Пасынок Вселенной. История гаденыша

Одного взгляда мне хватило, чтобы… Так, спокойно, спокойно. Только не стонать, не закатывать глаза и не ржать конем. Тут у нас все серьезно. Тебя тут грабят.

Девяносто вторая Беретта. Хромированная. С кастомными костяными накладками на рукояти. Нет, ну кто хромирует Беретту? Кто лепит на нее… А главное – ну какой кретин в наше время таскает подобный ствол за поясом? Ты же скорее трусы на себе порвешь, чем сможешь ее оттуда извлечь.

Здоровяк подъехал на здоровенном черном внедорожнике, чему я несказанно порадовался. То есть внедорожнику порадовался, не здоровяку.

Теперь главное… Но – о снова чудо! – здоровяк сам вышел из машины и мне не пришлось мучительно размышлять как бы его оттуда заставить извлечься самостоятельно.

– Ну, вот и славно, – сказал явно довольный жизнью и собой отлив. – Сам понимаешь, позарился на чужое…

Я молчал, уткнувшись взглядом в асфальт. Только что ножкой не шаркал.

– Машина в порядке, – развивал свою мысль отлив. – Все прекрасно. Без обид?

– Без обид, – покорно согласился я. – Коврики пропылесосить?

Они как будто сперва не смогли даже понять что я сказал. Я быстро стрельнул взглядом по сторонам. Призрак был на месте – стоял у колонны на своем обычном месте, разграничивая, как пограничный столб свет и тень.

– Чего? – неуверенно спросил отлив.

Но я уже начал движение.

Ударить такого здоровяка в висок достаточно непросто – рука вскинута слишком высоко, угол не тот, не вложишься… Вот открытой ладонью под срез носа снизу-вверх, с хрустом. А потом с глубоким прицелом в пах. А что там у нас делает отлив? А, ствол из памперса выковыривает. Ну, его достаточно просто срубить. Все, прилег. И сверху-вниз, с прицелом в асфальт. Так, хрустнуло, затих. Здоровяк еще шевелится. Непорядок.

И тут мне в голову пришла мысль. Я подошел к ничего не соображающему здоровяку и… Помог ему подняться. Черт, и он встал! Зачем? Да затем, чтобы, пока он приходит в себя, распахнуть дверь багажного отделения джипа.

Но вот здоровяк немного пришел в себя и с ревом бросился в мою сторону. То что нужно. Я встретил его острым ударом по глазам, а когда он, ослепший и потерявший ориентацию, завертелся на месте, бережно подвел его к этой самой распахнутой двери, дослал вперед рывком, опрокинул горлом на ребро проема и опустил свой локоть на шею. Щитовидный хрящ хрустнул. И сразу, пока не осел – максимально дослать валящееся тело в недра машины.

Даже в таком положении мне стоило немалых трудов закинуть его тушу в багажник. С отливом было попроще. А если бы мне пришлось тащить их сюда из квартиры? Скрытно? Не, здоровяка я бы не то что не допер – и не поднял бы.

И вот, дело сделано. Чисто, аккуратно. И нечего пытаться у меня машину отбирать. Не так давно один хозяин ломбарда попытался отобрать у меня золотой перстень. Очень плохо все кончилось. С тех самых пор я очень расстраиваюсь, когда меня пытаются нагло обобрать.

И тут вдруг до меня дошло, что я не могу вспомнить – забрал я тогда перстень обратно, или нет. Странно.

Я усмехнулся и посмотрел по сторонам. Призрак кивнул мне из своего убежища.

– Молодец, – сказал он.

– Это точно. Я молодец.

Засим я забрался на водительское место джипа и погнал на окраину города. К озеру. Там я столкнул джип с обрыва, посмотрел какое-то время как он погружается, как поднимаются на поверхность громадные пузыри. Потом все стихло и я направился домой.

Был ли я доволен собой? А с какой стати? Вы по утрам собой гордитесь, если не навалили мимо унитаза? То есть, некоторые очень даже может быть, но это особый случай. В основной массе, надеюсь, нет. Хотя, современные психоаналитики каких только поводов для гордости не придумывают. Суть в том, что для меня подобный образ действий является естественным. Попал ложкой в рот – ну и попал. Ничего особенного. Промахнулся – ну и идиот.

