В СССР я повидал все

Место, где я оказался, было пустынным – рыбаков не видно. Я размотал и забросил удочку. Сначала, как и всегда, ловилась мелочь. Но потом я зацепил что-то очень тяжелое. Опыта ловли крупной рыбы у меня тогда не имелось. Надо было сначала поводить рыбу, чтобы она устала, а уже потом вытаскивать ее на берег. Я же начал с силой и очень быстро тянуть ее вертикально вверх к поверхности воды. Это кончилось тем, что рыба сорвалась с крючка у самой этой поверхности. Я только успел увидеть, что это был какой-то очень крупный экземпляр.

Через некоторое время я опять подсек рыбу. Она была уже не такой крупной – но и не маленькой. Это оказался подлещик грамм на 800. Теперь я осторожно и не спеша стал подводить его к берегу. В воде рядом с местом, где я стоял, оказались заросли невысокой травы. Подлещик уткнулся в них и застрял. Опять же, не имея опыта, я попытался схватить рыбу левой рукой. Но подлещик рванулся и ушел в траву. Той же рукой я полез за ним в воду. Рука погрузилась туда по самое плечо, но подлещика там я не нашел – он также сорвался с крючка.

На левой руке у меня были часы, и в них попала вода. Они остановились навсегда. Потом пришлось покупать новые часы. После этого случая, собираясь на рыбалку, я уже не надевал их на руку, а заворачивал в целлофан и клал в нагрудный карман армейской рубашки.

В тот день я все-таки вытащил на берег две хорошие по меркам местных рыбаков рыбы – это были подлещики грамм по 600. После этого я стал время от времени ездить на велосипеде ловить рыбу за слияние вниз по течению Хопра. Езда на велосипеде по лесным дорогам и тропинкам оказалась не менее романтичной, чем путешествие на поезде до 701-го.

Когда я ехал к слиянию, то на выезде из города мой путь пролегал по довольно высокой железнодорожной насыпи. В этот момент перед моими глазами со всех сторон открывался великолепный вид на окружавшую город местность. Справа от меня река Ворона несла свои воды, чтобы соединиться с Хопром. Противоположный ее берег был причудливо покрыт густым лесом. Слева от меня протекал Хопер. Его берег тоже утопал в зарослях вековых деревьев. При виде такой сказочной красоты я начинал чувствовать непередаваемую словами радость жизни. Я с восторгом думал: «Неужели это все мое!»

За много лет своих занятий рыбалкой я изучил вдоль и поперек правый и левый берег Хопра от 701-го до слияния и далее от слияния до заповедника. Каждое из рыбацких мест там имеет свое характерное название. Более величественной и таинственной является природа ниже слияния. Первое рыбацкое место там называется Чернецово, а далее: Дупленский кордон, первая Сомовая, вторая Сомовая, Черкасский затон, Тупки, Зимовное, Строяновский кордон, Котова яма, Ярки, Черный омут, Глушица, Глинка (начало Никандровского), Митрошка, Бурчак (конец Никандровского), Новенькое, Калмыцкая дуга. Потом уже начинается заповедник, вход куда запрещен.

Чаще всего я ездил на Глинку. На мой взгляд, это самое богатое рыбой место на Хопре. Дорога на велосипеде туда в одну сторону занимает 1 час и 40 минут. Как правило, я приезжал на Глинку около 9-ти часов утра, а уезжал оттуда около 6-ти часов вечера. По моим меркам, мои уловы там были довольно большими – иногда они достигали 5-ти килограммов.

В начале осени мы, работники Чугунки, продолжали ездить в колхоз. Выполнив там необходимую работу, мы какое-то время просто сидели. Один раз, чтобы не сидеть без дела, я решил пройти по расположенному неподалеку лесу. Там мне стали попадаться какие-то грибы – а я грибов в то время вообще не знал. Я набрал много этих грибов. Среди нас был специалист по грибам, и я показал их ему. Он спокойно сказал:

– Ты их отвари и попробуй.

Я привез эти грибы домой. К счастью, у матери возникли на их счет подозрения, и она позвала мою тетю Шуру, которая хорошо разбиралась в грибах. Увидев их, тетка закричала:

– Бледные поганки! Срочно выбрасывайте!

