Разомкнутая черта. Роман

– Интересно, а за ними какой уровень? – не унимался Дима.

– За ними следуют влечения – импульсы связи физического и психического, потребностей и эмоций; далее – желания, страстные стороны мысли, толкающие её к переходу в действие; потом – склонности, делающие привлекательными не только цель, но и процесс деятельности; привычки, прочно связывающие человека с миром. И заметьте: над всем этим царят интересы! Так формируется настоящая боевая гвардия мотивов, которая, соединяясь с волевыми импульсами, толкает личность к раскрытию способностей, к переживаниям мук творчества, определяет черты характера.

А на втором этаже «живут» притягательные мотивы, которые соответствуют слову «буду!». Там правят бал идеалы и убеждения. Это ценности, которые человек бережёт, подобно чаше святого Грааля из куртуазных романов или философскому камню астрологов. Прикасаться к ним дано избранным, для других они не существуют. У основания этой пирамиды лежит сильная притягательная установка – мечта, возникающая в состоянии надежды; а на её вершине – цели. Между ними – смыслы, которые наполняют живой энергией сознания серое однообразие существования и обретаются в деятельности, при сдвиге мотивов на цель. На втором этаже поместилась планируемая, идеальная личность, личность-проект. Она не живёт в реальности, но всегда стремится ожить в реальном мире. В ней произрастают чувства, разные чувства – любовь, ненависть, симпатия, антипатия, привязанность, счастье, ревность, гордость, зависть, враждебность… Такая заморочка, собственно, и есть человек, каким мы его представляем в виде духовного существа. На самом деле в реальности настоящего этого этажа личности нет. Это – чистая проекция, игра воображения, иллюзия. Но человек тем и отличается от других земных существ, что превращает даже самого себя в иллюзию. Все жизненные удачи и неудачи он связывает с тем, в чём и как удался этот иллюзорный проект. Нам кажется: нет будущего – нет жизни, есть только биологическое существование, бездольное и беспросветное, сплошное проживание жизненных ситуаций. Ибо человек всегда обращён лицом к будущему, каким бы безнадежным оно ему ни казалось. Сошлюсь на Сартра: «Человек — это прежде всего проект, который переживается субъективно, а не мох, не плесень и не цветная капуста».

Итак, «хочу!», «готов!», «буду!» – вот те пружины, благодаря которым живёт и действует человек. Между тем, как собираются потребности и мотивы каждого «этажа», существует определённая связь. Перестройка пирамиды на одном «этаже» тут же влечёт с собой необходимость перестройки пирамид других «этажей». Но представьте, что человек вдруг понимает: для него больше не имеет смысла то, чего он хотел и к чему стремился. Идеалы рушатся, мечты вычеркнуты из реестра реальности, надежды не оправдались. Верхний этаж беспощадно сметён бурями судьбы. Перебиты опоры, выбиты стёкла окон, здание личности расшатано.

Человеческое существо, лишившись образа будущего, становится не только бескрылым, но и бесхребетным. То, что считал ценностями, оказалось гнилью и пустотой. Тогда расшатывается каркас и побудительных мотивов. Человек теряет интерес к жизни. Из состояний ему остаются лишь сомнение, неуверенность, замешательство, а из эмоций – гнев, отчаяние и страх. Когда он упустил журавля в небе, ему хочется задушить синицу в руке. Таков типичный психологический портрет интеллектуала-самоубийцы. Напомню слова Шопенгауэра: «Именно потому что самоубийца не может перестать хотеть, он перестаёт жить». Объекты желания и воли уже не совпадают. Личность желающая, хотящая и борющаяся не может смириться с тем, что личности идеальной больше не существует.

Волевые импульсы направляются от побудительных мотивов к жизненным целям, но эти цели уже заблокированы и обессмыслены. Тогда воля, наткнувшись на разрушенные идеалы, на непреодолимые препятствия, отправляется обратно с тем, чтобы уничтожить невыполнимые желания, но не может этого сделать, вступая в противоречие сама с собой, и решается уничтожить желания вместе с жизнью. Человек становится себе же самочинным судьёй, беспощадным палачом и бесстрастным могильщиком. Так планируется и совершается суицид, так происходит самоподрыв на перепутье судьбы. Тот, для кого сыр во рту важнее пославшего его Бога, а настроение важнее вдохновения, тот и не заметит, что «второго этажа» больше нет, лишь чуть-чуть начинает протекать крыша от тусклости и абсурдности существования. Его типичные действия – попытаться скрасить бесцветность жизни приключениями, грубыми забавами, утонуть в дымке миражей и утопить проблемы в море вина или болоте наркотиков. Но потеря идеалов и переоценка ценностей для тонко чувствующего человека – большая трагедия. Если сила потребностей измеряется зависимостью, сила интереса – страстью, то сила идеала – только величиной жертв, которые требуются для его достижения. Человек – единственное существо, которое может принести себя в жертву абстрактному принципу – идеалу. Здесь кроется опасность суицида.

