Иллюзия вторая. Перелом

Время всегда приходит, уходя. И уходит, присутствуя. По-другому не бывает.

Однако, доверие к моим спутникам было настолько велико и безгранично, что откинув всякие сомнения, пристально посмотрев в честные и солнечные глаза Артака, мельком скользнул взглядом по Агафье Тихоновне, стоявшей всё это уходящее и приходящее время молча – я сделал первый шаг в сторону бесконечного белого коридора.

Со всех сторон раздалось шипение, словно тысячи злых и голодных змей покидали своё разворошённое кем-то гнездо, однако, мои глаза не видели никого и ничего, испускающего такие звуки.

Подталкиваемый тёплыми, жёлтыми глазами своего дракона я зажмурил свои человеческие глаза и полностью отдавшись на волю мысленного драконьего зрения – сделал шаг.

Шагнул в неизвестность.

Мешок с Неведением был один. Не было больше ничего – ни мешка с Ленью и плетущим свою паутину пауком, ни мешка с Честностью и Принципиальностью, не было даже мешков с Правдой и Ложью. Не было мешков с Вниманием и Милосердием, не было мешка с Любовью. Отсутствовали Жадность и Скупость, пропала Бережливость и Расточительность. Куда-то запропастилась Дружба и Привязанность, сами собой исчезли Пунктуальность, Вежливость и Скромность. Пропали Мудрость, Благодарность и Забывчивость.

Посредине сияющей пустоты стоял один мешок.

НЕВЕДЕНИЕ – крупными буквами было написано на нем.

И мелкими, в скобках, словно объясняя – «невежество, глупость».

Мешок был распахнут, раскрыт. Из него во все стороны лезли змеи. Их было не счесть. Наверное, столько же, сколько дверей в белом, и казавшемся мне сейчас очень далеким, коридоре.

Змеи.

Разные.

Знакомые мне и нет.

Известные и не очень.

Тут были и черные небольшие гадюки, выпадающие из мешка одним большим клубком и расползающиеся в стороны быстро, как глянцевые, сверкающие молнии; были и гремучие змеи с трещотками на хвосте, которые внимательно рассматривали нас троих, выстукивая хвостом свою песнь смерти; были удавы и анаконды, медленно перемещавшие свои грузные, большие тела. Были кобры – как морские, так и королевские. Семейство аспидов было представлено великолепной австралийской медноголовой змеей – небольшой и крайне ядовитой, и даже аспид египетский или змея Клеопатры, также известная под именем Гая, была тут. Этой змее поклонялись в древнем Египте, свято веря что кусает она только злых и нехороших людей. Именно она, злобно шипя, ползла в сторону Артака, расправив свой капюшон.

– Артак! – я встревоженно вскричал, желая его предупредить о грозящей ему опасности, – Артак!

Агафья Тихоновна молча наблюдала за происходящим и в её натянутом, как струна, теле чувствовалось огромное напряжение. Она не пошевелилась, когда один из представителей аспидов – а именно – Жестокая змея, являющаяся одной из самых ядовитых в мире, в паре с гадюкой Жарарака-пинтада начали двигаться в её сторону. Не шелохнулась она также и тогда, когда они с веселым шипением растворились в пустоте, окружающей мешок с Неведением – огромный мешок со змеями.

Змеи – символ мудрости, покидали мешок с Неведением. Не было в нём места ни для единого мудрого гада.

Артак продолжал смотреть на меня, совершенно не обращая внимание на кобру Гая, находящуюся уже совсем близко от него. Смерть от укуса этой змеи наступает через 15 минут и надо добавить, что змея Клеопатры никогда не отступает от своих намерений. Единожды решив укусить – она всегда доводит дело до конца. Противоядие, конечно, существует, но, как правило, врачи не успевают приехать к укушенному.

– Артак! – ещё раз закричал я, вложив в свой крик мощь своего голоса и весь напор своих легких.

Он лишь засмеялся, и схватив палку, брошенную ему Агафьей Тихоновной, протянул её в сторону ползущей змеи. Известная своим злобным нравом, та кинулась на палку, вонзив в неё свои острые, как бритва зубы – и в тот же момент дракон дернул.

Резко дёрнул – дёрнул от плеча, всей силой своих драконьих лап.

