Тень с человеческим лицом

…Обломки сыпались во все стороны, разбиваясь на мелкие камни, разлетались щебнем – один из таких острых осколков ударил Гхолала в лицо, до крови рассек кожу на скуле – человек отступал и отступал, пока не уперся спиной в стену. Большинство каменных обломков упало в нишу под пьедесталом, где была статуя, закрыв проход. Гигантская туча непроглядной пыли поднялась до самого свода, затем нехотя стала опускаться все ниже и ниже, точно зная, что вновь будет покоиться на полу.

В носу мучительно зачесалось, Гхолал попытался вдохнуть и чихнул – затем еще раз, еще. Так расчихался, что вскоре задергался всем телом, а остановился лишь тогда, когда пришла абсолютная уверенность, что с очередным чихом выплюнет кишки на пол.

Пыль накрыла собой все, устлав все поверхности между держащими свод колоннами, частицы ее повисли на стенах. Помещение стало похоже на старую полуразрушенную церковь за родной деревней Гхолала весной, когда все внутри покрыто тонким, легко разрушаемым, грязным от заводских дымов снегом.

– М-да, – произнес Гхолал, рассматривая сотворенное собой.

Захотел сдвинуть камень, закрывающий спуск под пьедестал статуи, чтобы заглянуть в темноту подземелья и попытаться кого-нибудь увидеть – умирающего Дохойба или ждущую помощи Теллису. Эта не столько благородная, сколько служащая для очистки совести идея в итоге полностью завалила проход каменными обломками, лишив не только желания узнать, есть под полом люди или нет, но и возможности это сделать.

Гхолал грохнулся на пол, обхватил голову руками. Не представляя, что делать, куда идти и надо ли ему это, он вдруг ощутил наполняющее его отчаяние. Пришла неожиданная мысль: Гхолал понял, что не хочет уходить из этого замка. Не желает вновь плутать по чертовому лесу, быть искусанным проклятыми комарами, что нападают тысячами тонких невидимых жал – он не пойдет искать дорогу домой. Росла уверенность в том, что Тайгив и остальные оставили его, раненого, здесь, чтобы позже прийти с помощью – врачами на машине, которая увезет его в родную деревню, к ноутбуку и играм в нем. К прежней, так нравившейся всегда жизни.

Он остается. Принятое решение принесло странное успокоение – мелькнула мысль о том, чтобы затащить сюда тело сдохшего монстра, пока его не растащили волки или другое лесное зверье, лишив тем самым Гхолала главного доказательства рассказанной им по возвращению домой истории. Но неожиданный страх повторного оживления жуткого чудовища налетел, как холодный ночной ветер, прогнав все мысли о мерзкой твари, валяющейся за замком.

Содрогнувшись, Гхолал решил остаться в одиночестве.

* * * * *

Время текло, подобно неспешной реке, сокращая день.

Количество солнечных лучей, равно как и степень, их освещения помещения, уменьшалось вместе с тем, как небесное светило опускалось к горизонту – его стрелы теряли мощь и яркость. Тени от стен удлинялись, пугающе изгибаясь и становясь похожими на страшные щупальца.

Гхолал очнулся от странных, словно не своих, мыслей и образов, когда вдруг поднял голову от пола и увидел последние лучи света, падающие через заменяющую в этом замке дверь огромную пасть. Щели между клыками еще пропускали слабые, едва освещающие невесомый слой пыли, покрывающий пол, истончившиеся лучики, но солнце опускалось все ниже, уступая время правления темноте.

Гхолал с бешено бьющимся сердцем обернулся – показалось, будто кто-то стоит за спиной. Но никого не увидел: лишь черную тень, приближающуюся к нему. Обернувшись, вновь посмотрел на дверь-пасть – проходящих сквозь нее лучей стало на один меньше. Все желание остаться и дождаться друзей здесь исчезло мгновенно. Лучше в комарином аду, чем среди тянущихся отовсюду теней.

Гхолал сделал шаг, еще один и вдруг побежал. Он отчетливо увидел, как ожили черные тени, как протянули к нему свои жуткие лапы, пытаясь схватить. Бежал, не оглядываясь, к спасительной пасти…

У самого выхода вдруг запнулся, словно об воздух: упал лицом в камень – из носа хлынули две струи, а верхняя губа полностью занемела. Чье-то почти неощутимое касание затылка заставило Гхолала с дикой скоростью перевернуться на спину, вскрикнуть от ужаса. Перед его лицом плавало черное бесформенное пятно!