Так я устроен. Так я живу. Может, могло бы сложиться по другому, но я не знаю хочу ли я этого. И гадать, строить предположения мне не очень нравится.

3

«Когда ты без мозгов, куда бы ты ни шел – получается вперед».

Михаил Жванецкий

Поначалу я ожидал какое будет продолжение у этой истории и будет ли оно вообще. Мысль о том, чтобы бежать, прятаться, засесть в глуши и прочая чушь не рассматривалась мной ни разу. Но и просто так, в своем праве, сидеть и ждать, переполняя штаны ожиданиями переходящими в предчувствие и дальше в фантазии… Я даже подумывал продать эту квартиру, но потом решил – да какого черта? Если за мной тянутся какие-то нити к этому делу, продавай-не продавай – меня все равно вычислят. Но и дергаться на ровном месте тоже… Я даже не стал загонять Ягуар на платную стоянку или как-то от него избавляться. Суета выглядит подозрительно, так чего суетиться? Я продолжал время от времени ночевать в этой квартире, катался на коллекционном Ягуаре… А если бы меня спросили (тут, правда, смотря кто бы спросил), я бы ответил, что ни о чем таком и знать не знаю. В конце концов, могли этих бандитов грохнуть какие-то там конкуренты? Работа у них опасная, нервная, сопряженная с многими рисками и трудностями – так каковы шансы, что их завалил тихий обыватель вроде меня и что он вообще причастен? Ни камер наблюдения, ни свидетелей визита гангстеров не было. В этом я был почти уверен. А если бы и были – не стали бы связываться ни с полицией, ни с другими гангстерами, решившими поинтересоваться судьбой коллег. Ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю и вообще – я целый вечер пьяный над унитазом тембр рыка проверял. Вон, сожительница моя подтвердит – она при сем присутствовала и очень была происходящим недовольна.

Спустя какое-то время, я, наконец, осознал, что пронесло. В новостях ничего не сообщали о выловленном в озере джипе с двумя трупами внутри него, подозрительные личности не следовали за мной по пятам. Ничего.

И я продолжал жить. Играл на бирже. Иногда выигрывал – иногда проигрывал. Играл в карты – точно так же. Но со временем, меня начала тяготить мысль…

Мы живем в мире торговли, говорил Виктор. Куда бы ты ни глянул, везде, так или иначе, работают законы больших продаж. И первейшим из товаров тут являются, разумеется, деньги. Потом уже все остальное – патриотизм, религия, война… Мысль о том, что деньги дают власть, свободу и все прочее, кажется такой верной и логичной на первый взгляд и оказывается такой наивной при ближайшем рассмотрении, что грех этим не воспользоваться. Продается и покупается все – нужно лишь определиться с валютой.

У меня были деньги. Не так чтобы много, но я никогда не бедствовал с тех самых пор как голодным мальчишкой мотался по улицам. Я был невосприимчив ни для политики, ни для патриотизма, ни для религии. Следовательно, следуя логике Виктора, вполне мог бы всем этим торговать. Нельзя доверять торговлю наркотиками наркоману – он сам весь свой товар усосет. Нельзя доверять торговлю образом Бога тому, кто всерьез в Бога верит. И вот в определенный момент жизни во мне созрела и расцвела паскудненькая такая мысль – я многое могу, у меня многое есть… Но чего я хочу? Зачем все это?

Кризис среднего возраста? По идее, даже такой мутант как я должен был озаботиться подобными вещами намного позже. Виктор как-то с ленцой сказал мне, что по его мнению, до сорока лет можно хвастаться способностями, но после сорока пора уже хвалиться достижениями. Зачем? Ну, может быть, чтобы доказать самому себе, что ты не зря потратил свою валюту, в чем бы она у тебя ни была – в здоровье, таланте, хитрости… А может, это очередной стереотип?

Мне не было еще тридцати, но я как-то вдруг озаботился простым вопросом. Вот я умею выживать, а иногда даже неплохо живу. Я доказал самому себе (а кому еще что-то надо доказывать?), что я вполне себе в этой жизни состоялся. Но зачем все это? Смысл жизни. Вопрос набивший оскомину во рту у изрядной части хоть на что-то способного мужского населения мира и так и оставшийся без ответа.

