Танцы на снегу. Геном. Калеки

Я кивнул.

– Существует положение об институте временных уполномоченных, – сказал мулат как бы в пространство.

– «Доверять часть информации и оборудования при условии контроля и сокращенных возможностях применения»? – быстро произнес Стась.

– «В кризисной ситуации», – так же, цитатой из неведомого документа, ответил мулат. – Фактически именно это ты уже предпринимал, верно? Когда попросил Тиккирея помочь тебе на Новом Кувейте.

– Спасибо, Рамон. Это можно…

Тот фаг, что сидел во главе стола, кашлянул и добавил:

– «Если этого требует выполнение оперативной задачи особой важности».

Они все замолчали. Что-то они сейчас обдумывали… и мне не нравилось, как сосредоточенно.

– Тиккирей, – сказал Рамон. – Есть одна возможность. Но она не очень-то приятная.

– Говорите, – попросил я. Покосился на Стася. Лицо у него было ледяное, даже свирепое.

– Ты знаешь, что происходит на Новом Кувейте?

Я покачал головой.

– Мы тоже не знаем, мальчик. И сейчас готовится миссия на эту планету. Трое фагов попробуют выяснить, что происходит с населением, попавшим под психоатаку Инея. Если ты тоже отправишься на Новый Кувейт, мы вправе присвоить тебе статус временного уполномоченного. И ты можешь сохранить бич… без главного аккумулятора, конечно.

Я думал. Страха не было, только удивление – как все ладно складывается.

– Это надолго? – спросил я.

– Полагаю – два-три месяца, – сказал главный фаг. – Потом мы тебя выдернем. Твой дом, твоя работа – все это будет тебя дожидаться.

– Со школой дела, полагаю, уладим, – добавил кто-то и добродушно рассмеялся.

– И что мне надо будет делать? – спросил я.

– Ничего особенного. Наблюдать и делать выводы. Любая информация окажется крайне полезной для нас… для вас… Империи.

– А бич? Потом, когда я вернусь?

Рамон пожал плечами:

– Сроки возврата временно выданного оборудования не оговорены законом. Пусть останется с тобой.

Я смотрел на Стася. Мне не нравилось выражение его лица.

– А Лион? – спросил я.

– Что Лион? – нахмурился Рамон.

– Что будет с ним?

– Наши ученые постараются понять, какое действие оказала на него программа… так удачно тобой прерванная. Потом поможем ему с гражданством и…

– Лион отправится со мной, – сказал я. И услышал, как по залу прошел легкий шум.

– Почему? – с недоумением спросил Рамон.

– Потому что они друзья, – ответил за меня Стась. – И потому, что на Новом Кувейте осталась семья Лиона.

– А он захочет туда вернуться? – Рамон прищурился. Мне показалось, что между Стасем и Рамоном минуту назад пролегла какая-то неприятная недоговоренность.

– Это надо его спросить, – ответил Стась.

Вновь заговорил фаг во главе стола:

– Господа, вам не кажется, что мы торопимся? Пусть Тиккирей подумает, прежде чем принять решение. Все-таки я надеюсь, что он решит сдать бич и остаться на Авалоне. Его другу также надо принять решение. Если ребята все-таки решат лететь на Новый Кувейт, то я предлагаю Рамону заняться подготовкой операции.

Послышалось несколько голосов. У всех мнение сводилось к тому, что нечего забегать вперед и надо «дать парнишке время все осмыслить».

– Я отвезу мальчика домой, – сказал Стась, касаясь моего плеча. – Благодарю… всех.

Он посмотрел на Рамона, и несколько секунд два фага изучали друг друга. Потом Рамон неловко пожал плечами и отвел глаза.

Лиона мы ждали еще часа два. Уже не в этом холле, а внизу, в уютном баре. Стась вроде бы повеселел и о делах больше не говорил. Сказал, что ему вовсе не нужно сегодня возвращаться на совещание, и стал заказывать себе разные коктейли.

Я пил сок, в который веселый бармен влил «для запаха» чайную ложку апельсинового ликера, потом просто болтал со Стасем, потом фаг стал учить меня, как по внешнему виду человека определять его настроение и характер. По-моему, он в основном шутил, но получалось смешно. Народу в баре было немного, человек десять, не фагов, конечно, и про каждого Стась рассказал что-нибудь забавное.