Через несколько дней после этого я в один из своих выходных пошел в лес. Перешел Красный мост, свернул направо и очень долго шел вдоль реки Вороны вверх по ее течению. Потом вышел на поляну, где стояли только одни пеньки. У первого же пенька я увидел огромное количество каких-то грибов. Я решил их собирать. Каждый пенек на той поляне был буквально усеян этими грибами. Я быстро набил ими полный рюкзак, который оказался очень вместительным. А грибы все попадались и попадались. Я уже начал утрамбовывать их в рюкзаке ногой, чтобы освободить там еще место для грибов.

В итоге я набил в рюкзак столько грибов, что еле его поднял и потом с огромным трудом тащил до дома. Мать опять позвала тетку. Увидев грибы, она с восторгом произнесла:

– Опята! Пеньковые!

После этого ходить в лес за грибами (и, особенно, за опятами) стало одним из моих самых любимых увлечений.

Жители нашего города в те времена настолько деградировали, что убирать территорию перед своими домами для них стало непосильной задачей. Это послужило причиной того, что нас, работников Чугунки, начали часто выгонять на уборку городских улиц.

Однажды поздней осенью, когда уже начались заморозки, мы убирали улицу Бланскую. Собрав мусор в большие кучи, мы ждали грузовую машину, чтобы погрузить все это на нее. Но машины не было. Я решил зайти в детский сад, расположенный по этой улице, и позвонить на завод насчет машины. Открыв дверь в спальню этого сада, я увидел страшную картину. Несмотря на то, что на улице был мороз, все окна спальни были открыты настежь. Воспитательница, одетая в пальто, сидела далеко от окон. Все дети, лежавшие в кроватях, сильно кашляли. У самого большого и так же открытого окна стоял маленький голый мальчик и дрожал от холода.

Вот так безжалостно Советская власть убивала наших детей. Но может быть она не убивала, а просто закаляла их? Сомневаюсь. Возможно, узников фашистских концлагерей тоже закаляли холодом и голодом? А почему же тогда всех фашистских главарей, которых удалось поймать, повесили?

Плавильные печи Чугунки выбрасывали в атмосферу города огромное количество вредных веществ. В результате этого, стекла всех заводских окон были покрыты каким-то оранжевым налетом, который ничем не смывался. Совершенно определенно, что такой же налет был и в легких людей, работавших на Чугунке.

До революции в нашем городе тоже существовал чугунолитейный завод, выпускавший в то время более разнообразную продукцию, чем при Советской власти. Но завод этот располагался на окраине Борисоглебска – чтобы не отравлять население города. А большевики перенесли этот завод в центр города – очевидно, чтобы отравить и окончательно добить население Борисоглебска.

Надо признать, что большевики были близки к своей цели – работавшие на Чугунке женщины беременели и впоследствии все без исключения рожали уродов. В роддоме этих уродов убивали.

Тем временем моя учеба в индустриальном техникуме протекала весьма успешно. По всем предметам у меня, в отличии от остальных учащихся, были только отличные оценки.

Необходимо сказать несколько слов о преподавателях техникума. Все они были очень слабо подготовлены для этой работы, к тому же никакими педагогическими способностями они не блистали. Конечно, многие из них пытались что-то говорить на своих занятиях. Но почерпнуть какие-то знания из сказанного ими было невозможно. Самый важный предмет «Технологию машиностроения» у нас вела вообще очень оригинальная женщина. На своих занятиях она упорно молчала – сидя за преподавательским столом она смотрела в потолок и о чем-то мечтала.

Советская власть кичилась тем, что обеспечила всех людей хорошим бесплатным образованием. Но может ли что-то бесплатное быть хорошим? Конечно, нет. На помойке очень много бесплатных вещей – но все они мерзки и гадки. А ведь в царское время существовало очень хорошее образование. Заканчивая тогда учебное заведение, человек прекрасно знал несколько иностранных языков, имел глубокие познание в огромном количестве других предметов. Преподаватели того времени обладали великолепными знаниями и умели блестяще передавать их своим учащимся.

