Впусти ветер

Катрин Бенкендорф

Впусти ветер

***

Был обычный сентябрьский день. Я успел выполнить все дела по работе еще до полудня, поэтому в половине первого уже валялся в обнимку с «Большими надеждами» Диккенса на своем диване в полудреме. Внезапно раздался звонок в дверь. Это было очень странно, ведь никто не мог знать наверняка, что я уже дома. «Наверное, опять что-то продают», – подумал я и нехотя побрел к двери.

Но это была Она. Что ж, очень в её стиле. Я открыл дверь. Она стояла с каменным лицом и отсутствующим взглядом. Прошло пару минут, прежде чем она вошла.

Что-то случилось. Я знал это. Она всегда приходила ко мне в такие моменты. Я уже давно привык к роли ее личного психотерапевта и всегда был готов ее выслушать. Наверное, если бы тогда я не был так одержим желанием вернуть её любовь, я бы понял, как много я значу для нее на самом деле.

Несмотря на то, что я часто видел её в подавленном состоянии, в этот раз произошло что-то действительно серьезное. Порой она специально нагоняла страстей, добавляя лишнего драматизма ситуации. В том заключалась особенность ее мироощущения: все, что ни происходило, она воспринимала словно через увеличительное стекло. Я знал это и всегда делил на десять то, что она рассказывала. Однако в тот день делить было не за чем.

Она молча, не разуваясь, прошла на кухню и села. Я проводил её взглядом и отправился следом.

– Чай, кофе? – поинтересовался я, зная, что самому начинать расспрашивать о случившемся бессмысленно. Сама заговорит, когда сочтет нужным.

Тишина. Что ж, вполне предсказуемо.

Я вскипятил воду в чайнике и налил две чашки растворимого кофе. Чай было лень заваривать, к тому же она все равно бы к нему не притронулась. Поставил кружку на стол. Закручивающиеся струи пара от кофе, казалось, создавали единственное движение в напряженно-натянутом пространстве кухни.

Я сел напротив. Как ни в чем не бывало, стал отхлебывать кофе.

– Погодка сегодня конечно… благоволит делам. Я с утра успел выполнить три заказа на установку и разобраться со всей бумажной волокитой. В другой бы день только к вечеру управился… а сегодня…

– Моя сестра – шлюха, – монотонно выпалила она.

Я не сразу понял, что она имела ввиду. Ну мало ли, увела у кого парня или слишком откровенно кокетничала с кем-то, а иногда и вовсе без прямого повода можно броситься подобным оскорблением.

– В смысле? – решил уточнить я.

В ответ я был удостоен лишь уничтожающего взгляда.

Дело было серьёзным. Похоже, смысл имелся в виду самый что ни на есть прямой.

Сестру Мэри, Энн, я видел только однажды. Милая, улыбчивая девочка, не обладающая излишней привлекательностью, но вызывающая искреннюю симпатию. Во всяком случае, таково было мое первое и на тот момент единственное впечатление о ней, посему мне было сложно представить, что она имеет хоть какое-то отношение к древнейшей профессии. Образ вульгарной девицы с прокуренным нижним бельем и изрядно поношенным лицом никак не желал состыковываться с тем сияющим выражением глаз и доброй улыбкой на молочно-глянцевом лице с розовым румянцем.

Ошарашенный, я не мог прийти в себя несколько минут.

– Ты уверена? Может, ты просто что-то не так поняла?

Все тот же испепеляющий взгляд, отрезающий любые сомнения. Однако она все же решила снизойти до ответа и, уставившись в прежнюю точку на стене, отчеканила:

– Я встретила её в отеле «Монреаль», она как раз уходила с клиентом.

– А ты-то что там делала? – не удержался я.

Посмотрела на меня, недоумевающе, как на идиота, но все же ответила:

– Ходила обговаривать вопросы по рекламе.

– А… Ну, а с чего ты взяла, что это был клиент? Может, парень просто её.

– Девочка на ресепшне сказала. Мол, давно у них «сотрудничество с этим элитным агентством по эскорт-услугам»…

Тишина. Натянутая, до дребезжания в ушах.

– Ты с ней говорила?

Помотала в стороны головой.

– А с родителями?

Знаю, глупый вопрос, но отчего-то сорвался сам с языка.

Опять отрицательно помотала.

– Я как узнала, сразу к тебе. Даже про дела забыла.

– Ну ладно, что из этого трагедию делать, в конце концов. Жива-здорова же! Может, ей вообще нравится эта работа!

