В СССР я повидал все

Как раз в то время, когда моя семья распалась, командира нашего взвода перевели служить в другой населенный пункт. На его место из Москвы прибыл очень солидный на вид офицер в звании капитана. На его мундире красовался значок об окончании военной академии.

Когда он провел с нами первое занятие, все прапорщики были поражены его глубокими познаниями в различных областях, великолепным умением говорить, прекрасной манерой вести себя в присутствии подчиненных. Он сразу завоевал у нас непререкаемый авторитет. Тем не менее, он честно признался нам, что совсем недавно был майором, и по нелепому стечению обстоятельств его разжаловали в капитаны. Так как он когда-то уже был капитаном, то офицер с некоторой гордостью называл себя «дважды капитаном».

Узнав, что от меня ушла жена, этот офицер вызвал меня в свой кабинет и дрогнувшим голосом сказал:

– Я понимаю, какую трагедию ты сейчас переживаешь. От меня тоже ушла жена, которую я безумно любил.

Он достал из нагрудного кармана и показал мне фото какой-то молодой красивой женщины. На глаза капитана навернулись слезы. Поборов слабость, этот человек произнес:

– Держись и будь мужчиной. Можешь идти.

Я с честью выполнил пожелание капитана держаться, хотя это было неимоверно трудно. А вот сам капитан держаться не сумел.

Однажды ночью он пришел на зону изрядно пьяным. Дури в таком состоянии у него оказалось слишком много. Он приказал старшему войскового наряда выключить свет в жилой и производственной зонах колонии. Это было чистой воды безумие – и прапорщик отказался выполнять приказ. За это капитан отстранил его от дежурства и отправил за пределы зоны. Прапорщик подчинился. Капитан приказал выключить свет другому контролеру. Тот тоже отказался и вскоре был вынужден проследовать за своим товарищем.

От войскового наряда остался только один прапорщик – это был Фон. Капитан приказал ему встать и поднять ногу. Фон беспрекословно повиновался. Капитан потребовал от Фона выключить свет. Естественно, Фон не мог этого сделать. Тогда капитан приказал ему поднять и другую ногу. Фон был в отчаянии, но догадался задать вполне логичный в такой ситуации вопрос:

– А на чем стоять?

Капитан резко ответил ему нецензурным словом. Фона спасло то, что в этот момент в дежурное помещение прибежал ДПНК. Его сопровождали офицеры администрации. Они скрутили хулиганствующего капитана и выпроводили за территорию колонии.

Эта выходка капитана привела к тому, что он вскоре стал дважды старшим лейтенантом. На некоторое время этот чудак успокоился. Но однажды в пьяном состоянии он придрался к ротной поварихе. Она ответила ему грубостью. Оскорбленный офицер ударил ее по лицу, и она упала. Лежащую женщину этот негодяй ударил несколько раз ногой. Под суд он не попал – его просто сделали дважды гражданским человеком.

На место этого пьяницы и хулигана прибыл другой офицер. С виду он казался каким-то нескладным и не уверенным в себе человеком. Прапорщики сразу дали ему кличку «Польский писатель». Но на деле он оказался прекрасным офицером. Однажды в ШИЗО, когда разгневанный зек ринулся на меня с ножом, Польский писатель закрыл меня своим телом. Нет, зек не нанес ему удар ножом, но поступок офицера был действительно благородным.

В неимоверных муках пережив разрушение своей семьи, я, тем не менее, не спился и не вылетел со службы. Однако меня предательски подвело мое здоровье. Тяготы службы и глубокие эмоциональные переживания зимой 1979 года стали причиной того, что я серьезно заболел. Вначале это было похоже на простуду – высокая температура и умеренный кашель. Получив у врача освобождение от службы, и пришел домой и лег в постель. Но неожиданно приехал командир роты и приказал мне срочно выходить на службу.

Я обязан был выполнить этот приказ, хотя чувствовал себя очень скверно. Когда я поднялся с постели и стал натягивать военную форму, меня сильно колотило от высокой температуры, и все вокруг плыло перед глазами. Но, превозмогая болезнь, я приехал в колонию. Мне пришлось дежурить в производственной зоне. Был сильный мороз, и пронизывающий ветер обжигал лицо. Но я отстоял в таких условиях свою смену до конца.