Ядовитые зубы, застрявшие в палке, дёрнулись одновременно с палкой, вырываясь вместе с корнями и мясом, тогда как змея, сохраняя инерцию своего немаленького тела, осталась на месте. Беззубая, будучи не в состоянии укусить, но всё ещё способная плеваться ядом, змея продолжала ползти в сторону дракона, явно намереваясь его атаковать.

Артак стоял, освещённый светом своих глаз, и смеялся, продолжая глядеть прямо на меня.

– Артак! Змея! – слабо повторил я свое предупреждение, но замолчал, так как успел понять что есть в этом представлении какой-то глубокий, ещё недоступный мне, но доступный дракону и акуле смысл.

– Где вы видели чтобы дракон умирал от яда змеи? – прокричал мне Артак, – где вы такое видели? – он хохотал, одновременно шерудя своей палкой в мешке с Неведением, нисколько не беспокоясь о том безумном количестве змей, которые окружали нас со всех сторон.

– Но что происходит?

– Ничего особенного! – Агафья Тихоновна хмыкнула в ответ.

– Что это за змеи?

– Ах, эти? – она усмехнулась, оставаясь неподвижной, – это ваши дети.

– Мои дети?!

– Да, да, – Артак присоединился к нашему разговору, – это ваши дети. А если точнее – мысли. Мысли, сбегающие из мешка с глупостью.

– Мои дети! – вскричал я, – мои дети! Мои дети, мои потомки! Это то что останется после меня?

– Нет, нет, – дракон немного успокоился когда змей стало заметно меньше, – нет, нет. В вечности не бывает потомства. В вечности бывают только современники.

– Но я боюсь.

– Бойся!

– Но я очень боюсь!

– Бойся так, как умеешь! – Артак вырвал ещё парочку ядовитых зубов у ещё одной змеи и расхохотался.

– Но я могу убить от страха!

– Убивай! Для познающего все побуждения священны! И Никто и Ничто не вправе отказать пытливому уму! Даже в убийстве!

Шипение стихло само собой и очищенный от клубка змей, мешок с Неведением предстал перед нами во всей своей красе.

Единственное что осталось сделать – это войти внутрь.

И мы поступили именно так, как должны были поступить.

Шагнули.

В темноте невежества, взявшись за руки и крепко держась друг за друга, стоял я и мои звери – честные, открытые, готовые к погружению. Некоторое время мы молчали.

– Если ты хочешь когда-нибудь стать звездой, – тихо проговорил Артак и замолчал…

– Ты должен светить не смотря ни на что, – продолжила Агафья Тихоновна.

И не успел я подумать как мне следовало бы поступить, как из темноты, из глубокой, черной темноты выступили огненные буквы, ранее спрятанные за несметным количеством змей.

СТРЕМЛЕНИЕ – гласили огненные письмена…

15

Ничего особенного не произошло.

Моё тело ворвалось в белый, длинный коридор, оставив позади то единственное, чем оно обладало, не обладая этим в реальности – оставив позади моё сомнение.

Я словно отряхнул его с плеч и вошёл.

Артак и Агафья Тихоновна медленно, и я бы сказал – послушно, зашли вслед за мной. Дверь за нами захлопнулась, словно она была оборудована мощной пружиной. Что-то металлически щелкнуло, зафиксировалось и в уходящем гуле эха щелчка дверного замка я услышал Её.

Она была звонкая, как правильно взятая высокая нота, и прозрачная, как пустота в которой эта нота звучала.

Она была неощутимо прикреплена к моим мыслям – прикреплена спокойствием, как прищепкой, и как только покойное состояние пропадало, улетучивалось, исчезало из моего восприятия – пропадала и она, растворяясь в звуках и действиях, растекаясь по суете, пропадая в ничтожности и обращаясь в тлен.

Она была настолько абсолютной и пустой, что мои телесные, человеческие органы чувств, будучи лишены возможности прикоснуться к ней лично, воспринимали её как могли – они воспринимали её не как осязаемую реальность, окутавшую меня со всех сторон, а наоборот – как отсутствие таковой реальности.

И именно это было главным и безошибочным указанием на то, что она есть и что именно она – реальность. Самая что ни на есть реальная и действительная, подлинная и чистая, незамутнённая реальность.