Я, признаться, на самом деле так не считал. Просто ляпнул первое, что пришло в голову, чтобы хоть как-то разрядить атмосферу.

Взгляд – «Ты это вообще серьёзно?»

Я скривил извиняющуюся мину.

Мы давно уже научились общаться просто глазами, понимая друг друга без слов. В этом нам бы позавидовала ни одна семейная пара. Только, к сожалению, одного понимания не хватает, чтобы быть этой самой парой.

Я не знал, что еще сказать. Она тоже больше не обмолвилась ни словом. В полной тишине мы просидели около получаса. Потом она вдруг отвернулась и тихо заревела, я понял это по характерным всхлипываниям и содроганию хрупких плеч. Я подошел и обнял её. Она не противилась. В минуты горя мы всегда становились близки, как никогда: я стирал теплые слезы с любимых щек, ощущал её прерывистое горячее дыхание на своей груди, золотисто-пшеничные волосы нежно щекотали мне нос.

Потом она встала, небрежно смахнула последние слезы с глаз, одернула юбку и глотнула давно остывшее кофе:

– Я пойду. Прости, – смягчившимся голосом сказала она и, не дожидаясь ответа, развернулась и ушла, оставив меня, как обычно, одного переваривать произошедшее.

__________

Мэри встретилась с сестрой через неделю. Все это время я не видел и не слышал её, на звонки она не отвечала, и дома, по-видимому, тоже не появлялась.

– Почему ты там работаешь? – было первым её вопросом, когда она увиделась с Энн.

Энн улыбнулась своей широкой лучезарно улыбкой.

– Ну если хочешь, могу в другое агентство податься! – попыталась пошутить она, однако на лице Мэри ни одна мускула не дрогнула: шутить было бессмысленно и даже опасно. Поняв, что от серьёзного разговора не отвертеться, Энн продолжила: – Послушай, сестренка, мне просто нравится эта работа. Секс сам по себе достаточно приятная штука. А когда за это еще и платят не плохо!.. – на секунду она замолчала, – К тому же у нас элитное агентство, они имеют дело только с серьёзными и уважаемыми персонами…

– Да хоть с самим папой римским, потаскухой ты от этого становишься не меньшей! – впервые за прошедшую неделю Мэри не смогла больше сдерживать себя. – Какого черта, Энн? Что тебе не хватало в жизни?! Мы с родителями из кожи вон лезли, чтобы ты ни в чем не нуждалась!

– Значит зря старались, сестренка! Ничего хорошего из меня все равно бы не вышло, вы и сами это прекрасно знаете.

В мгновение между сестрами выросла бездонная пропасть. Мэри может и хотела бы понять сестру, только сил на это совсем не осталось. А Энн, хоть всегда и мечтала быть похожей на Мэри, не могла не быть собой.

– Родителям я ничего не скажу, можешь спать спокойно, – это были последние слова Мэри. Затем она, по привычке не дожидаясь ответа, развернулась и ушла. С тех пор они с сестрой не виделись.

__________

Я встретился с Мэри спустя пару дней.

– Я уезжаю.

– Как, опять? Куда?

– Не знаю.

– Я так и думал.

Молчание.

– Меня с собой возьмешь? – глупо, но я надеялся каждый раз, что она скажет «Да».

– Ты же знаешь. Это путешествие для одного.

– Знаю. Просто все жду, когда же в этом путешествие найдется место для второго.

Она улыбнулась. «Не грусти, все будет хорошо».

«Да, я знаю».

Она обняла меня так, что я почувствовал, как бьется её сердце. «Остановись мгновенье, ты прекрасно!» – прокричал бы я, если бы находился на месте Фауста. Но мы были, увы, не в поэме Гете, и то мгновенье ускользнуло от меня безвозвратно.

И вот – я снова без Мэри.

Я устал жить без неё, и это мое постоянное состояние.

***

Я рухнул обратно на диван и погрузился в мысли. Моя память стала нещадно прокручивать в голове один и тот же злополучный день, с которого-то и началось мое падение.

__________

Воскресный вечер. Январь. За окном тихо падает снег.

– Знаешь, последний месяц мне снится все один и тот же сон, – за чашкой чая после ужина заговорила она, мы тогда жили вместе и встречались уже больше года, – Как будто я бегу и попадаю в жуткий лабиринт из комнат. Везде, куда бы я не побежала – тупик. В безумном отчаянии я разбиваю стекла, прыгаю, когда со второго, когда с третьего этажа и бегу, что есть мочи. Перелезаю через высокий железный забор и оказываюсь снова в тупике. Очередное помещение, тупик. Я снова разбиваю стекла. И так, пока не проснусь…

– Что, каждый день снится?