Почему мужского? Да потому что для женщин, как я успел понять, все-таки приоритетной функцией является размножение. Им проще – стала матерью, жизнь состоялась. То, что чадо вполне себе в состоянии оказаться уродцем и неудачником – этого можно попросту не замечать, один черт считая его самым умным, самым красивым и замечательным. Мужчины, вроде бы, как-то так тоже поддерживают эту линию, но… Вечно им чего-то не хватает, и женщины никогда не могли это понять и злились всегда страшно. Из этого «чего-то не хватает» время от времени появляются великие произведения искусства… или не великие произведения его же. Чаще – полный отстой. Возникают философские течения, религиозные течения, политические веяния, новые технологии и прочая фигня типа войн и терактов. Настойчивая потребность самореализации бьет мужика в темя изнутри точно так же как стремление размножиться бьет женщину резонансом из матки в то же место.

Я не женщина и в какой-то момент я начал понимать, что простого выживания для меня мало, а ничего более-менее интересного придумать я не мог.

Какое-то время мне казалось, что я попал в ловушку той философии и скептицизма, который пичкал меня Виктор. Найти смысл жизни – не более чем убедить себя в том, что у твоей жизни есть смысл. Всего-навсего самообман. Но я не умел, не был обучен себя обманывать. Не умел верить во что-то. А жить ради того во что не веришь… И я начал по особому смотреть на эту формулу, которую когда-то озвучил Виктор. Цивилизованность – балансирование между лицемерием и цинизмом.

Одни выбирают лицемерие и становятся патриотами, верующими людьми, еще кем-то. Другие – их гораздо меньше – выбирают цинизм. Так явился на свет эталон модели «Доктор Хауз». Чтобы прятаться за лицемерием нужно уметь быть идиотом. Это талант. Чтобы быть циником, нужно очень сильно разочароваться в жизни… Или быть таким как я – одиноким зверем, воспитанным серийным убийцей.

Хоть кто-нибудь представляет себе каково такому как я столкнуться с такой катастрофой в башке? Куда идти? Кто способен… нет, не дать смысл жизни моему шкодливому самосознанию, а просто таки убедить, доказать мне, что его товар – тот смысл жизни, который он реализует – не является откровенным дерьмом?

И вот тут я обнаружил за собой очень интересную особенность, которая, в принципе, хотя и косвенно, но доказывала мое скорее уродство, чем какую-то там избранность.

Что делает человек у которого есть болячка? Неаппетитный пример, но, черт побери, внятный и простой. Правильно – он ее ковыряет. То есть, если болит, он ее не трогает. Как только болеть перестала – ковыряет. Вот на кой ляд? Ответ – мы так устроены. Если велеть ребенку не смотреть в какую-то сторону, он будет всеми силами стремиться посмотреть именно туда – на голые сиськи на экране сквозь пальцы матери, высоконравственно прикрывшей ему глаза ладошкой. Впрочем, взрослые такие же. Не думай о слоне, короче.

Первое время после происшествия с бандитами, я постоянно ждал развития событий. Развития событий не последовало. Мне бы радоваться и все такое, продолжать жить и быть счастливым, что все обошлось. А вот ни фига. Я то ли растерялся, то ли возмутился, то ли обиделся – вот мол, завалил голыми руками двух мордоворотов, а этого никто и не заметил, и не похвалил, и не восславил мою неподъемную круть. И я стал осторожно так сам пытаться узнать что это были за бандиты, откуда они взялись и какого лешего никто не хочет мне за них отомстить.

Самое смешное, что на каком-то уровне своего сознания я прекрасно понимал, что эта моя возня, мои расспросы в определенных кругах могут иметь более серьезные последствия и привлекут больше ненужного внимания, нежели даже то, что я сотворил с теми двумя полудурками, которые ввалились в мой дом. Что это не просто противоречит науке выживания – это вообще обратный вектор приложения сил. Что я, в сути своей, сейчас уподобляюсь дурным патриотам, безмозглым героям, которые, вместо того, чтобы вырезать участок колючей проволоки и спокойно пройти куда им надо, ложатся на эту самую проволоку грудью и подставляют свою спину, чтобы по ней пробежали другие такие же. Называется подвиг. Я не считаю, что подвиг – это хорошо. Если возникла необходимость в подвиге, значит, до этого что-то было сделано не так. А если необходимости в подвиге не было, тот кто его совершает – просто идиот, который лезет куда его не просят.