Он рванулся назад, врезался спиной в стену, а тень метнулась к нему. Гхолал перестал дышать, расширенными в бесконтрольном ужасе глазами впился в жуткое висящее в воздухе пятно, постепенно обретающее человеческое лицо. Сердце разламывало ребра с чудовищной силой, тело превратилось в студень. Спасение рядом, надо только развернуться, повернуться к этому кошмару замка спиной и пролезть в щель между клыками, но…

Вдруг Гхолал услышал голос. Едва различимые слова, тихие и пугающе свистящие, но он понял все до единого:

– Могущество немыслимое обрел, смертный…

Слова рождались прямо в голове Гхолала, что рискнул сделать крошечный вдох – легкие горели от нехватки кислорода. Витающая перед ним тень с человеческим, жутко обезображенным лицом чуть колыхнулась – Гхолал мгновенно ощутил, как что-то начало стремительно меняться внутри него. Нечто сдавило череп со страшной силой, болью выгоняя мысли. Перед глазами замерла жуткая тень, за ней – едва различимые очертания стен и колонн. Одновременно с этим Гхолал явственно видел дремучие леса, чудовищных зверей, залитые кровью и трупами поля – вдруг ощутил вкус крови на губах. Убивающий его ужас постепенно достигал критической точки, Гхолал орал бы, если б мог, но единственное, на что он был способен – сопротивляться неизвестному вторжению. Изо всех сил глушил крики умирающих, зажмурился, пытаясь лишиться всех образов и видений, отчаянно старался не думать и не представлять абсолютно ничего. Неизвестная сила ломала его сопротивление шаг за шагом, вторгаясь в разум, навязывая свои мысли, подавая ужасные картины. Гхолал не знал, как противостоять неведомому захватчику, растворял любую чужую мысль или видение силой воли – одну за другой. Когда они начали сыпаться на него, как из мешка, едва не сдался, чуть было не расслабился, не отдался свободному течению к смерти. С внезапной злостью смел все картины, висящие, как проклятье, перед внутренним взором, расширившиеся ноздри мощно втянули воздух, наполнив им легкие. Вторжение продолжало свой разрушительный путь, но Гхолал вдруг осознал, что добивается с ним одной и той, же цели. Вдвоем они боролись против кого-то третьего, а на месте руин души стремительно вырастала могучая несокрушимая крепость. Как на месте пепелища взрастает зеленая трава, так и в сердце Гхолала воздвигалась непробиваемая стена неизвестного происхождения. Безгранично высокая, вселенски широкая – она превратилась в него самого. Внеся крошечное изменение, перестроила на свой лад, добавила что-то новое, ненужное выкинула…

– Жаждешь ли знать, кем стал?

Шум внутренней бойни мгновенно стих, оглушив тишиной. Гхолал разобрал слова, что уже не дерзко ворвались в голову, а вежливо постучали, и открыл глаза. Он попытался что-то сказать, но изо рта вылетел только прерывистый выдох.

Разбросанные мысли, и разорванные картины перепутались между собой, сквозь их хаос Гхолал вынужденно смотрел на тень перед собой. Сердце нехотя успокаивалось, страх отступал, но крепчало чувство обреченности.

– Где я? – свои собственные слова показались хриплыми и грубыми, но к удивлению прозвучали твердо и уверенно. Гхолал ожидал услышать свой голос трусливо-дрожащим, ожидал волны заиканий и неясного бормотания, но…

– На свободе… Вновь…

* * * * *

Тень с человеческим лицом долго вела его по мрачным коридорам, длинным залам и бесконечным спускам и подъемам. Летела впереди него, указывая дорогу, неслышным колдовским словом убирала с их пути целые стены, создавала новые двери там, где Гхолал был уверен, что они зашли в тупик. Чем дольше шли, тем крепчала уверенность Гхолала в том, что живым ему из замка не выбраться. Он при всем желании не сумеет найти обратную дорогу, ибо за его спиной опускались, перекрывая путь, одна за другой каменные стены.

Едва отступившее отчаяние обрушилось с новой силой. Гхолал переставлял ноги все медленней, начал зацепляться за малейший выступ.

– Не рушь безмолвие… – услышал тихий голос зловещего проводника.