Так, мои уши воспринимали её отсутствием звука, переходящим в однотонный и монотонный гул, глаза – прозрачностью, а тело – пустотой.

Мозг реагировал на неё расслаблением, ибо он, мозг – этот король чувственного восприятия и человеческой интерпретации Вселенной, уже не единолично владел ситуацией. Вполне возможно, он сам вкладывал в органы чувств то, чего там не было и в помине – звон – в уши, галлюцинации – в глаза, ощущения – в пальцы…

Её Величество Тишина накрыла мои чувства плотной меховой шапкой, лишив их рассудка.

И именно это лишение – это воровство, отрезание, отсечение, отобрание, этот отрыв чувственного от разумного и давал им – чувствам ту единственную возможность прикоснуться, пусть и на миг, но к чему-то доселе неизвестному – а если неизвестному, то следовательно – очень и очень познавательному.

Ведь познавательным и увлекательным может быть только то к чему прикасаешься впервые, не так ли?

Как и то, к чему рассудок и рассудочное мышление не имеет никакого отношения.

Ибо всё то, что понимает и охотно принимает человеческий мозг – априори банально и иногда даже вульгарно.

В данном контексте слово вульгарно имеет свой изначальный – латинский смысл, ибо vulgaris – не что иное, как обычный, обыкновенный или общедоступный, а vulgus – это народ, толпа, человеческая масса…

Да, это была она.

Тишина…

Внешняя и внутренняя.

Чувственная и мозговая.

Полная и абсолютная.

Реальная, настоящая, действительно существующая.

Тишина была здесь, она присутствовала в каждой точке и в каждом мгновении.

Тишина – не как отсутствие звука, но тишина – как присутствие, как правильное начало всех существующих возможностей.

Насколько же это было удивительно – все органы чувств, данные человеку природой не могли (да и нужно ли это?), не хотели, отказывались воспринимать то, что есть, а именно – отказывались воспринимать тишину, как нечто действительно осязаемое.

Они могли лишь констатировать один факт – тишина – это отсутствие звука.

А была ли тишина присутствием чего-то? И если да – то чего? Что это такое, в конце концов?

Что есть тишина в Абсолюте?

Не та тишина, к которой человек привык, ибо такая тишина всегда относительна – эта тишина человеческая – она всегда воспринимается только на фоне каких-то улавливаемых человеческим ухом звуков.

А та Тишина, которая абсолютна? Тишина Артака, драконья Тишина?

Тишина, которая может тихо звучать внутри человека даже в относительно шумном месте?

Что она есть такое?

Человеческий мозг анализировал чувства и ощущения, поступающие к нему по нервным каналам – он хотел работать с ними, он искал их и не находил.

И так как все его усилия были тщетны, мозг в раздумчивой отрешенности добавлял к отсутствию звука ещё одну характеристику тишины – отсутствие самого объекта.

По сути, мозг соглашался что ничего нет, или признавал наличие одного Ничто – оно существует, а если быть точным – то только оно и есть, ведь Ничто может производить всего лишь один звук – и этот звук – тишина.

– Ничто – это пустота? – я мысленно, дабы не нарушать тихое равновесие, обратился к Артаку, и получил такой же мысленный ответ:

– Возможно.

– Как Пустота звучит? Как себя проявляет?

– Ты слышишь её именно сейчас, – ответ не замедлил себя ждать.

– Но я ничего не слышу. И ничего не вижу.

– Ты слышишь достаточно чтобы понять.

– Пустота звучит тишиной?

– Это лишь одно из её проявлений.

– А что ещё?

– Она не только звучит тишиной, но и выглядит прозрачностью.

– Что это значит?

– Что через нее всё ясно видно.

– Значит я не ошибусь?

– Нет. Если ты окутан тишиной – нет.

– И пустотой?

– Это не обязательно.

– Почему?

– Твоё тело может закрыть глаза, но не может заткнуть уши.

– Да, действительно, – прошептал я в собственных мыслях и закрыл глаза.

Огненные буквы некоторое время висели в воздухе, пока огонь не потерял свою силу и не растворился в той тёмной, но прозрачной пустоте, которая окутывала всех нас.

