bannerbanner
Иллюзия вторая. Перелом
Иллюзия вторая. Переломполная версия

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
23 из 38

– Я догадался. Но я не понял.

Акула молча кивнула своей большой серой головой, соглашаясь с моей трактовкой понимания.

– Я догадался. Но я не понял, – задумчиво повторил я, – и каждый за своей белой дверью получил своё собственное осознание, может быть, даже совсем непохожее на моё?

– Каждый, – кивнул Артак.

– А может быть и похожее.

– Может быть, – кивнула Агафья Тихоновна, – вариантов-то бесконечность.

– Но ведь это значит что и опыт у нас общий. Это значит – знания одинаковы. Тогда и цели одни, ибо опыт определяет возможности!

– Да, да, да. Знание – оно вообще одно.

– Но я подумал что эти двери – двери выбора поступков, а не целых жизней.

– И поступков тоже… Если изменить масштаб. Поступки определяют жизнь, а жизнь определяет бессмертие, – Артак сидел на зеркальном полу и с улыбкой смотрел на мою растерянную физиономию, – да, да, схема одна и та же – выбор жизней, выбор поступков в ней, выбор решений каждого поступка, выбор реакций на каждое решение, выбор последствий за каждую реакцию – всё это имеет ровно столько же вариантов, сколько было, есть и будет белых дверей.

– Бесконечность?

– Или ноль!

– Ноль???

– Конечно, – дракон демонстративно зевнул, – когда у тебя бесконечное количество вариантов – что в мыслях, что в действиях, что в жизнях, можешь считать что этих вариантов ноль. Всё, абсолютно всё, придется прожить и испытать. Всё без исключения. Так сколько тогда получается вариантов?

– Один!

– Почему?

– Один вариант – всё и сразу.

– Ну что ж, – Артак склонил набок голову, – ну что ж, может быть и так. Но наличие даже одного варианта – это всегда выбор, ты не находишь?

Я только нахмурился, размышляя, однако, спустя некоторое время, моё лицо разгладилось и посветлело, а мысленные тучи разошлись, и слова – чисто вымытые в летящем грозовом облаке шквальных мыслей сами соскочили с языка:

– Я понял! Без вариантов. Ноль. Большой, жирный, круглый ноль без конца и без края.

– Именно так, – устало подтвердил Артак и лениво подтащил ко мне пустой и вывернутый наизнанку мешок с любовью, – получите. Вы обрели Форму, и если я не ошибаюсь, ваша Форма соответствует человеческому облику. Значит – это именно ваш мешок. И именно вам его и наполнять. Если вы, конечно, хотите этого и что немаловажно – планируете двигаться дальше…


Конечно же, я хотел. И планировал. Собирался. Жаждал.

Но, молча придвинув к себе холщовую ткань, я застыл в неподвижности, не зная что с ней делать дальше.

– Ну же, ну… – Агафья Тихоновна, улыбаясь, подсказывала мне, – вы же видите, мешок вывернут, значит надо привести его в правильный вид, – она помогла мне с этой простой задачей и затянула небольшую веревочку на горловине мешка.

– А где я возьму любовь? Чем я его наполню?

– Везде! Она везде! – Артак рассматривал свои когти, но вдруг раскинул лапы широко в стороны, словно демонстрируя ширь самого пространства и глубину пустоты, – она воистину везде! И вам её собирать. Кстати, тара для этого у вас уже есть, – он кивнул на мешок в моих руках.

– Но как? Как собирать любовь?

– И тут нет ничего сложного. Собирайте, как собирали бы ароматную и спелую клубнику под тёплым весенним солнцем. Собирайте неторопливо, наслаждаясь каждым мгновением. Собирайте упруго, мягко, по кошачьи спрятав когти в подушечки. Собирайте с ясными мыслями, собирайте отсюда и до самого горизонта, собирайте дальше него. Только внимательно выбирайте ягоды. Берите исключительно здоровые, яркие и упругие, только полезные плоды. Не гонитесь за количеством, оно никогда и ничего не определяет. Качество – вот ваша цель! Качество! – Артак повысил голос, как бы настаивая на своём видении, – качество – вот залог успеха любого дела, любого предприятия. Впрочем, как и любого человека. Качество! И всегда помните, что даже одна ягодка с гнильцой – даже лёгкий, бывает что и невидимый глазу налёт плесени на ней с потрясающей легкостью и завидной быстротой испортят содержимое всего мешка. И тогда придется вытряхивать и перебирать.