Гхолал завернул за очередной угол, успел сделать несколько шагов, как вдруг голова взорвалась болью от оглушительного свистящего шепота:

– Поспеши, ибо рассвет разлучит нас…

Гхолал в ужасе замер, совершенно не представляя, где находиться. Абсолютно ничего не видя, он мысленно пытался успокоить бьющееся в истерике сердце. Но оно колотилось все быстрее, уши закладывало от грохота перекачиваемой крови. Но даже сквозь эти громовые раскаты отчетливо услышал следующее:

– Страх побори и сквозь смерть проступи…

Огромным, неимоверным усилием заставил сделать крошечный, практически незаметный шажок. Слова невидимой тени добавили ужаса, парализовали тело. Что-то пронеслось около лица, пошевелило волосы на затылке, охладило кожу на шее. Гхолал, утопая в океане животного ужаса, каким-то шестым чувством догадался, что тень торопит его, заставляет двигаться вперед. Еще один шаг дался намного труднее, чем предыдущий, но после него третье поднятие ноги над полом получилось как-то само собой.

Глаза абсолютно ничего не различали в окружающей тьме. Вытянутые руки не доставали стен, что усиливало чудовищный страх. Окатило ледяным потом, когда представил себя идущего по тонкому мостику через бездонную пропасть, на дне которой монстры и чудовища только и ждут, когда человек поскользнется и упадет…

Вновь остановился, затылок обожгло ледяной стужей, отчего Гхолал вынужден был сделать несколько крошечных шагов. Глаза закололо от пристального всматривания во тьму в тщетной попытке увидеть хоть что-нибудь… Когда впереди появился едва различимый во тьме огонек, Гхолал со всех ног кинулся к нему…

Слабый огонек приближался невероятно медленно, Гхолал мчался изо всех сил, видя в разрастающемся пятне света спасение от жуткой тени с человеческим лицом. Он чувствовал, что несется с дикой скоростью уже слишком долго, пора начать задыхаться, ощутить привычную во время продолжительного бега острую боль в боку.

Свет разгорался все ярче, по мере приближения к нему начинал ощутимо резать привыкшие к тьме глаза болью. Он приобрел контуры огромного квадрата, сквозь который Гхолал, яростно преодолев последний десяток метров, прошел шагом. Не столько устал, сколько поразился картине, открывшейся сразу же за ним.

Всюду полыхал огонь.

Человек медленно входил в это царство жара и ослепительного света. Чудовищные огненные столбы подпирали низкие потолки, отчего языки пламени яростно охватывали стены, пытаясь их сжечь. Гхолал ступил на каменную тропу, не широкую, с опаленными краями, а по обеим сторонам ее бушевал огонь. Там, далеко внизу, он рождался, набирал сокрушительную всеразрушающую силу, дабы преграждать путь любому дерзнувшему явиться сюда наглецу.

Гхолал почувствовал, как затрещали волосы на голове, невыносимо больно обожгло кожу на обнаженном теле – попятился назад. Прыгающие во все стороны языки пламени проносились в миллиметрах от его лица, грозя лишить глаз. Едва спина ощутила прохладу длинного туннеля, по которому бежал, Гхолал словно уперся в стену. Вновь налетел жуткий, парализующий страх.

Во тьму коридоров он ни за что не вернется!

Не колеблясь больше ни секунды, Гхолал ринулся вперед. Жар обрушился с огромной силой, размашистое крыло огня коснулось плеча, и Гхолал взвыл от боли. Раскаленный камень под ногами обжигал босые ступни, легкие перестали получать кислород, отказываясь от здешнего воздуха, в котором мелькали огненные искорки.

Гхолал не знал, куда ведет эта раскаленная, как сковорода, тропа – может, упрется в стену, позволив беспощадному пламени заживо сжечь человека. Но не проходящий страх перед полным непроглядной тьмы коридором гнал Гхолала дальше, не отрывая глаз от каменного моста над океаном огня и крича от чудовищной нечеловеческой боли…

Вдруг все словно накрыли черным одеялом.

Гхолал замер на месте, шумно дыша и пытаясь прислушаться к новой обстановке. Но из-за громовых ударов недовольного резкой остановкой сердца с трудом слышал даже свои хрипы. После ослепляющего огня перед глазами все еще мелькали белые пятна, резали вспышки, и Гхолал, чувствуя себя вновь беспомощным, вытянутыми руками принялся искать стену, на которую можно было б опереться. Чуть не умер от ужаса, когда вспомнил о тропе над огнем, что могла не кончиться, но шаг был сделан, а сразу за ним дрожащие пальцы коснулись теплого камня.