Наконец, для меня в техникуме пришло время писать и защищать диплом. Я очень серьезно подошел к этому событию. Мне пришло в голову взять тему своего диплома так, чтобы она непосредственно касалась производственного процесса на нашем заводе. Это значительно усложнило мне работу над дипломом – в последствии мне пришлось выполнять большое количество чертежей и писать очень объемную пояснительную записку.

В дополнение к диплому, каждому учащемуся техникума предстояло выполнить еще и практическое задание, выдаваемое директором техникума. Мне в сотрудничестве с одним парнем предложили сделать раздвижную доску в одной из аудиторий техникума. Суть заключалась в том, что эта доска должна была раздвигаться и открывать экран для показа слайдов.

Безусловно, в техническом плане эта задача представлялась очень сложной. Согласно общепринятым правилам, она решалась следующим образом. Прежде всего, опытные конструкторы разрабатывали чертежи этого проекта. Потом плановики и экономисты по этим чертежам рассчитывали количество материалов, необходимое для выполнения проекта. Затем работники материально-технического снабжения завозили эти материалы на завод. Далее квалифицированные станочники изготавливали по тем чертежам довольно сложные и точные детали. И, наконец, опытные слесари-сборщики монтировали эту доску по месту.

Таким образом, нам вдвоем с тем парнем предстояло выполнить работу целого механического завода. Но, как говорится, глаза боятся, а руки делают. Первое, что мы совершили – это распилили ножовкой висевшую в аудитории доску. И дальше работа пошла сама собой. Я нашел и принес направляющие от небольшого станка. Мы закрепили их на стене, просверлив ее в нескольких местах. К направляющим прикрепили доску. Попытались ее раздвинуть – это нам не удалось. Парень принес с завода хорошую смазку. Мы обильно покрыли ею поверхности направляющих – доска, к нашей великой радости, раздвинулась. Но усилия, которые надо было для этого прикладывать, оказались весьма значительными.

Преподавательница, в аудитории которой висела та доска, была крайне недовольна нашей работой и кричала, что мы испортили ей аудиторию. Но все обошлось – практическое задание нам в итоге засчитали.

Когда до защиты диплома оставалась неделя, один из преподавателей неожиданно изменил начальные условия моего дипломного проекта. Это означало, что я должен был переделывать все имевшиеся у меня чертежи и заново переписывать всю уже готовую пояснительную записку (около 100 листов). На подготовку всех материалов дипломного проекта давалось несколько месяцев – а в данной ситуации эти материалы предстояло подготовить за одну неделю. Ни теоретически, ни практически это было невыполнимо. Я попытался объяснить это преподавателю. Тот с невозмутимым видом ответил:

– Если ты не переделаешь диплом, то я не допущу тебя до его защиты в этом учебном году.

Преподаватель явно издевался надо мной, и это было сильно похоже на те издевательства, за которые директору кирпичного завода отрезали голову. Я сгорал от вполне оправданного желания чем-нибудь тяжелым ударить по лысой голове этого педагога. Мне стоило громадных усилий, чтобы сдержать себя от совершения этого отчаянного поступка. Я прекрасно понимал, что за нанесение преподавателю телесных повреждений меня исключат из техникума и посадят в тюрьму. В своей жизни я уже много раз проходил через подобные критические ситуации – к счастью, это научило меня терпеть и молчать.

Работая день и ночь, я кое-как переделал чертежи. Чтобы предельно сэкономить время, в уже готовой пояснительной записке я заменил некоторые страницы – при этом их нумерация перепуталась, а смысл содержания исказился. Все получилось очень небрежно и некрасиво. Теперь тот преподаватель имел полное основание не допускать меня до защиты диплома. Но он допустил – и я защитил диплом на отлично. Таким образом, 1 марта 1986 года я закончил техникум с красным дипломом и мне была присвоена квалификация техника-технолога.

XIII

3 марта того же года я уже работал инженером-конструктором третьей категории в техническом отделе котельно-механического завода. Начальником теперь у меня был мужчина, который в начале показался мне прекрасным человеком. И я начал уважительно называть его Палычем. Но позже, присмотревшись к нему, я понял, что это – демон. Палыч обладал удивительной способностью издеваться над своими подчиненными. По отношению к ним он вел себя крайне деспотично – доводил до слез не только слабых женщин, но и сильных мужчин. В наше конструкторское бюро поступало на работу большое количество специалистов. Но вскоре все они, испытав на себе гнев Палыча, разбегались кто куда.