– Но как увидеть невидимое глазу?

– Сердцем, мой друг, только сердцем. Почувствовать, определить, засомневаться, проверить, ещё раз засомневаться и ещё раз почувствовать. И, в конце концов, лучше – выкинуть и забыть, чем принять и испортить – лучше перестраховаться, чем принять и исказить. Гниль тоже должна дать всходы, но пусть это будет не в вашем мешке. Пусть этот перегной питает чьи-то корни, для этого он и необходим, и в этом его предназначение. Но плоды, – Артак наклонился к моему уху, – плоды должны быть ЧЕСТНЫ, чисты и упруги. Как яркий резиновый мяч из вашего детства! Помните это!

– А что делать с подгнившей любовью? Если не в мешок, то куда?

– Гнилые ягоды оставляйте в земле – только там их перегной сможет дать силу новым всходам. Не тащите их в душу. Не пытайтесь вылечить сами. Предоставьте земле обратить в прах то, что и так уже наполовину им является. Только тогда появится молодая листва. Живая и зеленая. Только тогда появится новая завязь и сможет вырасти новый плод.

– Но ягоду можно и вылечить? Это возможно?

– Это, – Артак склонил голову размышляя, – это возможно, – после небольшой паузы добавил он, – конечно, возможно. В исключительных случаях. Но излеченная гниль, как и отмытая начисто плесень может быть только у мумии, и никак не у человека. И если вы не хотите в неё превратиться – оставьте умирающие ягоды в земле. Тогда следующий, вами же взращённый урожай, порадует вас новыми и чистыми, ярко-зелеными ростками под ослепительно чистым солнцем…

– Да, да, вы, конечно, правы. Но что для этого нужно?

– Время. Всё что для этого нужно – это время. То бишь – энергия. Только она в состоянии преобразить уходящее.

– И Солнце?

Артак прищурился и внимательно посмотрел на меня.

– И Солнце, – медленно повторил он, словно пробуя слово на вкус, – конечно же, Солнце будет чрезвычайно полезным, – он набрал полные лёгкие воздуха и шумно выдохнул прямо мне в лицо, – и Солнце и Ветер. И чередование.

– Чередование чего?

– Дня и ночи, конечно, чего же ещё. Зимы и лета – если брать более крупно. Рождения и смерти – если копнуть ещё глубже. Ну а если уж совсем глобально – чередование жизненных необходимостей, а потом и просто необходимостей…

– Чередование необходимостей? Значит необходимость даже больше чем жизнь?

– Да, Необходимость – это причина возникновения жизни. Ведь если вы родились – значит это было необходимо. Ничто не случается просто так. Всему есть…

– Причина! – я выкрикнул, не дождавшись завершения фразы.

– Причина? – Артак округлил глаза и вскинул брови, – да, вы, конечно, правы. Но вы правы относительно, не абсолютно. Ведь саму причину очень легко попутать со следствием. Никто не знает что было раньше, – он хитро усмехнулся, так как умел он один – одними глазами, и их желтизна брызнула на меня золотым дождём, – причина или следствие. В самой вечности, в единстве всех времён нет разделений – рождённый и тот, кто родил – едины. В вечности – вокруг вас одни лишь современники. Нет ни родителей, ни потомства. А вот необходимость есть. Она остаётся и именно она определяет цели движения и взаимодействия всего со всем, – он засмеялся, – она определяет и направления этих движений. Ну, и конечно же, она и только она определяет спелость клубники, – Артак кивнул на мешок.

– Но как мне найти ягоду? Где это поле?

– Найти хорошую ягоду нелегко, хоть в мире и нет ничего легче и приятнее. Найти её несложно, но многие сломали зубы, пытаясь собрать урожай. Самые плодоносные места на горизонте, – дракон неопределенно махнул головой куда-то вдаль, – но наполнить мешок можно и на пути к нему, – он набрал полные лёгкие тягучего, как расплавленная смола, воздуха и медленно выдохнул поверх моей головы, так что мои волосы затрепетали, – учитесь соприкосновению. Оно откроет вам глаза. Оно научит ваше сердце черпать.

– Соприкосновению чего с чем?