Гхолал уронил болезненный стон. Кожа, словно до сих пор объятая пламенем, мучительно жгла, к ней нельзя было прикоснуться. Осторожно проведя рукой по лицу, Гхолал не нашел на нем ресниц, а на черепе пальцы пробежались по сморщенной жесткой коже.

– Цену себе назначил, смертный…

Он подпрыгнул бы от неожиданности, не будь настолько измотан. Чуть привыкшие глаза с трудом смогли различить витающее перед ним пятно вновь объявившегося проводника.

– Я сгорел, – просипел Гхолал. Вдруг до глубины души стало жаль самого себя.

– Лишь трудности душу закаляют, – донесся зловещий шепот, – плоть страдает, но растет воля…

– Куда ты меня тащишь? – Гхолал с трудом мог выговаривать слова обожженными губами. Язык во рту едва ворочался, словно тоже пострадал от огня.

– Там примешь сущность…

Вновь началось мучительное путешествие во тьме с единственным ориентиром – черным пятном, совершенно утратившим человеческое лицо…

Глава 6

Гхолал вскочил быстрее молнии. Все тело трясло жуткой судорогой, мышцы ходили ходуном в бешеном ритме, сердце мощными, частыми ударами качало кровь так быстро, что закружилась голова.

Перед глазами величественно поднималось солнце. Гхолал с отчаянием констатировал, что пролетел еще один день. Он все еще один, без малейшего представления, где его друзья, что с ним происходит и абсолютно лишенный памяти о вчерашней ночи с того момента, как прошел огненный зал вслед за жуткой тенью. Тенью… По спине пронеслись миллионы мурашек, а сердце на какой-то миг просто остановилось при воспоминании о страшном существе.

Гхолал, обернувшись, увидел громадное строение, зябко передернул плечами. Внутрь он больше не зайдет, ни за что…

Он смотрел на зеленую листву, на темную кору деревьев, и в черепе возникали странные мысли, никогда до этого момента не появлявшиеся в голове. Гхолал наклонил голову перед стоящим деревом, чьи роскошные листья на длинных ветвях едва не касались небес. Внезапно Гхолал осознал, что каждый спит и видит, как сломать, испортить, убить, или уничтожить беззащитное, но внушающее трепет могучее растение. Ибо все, что пугает, должно быть стерто с лица земли, дабы люди могли спокойно жить…

Черная, испепеляющая ярость взорвала сердце, страшно вздула мышцы. Тело словно увеличилось в размерах, гигантские кулаки стиснулись с жуткой силой, а перед глазами все накрыло багровой пеленой. Гнев душил, легкие вскипали болью, требовали не воздуха, но крови… Горячей людской крови, что так сладко потечет из их порванных жил…

– Если мир против меня, – услышал собственный голос, глухой и нечеловеческий, – тогда я просто его уничтожу!

В губы врезались огромные клыки, превратившиеся в жуткие когти ногти рук вцепились в грудь, рванули с чудовищной силой. Волна страшной боли захлестнула разум, рев из горла пошатнул стоящие рядом деревья. От прыжка в воздух взлетели комья грязи, но за мгновение до того, как они вернулись на землю, огромная фигура исчезла в лесу.

* * * * *

Ночь застала его далеко от древнего храма. Насколько далеко, Гхолал не знал, но смутно догадывался, что убежал на значительное расстояние. Последние часы прожил как в дурмане, отрывками вспоминая мелькающие с чудовищной скоростью деревья, бьющие по лицу ветки. Голова все это время была словно наполнена жидким металлом, в температурном кошмаре которого сгорели дотла все ранее находившиеся в черепе мысли.

Усталость накрыла огромной всесокрушающей волной, разом свалив с ног. От громового дыхания заложило уши, рассвирепевшее сердце безжалостно ломало ребра. Был абсолютно уверен, что не переживет такой нагрузки, что через пару мгновений сердце разорвется, а легкие лопнут, перенасытившись кислородом…

Но, спустя вечность, глаза вновь открылись, а сердце все также качало кровь по жилам. Гхолал встал. Искусанное комарами и превращенное в один гигантский зудящий синяк тело жутко чесалось, в кровь разодранные камнями и острыми сучками ступни болели.