Сразу же Палыч дал мне разрабатывать самостоятельно очень сложный проект механических ворот Чугунки по улице Третьяковской. Не каждый опытный конструктор взялся бы за эту нелегкую работу. Надо было сконструировать большое количество сложных деталей и сборочных единиц, выполнить массу чертежей, указав на них без единой ошибки все размеры, допуски, чистоту обработки, технические требования в соответствии с бесконечными ГОСТами и ОСТами. Далее предстояло проконтролировать изготовление этих ворот в цехах завода. Но, самое главное, уже готовые ворота после их монтажа по месту должны были сразу начать исправно функционировать, открываясь и закрываясь при нажатии определенных кнопок. Этого вполне могло не случиться – ведь я совершенно не обладал навыками и опытом конструктора.

Эта работа показалась мне каторгой. Но, тем не менее, я все-таки довел ее до конца – и механические ворота по моему проекту были изготовлены и смонтированы. После этого Палыч признался, что дал мне это задание, надеясь, что я не выдержу тягот конструкторского труда и уйду из бюро. Но этого не произошло.

Конструкция моих ворот неожиданно для всех оказалась очень удачной. Впоследствии в нескольких организациях города Борисоглебска были установлены ворота по моему проекту. А ведь я выполнил его, абсолютно не имея никакого опыта работы конструктором. Вот такие парадоксы имели место в советское время.

Став инженером-конструктором, я решил вести дневник и 30 марта 1986 года сделал в нем первую запись. Вначале я вел его, не очень подробно описывая события своей жизни. Но с годами мои дневниковые записи становились все более и более подробными.

В начале июня того года я с женой и сыном в течение 15-ти дней отдыхал на турбазе Черкасского затона. Диме тогда было уже 4 года. Болезни перестали преследовать его, и он рос довольно крепким мальчиком.

Мы прекрасно провели там время. Утром и вечером я в течение часа ловил рыбу в затоне – каждый раз уловы получались солидными. Таня потом жарила пойманную рыбу, и мы на природе с аппетитом ели эту первоклассную пищу.

Днем мы часто катались по водоему на лодке. Черкасский затон оказался очень большим. Я был удивлен, когда обнаружил, что от него отходит еще какая-то длинная и глубокая старица. Позже я узнал, что это – Андреевский затон. Он тоже изобиловал рыбой. Было похоже на то, что когда-то очень давно в том месте, где Андреевский затон соединяется с Черкасским, река Ворона впадала в Хопер. Потом, в течение долгих лет, это место постепенно передвигалось в северном направлении. В итоге, переместившись на огромное расстояние, это место попало туда, где сейчас и находится слияние этих рек.

Перед тем, как лечь спать, мы купались в затоне. Так как в течение дня вода была неподвижна, то к вечеру она хорошо прогревалась. Впечатление от купания напоминало пребывание в теплой ванне.

Наслаждаясь изумительным отдыхом на природе, мы еще не знали, что чуть более месяца назад 26-ого апреля 1986 года произошла страшная авария на Чернобыльской АЭС. Наверно, к тому времени, когда мы находились на Черкасском затоне, радиоактивное облако с места той аварии достигло нашего района. Скорее всего, там мы все и попали под воздействие этой радиации. Дима после этого опять начал часто болеть и его физическое развитие несколько замедлилось. С моим здоровьем тоже стали происходить какие-то непонятные вещи. Я начал испытывать сильное утомление даже после незначительного напряжения. В своем дневнике я часто повторял фразу: «Очень сильно устал». К тому же у меня ни с того ни с сего стала резко подскакивать температура. Это продолжалось около года.

Когда я пришел работать на Чугунку, это предприятие находилось в весьма плачевном состоянии – план заводом систематически не выполнялся, премия работникам не начислялась. Существовало мнение, что причиной всего этого являлся плохой директор. Рабочие завода написали коллективное письмо в министерство, к которому относилась Чугунка, с просьбой прислать на завод хорошего директора. Министерство, выполняя эту необычную просьбу, несколько перестаралось. Директором завода стал жесткий и энергичный человек по фамилии Папоров. И он круто перевернул всю спокойную и безмятежную жизнь на Чугунке.