На следующий день я попал в больницу с воспалением легких. Месяц лечения не принес никаких результатов – держалась высокая температура и мучил удушливый кашель. Командир роты направил меня в Воронежский госпиталь. Лечение там тоже оказалось безрезультатным. Я чувствовал, что жизненные силы покидают меня.

Окружающие меня люди видели мое удручающее состояние. Они пытались ободрить меня, говоря, что я еще молод и выкарабкаюсь. Но я буквально таял на глазах – сильно похудел и быстро слабел даже после незначительного напряжения.

Командир роты, сознавая свою вину за мое подорванное здоровье, выхлопотал мне путевку в санаторий для высшего командного состава наших войск. Через две недели пребывания там я почувствовал себя значительно лучше – температура стала нормальной, кашля не было.

Мне запомнилось, как в этом санатории я общался с одним генералом. Он был первоклассным игроком в бильярд. Я несколько раз играл с ним. Генерал давал мне большую фору и играл только левой рукой, причем из-за спины. И все равно я проигрывал ему.

В столовой санатория мы сидели с ним за одним столом. Как-то он спросил меня:

– Что ты будешь делать в случае массовых беспорядков в колонии?

Я с уверенностью ответил:

– Применю спецсредства: слезоточивый газ, резиновые дубинки, наручники и т.д.

Покачав головой, генерал сказал:

– Ты еще очень молод и неопытен. Ты должен избегать применения силы. Сначала надо попытаться словами убедить людей прекратить массовые беспорядки.

Этот совет генерала я запомнил, и всегда старался следовать ему при выполнении своих служебных обязанностей.

В комнате санатория со мной жили два пожилых человека. Один был участником войны. Воюя в артиллерийском расчете, он подбил немецкую самоходку «Фердинанд» – тогда это считалось подвигом. Второй человек во время войны оказался на оккупированной немцами территории – в то время он был пацаном, и один рыжий немец оттаскал его за уши.

Вернувшись из санатория, я вышел на службу вполне здоровым человеком. Как раз в это время в нашу роту приняли одного молодого сержанта. Он недавно женился и с восторгом говорил о своей жене:

– Она такая милая, ласковая, хорошая.

Помня о своей кошмарной жизни с Тоней, я в шутку сказал ему:

– Подожди, через пару месяцев ты набьешь ей морду.

Сержант с негодованием ответил мне:

– Как ты можешь такое говорить!

Через месяц семья сержанта распалась. Угощая меня водкой, он сказал:

– Да, ты был прав. Она оказалась стервой, и я чуть не прибил ее.

Создание семьи – это очень сложный процесс. Наверно, крепкая семья возможна только тогда, когда жена безумно любит своего мужа. В этом случае она становится его рабыней и служит ему до конца. Если любовь жены к мужу недостаточно сильна, то эта любовь быстро проходит, и жена начинает истязать нелюбимого мужа. Довольно часто муж отвечает жене тем же – оскорбляет ее физически и т.д. Естественно, семья в таком случае разрушается.

Я делал попытки создать новую семью. Пока они заканчивались неудачей. Тем не менее, количество моих женщин продолжало расти – и теперь даже значительно быстрее, чем до женитьбы с Тоней. Мои отношения с прекрасным полом стали принимать форму коллекционирования женщин. Одно время я даже поставил перед собой задачу, чтобы в моей коллекции присутствовали женщины с именами Вера, Надежда и Любовь. Эту задачу я довольно быстро выполнил. И эти имена в моей коллекции повторялись несколько раз.

Идя по городу, я бросал взгляды на встречных женщин. Если в какой-то из них мне что-то нравилось, я знакомился с ней – и она, как правило, попадала в мою коллекцию. Не редко сами женщины проявляли инициативу в сближении со мной, задавая вопрос:

– Мужчина, вы что-то хотели?

У моей тети Зины на квартире поселились три молодые женщины, которые обучались на заочном отделении городского дошкольного училища. Одна приехала с Украины, две другие – из Воронежа. Украинка и одна жительница Воронежа были весьма привлекательными особами. Третья заочница не отличалась красотой. Все трое были замужними женщинами.