– Почти.

– А чего раньше не говорила?

– Думала, пройдет.

– А от кого бежишь?

Она пожала плечами.

– Не знаю, что-то ищу как будто.

Я догадывался, к чему она ведет. Уже давно у нас не ладились отношения. И что делать не знала ни она, ни я. Единственное, чего я боялся, это того, что она меня разлюбила.

А на следующее утро, пока я был на работе, она собрала все свои вещи и уехала.

– Прости, я так больше не могу, – сухо говорил какой-то совершенно незнакомый мне голос в трубке телефона.

– Скажи хотя бы – любишь?

– Уже не знаю, – все так же беспристрастно выпалила она.

– А любила?

– Любила.

__________

После этого я не видел Мэри больше полугода. А когда она объявилась, я предложил ей остаться просто хорошими друзьями. Тогда это вовсе не казалось мне банальным. Это был мой последний шанс остаться на плаву. Она согласилась, чуть помешкав. И я тому был рад несказанно. Лишь бы видеть ее, хоть изредка, дышать ей, чувствовать ее тепло…

***

Город снова опустел.

Хотя люди по-прежнему каждый день вставали и шли на работу, заполняя своими телами пространство мертвого города, бессмысленность происходящего порождала во мне ощущение иллюзорности, будто я всего лишь прохаживаюсь по длинным рядам выставки какого-то малоизвестного художника, просматривая картины из несуществующего настоящего.

Без Мэри город был пустым.

Без Мэри я был пустым.

День сменяла ночь, за ночью приходил день. Из дома я шел на работу, с работы – домой. Говорят, самое темное время бывает перед рассветом. Но мой рассвет, похоже, просто засосала затянувшаяся ночь.

__________

Наша жизнь находится только в наших руках. Но когда из неё пропадает смысл, она теряет всякую ценность, и мы просто выбрасываем её, как ненужный хлам, отдаваясь всецело на волю случая. А потом кто-то, прогуливаясь, находит эту выброшенную жизнь, подбирает и разгребает скопившейся внутри мусор. Часами рассматривает её, оценивая ущерб, нанесенный временем, будто продавец антиквариата, и, в конце концов, решает забрать себе. Надо понимать, что подобрать осиротевшую жизнь может кто угодно: большинство захочет её использовать в своих корыстных целях, и только единицы попробуют вернуть жизнь своему хозяину.

Я до сих пор толком не разобрался, какие цели по-настоящему преследовала Энн, позвонив мне тем субботним вечером. Я, как обычно, отлеживался после пятничного кутежа. Пьянки к тому времени стали моим обычным ритуалом, позволявшим хоть ненадолго забыться и не думать о Мэри. Похмелье с каждым разом было все сильнее, но, несмотря на это, пить я не переставал и даже не убавлял дозы. Мне было все равно: на себя, на свою жизнь.

И вот, когда я был уже в пограничном состоянии между сном и реальностью, раздался телефонный звонок, будто дрелью сверливший мою голову.

– Макс, это Энн, сестра Мэри, помнишь такую?

С трудом разобрав смысл слов и выдержав многозначительную паузу, в течении которой Энн могло показаться, что я вспоминаю, кто же она такая (хотя все, что касалось даже косвенно Мэри, я знал отлично), я ответил:

– Да, Энн, привет, конечно помню. Как дела?

– Ты прости, что тебе звоню. Я не помешала? – полностью проигнорировав мой вопрос, выпалила она, как будто полдня готовила эту речь и теперь просто читала её с бумажки.

– Нет, я не занят.

– Тут такое дело… В общем, лучше не по телефону. Можно я к тебе приеду сейчас?

Я глянул на часы. Шел десятый час. Не лучшее время для посещения холостого мужчины приличной девушкой. Но я тут же вспомнил последний инцидент, связаный с её работой, и понятие «приличной» потеряло былую важность.

– Ну приезжай, а что… – «случилось», хотел я поинтересоваться, но Энн меня перебила.

– Спасибо тебе большое, я уже еду! Все объясню при встрече.

