Иллюзия вторая. Перелом

– Осознать? Но что осознать? Моё стремление?

– Именно. Таков путь.

– Таков именно мой путь?

– Таков любой путь. Другой дороги попросту не существует. Из Неведения вытекает Стремление, которое постепенно превращается в Сознание и окутывается этим Сознанием полностью, с головой, и только потом – то что получилось – получает определенную Форму и Имя.

– Но мы ещё в неведении?

– Нет, если ты уже стремишься с ним покончить.

– Но тогда где?

– В Стремлении, где же ещё.

– И оно…

– Оно неизбежно подключит тебя к сознанию.

– В любом случае? Всегда?

– Всегда, если это истинное стремление духа.

– Моего духа?

– Тебя ещё нет. Ты ещё не родился. Стремление просто духа. Созидающего и разрушающего духа, что, в принципе, одно и то же.

– Созидание и разрушение?

– Да.

– Одно и то же?

– Да.

– Но это две абсолютно противоположные вещи.

– Нет. Это смысл слов противоположен относительно друг друга, а то что эти слова описывают – абсолютно едино.

– Но как же это может быть?

– Созидание разрушает разрушение и созидает себя самое, а разрушение разрушает созидание и созидает уже себя. Как видишь – это одно и то же. И их различие становится видимым только друг относительно друга.

– Как победившее тело получает в награду смерть?

– Примерно, – Артак довольно усмехнулся, – уж ничего не сделать тут… Таков мир парадоксов.

– Но как же это может быть? – я задумчиво повторил вопрос.

– Никак не может. Просто поверь и прими, что всё противоположное – едино в своей сути и различно в своём выражении. Человек, научившийся видеть суть покидает мир парадоксов, а человек, смотрящий лишь на выражение – остаётся в этом мире и в награду получает смерть, – дракон громко рассмеялся и повторил, – таков мир парадоксов, где противоположное даже более едино чем похожее, чем совсем близкое, рядом стоящее.

– И слова тоже? И мысли?

– Все мудрые мысли противоречат друг другу. И тем не менее – они абсолютно верны. Точнее – они верны в Абсолюте.

– А относительно?

– Относительность – удел нижестоящих. Не стоит возвращаться к тому что пройдено, не стоит разрывать могилы. То что похоронено – должно быть забыто.

– Ну хорошо. Мы в Стремлении. И это стремление подключит меня к сознанию, если это стремление чистого духа?

– Да.

– А если это стремление тела?

– Тогда ты умрешь.

– Но я же ещё не родился. Как я могу умереть?

– Тогда ты умрешь ещё до своего рождения. Умрёшь, не родившись. Прекрасная смерть. Чистая и вечная.

– И она навсегда?

– В вечности только это понятие. Навсегда. Навечно.

– Но как знать точно что это стремление именно духа?

– Перестать врать самому себе. Ведь каждый знает абсолютно точно то, что он должен делать, как и то, чего он делать не должен.

– И я? Абсолютно знаю?

– Ты – лишь часть Единства. Как можешь ты отличаться от целого?

– !!!…

Я глубоко вздохнул и зажмурил глаза.

16

Тишина окутала меня тёплым, уютным пледом.

Я открыл глаза.

Длинный и белый, бесконечный коридор никуда не делся. Напротив, он вроде как стал ещё длиннее, что было практически невозможно, ибо бесконечность не бывает ни больше и ни меньше.

Бесконечность – это всегда всё. Всё и сразу. Целиком в одной точке. Во все и на все времена.

Бесконечность – это мощное, могучее слово.

Соперничать с бесконечностью может только Его Величество Ноль.

Ибо он также абстрактен и также реален, как и его королева – Её Величество Бесконечность.

По сути, эти две величины всегда замкнуты друг на друге – они всегда ходят парой, и никогда ещё одна величина не была так жёстко отделена от другой, как в этом коридоре. Разделённая королевская пара – Ноль и Бесконечность – весело и игриво взирала на меня со всех сторон – бесконечное количество дверей и нулевая возможность выбора…

Белый коридор объяснял всё и сразу. Всю математику за одно мгновение.

И даже самый недалекий ум здесь начинал осознавать смысл их королевских величеств – начинал осознавать не мозгом, но нутром, ибо всё было видно далеко и ясно.

Объяснение было прозрачным и колыхалось на поверхности пустоты.

– Бесконечный коридор, бесконечное количество дверей, бесконечно белый цвет, – дракон загибал когти на своей лапе, – но почему нулевая возможность выбора? – он, как обычно, продолжал слушать мои мысли.