Сначала исчезли первые и конечные буквы, оставив горящей лишь середину слова, и ещё достаточно долго перед нами мерцали …ЕМЛЕ… , а потом ….МЛ…. , и наконец-то, две последних буквы слились в один, какой-то непонятный мне символ, который немного повисел перед глазами – побыл в существовании всего один миг и пройдя его, израсходовав своё собственное мгновение – растаял, оставив лишь приятное и тёплое воспоминание.

– Из чего состояли эти буквы?

– Из времени, конечно, – Артак шептал мне на ухо, – из времени, из чего же ещё? Всё, что существует состоит исключительно из времени. Другого материала у природы просто нет, его не существует.

Агафья Тихоновна молчала, но я слышал как её согласие витало в воздухе. Вероятно, был в её молчании какой-то скрытый от меня смысл, ибо молчание её было торжественным и немного почтительным. Зачем? К чему? Непонятно.

– Из времени, – эхом повторил я и вздохнул, погрузившись в недоумение.

– Эти буквы, как и любые буквы, которые мы встретим по дороге, состоят из вашей собственной жизни или из времени, отпущенной на неё, что, впрочем, всегда одно и то же, – Артак говорил медленно и тихо.

– Из моей жизни? – я удивленно вскинул брови, хоть этого и не было заметно в густой и непроглядной темноте.

Чистая и потому искренняя, что не рассчитанная на то что её кто-нибудь заметит, оценит и осознает – прозрачная эмоция удивления вспыхнула яркой искрой и тут же растворилась в пространстве, оставив после себя лишь слабое свечение.

Оно мерцало над нами пока удивление, вместе с затраченным на него временем не прошло, забрав с собой и одно и другое.

– Удивлен?

– Немного…

Артак помолчал всего лишь одно мгновение, показавшееся мне вечным и неторопливо произнес:

– Из жизни или из времени – не всё ли равно? Это суть одно и тоже.

– А почему горящее слово СТРЕМЛЕНИЕ растаяло от краев до центра? Почему не наоборот?

– Именно поэтому. Потому что оно, само слово, и состоит из вашей жизни, из вашего времени и из вашего пути.

– Объясните.

– Начало слова – как рождение тела, его конец – как телесная смерть, а середина – именно то самое место, где вы сейчас. И оно – это место – исчезает последним. Всегда.

– Даже в момент моего конца?

– Конечно. То место, где ты сейчас всегда есть и всегда будет только лишь серединой твоего пути.

– Даже когда я умру?

– Конечно.

– Даже когда меня совсем-совсем не станет?

– Конечно!

– Даже в самом конечном конце? Даже в конце всех концов?

– Да. Если ты находишься в конце всех концов – он всё равно будет твоей серединой.

– А где же тогда конец может существовать в реальности?

– Там же где и начало.

– Это где?

– В твоих мыслях.

– И то, где я сейчас…

– Всегда ровно середина твоего пути.

– Значит это движение по кругу?

– Нет, – Артак рассмеялся, – это просто движение в другой геометрии, – хотя можно и так сказать, – он нарисовал в пустоте круг, – можно сказать – движение по кругу.

– Но это значит что и начало и конец и то, где я сейчас, существуют вместе?

– Именно так. Вместе. Более того, только когда они вместе – появляется смысл.

– Как это?

– ….ЛЕНИЕ или СТРЕМ….. бессмысленный набор букв, не так ли?

– Да.

– Тогда как СТРЕМЛЕНИЕ – осмысленное, а значит, и живое слово.

– Но…

– И только в их единстве познается суть, – Артак перебил меня и закашлялся, – запомни это.

– Благодарю, – произнес я и повторил на всякий случай:

– И только в единстве познается суть.

– Отлично.

– Но что за непонятный символ остался и растворился последним? – Агафья Тихоновна нарушила молчание и вступила в разговор.

– Ах, это… – Артак неопределённо пожал плечами, – это был настоящий момент. Он всегда уходит последним.

– И я?

– Да. Если ты в нём. Или если он в тебе. Только тогда ты растворишься в последнюю очередь.

– А если я не в нём? Если мне удалось каким-то образом уклониться от настоящего момента? – я хитро прищурился в ожидании ответа.

– Тогда тебя нет.

– Но я могу быть в прошлых или в будущих моментах?

– Да, – дракон кивнул головой, – я об этом и говорю. Тогда тебя просто нет. Это одно и тоже.