__________

Пока Энн добиралась до меня, я привел себя и квартиру в порядок: почистил зубы, умылся, причесался, оделся поприличнее, вымыл накопившуюся грязную посуду, убрал раскиданные вещи в стиральную машину, выбросил пустые жестяные банки из-под пива и с чистой совестью лег опять на диван. Энн все не было. Стрелки часов показывала уже четверть одиннадцатого. «Откуда она едет интересно», – подумал я и стал вспоминать, где живут родители Мэри, хотя вряд ли Энн жила с ними, мне просто надо было чем-то занять свои мысли, чтобы не уснуть.

Я совершенно не представлял, что могло случиться у Энн, с которой мы виделись-то всего раз, чтобы она вдруг выразила намерение приехать ко мне, да еще и так поздно. Наконец, где-то в половине одиннадцатого, прервав мои бессмысленные блуждания мыслей, в дверь раздался звонок.

__________

Энн оказалась, как мне и помнилось, очень миловидной девушкой, правда, напрочь лишенной сходства с сестрой. Я бы даже сказал, она была полным антиподом Мэри: небольшой рост, темные волосы, карие глаза.

– Привет, еще раз прости, что так поздно. – тихо и по-свойски поздоровалась она, как будто мы были давними приятелями, и начала стягивать с себя пальто. Тут-то я только и заметил, что она была подвыпившая. «Только этого не хватало!» – подумал я, не понаслышке зная о сложностях совладения с пьяными женщинами, но выгонять её в таком состоянии среди ночи тоже было нельзя.

Сняв пальто, она прямиком направилась на кухню. На ней были джинсы и кофта с непозволительно откровенным декольте, наполовину оголявшим её красивую грудь. Я молча пошел за ней.

– Как ты узнала, где я живу? – спросил я, заваривая чай.

– У нас есть все твои контакты. – ответила удивительно четко она, так, что по голосу вряд ли можно было догадаться, что она пьяна.

«У нас, это, наверное, у всех членов семьи», – домыслил я и поставил кружку черного чая с лимоном перед ней. Энн не обратила на это внимания.

– Знаешь, я тут просто весь вечер думала о Мэри… Мы с ней так нехорошо расстались, – её глаза стали наполняться соленой водой, – А она же моя сестра! Я очень её люблю.

Я слушал, не перебивая. Энн тем временем заплакала, но через минуту собралась и продолжила:

– Я очень хочу помириться! Поговорить с ней… Но даже не знаю, где она.

Опять слезы.

– Я… в общем-то потому и приехала… Ты случайно не знаешь хотя бы её телефон? – умоляющим голосом спросила она.

«Ага, и для этого нужно было обязательно приезжать среди ночи».

– Я сам бы хотел знать.

Она опять разревелась. Я подсел к ней, пододвинув ближе чай:

– Выпей. Успокойся. Все образуется.

Энн подняла заплаканные глаза и посмотрела на меня с такой преданностью, будто я чуть ли не спас ей жизнь. Затем взяла чашку обеими руками и стала отхлебывать мелкими глотками чай, уставившись в темное пространство за окном.

– Знаешь, когда мы были маленькими, она все время меня выгораживала перед родителями, – успокоившись, стала рассказывать Энн, – Всегда брала вину на себя. Я долго не могла понять, зачем. И буквально недавно только поняла – она старалась меня защитить. Туго я соображаю, да? – Энн посмотрела на меня, будто действительно хотела знать мое мнение.

Поняв, что вопрос не риторический, я ответил:

– Да нет, это беда всех младших. Мы просто мыслим по-другому.

– Ты тоже в семье младший?

– Да, у меня старшие сестра и брат.

Мне показалось, что этот факт нас как будто сблизил. Она тем временем продолжала исповедоваться:

– Я принимала её опеку как должное, даже не подозревая, что может быть иначе, – Энн ухмыльнулась. – Я её никогда не ценила, но всегда ею восхищалась. Она была моим идеалом, недосягаемым. Я всегда хотела быть на неё похожей. А однажды проснулась и поняла – никогда я не стану ей. Я – другая, совсем другая. И мне почему-то стало так обидно…

Энн замолчала, полностью погрузившись в воспоминания. Но через пару минут снова продолжила:

– А потом вдруг захотелось показать всему миру, что вот она – я. ДРУ-ГА-Я! Да, я другая! Я не Мэри! Я – не идеальная Мэри! Ну и что с того? Что мне теперь, повеситься? Все имеют право на счастье.