– Я…. Я не знаю, – с трудом выдавил я из себя, – я действительно не знаю, но я чувствую что это именно так.

Чувствую тем чувством, которое меня ещё ни разу не подводило.

– Это какое? – Агафья Тихоновна, до этого тихонько стоявшая в сторонке, вышла на шаг вперед и взяла меня плавником за руку.

– Что какое?

– Чувство какое? – она смотрела прямо в мои глаза, а я тонул в том тонком слое лака, который покрывал её черные бусинки – тонул с головой, как в самом глубоком океане. Насколько же я был мал тогда! Насколько ничтожен!

– Чувство какое? – повторила она, улыбаясь.

– Я не знаю как оно называется. Но я знаю точно что когда под языком чувствуется холодок и дрожь проходит по телу независимо от моего желания – это всегда правда.

– Ах, это… – акула отпустила мою руку и многозначительно посмотрела на дракона.

Он сосредоточено кивнул.

– Да! Это! – почти вскричал я, – это! И что это?

– Ничего особенного, – пробормотал дракон, – к тебе просто добавилось одно измерение.

– Ко мне? Как это?

– Очень просто, – Артак продолжал стоять с тремя загнутыми когтями, – три существующих физических измерений плюс твоё новое чувство, – он загнул четвертый коготь и улыбнулся, – и плюс нулевой, противоположный бесконечности, то есть отсутствующий выбор твоего трёхмерного тела, – пятый коготь, соединившись с четырьмя другими, сформировал драконий кулак, которым он легонько толкнул меня вперед, – всё говорит о том что твоё трехмерное тело получило новые возможности. А только добавив к себе четвертое, а то и пятое измерение, можно полностью овладеть этими возможностями…

– Хм, – пробормотал я в раздумье…

Происходило нечто невероятное.

Прямо в этот самый, в настоящий, в существующий сейчас момент моё тело, пока ещё в единственном экземпляре, и служившее мне верой и правдой много лет начало делиться.

Сначала надвое, образовав нечто наподобие моих близнецов – абсолютно и относительно живых и здоровых, потом ещё надвое, дав в результате четырех Я, потом эти четыре стали восьмью, восемь – шестнадцатью, шестнадцать превратилось в тридцать два и так без остановки, без выходных и без перерывов на обед.

При этом, сами тела были именно мной, хотя и начинали выглядеть по-разному – где-то я был представлен старушкой, нетвёрдо стоящей на ногах; где-то младенцем, пытающимся только встать на собственные ноги; где-то женщиной; где-то мужчиной; но везде – мной…

И этот единый Я, каждый из них, стоял перед своей собственной белой дверью, стоял перед своим собственным выбором. Стоял и смотрел вперед своей собственной парой глаз и думал своим собственным, сокрытым в разных головах мозгом.

И был этот Я соединен в единую глобально-мозговую, сознательную сеть – «Я» был един и всё существующее и неделимое единство было заключено в моих бесчисленных телах…

Чувство холодка и дрожи не покидало меня, ибо я не мог понять основное – где же было моё настоящее тело. Именно моё, а не его клон, созданный каким-то невиданным и неслыханным мной доселе дополнительным измерением.

Чувство холодка не покидало меня, но и не заботило.

В каждом из тел я ощущал именно себя, и это ощущение окутывало меня чем-то новым, пока ещё неизведанным. Было в этом нечто такое, что кричало и рвалось наружу, было нечто совершенно необъяснимое и одновременно – очень доступное, близкое.

Это было новое ощущение, противоположное обычному чувствованию – чувствованию человека. Возможно, это было чувствование уже не человека, но Человека; уже не тела, но невесомого духа; ещё не материи, которой я уже являлся, но уже мысли – мысли творящей материю, мысли, формирующей идеи, мысли создателя и творца…

Только сейчас я стал осознавать более-менее точно что моё тело, а теперь – мои тела – это не совсем Я.

А если быть точным, то и совсем не Я.

Я был где-то выше и ниже, где-то между и сбоку, где-то сверху и снизу, где-то справа и слева – поддерживающий и порхающий, невесомый и вечный – тот желтоглазый солнечный Я, который звался мыслью – единой и неразрывной, бесконечной мыслью.

И сколько моих новых тел вырывалось из меня же – похожих на меня и непохожих, мужских и женских, старых и молодых, современных и неандертальцев!