Я все это понимал, но ничего не мог с собой поделать. Можно считать, что я временно сошел с ума. Но, поскольку в своем уме, в обычном смысле этого слова, я никогда и не был, то нормально. В свое оправдание я мог бы привести слова все того же Виктора (хотя, я и без того постоянно его цитирую, вспоминаю и опираюсь на его несветлый образ), что, как ни странно, одной из главных опасностей для выживания человека является… скука. То есть, даже если ты протянул свою жизнь, дожил до глубокой старости и сдох в собственной постели (обычно под этим подразумевается больничная койка с капельницей сбоку), но на протяжении большей части этого времени тебе было скучно… Собственно, при таком раскладе ты мог бы и не рождаться вовсе.

Бог, – говорил Виктор. – Я не знаю кто это такой и что это такое. Но, поскольку этого никто не знает – что бы Он там ни говорил, – то все нормально. Я не очень четко понимаю что Ему от нас нужно, но и этого никто не понимает – так называемые священные тексты не в счет. Одно я знаю почти наверняка, потому что я это чувствую каким-то самым глубоким уровнем сознания. Как голод, боль, страх, или сексуальное возбуждение. Богу нужны наши переживания и впечатления. Может, Он наркоман, который тащится от наших душевных напряжений, как тот инопланетянин в кино от выделенных в отдельную баночку эндорфинов16, может еще что. Нашим куриным мозгам точно этого никогда не узнать. По-моему, это основное правило игры. Бог создал этот мир так, чтобы никто ничего не знал наверняка. Наверное, именно для того, чтобы мы постоянно переживали и мучились. А Он бы получал свою дозу.

Понятия не имея как нужно внедряться в мафию, надо ли мне туда внедряться вообще и существует ли мафия в обычном понимании этого слова, в нашем городе, я решил сперва просто присмотреться. Я кое-что знаю про гангстеров (или как их там), благодаря очень содержательной юности беспризорника, и я прекрасно умею чуять опасность, маскироваться и выживать в сложных ситуациях. Я обучен убивать и не умирать. Короче, если бы кому-то хоть на секунду удалось убедить меня в необходимости подчиняться приказам и умирать по команде, из меня, наверное, вышел бы неплохой спецназовец. Или что-то в этом роде.

4

«Оскорбил многочисленные чувства различных социальных групп не только в речевой форме,

но и двигательной активностью лица»

Из приговора суда

Не хочу утомляться воспоминаниями и систематизацией того, что я сделал, куда ходил и с кем заводил знакомства. Были тут и проститутки, и наркодилеры, и подпольные игорные дома. В общем, я крепко вошел в тему. С душой. Как говорили в Чикаго во времена «сухого закона»: «Живи весело, умри молодым, стань красивым трупом». Что-то в этом роде, по-моему. Только вот трупу, по-моему, уже плевать – красивый он, или нет. Так что настолько далеко забираться я не планировал.

Точно так же не взялся бы утверждать, что поиск корней… Корней ведь? Моих покойных гангстеров превратился для меня в идею-фикс. Просто я думал, что интересно было бы понять…

Могу только сказать, что, как выяснилось, я обожаю всякие там тайные места и подпольные дела. Все эти люди, которые упорно нарушают общепринятые правила общества под названием «закон», но при этом тут же пытающиеся сотворить свои правила… Так мило. У них свой закон, свои «понятия», какие-то кодексы и прочее. Верность «семье», банде и прочему… Какое-то извращенное «братство». Поначалу я совершенно искренне не мог сообразить на кой ляд эти ребята, вырвавшись из одной клетки условности в которую не вписались по разным причинам, тут же принимаются строить новую точно такую же клетку для себя? Но потом решил, что это просто забавно. Человек – он человек и есть. Ему не чуждо все как животное, так и человеческое. Как говаривал один гений современности

«Судить людей я не мастак,

Поняв давным-давно:

Бог создал человека так,

Что в людях есть говно»17.

Я ведь тоже человек, и не только анатомически. Так что говно есть и во мне. Я это признаю и действую в соответствии… Ибо поделать тут ничего нельзя.