Вот эту авторскую модель личности я, как уже сказал, подробно описал четыре года назад в докторской диссертации, только сухим научным языком. А спустя полгода после защиты я выступил на международной конференции, где коснулся вопроса структурной перестройки личности в стрессовых ситуациях. Речь зашла и о самоубийцах. Я выдвинул гипотезу, что в момент, когда человек оказывается на грани жизни и смерти, имитация переживаний риска для жизни и получение удовольствия от ощущения опасности и страха отдаляет самоубийцу от перенесения сюжета прощания с миром в реальную жизнь, делает бессмысленным, неактуальным повторение опасного сценария в самой жизни, – если сразу же будет проводиться профессиональная работа по обретению человеком новых жизненных ценностей и смыслов. Старая установка – умереть сменяется новой – ощутить неизведанные грани жизни. Эмоция страха замещается эмоцией удовольствия от игры в опасность. Сознание в этот момент активно рефлексирует, представляет прожитую ситуацию отстранённо, в виде игры, в виде модели – понимаешь? Так художник, поэт, прозаик или режиссёр, описавший акт самоубийства, может мысленно толкнуть к последней черте вместо себя своего героя, насытив его своими переживаниями, страданиями, утопив следы тревог и депрессий в нём, именно в нём – виртуальном, выдуманном, в этой умозрительной модели, но при этом сам остановившись на краю пропасти, обозрев её и снова продолжив путь по извилистым тропам жизни. Ну вспомни хотя бы «Самоубийцу» Эдуарда Мане, написанного в период депрессий и атаксии (нормально двигаться не мог – мышцы ходили ходором). Да вот – или же «Из бумаг прокурора» Апухтина.

– Хорошо помню Апухтина, – живо, даже крикливо, отозвался я, потирая колени, – как здорово он описал образ мира глазами самоубийцы! Какой поразительный гротеск! Там есть именно то, о чём ты говорил – крушение идеалов, переоценка ценностей:

«Близ солнца, на одной из маленьких планетЖивёт двуногий зверь некрупного сложенья,Живёт сравнительно ещё немного летИ думает, что он венец творенья…»

Как уж там дальше? Сейчас найду. Интересную тему, Паша, ты затронул!

У меня на рабочем месте были заранее припасены некоторые книжки, в том числе художественные, по интересующей меня теме. Я мигом, немного краснея от волнения, схватил с полки навесного шкафа маленькую книжку зелёного цвета со стихами Алексея Апухтина, при этом случайно свалил толстовскую «Каренину». Поднимать в этот момент не стал. Быстро по оглавлению нашёл «Из бумаг прокурора» и, чуточку похрипывая, зачитал отрывок:

«В таком убожестве неведенья, бессилья

Должны бы спутники соединить усилья

И дружно общий крест нести…

Нет, люди — эти бедные микробы —

Друг с другом борются, полны

Нелепой зависти и злобы.

Им слезы ближнего нужны,

Чтоб жизнью наслаждаться вдвое,

Им больше горя нет, как счастие чужое!»

Хорошо, правда? А вот ещё – смотри, как он ностальгически пытается уйти от изменения отношения к людям, к миру:

«О, эти блага жизни… С наслажденьем

Я б отдал их за жизнь лишений и труда…

Но только б мне забыть прожитые года,

Но только бы я мог смотреть не с отвращеньем,

А с тёплой верой детских дней

На лица злобные людей.»