– Соприкосновению вашего тела и ваших чувств со всем, что встретится вам по пути, со всем, что вы увидите в дороге. Для этого вы и получили Чувственные Опоры. Соприкасайтесь с горем и с радостью, с болью и наслаждением, со страхом и смелостью, с отвагой и безрассудством, с ярко освещенными полянами и темным непролазным буреломом, соприкасайтесь с жаждой и желаниями, с привязанностями и обладанием, с удовольствием и удовлетворением, соприкасайтесь с разочарованием, с примирением, с ненавистью, с разрушением, опять с болью, опять с наслаждением, да мало ли с чем! С чем угодно! Во всем есть любовь! Она – основа всего. Она – фундамент. Она – цель, но она же и средство. Она – и лекарство и яд. Она, только она одна. Везде, всюду, во всём.

– И как мне её собирать? Чем собирают любовь?

– Руки тут бессильны. Для сбора урожая вам надо будет открыть своё сердце. Только оно может черпать любовь. Только оно с лёгкостью вместит в себе всё что угодно. Вместит, не отягощаясь.

– И где черпать?

– Везде, – дракон явно говорил загадками, – на каждом шагу, в каждой мысли, в каждом действии и поступке, в каждом взгляде, в каждом звуке, в каждом запахе и вкусе, в каждом очертании и в каждой тени…

– Но как??? – я растерянно повторял одно и то же слово, – как? Как?

– Постойте, как это – как? Вы получили бесценный подарок – телесные чувства. Запомните, природа никогда и ничего не даёт просто так. Используйте этот подарок как инструмент. Начните же, наконец, чувствовать! Иногда ваши чувства будут дарить вам крылья и возносить в небеса, а иногда – совсем наоборот – швырять оземь с казавшейся вам доступной высоты. Иногда вы будете парить над облаками, а иногда срываться вниз. И находясь высоко над горами, всегда помните – внизу острые скалы, которых не избежать. Никому и никогда не избежать. И их острые пики готовы наколоть вашу плоть и оросить себя вашей же кровью, а их каменные склоны с радостью продолжат начатое дело, размазав по твёрдому камню ваше израненное и разодранное тело. Но и это будет не конец. Пройдёт время – и пройдёт дождь – он смоет вашу кровь и она уйдет глубоко в землю, а дождевая вода пробудит спящее зерно, и точно в этом месте вырастет могучее дерево. Вырастет на голом камне, питаясь исключительно вами – вашей плотью и вашей кровью. И на своих крепких ветвях оно поднимет вас, своего хозяина, выше облаков, где вы летали, и даже выше воздуха, где вы дышали, поднимет вас выше даже самых далеких звёзд, где казалось бы, уже и дышать нечем. Но и тогда помните – вы обязательно сорвётесь опять – но сорвётесь лишь для того, чтобы впоследствии подняться ещё выше, и для того, чтобы ваше следующее падение было ещё стремительнее. И чем глубже и дольше будет ваше падение, чем сердитее и злее будут вгрызающиеся в камень скалы корни вашего дерева – тем гуще будет его крона, тем упоительнее прохлада его тени, тем вкуснее и жирнее смола его древа, – Артак замолчал думая о чём-то своём, а мы с Агафьей Тихоновной застыли в ожидании, – но и тогда не спешите радоваться или огорчаться. Не торопитесь переживать. Не убивайте себя сожалениями. Просто двигайтесь дальше. Ни один взлёт не бывает последним, и, следовательно, ни одно падение не сможет быть смертельным или даже просто невыносимым. Чередование всего со всем будет вашим учителем, и нет на земле мудрее этой злой и колючей истины, – дракон погладил меня по голове, осыпав золотым светом.

– И вот тогда, не раньше и не позже, только тогда все ваши вопросы – как, зачем и почему – отпадут сами собой. Отпадут за ненадобностью, отпадут как спелый плод. Действуйте же! Безостановочно и беспокойно. Действуйте, неумолимо врезаясь в твердый камень! Действуйте, стремительно рассекая телом воздух. Для этого оно вам и дано! Действуйте же! Всё в этом мире боится только одного – и это единственное – действие. Начните действовать и вы сами не заметите как добрая половина ваших вопросов исчезнет, даже не успев сформироваться, а другая половина – будет отвечена и забыта. И полученные в действиях знания, приобретённый в пути опыт уже не будут просто информацией, которую можно записать на бумагу. После того как вы пропустите их через своё сердце – они станут неотъемлемыми качествами вашей личности, которые с лёгкостью смогут изменить даже ваше собственное бытие. И тогда всё остальное уже не будет важно.