– И прошлое и будущее…

– Лишь смесь, дающая настоящее.

– Надо смешать?

– Соединить. В единстве познается суть.

– Но она так сложна.

– Она едина. А это значит – правильна. И значит – доступна пониманию.

– С чего начать?

– С себя.

– В настоящем моменте?

– Есть ли у тебя что-то другое? Даже спрошу по-другому – может ли у тебя быть что-то другое?

– Нет.

– Тогда ты сам ответил на свой вопрос.

– Но он был так запутан и непонятен.

– Настоящий момент или ты сам?

– Нет, нет. Сам символ. Тот символ настоящего момента, который растаял последним.

– Это и был ты, – Артак грустно улыбнулся, – как видишь, ты сам непонятен себе, и это значит что себя необходимо познавать. Познавать, чтобы понять, – и дракон замолчал, теперь уже надолго…

Агафья Тихоновна пропустила через себя драконье молчание, прочувствовала его нутром и вдруг произнесла:

– Найди свои истоки, прими данность своей смерти, и тогда смысл появится сам собой. В соединении начала и конца. Как в слове.

– Да, – тут же прореагировал Артак, – да.

– Стремление должно пройти сквозь всю мою жизнь? От начала до конца?

– Да.

– Как слово или как дело?

– Смысл в единстве слов и дел. Тогда это одно и тоже.

– Найти свои истоки? Это значит определить рождение?

– Да. Именно так.

– Но я же уже родился.

– Ты родился как человеческое тело, теперь ты должен родиться как Человек.

– Но я же человек!

– Ты просто выглядишь как человек. Но выглядеть человеком и быть Человеком – две разные вещи.

– Почему?

– Потому что это два разных слова. И две разных жизни. Жизнь выглядящего как человек и жизнь Человека – различны. Даже в словах, – Артак начертал в воздухе горящие слова «выглядеть» и «быть», – даже в словах, – повторил он, – одинаковые только две последние буквы – «ть», – он указал на мерцающие пламенем последние буквы слов, – сами же слова различны от рождения и до…

– До «ть»?

– Да.

– И что обозначает «ть»?

– Смерть тела. Смерть тела выглядящего как человек и смерть тела Человека одинакова. Как «ть» в конце слова.

– И нет никакой разницы?

– Есть. Для первого смерть является смертью, а для второго – нет. Для Человека смерть – всего лишь дверь. Дверь, как множество других дверей. Дверь, которая вполне может стать рождением.

– Повтори.

– Для выглядящего как человек, но не являющегося человеком по сути, смерть – всего лишь смерть, одинакова как тысячи других смертей. Но для Человека с большой буквы – смерть – всего лишь этап – это ступенька, а может быть и рождение – разное, как миллионы других рождений.

– Но «ть» одинаково.

– В каждом слове заключен дух и плоть. «Ть» одинакова как плоть. Смерть тела выглядящего как человек и смерть тела Человека выглядит одинаково.

– А дух?

– Дух заключен в единстве.

– Объясни.

– Совокупность всех букв определяет смысл слова. Причем букв, поставленных в правильном порядке, иначе получится полная ерунда. Значит, единство определяет и дух слова. Точно таким же образом единство жизненных этапов человека, поставленных в правильном порядке диктует человеческую суть, то есть диктует дух жизни человека. И хоть смерть тела у всех одинакова – точно также, как одинаково заканчиваются рассмотренные нами слова, описывающие саму жизнь, но смысл каждой жизни, смысл, определяющий саму необходимость существования – различен. И этот смысл в единстве всех жизненных этапов. Всех букв от начала до конца. Именно от начала и до конца, а не наоборот. В этом мире всё связано со всем. У всего есть начало и у всего есть конец. За этим зорко следит время. Его не обманешь. И буквы в слове, где каждая следующая вытекает из предыдущей, как причины и следствия – бесчисленны в своем многообразии. В этой Вселенной, когда изменяется всего лишь одна только вещь – меняется абсолютно всё. Точно также как замена всего лишь одной буквы в слове может полностью поменять его смысл, вплоть до противоположного. И именно в этом великая сила человека менять Вселенную.

– ???

– Меняя себя – единственное, что возможно изменить, ты тем самым меняешь и всё остальное. Это правило без исключений.

– Как день и тень?