Сколько внутренностей копировалось и воспроизводилось, сколько глаз смотрело, сколько ушей слышало, сколько носов нюхало – столько и мыслей кипело, бурлило, – было…

И не было в этом белом, бесконечно длинном коридоре никаких разделений – ни пространственных, ни временных – было тут всё и сразу, были тут все и сразу, здесь были даже камни, деревья и животные!

Да, у камней присутствовал свой выбор, была своя каменная белая дверь – дверь тягучая, медленная, тысячелетняя, дверь плотная – да, тысячу раз да, но главное – она была!

И любой камень в отдельности был мной, и все камни вместе – тоже я; животные, птицы, деревья – всё это был я!

Никого кроме меня! Никого! Во всём белом свете не было никого, кроме меня!

Только общее мысленное пространство – пространство безвременное, бесконечное.

Пространство, обладающее тысячами или даже миллионами умелых человеческих рук, тысячами зорких орлиных глаз, тысячами быстрых кошачьих лап и тысячами чутких звериных ушей…

Пространство, обладающее тысячами мощных тигриных мышц.

Пространство с миллиардами деревьев и сформированной ими, раскинувшейся под ними прохладной, приятной тенью.

Пространство, имеющее тысячи вечностей, заключённых в камнях и глыбах – неповоротливых и массивных.

Достоинство камней было в том, что они были везде. Ведь камни вездесущи… И камни живут много дольше любых двигающихся тел…

Можно ли было спрятаться где-то от всей этой своры смотрящих, слушающих, чувствующих органов самого пространства, одним из которых являлся я сам, в данном мне человеческом теле творца?

Нельзя было спрятаться. Нигде. Ибо не было такого места в природе.

Везде за тобой кто-то подсматривал, везде тебя кто-то подслушивал, везде был твой собственный запах и след – везде был ты сам, собственной персоной, везде ты себя преследовал и везде ты себя догонял.

Только ты сам. И никто более.

И везде была твоя мысль – чистая и невесомая, и каждая мысль открывала свою собственную дверь, каждая вела меня своей дорогой, а иногда даже сама прокладывала её по бездорожью – каждая стояла перед своей собственной дверью и подбирала ключи к надёжно запертому дверному замку… И каждая мысль, подобрав правильный ключ, терпеливо ждала своего часа – ждала сухого щелчка металлической щеколды замка, чтобы войти и осмотреться…

Каждая мысль была мостом, перекинутым внутри меня.

Каждая мысль была мостом, соединяющим меня со мной же.

Соединяющая меня ДО принятия какого-либо решения со мной же, но ПОСЛЕ его принятия…

И щелчок дверного замка должен звучать как хлыст.

Он должен быть похож на выстрел.

Иначе и не щелчок это вовсе или щелчок не настоящего замка.

Иначе дверь была уже приоткрыта или даже распахнута.

Иначе будущее уже с любопытством поглядывало на настоящее в этот зияющий проём двери…

Иначе Его Величество Смысл терялся за придворной и холопской предсказуемостью.

Стартовый пистолет. Отмашка. Выстрел.

А раз всё было именно так, то вот оно – настоящее Начало…

Стремление, родившееся в Неведении и страхе.

Стремление, следующее за Неведением, откинувшем страх.

Стремление, полной волной накрывшее меня.

Теперь я должен дойти до конца!

Неведение. Стремление. Что же дальше?!

– Сознание, – тихо подсказал Артак, – дальше ты неизбежно подключишься к Сознанию, – дракон замолчал и отвернулся, но я мысленно видел драконью улыбку даже на его отвернувшейся морде.

Конечно, ведь я был везде. И перед ним, и за ним, и внутри него…

Дополнительное измерение дало мне бессмертие в его человеческом понимании, оно отобрало у меня страх потерять тело или даже тела, и благодаря ему я очень точно осознал один непреложный закон – если прямо сейчас, вот в этот самый момент, все мои тела исчезнут, испарятся, обратятся в прах – лично для меня уже ничего и не изменится. Точнее, не изменится ни для кого из нас. Ибо дополнительное измерение, в котором я существую, в котором «я» уже существует как «мы» – измерение, незримое для человеческих органов чувств и присутствующее во мне тайно, невидимо – именно то дополнительное измерение которое проявляло себя только нытьем в regio sublingualis, то есть в подъязычной области – именно оно дало мне истинную власть – власть, вытекающую из понимания сущего – власть знающих – непобедимую власть будущего и над ним.