Как известно, человек, зачастую, не в состоянии просто признать, что он чего-то не знает, не понимает и в чем-то не разбирается. Многие люди начинают рассуждать о чем-то и высказывать свое мнение едва только узнав о предмете обсуждения. Точно так же люди, ни разу не бывавшие ни в каком подпольном заведении – будь то бордель, наркопритон, или тайный игорный клуб – точно знают как это самое место выглядит. Откуда? Ну разумеется из кино. Из того самого кино в котором культуристы выступают в роли спецназовцев и бегают по джунглям с миниганом наперевес, а простые полицейские освобождают небоскребы, скача с этажа на этаж с пальцем постоянно лежащим на спусковом крючке (ну, в смысле, чихнул – прострелил себе ногу). Кто они? Идиоты? А вот и ни фига. Супергерои! Хотя, разница всегда была невелика.

Если кто-то полагает, что подпольные игорные клубы представляют собой этакие мрачные полуподвальные помещения набитые подозрительными личностями и другими такими же личностями охраняемые – где-нибудь в подвалах, под мостом… в канаве, – то интересно было бы узнать, откуда у него такое представление? Большинство подобных клубов – это вполне себе цивилизованные чистые заведения, с дорогой, но не слишком выпивкой, приветливым обслуживающим персоналом, девушками разной степени доступности и стоимости.

Мне нравятся такие места – сам не знаю почему. Не скажу, что я завсегдатай игорных заведений, но выбирая между помпезными, сверкающими и шумными легальными казино и подобными тихими местечками, я выбираю тихие местечки. То ли потому, что если уж играть, то играть – и нечего отвлекаться на шоу и боксерские бои. То ли еще по какой причине.

Я посещал игры достаточно регулярно. Играю я хорошо. Вряд ли тут дело только в везении. Скорее уж в моем умении смотреть на людей, свободы от стереотипов и том мощном психологическом посыле, который я получил в детстве. И я выигрывал. Не слишком часто (это вызвало бы подозрения), но вполне достаточно для человека молодого, но для своего возраста респектабельного, дружелюбного, но ни с кем накоротке не сходящегося. Женщины, правда, иногда стремились атаковать меня в самый неподходящий момент, но – вот еще одно преимущество таких мест – во время игры… Тут царила атмосфера старого английского клуба, что ли (ну, как я себе это представляю). Игра – это святое. И самой назойливой даме и самому настырному кавалеру могли указать на дверь. Нет, я не женоненавистник, но женщин предпочитаю выбирать сам. И в другое время.

И вот в один из таких вот вечеров за игровым столом, я посмотрел по сторонам и увидел… Даже не знаю как это описать. Наверняка у психологов есть для подобных вещей специальный термин. Ну, называют же они ложную память дежа-вю. А тут… Он был в черном с белой отторочкой кожаном пиджаке, серых брюках из непонятной ткани с каким-то мелким рябым диковатым узором, белой рубашке при шнурке вместо галстука, белоснежных лакированных туфлях. И золото. Золото на шее (ну кто надевает золотую цепь при шнурке на шее?), золото на пальце, золото в ухе… Даже не знаю как сказать. Он совершенно отчетливо, с первого взгляда являл для меня… да, наверное этакого брата по духу того бандюка, который вломился ко мне в квартиру несколько месяцев назад и которого я, вместе с подручным головорезом и джипом, отправил отмокать на дно озера.

Нет, так не бывает. Я изо всех сил старался не особенно таращиться на этого представителя племени попугаев, но ничего не мог с собой поделать. Исподтишка поглядывая в его сторону, я сделал вывод, что он все-таки не вооружен. Но такое сходство… Ауры, что ли? Психической частоты? Так отчетливо выражающееся в манере одеваться.

Мой сосед по столу, черт побери, заметил куда я смотрю, проследил направление моего взгляда и понимающе хмыкнул.

– Да, пугало настоящее.

Я посмотрел на него, потом снова на пугало и спросил, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал совершенно равнодушно:

– А кто это?

Сосед пожал плечами.

– Да так. Мутная личность.

– И что в нем мутного? – поинтересовался я, забирая карты и делая ставку. – Ну, кроме наряда.

Сосед хохотнул.

– Просто не поймешь кто он такой на самом деле. Ни кто, ни откуда. Я вот даже не могу понять – голубой он или нет.