– Что ты имеешь в виду?

– Разница в одну букву изменила смысл слова почти на противоположный.

– Ах, это, – Артак улыбнулся, – ну можно сказать и так. Однако, тень не есть противоположность дню. Более того, тень может возникнуть только на свету и она абсолютно невозможна ночью. Так что противоположными, скорее будут слова Тень и Ночь, – дракон ещё раз улыбнулся и добавил непонятно к чему:

– У старых грехов длинные тени. Но видны они лишь на свету. И особенно в момент заката.

– Почему?

– Потому что Солнце погружается за горизонт, удлиняя своим погружением тени всего существуюшего на Земле. Удлиняя тени и укорачивая срок.

– Почему укорачивая?

– Потому что день близится к концу, потому что наступает ночь. Ночь, со своими правилами игры. Ночь, когда ничто не в состоянии отбросить тень. Ночь, когда тени уходят на другую сторону Земли.

– Это довольно сложно.

– Ты всё поймешь. В своё время.

– Когда?

– Когда родишься.

– Но чтобы родиться мне надо умереть?

– Надо чтоб в тебе умерло всё прежнее. Тогда умрёт и он.

– Кто?

– Тот, кто всего лишь выглядит как человек.

– И кто родится?

– Родится существующий человек, – Артак поднял лапу, – или одним словом – родится Человек!

– Это и есть рождение?

– Существующий живет вечно. Он рождается каждое мгновение. И каждое мгновение умирает. Существующий рождается в теле человека, но он может забыть в нём свою суть, он может прожить на Земле телом, но не духом. Тогда его тело просто умрёт, как тело выглядящего человеком. Тогда нет у него другого пути. Просто умрёт ещё один выглядевший как человек, но Человеком не являющийся. И нет в этом никакой трагедии, как собственно, трагедии нет ни в чём. Но если выглядящий как человек захочет, если в нём пробудится его владелец, его хозяин, повелитель этого человеческого тела – если в нем проснётся Человек – тогда само тело в состоянии родить внутри себя нового существующего. После чего тело всё равно умирает, но это уже, опять-таки, неважно. Если оно выполнило свою цель, если оно родило нового существующего, то оно и не нужно более. Ведь новая суть уже рождена, а она родит новые тела. И так до бесконечности.

– Родит и всё забудет?

– Таковы правила игры.

– А если тело не родит существующего?

– Тогда оно лишнее. Тогда оно просто обязано умереть.

– Навсегда?

– Тело? – дракон вздохнул, – тело – да. Умрёт навсегда.

– А существующий?

– Для него смерти нет, как нет окончания в слове «быть».

– Но «ть» есть?

– Его «ть» нераздельно с самим словом «быть». Его «ть» – лишь суффикс, но не окончание. Тогда как «ть» в «выглядеть» – окончание. Точка. Смерть.

– А в «быть»?

– В «быть» окончание отсутствует. Его просто не может быть. Слово «быть» бесконечно.

– Как Человек?

– Как Человек.

– Значит ли это что существующий, родив человеческое тело, незримо остается в нём – остаётся, но не вмешивается?

– Да.

– И когда тело рождает нового существующего, они…

– Они соединяются с тем, кто уже был в теле. Существующий един, и хотя он в состоянии разделиться на множество частей – он никогда не перестает быть целым.

– Разделиться на время?

– Для существующего нет времени.

– Тогда разделиться в пространстве?

– Для существующего нет пространства.

– Тогда как?

– Существующий способен разделиться в неведении единства. И родить в этом же неведении дух, алчущий этого единства. Родить дух, заключенный в тело, но стремящийся к свободе.

– И соединение духа и тела родит нового существующего?

– Да, если победит дух.

– А если победит тело?

– Тогда оно же и умрёт. Его наградой за победу станет смерть.

– И мы сейчас…

– В неведении, как ты помнишь. Мы шагнули в мешок с неведением.

– И куда мы движемся?

– Вперёд.

– Зачем?

– Мы ищем твоё стремление. Помнишь что было начертано огнём?

– Моё стремление?

– Да. Стремление твоего духа, но не желания твоего тела.

– Стремление куда?

– Куда-нибудь. Главное, чтоб оно было твоё.

– Но как его найти?…

– Осознать. Другого пути нет.