Кругом было еще темно, но постепенно светлело – тени прятались за деревья, становясь все короче. Рассматривая красоту предутреннего леса, еще не отошедшего от ночной прохлады, Гхолал яростно стал чесаться. Кожа зудела невыносимо, ногти едва не вспарывали ее, мгновением позже по телу растекалась сладкая боль.

Долго Гхолал себя истязал, но не хотелось останавливаться. Многие укусы отвратительно вспухли, из них сочилась кровь. Когда блаженство сменилось острой болью, Гхолал перестал дергаться. Еще недавно так сладко зудящая кожа теперь словно горела невидимым огнем, а на вид была ужасна: синюшные кровоподтеки, расцарапанные ногтями – Гхолалу на миг почудилось, что, глядя на свои руки, он вдруг увидел разлагающиеся руки мертвеца.

* * * * *

Чудовищный, не позволяющий переставлять ноги голод пришел, когда солнце еще не добралось до вершины неба. Живот рычал и гудел, мелькнувшая мысль о том, что кишки переваривают друг друга в желудочной кислоте, быстро превратилась в непоколебимую уверенность. Все мысли были только о еде, в голове Гхолала не осталось ничего, мозг превратился в жадную мечту о жареной картошке, макаронах с сардельками, пюре с котлетой…

Никогда не умевшему терпеть голод Гхолалу приходилось напрягать все силы – физические и волевые, чтобы не рухнуть на землю и не биться в истерике. Он спотыкался, запинался за каждую неровность, попадал в мышиные норы, падал и, поднявшись, вновь летел на землю. Первое время свирепо ругался, в ярости ревел на весь лес, срывал листья с деревьев, пинал траву и ломал ветки, о которые спустя минуту спотыкался и вновь падал. Когда гневный запал исчерпался, Гхолал, повесив голову и загребая за собой все то, что нарвал и накидал, молча, побрел сквозь кусты.

Нашел красных ягод, быстро определив их как землянику, сожрал вместе с листьями. Ни капельки не утолив жуткий голод, бросился на поиски грибов, наступил в осиные гнезда, и спустя полчаса растирал опухшие от укусов ноги далеко от земляничной поляны.

Внезапно нахлынуло отчаяние. Ни еды, ни сил идти. Проклятый лес с каждым шагом становился лишь гуще, комары и мошки атаковали огромными стаями, паутина облепила все тело, больше похожее на гигантский укус. Жара и духота выжимала литры едкого пота, чудовищная жажда просто убивала.

Лишь что-то глубоко внутри, нечто абсолютно уверенное в себе и ощущающее свою силу, успокаивало, играя на струнах души. Гхолал не мог ни понять, ни объяснить, что с ним происходит, но поддавался внутреннему уговору. Его резкое обрывистое дыхание постепенно замедлялось, превращаясь в ровное и спокойное. Дикие сумасшедшие мысли вскоре ушли из больной головы, а веки незаметно накрыли глаза. Яркий солнечный день исчез, заменой ему стал черный коридор, ведущий в неизвестность…

…После жуткой комнаты с пламенем темнота, сейчас окружающая его, успокаивала странным образом, а глаза с удивлением стали различать некие очертания.

В голове Гхолала словно появилась карта погруженных по тьму коридоров древнего замка, он, напрягая зрение, подтверждал глазами то, что рисовали мысли – стены с острыми выступами, от которых успевал вовремя отходить, чтобы не удариться. Более темные, будто залитые чернилами, места понимал как повороты, в которых скапливалась большая часть кромешной тьмы, и после двух или трех ударов лбом об углы стал угадывать момент, когда надо повернуть. Бесшумно парящая в нескольких шагах впереди него тень теперь стала еще черней, походила на маленькую злую тучку, но при одном взгляде на нее кровь застывала в жилах.

После очередного, своим углом задев и так расцарапанный в кровь висок, поворота Гхолал замер. Перед ним была пустота: большое пространство без стен – изо всех сил всматриваясь в середину и пытаясь понять, что же он все-таки видит, Гхолал смог убедиться лишь в том, что в нескольких шагах от него гигантский столб сгустившейся тьмы. Более густой, чем ведущая его последние несколько часов тень, которая при воспоминании мгновенно оказалась рядом. Ледяной ветерок коснулся обожженного уха, добавив боли, Гхолал затем услышал:

– Окунись в забвение, познай Мортема, тебя наполнившего…

Гхолал не слушал, неотрывно смотрел на жуткое скопление тьмы. Оно принимало самые разнообразные формы – от кружащегося с дикой скоростью вихря до ревущей в невидимом сосуде воды, черной и ужасающей. Из этого беспредела трансформаций вылетали тени, подобные уже знакомой Гхолалу, но были они гораздо темнее, крупнее и при взгляде на них сердце словно сжимала когтистая лапа самой смерти. Жуткие тени делали один-два круга около эпицентра тьмы, затем вновь исчезали в нем.