Я стал иногда заходить к ним в гости. Так как украинка была представительницей другого народа, то я решил с ней не связываться. Все свое внимание я адресовал красавице из Воронежа. Украинке это не понравилось. Когда я один раз покидал дом тетки, украинка догнала меня в коридоре и со слезами на глазах стала умолять, чтобы я приходил только к ней. Мне ничего не оставалось, как пообещать ей это.

Через пару дней украинка стала очередной женщиной в моей коллекции. Причем сделала она это без особого сожаления о том, что дома у нее оставался муж. Она показывала мне его фотографию – на ней был запечатлен парень редкой мужской красоты. Мне стало несколько неудобно – я ему и в подметки не годился.

Женщина даже дала мне почитать одно из его писем. Этот парень писал, что безумно любит ее и с нетерпением ждет того момента, когда она вернется. Очень эмоционально он говорил о том, что безмерно предан ей. В знак этой преданности он каждый день ставил перед ее портретом букет живых цветов. Какой кошмар! А его жена в этот момент занималась любовью с другим мужчиной, который был хуже его. К великому сожалению, в своей жизни я встречал огромное количество таких неверных своим мужьям женщин.

Вскоре после того, как из армии вернулся мой двоюродный брат Саша, он решил обзавестись семьей. На свадьбе у него присутствовали те три заочницы. На этот раз я постарался сблизиться с воронежской красавицей. Она ответила мне взаимностью. Но сразу возникла проблема, где уединиться с этой страстной женщиной.

Я все-таки нашел выход. Взяв у своей двоюродной сестры Марины ключ от ее дома, я привел туда свою партнершу. Там она с огромным энтузиазмом наставила рога своему воронежскому мужу.

Итак, из трех заочниц две довольно быстро попали в мою коллекцию. Третья была некрасивой, и я сначала не хотел иметь с ней никаких близких отношений. Но потом, рассмотрев внимательно ее довольно пышную фигуру, я решил, что, в принципе, и этот экземпляр можно добавить в коллекцию.

На мое предложение о более близком знакомстве эта женщина ответила:

– У нас с тобой все будет. Но только подари мне духи «Быть может».

Этот ответ был очень неожиданным для меня – еще ни одна женщина не требовала от меня таких подарков. Сразу же я решил не сближаться с этой корыстолюбивой особой. Но ради любопытства я все-таки узнал стоимость тех духов. Она оказалась невероятно высокой.

Я продолжал пополнять свою коллекцию новыми женщинами. Близкие отношения с одной из них привели к неожиданным последствиям. Эту красавицу звали Тамара. С ее слов она некоторое время жила в Чечне. Скорее всего она была русской – но волосы у нее были темные. Она заявила, что является девушкой. После секса у нее действительно была кровь. Но Тамара вела себя как-то неестественно. Поэтому я решил (и даже был уверен в этом), что она все это подстроила. Мне стало так противно, что я перестал с ней встречаться. Тамара приходила к моей матери и с ее помощью пыталась восстановить наши отношения. Но я не хотел этого, и мы расстались навсегда.

Спустя 17 лет в феврале 1996 года я неожиданно встретил Тамару в центре города. Она шла навстречу мне. Поравнявшись со мной, Тамара пристально и с упреком посмотрела мне в глаза. Через несколько дней 22 февраля случился неприятный инцидент (это отмечено в моем дневнике).

Поздно вечером я шел с репетиции нашего вокально-инструментального ансамбля. Я сильно устал, и мне еще очень хотелось есть. Я был одет в тяжелое зимнее пальто. Когда я, проделав длинный путь пешком, уже подходил к своему дому, передо мной появился какой-то мужчина без верхней одежды. Так как он стоял на моем пути, то я попытался его обойти. Мужчина подставил мне подножку.

Мгновенно оценив ситуацию, я понял, что подвергся умышленному нападению. Я вцепился в руки нападавшего в районе локтей – если он был вооружен, то это затруднило бы ему применить оружие. Я опустил взгляд на его руки – оружия вроде бы не было. Я посмотрел ему в лицо – это был кавказец. На ломаном русском языке он бормотал мне какие-то угрозы.