– Да, всё так. Но ты прервал мою мысль… Ага, я ведь говорил о моделировании ситуации, точнее – о проживании в игровой форме акта суицида. Не оправдавший себя проект с несбыточными мечтами, обесцененными смыслами и недостижимыми целями втискивается в такую же умозрительную модель, которую можно легко уничтожить, продолжая жить в настоящем. Вот замечательный момент, после которого можно сконструировать заново пирамиду второго этажа: мечты – смыслы – цели (произнося последнюю фразу, Павел в ходе увлечённого объяснения напряжённо сомкнул кисти рук, даже прихлопнув, – мол, дело сделано). Виртуально, в игре, в какой-то обстановке экстрима парковых аттракционов, пережил свою смерть или прошёлся по ребру граней жизни и смерти – всё! Дальше можно жить!

Тогда в душной аудитории утомлённых потоками обильной информации людей я нашёл благодарного слушателя. Он внимательно следил за ходом доклада, жадно ловил каждое моё слово, подмечал неточности, старался вникнуть в смысл. А после выступления, выясняя детали моей концепции, просто засыпал вопросами: «Следовательно, серьёзных экспериментов в этом направлении ещё не проводилось?», «Как экспериментально подтвердить…?», «Исследование, значит, пока ещё в стадии разработки…?», «Какие варианты…?», «А что, если…?», «Но почему тогда…?»…И неожиданно, рассуждая как бы сам с собой, он тихо бросил короткую реплику: «Да, на этом же можно делать хорошие деньги». В тот момент я не придал его словам никакого значения. И лишь недавно получил сигнал, что этот человек настойчиво добивался встречи со мной, приглашал участвовать в интересном проекте. Несколько раз звонил на кафедру – не застал, расспросил коллег, как меня найти, узнал номер моего мобильного. Зовут его Станиславом Алексеевичем Делитовым.

Ну, я сначала с радостью откликнулся. Всё же приятно, когда твои идеи кому-то очень интересны. Но меня уже насторожила та бешеная, почти безумная прыткость в организации эксперимента с экстремальными аттракционами. А когда он сказал мне, что для чистоты эксперимента необходимо оставить самоубийце шанс покончить с собой, я резко крикнул, что это – опасная безнравственная и уголовная авантюра. Не ожидал, что можно так перевернуть и опошлить мои идеи. Не желаю я участвовать в этом маниакальном предприятии, и вообще ничего не хочу иметь общего с душегубом. И тут я к тебе, Илья! Надо сорвать этот проект, пока ещё не было реальных жертв. Слышал об открытии с 1 июня в парке «Аркадия» системы экстремальных аттракционов якобы на базе реабилитационного центра для тех, кто одержим идеей самоубийства?

– Сегодня уже второй раз, причём сразу после первого. Даже удивительно, как всё совпало – знак судьбы, я так понимаю. Рассказать кому – не поверят, что в жизни такое бывает. А я ещё хочу тебя спросить: он нигде о тебе как об авторе идеи не упоминает?

– Упоминает в описании программы эксперимента. Про возможность помочь реализовать суицид, естественно, там ни слова. Так что лучше бы не марал меня таким позором. А ты учти: пахнет сенсацией! Начинай скорее журналистское расследование, подключай правоохранительные органы! Если что, я не побоюсь выступить свидетелем на суде по делу аттракционов в «Аркадии», – твёрдо, не спуская с меня глаз, проговорил Павел.

– Ох, уж мне эта «Аркадия»! Et in Arcadia ego. Et ego puer, pulcher, felix, hilaris — memento mori, – произнёс я торжественно и протяжно (вышло немного смешно, очень характерно для пьяного бахвальства).

– Илья Вадимович, – перебил меня Дима. – По звучанию – здорово, но вы бы по-русски.., не понятно же ни фига! Откуда это?

– Это античная легенда. Когда аркадские пастухи и пастушки беспечно играли и веселились на лугу, то наткнулись на могильный камень, где была выгравирована надпись: «И я был в Аркадии. И я был молод и красив, беззаботен и весел – помни о смерти!»

– Но были и другие варианты вместо печального «Memento mori!», например, у Тертуллиана: «Respice post te! Hominem te memento!» – «Обернись! Помни, что ты – человек!», – с прохладцей примолвил Павел.

Диме этот поворот разговора в сторону античного выпендрёжа явно не нравился. Он почему-то вдруг почувствовал себя мохнатым мамонтёнком Юрского периода, который точит бивни о камень, наблюдая, как два диплодока, с толстой и лощёной кожей, попеременно хватают и жуют гигантские папоротники, издавая какие-то странные сигнальные звуки на своём динозавровом языке. Тут спасительно зазвучали мерные арпеджио композиции «Stairway to Heaven» рок-группы Led Zeppelin – у Димы зазвонил сотовый. Он, немного наклонив голову вперёд, подобно тому, как птица вытягивает шею во время клёва, энергичными шагами побежал общаться со своим подчиненным в туалет. С сигаретой в зубах семь минут по принципу «компьютер для «чайников» он последовательно объяснял коллеге, как следует поступить в интересующей его ситуации.