– Действовать? – я недоверчиво посмотрел на своего дракона, как бы сомневаясь в его словах.

– Действовать! – Артак кивнул в знак согласия, – именно действовать! Используйте ваш инструмент, используйте ваше тело – оно подскажет как. Оно не подведёт. Оно не может подвести. Оно просто-напросто не обучено этому, оно не умеет. Природа создала тело для помощи человеку, для осознания им своей сути, но никак не желая ему навредить. И в этом его высшее предназначение, – Артак невольно и совсем не больно уколол меня своим когтем, – только научитесь доверять своему телу. Полностью. Без всяких «но» и «если». Будьте к нему внимательны и снисходительны. Любите его, в конце концов. Слушайте свою энергию – она выведет вас к свету. Собственно, для этого вы её и получили.

– Энергию?

– Да, энергию. Время. Тело, функционирование которого ограничено влитой в него энергией. Это ваш инструмент ученого, наполненный ничем непреодолимой и никем неодолимой силой.

– Чтобы черпать любовь?

– Чтобы обрести бессмертие. Черпать любовь – лишь одна из промежуточных задач игры… Но именно она наполняет смыслом вас и ваше существование, – Артак устало зевнул и опустился на пол, вновь превратившийся в зеркало.

Жестом он пригласил нас с Агафьей Тихоновной сделать тоже самое.

– Что есть бессмертие?

– Бессмертие – лишь место на троне времени. Лужайка на вершине горы. Взгляд, брошенный над облаками. Полет орла над полем сражения.

– Бессмертие – это победа?

– И победа и поражение. Бессмертие – это конец существующего начала и начало его конца. Бессмертие – это всё вместе. Это выделенный из пространства ноль, который ты держишь в своих руках. Держишь, крепко обхватив его дугу – справа и слева, держишь схватив побелевшими костяшками пальцев, держишь, растягивая и проворачивая в разные стороны – правой рукой к себе, а левой – от себя. Или наоборот.

– Перекрученный ноль?

– Да, – Артак зевнул, – перекрученный ноль. Ну, или знак бесконечности, – он нарисовал в воздухе замкнутую кривую – лежащую на боку восьмерку, знак, известный всем математикам – скрученный вензель – символ и герб для всего разумного человечества.

– Так я и думал… – только и произнес я, склонив голову.


Мы трое опустились на твердую и абсолютно ровную поверхность, зеркальное покрытие которой охотно отразило то, что нами двигало в данный момент, а именно – нашу необходимость в отдыхе. Необходимость диктовала свои правила, она ставила жёсткие условия и нельзя было просто взять и проигнорировать, нельзя было не замечать их.

Природа не позволит – она жестоко мстит за недостаток отдыха и сна.


Природа всё равно вернёт твой поезд на правильные рельсы.

Ведь ты не властен над сетью железных дорог – ты властен лишь над скоростью и глубиной передвижения.


Будущее тем и примечательно, что находит каждого, как бы он ни зажмуривал глаза.

Почему?

Потому что оно уже есть, оно уже существует и существует неотвратимо, бросая свою длинную тень на настоящее.

Эта тень прямо сейчас касается вашего подбородка.

Она поднимается к глазам и расширяет ваши зрачки.

Она спасает вас от палящего солнца настоящего и укутывает ваши плечи спокойной прохладой понимания – понимания ваших личных обязаностей, понимания тех дел и действий, которые вы должны совершить, чтобы достичь этой скалы – чтобы достичь своего будущего.

Ведь каждый абсолютно точно знает то, что дОлжно сделать, как и то, чего делать не дОлжно и, конечно же – то, что делать абсолютно противопоказано…


И чем масштабнее ваше предназначение – тем фактурнее отброшенная вашим будущим тень. Но и как любая тень – она темна, незряча и расплывчата. В ней могут только угадываться очертания того массива, который её отбросил.

В ней можно даже спрятаться, но не надолго – спрятаться авансом, ибо время пройдёт в любом случае и солнечное настоящее настигнет вас где бы то ни было.

И нет такого места во всей вечности, где вы смогли бы разминуться с этим массивом.

Нет и никогда не было.


Каким вы его найдёте? Каким вы встретитесь со своим будущим? Каким оно обнаружит вас? Зрячим или слепым? Видящим или ослеплённым? Думающим или праздным? Понимающим или равнодушным? Удовлетворённым или сожалеющим?


Есть безошибочные маяки – это ваши мысли.