А это значит – ответ на самый главный вопрос человечества сейчас мне был доступен.

Ибо настоящая власть всегда изменяет доселе неизменяемое, исправляет считающееся неисправимым и воспринимает своего господина не только великим и единым множеством, но и единством в этом самом множестве.

Дополнительное измерение побеждает любую смерть, ибо оно упраздняет её, признает её несуществующей в тех новых, уже четырех (или пяти?) измерениях всё ещё моего тела или моих тел.

«Я» ещё могло умереть, тогда как «Мы» уже были бессмертны.

«Я» ещё обязательно умрёт, но «Мы» умереть были не в состоянии.

Мы – было вечно, как единое поколение единого организма, растянутое и растянутого на многие миллениумы, и даже много дальше.

Артак и Агафья Тихоновна молча наблюдали как мои новые старые тела занимали свои позиции перед белыми, уходящими вдаль дверьми.

Всё новые и новые тела появлялись из ниоткуда и растворялись в прозрачной дали коридора, становясь ровно напротив двери, и каждое тело – напротив своей собственной двери.

– Что это за двери? – моё тело (я ли это был?), стоявшее ближе всего к Артаку повернулось к нему.

– Это выбор.

– Мой выбор?

– Да.

– Но выбор на то и выбор, чтобы быть одним. Точнее, у одного.

– Это верно только для трех измерений. С добавлением нового измерения все трехмерные выборы реализуются сразу, мгновенно, в едином месте пространства и в едином мгновении времени, и реализуются без исключений.

Агафья Тихоновна молча кивала головой, соглашаясь с Артаком.

– Все-все-все? – немного недоверчиво протянуло ближайшее к дракону тело.

– Да.

– Но в какую дверь я войду?

– Это сложный вопрос, – дракон усмехнулся, – но я рад что ты его задал. Ты войдешь в каждую из дверей.

– Но где я тогда буду?

– А вот это просто – ты будешь именно там, где находятся твои мысли. Ты, кстати, уже находишься там. И из двери навстречу тебе настоящему уже идёшь ты – будущий. Но пройти, встретиться, пожать друг другу руки – вы – он и ты – сможете лишь тогда и лишь в том дверном проёме, дверь которого откроется.

– Что за дверной проём?

– Настоящий момент.

– И он откроется?

– Откроется. Он открывается каждое существующее мгновение.

– Но какой из них? – я устремил взгляд в бесконечность белого и дверного.

– Откроется именно та дверь, которая у тебя в мыслях и, следовательно, около которой ты стоишь. Твои мысли – это никак и ничем не копируемые ключи. Они индивидуальны и неповторимы. Они – и есть Ты.

– И я пройду туда?

– Да. Но не ты, как твоё тело. А Ты настоящий. Ты, который уже Мы – Ты бессмертный и Ты вечный. Ты – единый ДО, В НЕМ, и даже ПОСЛЕ своего разделения.

– И поэтому у меня нулевой выбор? То есть нет выбора при бесконечном количестве дверей?

– Да. И я был удивлен, когда ты сам это произнес.

– Я это чувствовал, – произнёс я и запнулся, – мы… Мы это чувствовали.

– Я знаю, – Артак погладил одно из моих тел по голове.

– Значит шагнуть или нет в открывшуюся дверь – выбора нет. Точнее, выбор Ноль. Но где-то должна быть спрятана бесконечность, ибо они неразлучны.

– Они? – дракон усмехнулся одними губами.

– Да. Ноль и Бесконечность, – я вскинул брови, глядя на Артака, заметно прибавившего в размерах. Дракон кивнул и произнес:

– Ты прав. Ноль и бесконечность всегда рядом. Они сопровождали тебя одного и не покинут твоё множество. Количество дверей бесконечно. Количество ключей бесконечно. Мысли у «Мы» бесконечны и всеобъемлющи. Ты не можешь выбирать шагнуть или нет, твоё тело это сделает за тебя, независимо от твоих предпочтений – таковы законы трехмерной материи. Но ты всегда можешь выбрать куда шагнуть, и в этом твой выбор бесконечен. Твои мысли, как идеальные ключи, откроют именно то направление, которое и есть Ты. Ибо ты сам – даже не являешься собой. Ты – это твой путь, но не твоё тело. Ты – даже не твоя мысль. Ты – это дорога, а Мы – это тот Ты, кто в пути, – он приобнял Агафью Тихоновну, – и у этого Мы есть и мысли и речь – инструменты на этой дороге.

– Инструменты?