Павел Сапрыкин, воспользовавшись моментом, неожиданно вспомнил, что ему пора идти, что сегодня у него запланирован вечером поход с семьёй в театр: талантливый режиссёр – давняя знакомая, молодая женщина тридцати шести лет, поставила спектакль по пьесе Злотникова «Пришёл мужчина к женщине» – увлекательная вещь, комедия характеров. Распирая телом спинку стула и сложив руки за головой, он громко возвестил, что хотел заглянуть на пять минут, а тут просидел в офисе редакции, общаясь с другом, больше получаса. Затем, привстав, попрощался, крепко пожав мне руку, и уверенной походкой направился к выходу. Дима тоже долго не задержался.

Я стал убирать и замаскировывать следы безобидной пьянки в конце рабочего дня. Еле успел до прихода уборщицы. Дотащившись до дома, напоённый вином и необычной информацией, которую тоже не успел переварить, раздевшись, лёг на кровать; о чём-то задумался, и, почувствовав, что Земля всё-таки вертится и что кровать вместе со мной – явное доказательство этой теории, уснул. И проснулся ночью только сейчас под трели грустной песни дождя.

II

Почему так отрезвляюще действуют на меня короткие видеоролики с последними записями Серёжи Ш. (сына одного из моих лучших друзей), для которого жизнь показалась слишком узкой и ограниченной площадкой? Именно тогда, три года назад, я ощутил в себе потребность ходить дозором у этой границы, пытаясь остановить каждого беглеца, и стал впервые собирать и публиковать материалы о тех, кто так же может спутать время с пространством и перешагнуть через жизненную черту, как через дорожный бордюр. Включив компьютер, сразу ткнул курсором в сохранённую видеозапись: напротив кухонного окна сидел вальяжно расслабленный парень, легко подпирая щёку аристократически тонкими пальцами, и водил по камере рассредоточенным бесхитростным взглядом, а гюрзой сползала с шеи крупная складка плотнотканного свитера. Он говорил туманно и безучастно, словно читал мантру: «Я отказываюсь выбирать ограниченность вариантов. Я отказываюсь верить в ограниченность вариантов. Я выбираю веру во всевозможность, во вседозволенность… веру в то, что все варианты доступны, веру в то, что всё возможно. Я выбираю веру в то, что всё возможно». Переключил на другую запись, тут он сидел в комнате – такой же открытый до опустошения и доверчивый взгляд, хилые обнажённые плечи, и столь же обнажёны причины дальнейших действий, растворённые в прозрачном потоке сознания: «Теперь я понимаю то, что даже если то, что я никому не нужен, или то, что я делаю, никому не нужно, я всё равно хочу это делать. Это важно для меня именно делать то, что я хочу, что я люблю, даже если это никому не нужно. Такая ситуация, в общем… Девушка… Я её полюбил. И меня… гм… Как бы, она сказала, что ей всё это не нужно. И я воспринял это так, как будто бы то, что я даю, ну… на тонком плане, не нужно ей… И… закрыл в себе этот поток. И отсюда появилась грусть и печаль…» Его тело извлекли из другого потока – потока реки, в сторону которой он вышел в шесть часов утра без денег, телефона и документов, воодушевлённый лишь одной идеей, отражённой в сетевой записи:

«Короче! Время – это ещё одно пространство, и перемещение во времени – это перемещение в ещё одном пространстве, смекаете?;) А вот если ещё дойти до того, что пребывание в каких-то мыслях, чувствах и т. п. – это тоже пребывание в определённых пространствах, а ещё и дойти до того, что в эти пространства можно входить и выходить, то всё вообще огонь!!))) просто почувствовать это пространство, осознать его и выйти;) круто же! Ах, да! Всё существует только в настоящем моменте! Я долго трахал себе мозги по поводу – прошлое, будущее, – типа нужно находиться в настоящем моменте… Да всё просто: всё есть настоящий момент, где бы я ни был – он для меня настоящий:) и просто есть какие-то привязки к пространствам:) т.е. есть связанные пространства. Из одного вытекает другое и т.п., или есть желание пребывать в каком-то пространстве и получить нужный опыт, чему-то научиться:) и вдогоночку: можно находить нужные пространства, создавать, генерировать – и все ok!)»