При произношении неизвестного имени Гхолал вдруг почувствовал сильное возбуждение. Кожу защипало – сначала несильно, едва ощутимо, но уже после нескольких мгновений создалось неприятнейшее и болезненное ощущение, словно тело одновременно тащат во все стороны, зацепившись за его кожу миллионами острых крючков. Гхолал невольно провел ладонью по руке, убедился в отсутствии инородных предметов, но поразился невероятной раскаленности кожи.

Мелькнула испуганная мысль о том, чтобы спросить у тени, что он перед собой видит – ворота в ад или скопище всемирного зла, но созерцание тьмы внушало такой невообразимый ужас, что, казалось, один звук обрушит на наглеца всю мощь сконцентрированной власти ночи. Тень, которую, глядя на творившуюся перед собой жуть, отчасти считал своей, судя по всему, прочитала мысли Гхолала: не успел человек подумать о возможном вопросе, ответ проник в череп и начал впитываться мозгом:

– Силы безграничной вместилище зрят редкие смертные. Пережить сей взгляд способны единственные из многих тысяч, тебе же выпала честь зреть двумя парами глаз…

Гхолал остро почувствовал исходящую от водоворота теней угрозу.

– Ступай, страха лишившись…

Голос в черепе на этот раз больно задел мозг своей торопливостью – Гхолал увидел метнувшуюся от него тень. Она оказалась среди кружащих, себе подобных, созданий, выглядела, как белая ворона, но лишь миг – затем нырнула в эпицентр тьмы. То, что следует войти в жуткий вихрь тьмы, Гхолал понял мгновенно, но сделать подобное было сложнейшей задачей всей его жизни. Он не в состоянии был представить, что твориться внутри постоянно меняющегося водоворота теней, который заставлял ноги Гхолала судорожно трястись, а сердце биться в горле.

Чудовищный круговорот жутких теней вдруг начал расширяться, ускоряясь. Его черные творения стали хаотично носиться по воздуху, уже не возвращаясь внутрь, также увеличивая круг полета. Редкие подлетали к замершему от ужаса человеку, заставляя последнего медленно прощаться с жизнью.

Критическая черта, переступив которую либо сходишь с ума, либо навсегда теряешь страх, оказалась перед Гхолалом. Он больше не слышал дикого галопа собственного сердца, не замечал невероятно частого дыхания, не ощущал тела. Не мог отвести глаз от приближающегося черного кошмара теней, что спустя миг накроет его. Время перестало течь, застыло, как река зимой, и этот миг для Гхолала стал моментом чудовищного накала нервов, смертельной болью разорвавшегося от невообразимого ужаса сердца. Не в силах более сдерживаться, больше всего на свете желая избавиться от адских мучений, Гхолал сдался. Рвущийся к огромной тени кто-то, сидящий внутри человека, в яростной радости рванул тело Гхолала вперед, со всего размаха утопив в черноте.

Последнюю мысль угасающего разума о том, что Тайгив и другие люди уже ходят по замку и ищут его, накрыла непроглядная тень.

* * * * *

Считая, что умер, Гхолал ошибался. Не было и сном его состояние – завис где-то между прошлым и будущим, не в силах увидеть настоящее. Невольный наблюдатель чужой жизни, чудовищно жестокой и поистине ужасной в деяниях. Жизни существа, чья судьба создала его воплощением абсолютного зла – безжалостный косарь, под окровавленным клинком которого падают жизни тех, кому не повезло оказаться в одном веке с ним – падают, как скошенная трава…

Существо, являющееся главным героем представившейся кошмарной пьесы, имело в своей несоизмеримо длинной, по людским меркам, жизни единственную цель. Убийство: для пожирания плоти и поглощения внутренней силы, но чаще ради удовольствия. Целые города исчезали по воле кровожадного зверя, не щадящего ни детей, ни стариков. Дерзнувшие в попытке дать отпор умирали неделями, жуткими криками оглушая окрестности – горький урок остальным смельчакам.