Я чувствовал огромную усталость, к тому же мое пальто сильно стесняло мои движения. Кавказец наоборот был полон сил, и верхняя одежда у него отсутствовала. Продолжая крепко держать его за руки, я стал тащить его на проезжую часть улицы. Мимо проходили какие-то женщины. Кавказец сделал усилие и вырвался из моих рук. Убегая на тротуар, он крикнул:

– Ну ладно, живи!

В состоянии глубокого потрясения я пришел домой. Это был первый случай в моей жизни, когда я подвергся такому дерзкому нападению на улице. Возможно, встреча с Тамарой, ее кавказский след и нападение кавказца были взаимосвязаны. Согласно своим обычаям, кавказцы часто предъявляют друг другу претензии из-за отношений с женщинами.

Однажды в военной форме я ехал на службу в городском автобусе. Недалеко от меня стояла молодая, стройная и очень красивая девушка. Посмотрев на нее, я подумал, что у меня нет шансов покорить ее. Некоторое время спустя я встретил ее в центре города. Абсолютно не надеясь на успех, я подошел к ней и предложил познакомиться. Она охотно согласилась. Ее звали Таня. Она была на 7 лет моложе меня.

Во время первого свидания Таня пожаловалась, что в магазине ее обманули – продали ей духи, а в коробке оказался пустой флакон. На следующее свидание я принес ей духи «Красная Москва». Мы встречались с ней несколько месяцев, а потом решили пожениться.

Таня была из очень бедной семьи. Ее детство прошло в одном из украинских сел нашей области. В Борисоглебске она работала на Приборостроительном заводе, а жила в подвале старого дома в очень скверных условиях. Я перевез ее на квартиру к своей тете Шуре, где Таня жила до нашей свадьбы. За квартиру тетя с нее ничего не брала. К сожалению, через 18 лет после этого у Тани будет серьезный конфликт с тетей Шурой из-за дачи.

Вскоре после того, как мы с Таней подали заявление в ЗАГС, я зашел к ней на квартиру. Она угостила меня едой, которую сама приготовила. Так как опыта в приготовлении пищи у Тани практически не было, то качество еды оказалось недопустимо низким. Я серьезно отравился ее стряпней.

Когда я пришел домой, у меня поднялась высокая температура, и началась рвота. Мать вызвала скорую помощь, которая отвезла меня в городскую больницу. Естественно, меня положили в инфекционное отделение.

На другой день болезнь у меня прошла, и я попросил врача выписать меня побыстрее, так как у меня вскоре должна состояться свадьба. Врач грубо ответила мне отказом, сказав, что мне предстоит пролежать в их больнице как минимум 40 дней. Это означало, что в день своей свадьбы я еще буду находиться в больнице.

Меня охватила паника. Я стал лихорадочно думать, как мне вырваться из этой тюрьмы. А инфекционное отделение действительно было похоже на место заключения – палаты камерного типа, двери с кормушками, выход в коридор запрещен.

Сильно переживая то обстоятельство, что свадьба моя срывается, я решил хоть чем-то насолить этим людям, которые создали мне такие проблемы. Я потребовал у медсестры лист бумаги и ручку. Получив их, я настрочил жалобу в Министерство здравоохранения. В ней я красочно описал плачевное состояние инфекционного отделения – оконные стекла выбиты (а на улице зима), везде сквозняки, в палатах грязь. Далее я писал, что в отделении кормят плохо – в соседней камере-палате маленький ребенок все время плачет и просит еду. Врач постоянно грубит больным и т.д. Жалобу я передал своей двоюродной сестре Марине, которая работала медсестрой в той же больнице, только этажом выше. Марина потом отправила эту жалобу по назначению.

Спустя некоторое время врачи все-таки сжалились надо мной – я был выписан из больницы задолго до дня свадьбы. Когда я пришел домой, раздался телефонный звонок. Я поднял трубку. Звонили из администрации города. Меня просили вечером того дня находиться дома – ко мне придет комиссия из Министерства здравоохранения.

Я сильно волновался, ожидая прихода этих таинственных людей. Наконец, они пришли – двое очень интеллигентных и представительных мужчин. Официальным тоном они сообщили мне, что в связи с моей жалобой произведена проверка. Факты, изложенные в жалобе, полностью подтвердились. Врач, которая грубила больным, уволена. Все больные, как взрослые, так и дети, накормлены. В отделении вскоре будет произведен ремонт.