Папоров начал с того, что, проводя планерные собрания с заводскими начальниками, с исключительной твердостью принялся заставлять их работать на пределе своих сил и возможностей. Порой он давал им такие задания, которые, возможно, не входили в круг их обязанностей. На этих собраниях Папорову никто не осмеливался возражать. Но после собрания эти люди ругали друг друга за то, что никто из них не выступает против директора.

В конце концов один из этих начальников, занимавший должность главного механика, рискнул возразить директору, заявив ему:

– Я этого не буду делать, это не моя работа.

Папоров не стал увольнять этого наглеца, но придумал для него очень суровое испытание. Он понизил его до рядового инженера, при этом назначив его руководителем рабочего, который когда-то ему подчинялся и конфликтовал с ним. И этот рабочий стал с особой жестокостью истязать своего бывшего начальника. Я часто наблюдал эти сцены истязания и испытывал сильную жалость к этому несчастному, который когда-то был главным механиком. Вскоре, не выдержав такого отношения к себе, он уволился с завода.

Тем не менее, Папоров был жестким не только по отношению к инженерному составу, но даже еще в большей степени он предъявлял требования к рабочим. В результате Папоров имел множество стычек с этими непростыми людьми. Во время одной из них, отчаявшийся рабочий нанес ему ножевые ранения. К счастью, они оказались неопасными для здоровья.

Папоров, в конце концов, одержал убедительную победу над своими подчиненными – и все они заработали буквально на износ. Первым не выдержал сумасшедшего ритма работы начальник отдела материально-технического снабжения – он безвременно ушел в мир иной.

Папоров решил значительно расширить территорию завода. В результате огромная нагрузка легла на отдел капитального строительства. Вскоре от чрезмерных стрессов скончался его ведущий инженер, а за ним последовал и его начальник.

Но жертвы были ненапрасными – завод успешно заработал, и все стали получать солидные премии.

Когда я пришел работать в конструкторское бюро, руководство завода стояло перед серьезной проблемой – приближался день рождения Папорова, и надо было что-то ему дарить. К тому времени этот человек зарекомендовал себя абсолютно неподкупным руководителем. Поэтому решили подарить ему что-нибудь недорогое. Палыч предложил купить книгу про войну и сам вызвался вручить ему этот подарок. Это предприятие закончилось полным крахом – Папоров выставил Палыча за дверь, даже не прикоснувшись к книге.

Вскоре мне самому пришлось столкнуться с этим неумолимым директором. Все инженерно-технические работники завода поочередно ходили в ночные дежурства по заводу. Когда подошла моя очередь, я отправился в отдел кадров на инструктаж по поводу дежурства. Случилось так, что начальником этого отдела в тот момент стал бывший офицер авиаучилища. Он не имел ни малейшего понятия о том, чем должен заниматься дежурный по заводу. Поэтому никакого инструктажа не последовало.

Как я узнал позже, главной обязанностью дежурного по заводу являлось проконтролировать в 4 часа утра розжиг вагранки. Но, не пройдя инструктажа, я об этом не знал. Произошло совершенно непредвиденное – рабочий, в обязанность которого входило разжигать вагранку, как раз в мое дежурство напился и не вышел на работу. Это привело к тому, что литейный цех простоял без работы половину дня. Расследование этого инцидента установило мою непосредственную вину, и в результате меня наказали, лишив квартальной премии. А это были очень большие деньги – тройной месячный оклад.

Убитый горем, я решил идти на прием к Папорову. Войдя в его кабинет, я заявил:

– Меня лишили квартальной премии. Но вины моей не было, так как мне никто не сказал, что я должен следить за розжигом вагранки. Прошу вас отменить приказ о лишении меня премии.

Не поднимая на меня глаз, Папоров послал меня грубой нецензурной бранью. Имея за плечами суровую школу такого обращения, пройденную в колонии строгого режима, я резко ответил ему с применением лагерного жаргона. Это сразу подействовало. Папоров заговорил со мной уважительным тоном:

– Свой приказ я не могу отменить. Но твои потери в зарплате я компенсирую. Напиши заявление на материальную помощь.