Есть свет этих маяков – это ваши действия.


Настоящее – это яркий солнечный день.

Ближайшее будущее – светлый полумрак предвечерья. Полумрак, приятный как глазам, так и мыслям.

Дальние же ваши свершения сокрыты за завесой ночи.


Но утро наступает всегда. Даже после самой темной ночи.


Каким оно будет?

Решать только вам.


Отдых опустился на наши тела словно невесомый пух.

Его прикосновение было нежным – он дотронулся до наших век, ласково предлагая закрыть глаза и смахивая в сторону нашу усталость.

Так горячий и вязкий летний воздух обнимает людей в безветренную погоду.

Так звенит тишина в абсолютный штиль.


И мы провалились в бездну, провалились в глубокий и здоровый сон – в сон познавательный, в сон, несущий в себе множество открытий – и чудных – как сказал бы классик, и закономерных – как подумал бы математик, и неотвратимых – как диктовала нашему уму та бессмертная бесконечность или то бесконечное бессмертие, в котором и заключена любая суть любого из существований – человека ли, камня ли, дерева – неважно.

Хоть и целого Космоса.

– Существование? – пробормотал про себя Артак, словно во сне, – Существование? – он рассмеялся, – Существование ещё так далеко… Многие думают, что получив Имя и Форму они обрели Существование… Как же они ошибаются. Имя и Форма им может быть и дана, но это совсем не значит что конкретно это Имя и конкретно эта Форма достигнут берегов Существования.

– Но рано или поздно Существования достигнут все? – тихонько прошептал я.

Мои сонные мысли были отрывочны и волшебны.

– Имя и Форму получает каждый. Из тех, кто в пути, – Артак засыпал, но продолжал говорить, – но даны они лишь для материализации ваших чувств, для соприкосновения с игрой, для определения собственных желаний, для утоления жажды этих желаний, для осознания привязанности к ним и для расправы с полученной привязанностью, да мало ли для чего… – он усмехнулся, – мало ли для чего… Но только после окончательной победы над всеми привязанностями, после принятия своего Я, после обязательного прекращения борьбы – только тогда и наступает оно – ровное и тихое Существование. Вязкое, как болотистое устье реки, дошедшей до своего океана. Опасное, как трясина в сердце болота. Идеальное, как зеркальная поверхность океана в безветренную погоду… Существование. Оно самое. Единственное. Глубокое. Наступает…

– А дальше? – из последних сил – я прошептал уже проваливаясь в тёмную несознательность сна, а если быть точным – то находясь уже практически там.

– А дальше ты родишься, – дракон тихо засмеялся серебряным смехом, – и тогда, когда наступившее Существование действительно наступит – оно прежде всего наступит тебе на горло – и когда ты захочешь вырваться, захочешь вытянуть себя из болота, когда ты захочешь раскрыться и взлететь, когда у твоей реки не будет другого выхода, кроме как раствориться в океане, к которому она так стремилась – только тогда ты родишься. Это и будет твоим настоящим моментом рождения – рождения уже не временного тела, но рождения безвременного духа. Духа, который породило, а может быть, просто освободило данная тебе Форма. Духа, перерождённого твоим Именем. И уже он – дух – будет обладать главным природным качеством – делиться и освобождать себе подобных…

– А дальше? Дальше?

– Рожденный должен будет умереть. Другого пути нет.

– Но где же бесконечность? Где она? Где бессмертие?

– Не забегай вперёд… – мысли дракона становились всё более отрывочны и неразборчивы, – не забегай вперёд, – повторил он, – наслаждайся тем, что уже есть… Разве этого мало? На каждом этапе у тебя есть всё необходимое чтоб наслаждаться. Так делай же это! Просто делай…

– А что есть?

– Сон… Крепкий и здоровый сон. Но скоро будет утро и твоё тело проснётся… И когда-нибудь, но обязательно, будет и такое утро, когда проснётся твой дух. Этого не избежать никому. И тебе в том числе…


Артак плотно закрыл глаза и замолчал, но спать, однако, совсем не собирался. Он лишь изображал сонливость чтобы усыпить нас с Агафьей Тихоновной. У него были свои дела.

Важные, как рассвет.

И такие же красивые.

Он собирался подготовить нам красочные сны, сны-подсказки.


Да и могли ли спать мысли?

Могли ли?

Мысли…

Спать?