Мне ничего не оставалось, как поблагодарить этих умных и честных людей за принятые ими меры. Вскоре они ушли – а мне было несколько неудобно от того, что моя жалоба привела к таким серьезным последствиям. Позже пришла Марина с полной сумкой мандаринов и поделилась ими со мной. Оказалось, что эти мандарины завезли в их больницу в очень большом количестве – и все это в связи с моей жалобой.

Надо честно отметить те положительное моменты, которые имели место при Советской власти – жалобы простых людей тщательно рассматривались в правительстве и по фактам, изложенным в них, принимались эффективные меры. В этом современным капиталистическим чиновникам есть чему поучиться у их советских коллег.

Мы поженились с Таней 27 декабря 1980 года. Многие присутствовавшие на свадьбе шептали мне на ухо:

– Тебе досталось сокровище. Береги ее.

Безусловно, я понимал свою глубокую ответственность за то, как сложится в будущем жизнь этой молоденькой и доверчивой девушки, которая стала моей женой. Позже я сделал все возможное, чтобы все у нее было хорошо.

Сначала мы жили у моей матери – втроем в однокомнатной квартире. Удивляюсь, как это было возможно? Сейчас мне одному тесно в однокомнатной квартире. Имея уже опыт семейной жизни, я с первых же дней все время уступал Тане. При малейшем конфликте я всегда первым просил у нее прощения, хотя виноватым не был. Наверно, только за счет этого наша семья как-то держалась и не разваливалась.

Таня была очень удачливым игроком. Играя с ней в карты в «дурачка», я все время проигрывал. Таня часто покупала билеты «Спортлото» и регулярно что-то выигрывала. Когда Таня была беременна, и до родов оставалось совсем немного, нам досталась однокомнатная квартира в том же подъезде, где мы жили, только этажом выше. Для нас это была невероятная удача, за которую, скорее всего, надо благодарить тот факт, что Тане часто везло.

Произошло следующее. В той квартире жила женщина, которая серьезно болела. Когда она скончалась, на освободившуюся квартиру стали претендовать родственники этой женщины. Однако, согласно существовавшему в то время закону, судьбу освободившейся кооперативной квартиры решало собрание кооператива. Когда оно состоялось, то на голосование вынесли вопрос: кому должна достаться квартира – родственникам той женщины или нам с Таней? С преимуществом всего лишь в два голоса победили наши сторонники.

Родственникам женщины мы выплатили большую сумму денег, так как нам пришлось выкупать еще и всю мебель, оставшуюся в той квартире. Таким было условие родственников – в противном случае они угрожали подать в суд и оспорить решение кооператива.

Спустя некоторое время после перехода в нашу собственную квартиру у нас 29 марта 1982 года родился сын Дима. В то время Таня работала на вредном производстве. Может быть, это и стало причиной того, что Дима очень часто болел. Насколько я помню, не проходило и недели, чтобы на него не обрушивалась какая-нибудь болезнь. Дима постоянно плакал и плакал. Бессонные ночи следовали одна за другой. Но мы с Таней все это мужественно пережили.

Любовь для зеков на зоне была, конечно, под строгим запретом. Но и туда это чувство иногда проникало. В колонии существовала вечерняя школа, в которой могли обучаться все желающие зеки. В ней преподавали довольно молодые и симпатичные учительницы. У одной из них была очень соблазнительная фигура.

Однажды в конце дня учителя школы проходили через вахту к своим рабочим местам. Осматривать и обыскивать их мы не имели право. Тем не менее, я все же отметил, что у той фигуристой учительницы отсутствовали трусики – через ее прозрачное платье это было довольно заметно. В голове промелькнула мысль: «Быть беде!»

Действительно, ночью дневальный одного из отрядов сообщил нам, что в их жилой секции замечен пьяный зек. Вдвоем с Девочкой мы отправились задерживать нарушителя.

Зек был сильно пьян и оказал серьезное сопротивление. К тому же мне пришлось бороться с ним практически в одиночку – Девочка что-то не проявлял особого желания мне помогать. Зек был довольно крепким мужчиной – мне никак не удавалось скрутить его. Моя схватка с ним привлекла внимание большого количества зеков. Они столпились вокруг нас, и их симпатии были явно не на моей стороне. В любой момент они могли напасть на меня, и тогда мне пришлось бы очень худо.