И ни разу – ничего обидного.

Лион спустился вниз (или поднялся, если мы были под землей) вместе с доктором Анной Гольц. Он уже не боялся и мрачным не был. Наоборот, смеялся, а когда Анна его на прощание обняла – покраснел.

– Ну и как он? – спросил Стась, кивнув Анне будто старой знакомой.

– Я думаю, – Анна сразу стала серьезней, – что молодой человек успел вовремя.

Я понял, что речь обо мне.

– Что-то стало яснее? – полюбопытствовал Стась.

Анна покачала головой.

Вроде бы фаг другого ответа и не ждал.

Мы пошли на стоянку.

– Сильно мучили? – спросил я Лиона тихонько.

– Беседовали, – серьезно ответил Лион. – Про мой сон.

– Ну и что?

– Анна говорит, что ценной информации в нем нет. Это пропагандистская программа, но ее прервали до того, как она успела сработать. Сейчас она понемногу проходит, забывается, как обычный сон. Там дальше должно было быть что-то важное… из-за чего люди верят Инею. Но у меня эта часть не сработала.

– Так что, ты нормальный? – спросил я. И торопливо уточнил: – Они тебя врагом не считают?

– Нет. – Лион энергично замотал головой. – Мне надо будет еще написать подробный рассказ про свой сон, заполнить анкеты и пройти несколько тестов. И все, больше ничего не требуется…

Стась легонько подтолкнул его к «Дунаю». Я забрался на заднее сиденье вслед за Лионом, Стась сел на место водителя, включил автоматику. И сразу же спросил:

– Ты хочешь согласиться на предложение совета, Тиккирей?

– Какое предложение? – шепотом спросил Лион. Но ему я отвечать пока не стал.

– Да, Стась.

– Я не считаю, что игра стоит свеч, Тиккирей. – Стась покачал головой. – Бич – это не живое существо. Это механизм.

– Не совсем, – упрямо сказал я.

Стась вздохнул, потер лоб.

– Пусть не совсем. Пусть это смесь механики, электроники и живой ткани… не важно. Как ты думаешь, Тиккирей, разумно ли рисковать жизнью для спасения… ну, пусть любимой собаки?

– Неразумно.

– Тогда зачем ты соглашаешься отправиться на Новый Кувейт?

Лион вздрогнул и уставился на меня.

– Честно? – спросил я. – Чтобы Лион мог туда попасть.

– А Лиону это зачем?

– Там же мои родители! – вскинулся Лион. – А как это? Можно попасть на Новый Кувейт? Он ведь в карантине, нет?

Стась замолчал. Потом заговорил, тщательно подбирая слова:

– Лион, я понимаю твою тревогу и тоску по родителям. Но поверь мне, что на захваченных Инеем планетах не происходит каких-либо массовых арестов, уничтожения населения, репрессий…

– Тогда чего же нам бояться? – вопросом ответил Лион.

А я сказал:

– Стась, ну представь, что тебе тринадцать лет. И твои родители где-то на другой планете… а ты можешь туда попасть…

«Дунай» неторопливо кружил по улицам, автоматика вела его по самому незагруженному маршруту. За лобовым стеклом проплывали какие-то сверкающие здания, роскошные офисы, эстакады путепроводов – и лицо Стася на их фоне было непривычно мягким.

– У большинства фагов вообще нет родителей, Тиккирей. Но у меня был отец. Он исчез в ходе выполнения миссии на… на одной маленькой планете. Мне тогда было одиннадцать лет, но даже тогда я мог похитить корабль и попытаться его спасти. Но я реально понимал, что шансов у меня нет. И остался на Авалоне продолжать обучение.

Он помолчал немного и добавил:

– Ты можешь сказать, что я его не любил. Нет, это будет неправдой.

– Я верю, Стась. – У меня вдруг перехватило горло. – Но ты же сам говорил… что наша цивилизация слишком уж разумная и логичная, что это плохо. Вот мои родители… они как раз все сделали правильно и логично. По-иному никак нельзя было. Но я теперь их никогда не увижу… их нет больше. Совсем нет. И если сейчас все сделать логично, то Лион тоже своих родителей не увидит. А может быть, начнется война и он будет стрелять в своего братишку…

– Я не буду! – сказал Лион.