Я слушал рассказ о Мэри, как будто о другом человеке. Конечно, для меня она была идеальной, но её идеальность заключалась в той гармоничной совокупности достоинств с недостатками, присущей только ей. Если смотреть со стороны, характер Мэри едва ли можно было назвать хотя бы терпимым. Она была совершенно несносной, строптивой, необузданной и жизнь свою строила под стать: у её историй не было как таковых начала и конца, и все её существование – словно одеяло из лоскутков, вырезанных из разных тканей. Хотя я допускаю, что с сестрой она вела себя иначе, все же для меня оставалось загадкой, почему Энн так стремилась стать похожей на Мэри.

Энн замолчала. Тишину нарушало лишь тиканье часов, неумолимо идущих куда-то вперед. Я посмотрел на Энн. Она спрятала лицо руками, а её плечи слегка подергивались, выдавая немые всхлипывания. Странно, но тогда я во второй раз ощутил близость с ней, как с товарищем по несчастью. Себя жалеть я не имел права, и мне захотелось пожалеть Энн за нас обоих. Я подвинулся к ней вплотную и обнял.

__________

Я сам толком не понял, как все произошло и кто первый начал: то ли Энн меня поцеловала, то ли я её. Всю ночь мы занимались любовью, и заснули лишь под самое утро.

***

Меня разбудил запах кофе. Я посмотрел на часы – был полдень. Сознание медленно возвращалось из пропасти сна, и я с ужасом вспомнил о случившемся ночью.

Энн.

Как я мог?

Я судорожно стал искать, чем бы прикрыть свою наготу. Тогда впервые в жизни она мне показалась непростительно постыдной. Надев первые попавшиеся штаны, я собрал волю в кулак и пошел на кухню.

Энн, в одних только трусиках, раскладывала тосты по тарелкам. Увидев меня, улыбнулась и продолжила приготовления к трапезе.

– А я как раз хотела идти тебя будить.

Даже со спины можно было заметить, что она счастлива. Мне стало жутко неудобно за свое отвращение к содеянному.

Не в силах начать говорить, я молча сел за стол. Она расставила тарелки с тостами и чашки с кофе и села напротив.

– Энн, нам надо поговорить, – наконец выдавил я. Сердце не билось, а скрежетало внутри. Я с трудом мог моргать.

Она бесшумно отодвинула чашку кофе, которую только что взяла в руки.

Её кофе пах безумием.

– Это из-за того, что я шлюха, да?!

Я не успел вставить ни слова.

– Мэри же тебе все рассказала. Конечно! Она к тебе первому бежит советоваться!

– Дело не в… «этом», – хотел возразить я, но Энн мне не дала. С каждой секундой она все больше выходила из себя.

– Конечно! Куда мне, какой-то потаскухе, тягаться с «мисс идеальность»!

Энн одним взмахом сбросила со стола все, что попалось под руку, и заревела.

– Энн, пожалуйста, послушай, – я решил воспользоваться паузой, – Дело же совсем не в этом! Просто… мы не можем. Я люблю Мэри.

– Конечно, все любят Мэри! Я вот меня… что со мной-то не так? – сквозь всхлипывания и рыдания бормотала Энн. – Скажи, что со мной не так? Я не красивая?

– Ну конечно же ты красива, и даже очень!

– Тогда в чем дело, почему мы не можем быть вместе?

– Энн, ну я же говорю – я люблю Мэри!

– Но Мэри нет тут! – прокричала Энн, совсем обезумев, – Она бросила тебя, ты забыл? И уехала черт знает куда, где наверняка спит с кем-то другим! А может даже и не с одним.

– Моих чувств это не меняет,  – попытался как можно спокойнее сказать я.

Энн, в приступе ярости, ничего мне не ответив, скинула со стола оставшуюся посуду и ушла в спальню, а уже через пару минут входная дверь стукнула под пронзительное «Ненавижу», адресованное то ли мне, то ли Мэри, и болезненно-резкая тишина воцарилась в моей квартире.

__________

Я закрыл глаза и просидел без движения около часа.

Думать совсем не хотелось, я просто наслаждался тишиной.

Потом встал и принялся разгребать погром, учиненный Энн.

***

Спустя два месяца, ответив на звонок с незнакомого номера, я услышан в трубке знакомый до боли голос Мэри.

– Угадай кто-о-о? – она казалась веселой и … счастливой.

Я посмотрел внимательней на номер. Он был местным. Значит, Мэри в городе.

– Даже и не знаю, кто это мог удостоить меня своим звонком!

Я был рад её слышать. Внутри меня будто прошелся бразильский карнавал. Я ликовал, но старался не выдавать своих чувств.

– Ну прости меня, я знаю, что ты очень переживал. Но так было нужно. Только так и никак по-другому.