Когда запас моих сил был уже на исходе, Девочка все-таки решил прийти мне на помощь. Он зажал голову зека у себя подмышкой и стал душить его. Нарушитель сдался, и мы без проблем доставили его на вахту. Хотя все обошлось без серьезных последствий, но они были вполне возможны.

Последующее расследование показало, что та фигуристая учительница влюбилась в зека, работавшего на зоне дежурным электриком. Чтобы соблазнить его, она пришла на зону без трусиков и, в добавок к этому, принесла водку, которая на зоне строго запрещалась.

Затем женщина разбила лампочку в своем кабинете и вызвала того дежурного электрика, чтобы установить новую. Когда он менял лампочку, женщина стала «тереться» об него, настойчиво подталкивая к тому, чтобы он залез рукой ей под платье. Понимая, что за этим может последовать строгое наказание, зек этого не сделал.

Через несколько минут после того, как он ушел, потерявшая голову женщина опять разбила лампочку и снова вызвала его. На этот раз зек все-таки отважился засунуть руку ей под платье. Естественно, за этим последовала интимная близость. Получив от зека удовлетворение, женщина наградила его еще водкой. В итоге нам и пришлось задерживать этого пьяного донжуана.

Конечно, эту любвеобильную учительницу с позором выгнили с работы, а тот зек отсидел срок в ШИЗО. Но на этом история их любви не закончилось. Влюбленная парочка опять соединилась после освобождения зека из колонии. Они поженились и до сих пор счастливо живут вместе.

Незадолго до моего увольнения с зоны туда приняли на работу нового врача – стройную и очень красивую женщину. В отличии от прежних врачей она стала часто приходить в ШИЗО и принимать в нашем служебном помещении всех водворенных в изолятор зеков, изъявивших желание попасть к ней на прием.

Эта женщина вела себя, мягко говоря, неприлично. Я приводил к ней зека из камеры и усаживал на табуретку. Женщина садилась напротив него и раздвигала свои ноги так, что зек мог прекрасно видеть ее половые органы. Не скрою – и мне они были видны. Но ничего, кроме отвращения я от этого не испытывал – ШИЗО являлось местом, где все эти эротические причуды были ни к чему. Но сделать замечание этой порочной женщине я не решался – мне не хотелось обижать ее. Провоцирующее поведение женщины не сулило ничего хорошего, и я уже тогда понял, что до добра это не доведет.

Действительно, спустя два месяца после моего увольнения с зоны, один зек нанес той женщине несколько ножевых ранений. К счастью, раны оказались не смертельными. Расследование установило, что потерпевшая пришла на зону без трусиков.

Зека, совершившего это преступление, перевели в городскую тюрьму, где ему предстояло ожидать суда. Как я уже говорил, в тюрьме подследственным каждый день полагалась прогулка на открытом воздухе в специальном дворике. В то время во дворе тюрьмы шел какой-то ремонт, и к стене корпуса была приставлена длинная лестница. Выходя на прогулку, тот зек схватил лестницу и быстро переставил ее к ограде тюрьмы. Стремительно забравшись по лестнице, зек перепрыгнул через ограду и оказался на свободе.

Найти сбежавшего зека по горячим следам не удалось. Администрация тюрьмы находилась в глубоком шоке – это был первый в трехсотлетней истории этого заведения побег заключенного. Виновником этого чрезвычайного происшествия оказался муж моей тети Зины, который, как и она, служил там надзирателем. Его сразу уволили со службы.

Но самым неожиданным оказалось то, что, погуляв несколько дней на свободе, сбежавший зек сам сдался правоохранительным органам.

Но вернемся к теме любви на зоне. Имели место и другие случаи, когда женщины, сотрудницы колонии, умышленно показывали зекам запрещенные части своего тела – они делали это из-за своей порочности или просто из жалости к мужчинам.

По рассказам самих зеков, в одной из колоний нашей области произошел такой случай. Рядом с зоной располагались огороды, где летом работали женщины. Забираясь на крышу одного из лагерных зданий, зеки видели этих женщин и кричали им очень популярную на зоне нецензурную фразу, которая выражала просьбу к женщине показать запрещенную часть ее тела.