19


Я стоял посреди огромного зеркального зала, держа в руках вывернутый наизнанку мешок с казалось бы простой и ясной, абсолютно недвусмысленной и однозначной надписью – Любовь.

Что в человеческой жизни требует меньше всего объяснений и толкований, как не любовь?

Ведь любовь определённо понятна всем без исключения.

Понятна абсолютно всем.

Без исключения.

Любовь понятна и приятна каждому.

Однако, так ли это на самом деле? Так ли она проста и безусловна? Так ли она заведомо ясна? Так ли отчетливо очевиден её смысл? Так ли чеканно одинаково её звучание, так ли безоблачно сияние её кроны?

Возможно, люди не задумывались над глубиной этого родника, возможно людям совсем не понятно, возможно им просто КАЖЕТСЯ.

Кажется, что любовь понятна.

Кажется, что она проста.

Кажется, что она равноправна.

Возможно, большинству людей доступно лишь однобокое видение этой её части, где все счастливы и всё сострадательно и примитивно?

Возможно, люди ищут скорее незыблемое спокойствие, а не любовь?

И это душевное спокойствие, переходящее в духовную леность даёт им, людям, уверенность в их безусловно правильном восприятии и знании? Может быть так?


Табличка с этим словом была внутри мешка, буквы на ней тускло переливались освещая внешнее, теперь заключенное внутрь, пространство ровным, мягким, молочно-белым светом.

Почему внешнее пространство пребывало внутри?

Да потому что мешок был вывернут наизнанку и всё, что ранее было снаружи, само собой, оказалось внутри, а его внутреннее содержимое – соответственно – совершенно наоборот – выплеснулось наружу.

Наверное, если и когда мне захочется придать мешку первоначальную форму и заключить любовь туда, где она и должна быть – внутрь мешка с соответствующей надписью – мир станет немного правильнее, потому что надпись снаружи будет соответствовать содержимому внутри.

Если мне удастся это сделать, конечно.

Ну а пока всё было с точностью до наоборот…


Я стоял посреди зала, рядом с кучей самых разных мешков и мешочков – с чувствами и страстями, с принципами, с привычками, с поступками – стоял понурив голову – одинокий человек с одним – самым главным, и почему-то вывернутым наизнанку мешком с надписью «Любовь».

Никого больше не было. Разве что свет окружал меня, но кто это такой или что такое есть свет – я не знаю. Наверное, он и был содержимым этого мешка – свет, отпущенный на волю из темного плена старой и пыльной мешковины – свет-прародитель всего, мудрый и вездесущий свет-отец.

Он лился отовсюду – сверху, снизу, с каждой из сторон; он лился даже изнутри меня.

Зеркальные стены, точно такой же пол и потолок отражали густое и мягкое, бестеневое свечение. Что же было его источником? Что было тем бездонным колодцем из которого свет черпал свою скорость и мощь? И был ли этот источник вообще?

Казалось, сама природа посмеивалась, видя мою бессильную растерянность. Ну или зеркальное отражение этой растерянности, которое можно описать двумя обратными словами, словами-наоборот – растерянное бессилие…


Свет был повсюду. Оглянувшись через плечо и внимательно осмотревшись вокруг, я заметил что в этом зале не было ни одной тени, не было ничего, даже отдаленно напоминающее это обязательное и неотвратимое порождение света в привычном нам, животно-человеческом мире. Не было тени, и, следовательно, не было и иллюзий, не было световых миражей и химер.

Не было призраков – этих неизбежных, кровных родственников любой тени, любого марева, любого КАЖЕТСЯ.

Интенсивность, густота и выразительность света была одинакова в каждой точке пространства, а его неразрывное, неизменное течение словно усмехаясь, отрицало наличие самого времени. И хотя само помещение было наполнено разным, никому не нужным чердачно-подвальным хламом – свет легко струился, не спотыкаясь ни об одно из препятствий – он обтекал их чистой родниковой водой, пропитывал самой жизнью всё то, что здесь было свалено в одну пыльную, большую кучу. Но даже самые старые – серые, ватные комки мягкой пыли сверкали настоящим волшебством в его ярких лучах, они искрили и лучезарили – они жили в этих лучах, не имеющих ни начала, ни конца, ибо если бы луч где-то начинался, он неизбежно порождал бы КАЖЕТСЯ, порождал бы призрак, порождал бы эту самую пресловутую тень от любого, встретившегося ему на пути препятствия. На его пути из начала в конец.

На страницу:
23 из 38