Я снова посмотрел в сторону объекта моего внезапного интереса. В отличие от соседа, я точно мог сказать, что он голубой. Что-то в его манере держаться, в телодвижениях, даже не знаю… Плюс моя интуиция – все говорило за это. Интересно, а мой тогдашний визитер был голубым? На самом деле, у меня не было шанса это определить. Люди, настроенные на агрессию, да еще вооруженные, с трудом идентифицируются на секс-пригодность. Может, и был. Мой сосед сказал, что его раздражает неспособность понять суть этого типа. Мол кто, откуда и вообще – паспорт покажи. Забавно, что во мне это его не раздражало. Вот вам еще кусок науки Виктора. Не хочешь выглядеть подозрительным и привлекать внимание – не раздражай людей.

– Раньше с ним всегда другой такой же приходил, – доверительно сообщил сосед. – Что-то я его давно не видел.

– Другой такой же – это как? – сделал вид, что удивился я. То есть, я на самом деле удивился, но не тому.

– Ну, тоже расфуфыренный, одетый как попугай, – принялся объяснять сосед. – Но явно покруче. Какой-то… Пожестче, что ли. Может, и впрямь голубые? Может, поссорились? – Он снова хохотнул. – Скандал в честном семействе.

Я хохотнул за компанию и спасовал. Они не были любовниками, ну, или как там называется. Наверное, обычному человеку нужно было бы поставить их рядом, чтобы заметить определенное сходство. Да, мой покойный бандит выглядел покрепче и посуровее, но строение черепа, линия роста волос, брови, разрез глаз, подбородок… Братья? Скорее всего. Ну в самом деле – не отец и сын это точно.

Больше мы к этой теме не возвращались. Я проиграл немного денег – ну, чтобы мой уход из за стола не выглядел внезапным и подозрительным, – и встал.

Нет, я не искал взглядом расфуфыренного типа – я совершенно не собирался до поры до времени даже смотреть в его сторону. Но я определил его местоположение, после чего решил, что теперь самое время выпить. И я пошел к бару, и пристроился таким образом, чтобы видеть объект моего интереса, но ни в коем случае не оказаться слишком близко.

Он был один. По моим наблюдениям, ни разу даже не приблизился к игорным столам. Только перекинулся парой слов с какими-то знакомыми и продолжал пить. Даже по сторонам особенно не смотрел.

А вот это мне совсем не подходило. Ну, давай, оглядись. Ты же человек, мы же все от животных и даже наша ленивая жизнь не могла вытравить из нас необходимость время от времени осматриваться – не угрожает ли опасность, не появилось ли чего пожрать поблизости… не подкрадывается ли хищник. Нет, хищник пока не подкрадывался – он изучал.

И вот наконец он поднял глаза, посмотрел по сторонам… в том числе и в мою.

Наши взгляды встретились. Я включил взгляд… нет, ни в коем случае не томный и не зовущий – это было бы глупо. Но взгляд неуверенный, полный готовности к презрению, но и робкой надежды. Взгляд ребенка, который привык вечно получать под зад, но все же еще сохранил надежду, что кто-нибудь погладит по головке и утрет сопли.

Черт, я никогда не умел подманивать гомосексуалистов, но у меня получилось! Его глаза расширились – то ли оценив мою внешность, то ли взгляд у меня вышел очень уж удачный. Он поднялся с места и направился в мою сторону с таким восторгом и неукротимостью в каждом движении и выражении лица… Вы когда-нибудь видели снедаемый страстью ледокол, да еще нетрадиционной ориентации? Вот у меня сложилось ощущение, что на меня надвигалась именно такая хреновина. На всех парах.

Пришлось срочно подниматься с места и двигаться к выходу. Он явно был обескуражен – мне даже оборачиваться не надо было, чтобы это понять. Но не на людях же мне с ним… затевать! Мне совершенно не было нужно, чтобы кто-нибудь заметил, что мы с ним вообще вступили в контакт. И простых-то подозрений не миновать, а тут еще заподозрят, что я этот… противоестественный. На кой оно мне надо?

Как и ожидалось, он выскочил за мной на улицу. Детство и юность мои закончились, но я по прежнему оставался красавчиком. Не отнимешь. Не выбежать за мной было, наверное, невозможно.

Я ждал его в тени – не слишком светясь, но, в то же время, так, чтобы даже он заметил. Попутно я зыркал по сторонам. Так и есть – призрак появился в зоне видимости.

– Не сейчас, – сказал я ему.

Призрак коротко кивнул и скрылся во тьме.