Материальную помощь я потом, конечно, получил. Это несколько успокоило меня, и я даже проникся некоторым уважением к директору за его вполне справедливое решение.

Но вот пришло время, когда в нашем отделе начали раздавать квартальную премию. У всех были радостные лица, слышались шутки и смех. И тут я расстроился, так как мне получать было нечего. Но вскоре женщина, выдававшая деньги, закричала мне:

– А ты почему не идешь получать? А ну-ка иди быстрее!

Я сначала не поверил в такую невероятную удачу. Но когда солидная пачка денег оказалась в моих руках, я понял, каким поистине великим человеком был этот Папоров. Подписав мое заявление на материальную помощь, он все-таки нашел возможным еще и отменить свой приказ о лишении меня квартальной премии.

Очень часто в то памятное время я наблюдал, как Папоров выполнял тяжелую физическую работу. Когда возникла срочная необходимость подвести к заводу силовой электрический кабель, многих инженерно-технических работников бросили на выполнение этой нелегкой работы. Вместе с нами туда отправился и сам Папоров. Так как кабель был покрыт свинцовой оболочкой, то весил он очень много – поднять его обычному человеку представлялось абсолютно невозможным. Но Папоров был необычным человеком, поэтому он с удивительной легкостью отрывал этот неподъемный кабель от земли и взваливал себе на плечо. Один раз я попытался это проделать, но у меня ничего не получилось.

Иногда заниматься физическим трудом Папорову помогала его верная супруга. Однажды, когда меня с группой работников в очередной раз направили в колхоз на прополку свеклы, мне круто не повезло – за нами увязался Папоров со своей женой. Как я уже говорил, в колхозе мы всегда работали до обеда, а потом отдыхали до конца рабочего дня. Но в тот день все пошло совсем по другому сценарию. С самого утра семейная директорская пара встала в борозду, наклонилась к свекле и, не разгибаясь, проработала так до самого обеда. При этом прополку свеклы они выполняли очень быстро и качественно. В итоге эта пара вырвалась вперед по сравнению с остальными работниками. Значительно отстав от них, следовала группа рабочих. В самом конце плелась наша толпа инженеров. После обеда все повторилось сначала. Семейная пара выпрямилась только тогда, когда восьмичасовой рабочий день полностью закончился. Объем проделанной в тот день работы оказался поразительно большим.

Но самым коронным номером Папорова была работа в литейном цехе. Раздевшись до пояса, он становился за ковш для розлива чугуна – это считалось самой тяжелой работой в том цехе. Но Папоров выполнял ее легко и даже с какой-то отчаянной радостью. Наблюдая за ним, я постоянно ловил себя на мысли, что этот необычный человек чем-то похож на Императора Всероссийского Петра I.

В начале апреля 1987-ого года меня направили на курсы повышения квалификации в учебный центр нашего министерства, расположенный в Ростове-на-Дону. Там я провел целый месяц. С нашего завода со мной туда ездила одна весьма привлекательная молодая женщина. Ее муж, провожая ее на вокзале, с нескрываемой тревогой смотрел в мою сторону – вполне обоснованно он опасался, что там в Ростове я стану любовником его жены. Конечно, я не мог вслух сказать ему, что его опасения на этот счет напрасны. Про себя я все время твердил: «Ни при каких обстоятельствах я не посмею вступить в любовную связь с этой женщиной».

Предполагаемое повышение моей квалификации, к сожалению, не состоялось. Пребывание в Ростове оказалось для меня и моих коллег напрасной тратой времени – преподаватели центра на своих занятиях занимались пустой болтовней. Единственным из сказанного ими, что я потом запомнил на всю жизнь, была фраза: «Лучшее лекарство от СПИДа называется спидома».

Тем не менее, некоторую практическую пользу принесло мне посещение местного завода сантехнических изделий. Наша группа без дела проболталась там несколько часов. Когда мы уже собирались покидать предприятие, один человек посоветовал мне воспользоваться этой благоприятной возможностью, чтобы набрать там как можно больше резиновых прокладок для кранов. Я набил этими прокладками все свои карманы. Действительно, все это мне в последствии очень пригодилось в моем домашнем хозяйстве – и до сих пор еще большое количество этих прокладок хранится у меня в укромном месте.