девушкой, они смотрели влюбленными глазами друг на друга, отвела от них взгляд и увидела, что Таня внимательно смотрит на нее: «Что? Танюш, что ты хочешь сказать?»

Таня нагнулась над столом к Миле, тихо сказала: «Я прочитала твою работу, все предыдущие твои работы я тоже читала, как ты помнишь, спасибо за доверие. И я полностью согласна с Ароном Соломоновичем, что тебе надо и дальше развивать свои способности и поступать в ВУЗ в этом направлении».

– Не знаю, – пожала плечами, – не думала об этом всерьез, пишу, как—то легко, – так же тихо ответила Мила.

– Тем более, вот и хорошо, что легко пишешь, это и есть способности, их надо развивать. Поступать надо не в институт культуры, а на факультет журналистики.

– Нет. Не хочу быть журналистом, это не мое. В Литературный институт – это просто исключено, там огромный конкурс, да и… Тань, мне нужна твердая профессия, чтобы ежемесячно зарплату получать и быть не зависимой от родителей. Какой я писатель, смешно, право. Нет, я умру от страха. Нет, это не мое.

– А я знаю, что надо делать, – оживилась Таня. – У меня родственник, двоюродный брат Виктор, закончил в прошлом году ВГИК, режиссер—документалист. Хороший парень, без всяких там киношных прибамбасов. Я, кстати, как-то рассказывала ему о тебе, еще в прошлом году. – Увидев удивленный взгляд Милы, Таня продолжила: Помнишь, ты рассказывала о своих каникулах в деревне? О твоих там юношеских победах, ты тогда дала мне свой дневник. Так я зачитывалась им и в тот день, тогда у нас в гостях были родственники. Виктор застал меня, как раз за чтивом. Извини, но так получилось, что я дала ему прочитать. Ведь там ничего такого секретного не было. Это не красиво, я понимаю, но так получилось… извини.