– Если тебе необходимо вырыть яму или набросать гору песка, – Артак любил аллегории, – как минимум, у тебя должна быть лопата. Но Ты – не она. Ты – то из чего состоит яма. Или гора.

– Из чего состоит яма?

– Из пустоты.

– А гора?

– Из камня.

– Значит они разные?

Артак посмотрел на меня очень внимательно, потом переглянулся с Агафьей Тихоновной еще более многозначительно, и с небольшой долей грусти произнес:

– Нет.

– Они одинаковы? Гора и яма?

– Абсолютно – одинаковы. Относительно – различны.

– Я понимаю.

– То дополнительное измерение, которое прочно обосновалось у тебя под языком, – дракон повеселел, – со временем даст тебе ответ на многие вопросы.

– Но на этот вопрос ты уже ответил, не так ли?

– Я? – Артак оглянулся, словно искал себя, или выискивал того, кто ответил за него, – я ответил? Ну что ж, возможно. Если ты принимаешь этот ответ.

– Я его понимаю, – я сосредоточено кивнул головой и добавил, – следовательно, я его принимаю.

– Ну что ж. Пусть будет так. Только помни что в Мире Абсолютных Истин нет ничего постоянного. И гора может стать ямой в один момент. Как и наоборот.

– Одинаковое меняется внутри себя?

– Река течет независимо от ветра и солнца, – добавил Артак, окутав меня жёлтыми глазами.

– Река? Причем здесь она?

Дракон помолчал всего лишь одно мгновение и произнес всего лишь одно слово:

– Волны.

– Волны?

– Волны.

– Но почему река? Не море и не океан? Там волны покрупнее будут.

– Река течет… – Артак, став совсем огромным, кивнул вдаль коридора.

Мои тела всё так же продолжали делиться и занимать свои места перед закрытыми дверями. Мысленно перемещаясь вдоль бесконечного коридора я мог ясно различить отсутствие в этом коридоре его конца. Двери появлялись сами собой из ниоткуда и не было этому процессу ни конца ни края.

Ни временного, ни пространственного.

Абсолютная, хотя, пока ещё трехмерная бесконечность…

И тут что-то, какая-то неясно угадываемая информация смешалась внутри моей головы.

Или внутри моих голов.

Или смешалось между моими головами.

Казалось, черепные кости не выдержат того колоссального давления на них изнутри, которое в одно мгновение заполнило каждую точку моей, всё ещё трехмерной, но уже множественной и вневременной плоти.

– Но что тогда есть моё тело? Чем оно является? Зачем дано? Руки и ноги, туловище, голова?

– Ах, это? – дракон засмеялся так мощно, что несколько моих тел сдуло вглубь коридора, – это, – он поддел своим когтем меня за подбородок, – это ничто. Его нет на самом деле. Иллюзия. Видение. Галлюцинация. Марево. Мечта. Мираж. Причуда. Самообман. Фантазия. Утопия. Блажь, – он замолчал на миг, – я достаточно понятно объяснил?

Я шумно вдохнул и выдохнул.

– Понятно. Но тело чувствует! Значит чувства тоже блажь?

– Настоящее тело ты получаешь не с рождением себя, а со своим осознанием себя самого. И только тогда чувствам этого настоящего тела можно будет доверять. Никак не раньше. А пока – твоё тело – всего лишь хорошо удобренная грядка. Всего лишь пустое поле, по которому гуляет невидимый ветер. Иногда он дует в сторону правды, иногда – лжёт.

– Настоящее тело? – я задумчиво посмотрел на себя, и даже пощупал свою руку, – то есть, сейчас…

– Имя и Форму ты обретешь после знакомства с Сознанием. Сейчас ты лишь стремишься к нему. Ты лишь стремишься, ты в Стремлении, ты ещё в пути.

– Неведение, Стремление, Сознание… Когда? – я задал всего один вопрос.

– Как только… Не надо торопить и торопиться. Дверь распахнется именно в тот момент, когда это будет необходимо. И тебе, и им.

– Нам? – я кивнул на моих клонов.

– Нет.

– А кому тогда – им?

– Дверям, – просто сказал Артак.

– Ага! Но какой из них?

– Не всё ли равно? Ты стоишь перед каждой…

– Ах, да. Но всё же…

– Когда твое Стремление доставит тебя на станцию Сознание – ты всё поймешь.

– Сознание за дверью?

– За каждой из них.

– Значит, всё равно куда шагнуть?