Войти в пространство текучей стихии ему удалось, вот только с обратным выходом ничего не получилось… На его интернет-странице много записей, указывающих на прохождение каких-то онлайн-курсов и интенсив-тренингов «личностного роста», ссылок на группу «Генокод смерти», цель которой – якобы изменить «код смерти». При этом было видно, что посты на стене его персональной страницы часто сопровождал вопросами какой-то куратор: «Что ты понял?», «Что ты осознал?». Однако причастность третьих лиц к гибели Серёжи всё же не удалось доказать…

Теперь я захотел заглянуть, что делается в «В Контакте»; там частенько вычитывал страницы Рунета групп виртуальных самоубийц. Оглядывал быстро страницу за станицей. Чем они живут, как мыслят, что делают – те, кто оказался у черты, у последней черты, те, кто пытался через неё перешагнуть. Взглянувшие на жизнь искоса, мечтавшие об абсолютной свободе – они резали вены, прожигали кожу, коробили поверхность рук зигзагами глубоких шрамов, сладострастно дотрагивались до шеи остриём ножа. Они глотали горсти таблеток, лежали в беспамятстве в реанимации, прозябали в психушках, погружались в ужас депрессий, мучились весенней порой от дикой печали и грезили о разделённой любви. Они, прошедшие через ад отчаяния, ревности и предательств, жизненных катастроф и предсмертных кошмаров – они создают себе якоря, цепляясь за жизнь, за укоренившиеся в сознании ценности, за шаткие прутья надежды в болоте отверженности. Кто-то рыдал, кто-то троллил и насмехался над суицидентами, кто-то нервно пытался найти выход из неприемлемой ситуации, кто-то задавал риторические вопросы – просто, чтобы высказаться. Кто-то описывал свои попытки свести счёты с жизнью. Невидимой нитью сшивала слова сквозная тема одиночества.

Но были сообщения и весьма оптимистичные – типа «эх и дура же я была!»:

Александра Полякова

ПРИВЕТ ВСЕМ!!!! Недавно я рассталась с парнем, которого очень сильно люблю, и эта мысль не давала мне покоя. После каждой нашей ссоры я хотела умереть. И теперь, когда обратной дороги нет, пора доставать лезвие… но сегодня мы помирились. И счастлива, и немного стыдно перед всеми дорогими людьми, что хотя бы думала о суициде…

Постоянно встречались выплески негативных эмоций, слёзные жалобы и интернет-рыдания девочек и девушек, у которых что-то не заладилось с парнями. Только что оглядел два таких сообщения.

Celena Gomez

Я всё время плачу, у меня в жизни переполох.

Мой любимый человек бросил меня. Теперь я не хочу жить, да пошла в ж […] пу эта жизнь!

Вика Семенцова

а что делать если ты никому не нужна, если ты одна в этом мире, если никто не пожалеет, когда плохо, не погладит по голове, не обнимет, не даст совет, если не с кем поделиться, если нет родителей, родственникам ты не нужна; нет друзей – потому что ради любимого ты перестала общаться со всеми, если ты любишь этого человека больше себя, а он постоянно предаёт тебя. ЧТО ТОГДА????????????????????????

И вдруг сильная философская фраза, подобная трагическим перлам мудрости Екклесиаста, произросла на вязкой почве печали и тоски. В этих словах читалась формула мировоззрения людей, взглянувших на жизнь как на пещеру Платона, сквозь потрескавшиеся холодные грани кристаллов фантазий, облепивших наружную сторону реальности, сквозь истаявшую миражную дымку выдуманного счастья, сквозь звенья массивных цепей на шее неограниченной свободы, купающейся в бассейне несбыточной мечты. Поразило высказывание Юлии Ким. Мысль была сформулирована настолько ёмко по смыслу и художественной силе слова, что даже не верилось – так по-взрослому мудро могла высказаться девочка-малолетка:

«Мы все узники своих ошибок, попавшие в клетку с самого рождения. Наши чувства, принципы, дружеские и семейные связи, физическое несовершенство… являются для нас тёмной комнатой, из которой нет выхода. Нет ничего в нашей жизни, до чего бы ни дошли сословные разделения. У нас нет равноправия, у нас нет свободы, у нас есть только мораль и норма… И так до конца своей жизни… из клетки в клетку…»

Фраза просто ошеломила меня. Вспомнилась притча Винсента Ван Гога о птице в клетке:

«Есть и другие бездельники, бездельники поневоле, которые сгорают от жажды действовать, но ничего не делают, потому что лишены возможности действовать, потому что они как бы заключены в тюрьму, потому что у них нет того, без чего нельзя трудиться плодотворно, потому что их довело до этого роковое стечение обстоятельств; такие люди не всегда знают, на что они способны, но инстинктивно испытывают такое чувство: „И я кое на что годен, и я имею право на существование! Я знаю, что могу быть совсем другим человеком! Какую же пользу могу я принести, чему же могу я служить? Во мне есть нечто, но что?“ Это совсем другой род бездельников – если хочешь, можешь считать меня и таким. Птица в клетке отлично понимает весной, что происходит нечто такое, для чего нужна; она отлично чувствует, что надо что-то делать, но не может этого сделать и не представляет себе, что же именно надо делать. Сначала ей ничего не удаётся вспомнить, затем у неё рождаются какие-то смутные представления, она говорит себе: „Другие вьют гнёзда, зачинают птенцов и высиживают яйца“, и вот уже она бьётся головой о прутья клетки. Но клетка не поддаётся, а птица сходит с ума от боли… Что же всё это такое – выдумки, фантазия? Едва ли. И тогда спрашиваешь себя: „Доколе же, Господи? Неужели надолго, навсегда, навеки?“ А знаешь ли ты, что может разрушить тюрьму? Любая глубокая и серьёзная привязанность. Дружба, братство, любовь – вот верховная сила, вот могущественные чары, отворяющие дверь темницы. Тот, кто этого лишён, мёртв. Там же, где есть привязанность, возрождается жизнь».

(Винсент Ван Гог, письмо к брату Тео. Амстердам, 9 января 1878 года).

Но только что же случилось с самим Винсентом? Нашёл ли он в жизни глубокую привязанность, братскую дружбу, бескорыстную любовь? Что стало итогом крепкой душевной привязанности между Винсентом и его братом Тео? Безумная попытка Тео уничтожить свою семью. Что осталось от дружбы с Гогеном? Кровавая буря ожесточённых ссор в Арле и желание Гогена хладнокровно «извлечь немалые преимущества из несчастья Ван Гога» после его смерти. Что стало даром любви? Ожог на ладони, поднятой над зажжённой свечой в ожидании ответа от любимой или обрезок уха, подаренный проститутке Рашель? «Но клетка не поддаётся, а птица сходит с ума от боли…». Не раз задумывал Винсент свести счёты с жизнью: когда сговаривался о совместном суициде с художником Александром Ридом, в клинике для душевнобольных, в царстве природы, стоя у мольберта.

Перед моим мысленным взором, как наваждение, попеременно возникают две картины Винсента Ван Гога – «Прогулка заключённых» и «Вороны над полем пшеницы». Я будто ощупываю ладонью правой руки шершавую поверхность холстов, покрытую плотным слоем пастозных мазков. Вижу замурованное мерной кирпичной кладкой пространство, напоминающее гигантскую шестигранную банку-крепость с открытым верхом. Люди, как насекомые, копошатся в этой емкости, написанной цветами проросшей земли. Группа ходит по кругу, неизбежно – по замкнутому кольцу, снова и снова смыкаясь у стен и утрамбовывая шагами камни мостовой. Действия чередуются, развёртываются во времени стадии движений, ритм шагов рикошетит в глухое пространство. Угрюмо шагающие то слегка растягиваются в интервалах, то теснее прижимаются друг к другу, но не сбиваются с общего ритма. Отпечатками изогнутых зубцов храповика ложатся наземь косые тени. Яркий свет сфокусирован в пустом центре. Но кому до него дело! Поодаль прогуливающихся узников в расслабленных позах стоят несколько надзирателей. Их мрачные силуэты не довлеют над группой. Они тоже часть этой системы, только им выделено другое место, откуда удобно безразлично созерцать картину часового механизма однообразных движений. Ряд кирпичей высоко над людьми прерывают одинокие мрачные окошки, похожие на выходы нор огромных червей.