– Как обычно.

– Ты же меня знаешь…

– Да, и поэтому не обижаюсь.

Вся эта беседа была скорее формальностью, ведь я знал Мэри лучше её самой и прекрасно понимал, что по-другому она просто не умеет жить. А Мэри, в свою очередь, давно привыкла, что я прощаю ей все выходки.

– Так, где и когда встречаемся, мне надо с тобой очень серьёзно поговорить, – в голосе Мэри чувствовалась взволнованность.

Прилив радости сменился во мне ужасом перед неизбежным разговором о том, что случилось между мной и Энн. Все эти месяцы я запрещал себе думать о той злополучной ночи. Глупо, но мне казалось, если не вспоминать, то можно было жить, как будто ничего не произошло. А теперь Мэри здесь, и нужно было как-то ей все рассказать. Но как? Не находя ответа на этот вопрос, я решил, что отложу признание до завтра. А пока, уже порядком натренировавшись, я просто запретил себе думать об Энн.

И мы с Мэри договорились о встрече на семь часов в парке.

__________

Еще издалека я различил её сияющее и до безумия мною любимое лицо. Она стояла вполоборота и пока не успела меня заметить, поэтому я мог себе позволить открыто любоваться ей.

Она где-то загорела. Ей очень шел золотистый оттенок кожи. Волосы стали совсем светлыми, и ветер играл ими, как ему вздумается, на что она даже не обращала внимания и ни разу не поправила их. Я аккуратно подошел к ней из-за спины. Дотронулся до её хрупкого плеча.

«Привет».

Она повернулась, на секунду приняв испуганный вид, и тут же засияла своей животворящей улыбкой. Её глаза окончательно утратили возможность измерить их глубину, и я падал в их небытие, добровольно отдавшись забвению.

– Я так соскучилась, если бы ты знал! – тихо сказал она и бросилась мне на шею.

«А вот как я тоскую по тебе, лучше не знать никому», – подумал я, и, забыв о существовании мира вокруг, прижал её к себе, как если бы боялся, что внизу пропасть и она вот-вот сорвется.

__________

Мы шли по аллее, и она без перебоя рассказывала мне о том, где была, как жила, что прочитала, с кем познакомилась, какие фильмы произвели на неё самое сильное впечатление, какие катаклизмы ожидаются в конце года и вообще в какие тартарары катится этот мир.

– На самом деле, я хотела поговорить о другом, – сменив тон, сказала она, когда мы устроились в укромном месте на лавочке.

– Да? И о чем же? – с замиранием сердца спросил я, боясь, что разговор может пойти об Энни, и тогда мне волей-неволей придется сознаться в случившемся между нами.

– Знаешь, я долго думала… о нас с тобой.

Я успокоился, поняв, что речь не об Энн. Теперь можно было расслабиться.

– И что же ты поняла? – задорно спросил я в противоположность её размеренному полушепоту.

Она посмотрела мне в глаза. Я думал, что она сейчас обидится за то, что я перебил ее, но она сказала то, чего я совсем никак не ожидал:

– Поняла, что люблю тебя и хочу быть с тобой.

Удар. Резкая боль.

Если бы эти слова я услышал два месяца назад – я стал бы самым счастливым человеком во всех существующих и несуществующих мирах. Я мечтал об этом пять лет, пять бесконечно долгих лет! И вот сейчас – я слышу вожделенное «Люблю», но нет ни радости, ни счастья, лишь разрывающая душу на атомы нестерпимая боль.

Я почувствовал себя героем паршивого кино с изъеденным мыльным сюжетом: «Мэри любила Макса, Макс любил Мэри, но по пьяни переспал с её сестрой. Сможет ли Мэри простить Макса? Будут ли они вместе? Смотрите в следующей серии». Как мне хотелось тогда встретиться с Творцом и спросить у него, отчего Он выбрал для моей жизни именно этот затасканный киношниками сценарий? Почему так, Господи, почему?..

Не смея пошевелиться, я смотрел в самые бесподобные на свете глаза, в то время как в моих одна за другой наворачивались слезы. Мэри, должно быть, подумала, что это слезы счастья, и поцеловала меня. Я не мог противиться. Я целовал её с той страстью, какая только могла родиться в человеке, я целовал её так, будто через секунду меня расстреляют, я целовал её с тем отчаянным безумием безнадежно влюбленного парня, знавшего, что больше никогда не случится этого момента. Я целовал её, и соль на моих губах не давала оторваться от её губ.