– Всё равно. Ноль выбора, – Артак усмехнулся, – и бесконечность вариантов.

– Но сознание за каждой дверью?

– Да. Сознание настолько мощно, что оно охватывает абсолютно всё на свете, – дракон вздохнул и покосился на акулу, – и к нему могут привести – и обязательно приведут самые различные стремления. Даже противоположные друг другу стремления приведут тебя в одно и то же место. Главное чтоб они были. Стремления. И чтоб они были твоими.

– Да, да, я понимаю.

– Артак хочет сказать, – Агафья Тихоновна подплыла к ближайшему к ней мне и приобняла своим плавником, – Артак хочет сказать, что на вершину горы много дорог. И все они различны. Однако все они ведут туда. А вид с горы один. Куда ни посмотри.

– И какая самая короткая?

– Твоя собственная.

– А самая быстрая?

– Тут нет такого понятия, – акула покачала головой, – время существует лишь в узкой и моментальной трехмерной Вселенной. Здесь же, с получением дополнительного измерения, всё становится по-другому. Всё, что происходит в трехмерном мире в течение долгих лет, здесь может быть сконцентрировано в едином и вечном моменте. И ты сейчас именно в нём, – она кивнула на бесконечное количество моих тел, терпеливо ожидающих открытия двери, – в застывшем, словно бетон, мементе…

– На вершину горы? – переспросил я. – Гора – это я сам?

– Да. Но пока ещё ты лишь ручеек на её поверхности, – вступил в разговор Артак, – правда ручеек, идущий против потока – ручеёк, стремящийся вверх; ручеек, готовый стать полноводной горной речкой. И всё в этой реке было бы привычно, если бы не водопады, падающие в небо, если бы не истоки, берущие начало на предгорных равнинах, если бы не устья на вершине горы и если бы не вода, выливающаяся вверх, в небеса.

– То есть, всё с точностью до наоборот?

– Именно поэтому это так тяжело.

– А равнины? Кто они?

– Это совсем неважно, – Агафья Тихоновна усмехнулась, – ведь тот, кто учится двигать горы – неизбежно перестраивает и равнины, их окружающие. Забудь про них. Они подчинятся сами собой. И подстроятся под того, у кого длинные ноги.

– Длинные ноги? – в недоумении повторил я.

– Конечно! Длинные ноги тебе пригодятся чтобы шагать с вершины на вершину. Важны ли тогда равнины?

– И правда…

– Забудь, – повторил Артак и тепло улыбнулся жёлтым.

Я тоже усмехнулся и миллиарды миллиардов моих тел, уходящие в бесконечность, скопировали эту улыбку. Все, как одно. Улыбка озарила все лица – старые и молодые, мужские и женские, красивые и не очень…

И всё вдруг стало тёплым и красивым – всё стало таким, каким оно должно быть – нитки превратились в кружева, а кружевная ткань сложилась в розу.

– Сознание… Вы говорите – сознание… Но как мне распахнуть хоть какую-то дверь? Как мне добраться до сознания?

– Для этого тебе необходимо всего лишь оседлать своё стремление. Нужно подумать чего ты хочешь на самом деле. Найти то, что доставляет тебе истинную, искреннюю радость! То, что наполняет тебя до краев! – Артак говорил быстро, но внятно, – что ты не смог бы расплескать из себя, даже если бы захотел? Что ты можешь дарить, одновременно наполняя себя? Что в тебе есть постоянного и нерушимого? Найди в себе это. И осознай это всеми своими силами. Тогда дверь – именно та дверь, в которую уже прошёл любой из будущих Будд, и неизбежно пройдёт каждый из живущих людей, только тогда эта дверь распахнётся сама собой. Распахнётся именно та дверь, которая скрывает за собой кратчайший путь. Путь от стремления к сознанию. И после этого уже само сознание будет формировать тебя – оно будет раскладывать твой багаж по полкам, будет прокладывать тебе новые пути – будет асфальтировать, или наоборот – перекапывать твои дороги. Сознание будет учить тебя тому, чему ты должен научиться, а если быть точнее, то именно сознание и сформирует из тебя идеального ученика – ученика, владеющего искусством пройти сквозь – ученика, идеально подходящего для той дороги, которая уготована специально для него. Ты будешь куском мрамора, из которого природа высекает шедевр. И, конечно же, тебе будет больно, но может ли мрамор понять что ему уготовано? Может ли кусок камня осознать что всё что происходит – происходит из-за него, происходит специально для него и для его блага?