– А он – будет! – выкрикнул я и отвернулся к окну.

Стась заговорил не сразу:

– Тикки, я понимаю тебя. Знаешь, я ведь совсем не против, чтобы Лион вернулся к родителям. И это хорошо, если ты сумеешь помочь нам на Новом Кувейте…

Он замолчал.

– Так что тогда? – спросил я, не поворачивая головы.

– Не знаю. Что-то не нравится, – коротко ответил Стась.

Он нажал какую-то кнопку, стекло, к которому я прижимался носом, уползло вниз. Встречный ветер был холодным, сухим и пах городом.

– Заставлю-ка я эту колымагу разогнаться как следует, – сказал Стась. – Не продует?

– Нет, – сказал я.

И ветер ударил мне в лицо.

Стась высадил нас у дома, но заходить не стал. Пожал руки и укатил в своей нелепой, совсем не геройской машине. Мы с Лионом стояли у подъезда, идти в квартиру совсем не хотелось.

– Давай сходим к Роси, – сказал я.

– Что? – спросил Лион, и я понял: мыслями он далеко-далеко отсюда. С мамой, папой, братиком и сестренкой. Я на это и надеялся. Этот сон, в котором он прожил взрослую жизнь, будет его долго мучить. А вот если он снова окажется в своей семье – сразу развеется, как дурной морок.

– Мне надо поговорить с Роси, – сказал я.

– Зачем? – Лион поморщился. – Не трогай ты его, он просто трусливый сопляк.

– Не собираюсь я его трогать. Мне надо поговорить.

Лион недоверчиво посмотрел на меня, пожал плечами. Застегнул куртку, которую снимал в машине.

– Ну пошли…

Автобуса мы ждать не стали. Пошли по Радужной в сторону центра. Лион засунул руки в карманы и чего-то насвистывал. Доктор Гольц очень талантливая, если она смогла так быстро Лиону помочь – он стал совсем нормальный.

Радужная – улица «спальная», тут стоят только жилые дома и немного маленьких магазинов – если кто-то забыл после работы заехать в супермаркет. Я бы не удивился, если бы мне сказали, что на всей улице сейчас всего два человека – мы с Лионом. Но вскоре навстречу прокатил старичок в инвалидной коляске, хмуро покачавший головой при взгляде на нас. Наверное, считал, что детям положено быть в школе или заниматься чем-то полезным, а не шастать по улице. Я вспомнил отважного старика Семецкого и загрустил.

На Авалоне меня поначалу удивили дома. У нас, на Карьере, дома большие, а стены в них тонкие, как оконное стекло. На Новом Кувейте, где почти везде тепло, домики тоже легкие, но маленькие, на одну семью. А здесь – здоровенные многоквартирные здания с толстыми стенами из бетона или кирпича. Красиво, конечно, как в фильме про старину, но странно. Сейчас-то я уже привык. Мне даже кажется, что так и должно быть – толстые стены, крепкие двери и окна с двумя стеклами.

А еще удивительная вещь – дворы. На Карьере дома стоят рядами, впритык друг к другу, а для игр и отдыха сделаны специальные площадки. Под куполами не так уж и много места. На Новом Кувейте, наоборот, пространство между домами очень большое. На Авалоне что-то среднее, и у каждого дома получается свой уголок – засаженный деревьями, с какими-то горками и каруселями для малышей, беседками, бассейнами – не для купания, а для красоты. Мы прошли через один двор, чтобы сократить расстояние, и вышли на аллею, засаженную каштанами. Жалко, что сейчас зима. Жалко, что весной я уже буду на Новом Кувейте и не увижу, как они цветут…

Очень обидно.

– Давай купим чего-нибудь попить? – спросил Лион, когда мы проходили мимо крошечного магазинчика.

– Давай.

Он ждал чего-то.

– А… – сообразил я и выгреб из кармана мелочь. – Держи.

Дальше мы шли, попивая из банок горячий кофе. Мимо развлекательного центра, с обычным кинотеатром, виртуалками, аквапарком и спортивными залами… я был там один раз, мне понравилось.

– Здесь не хуже, чем на Новом Кувейте, – сказал Лион. И сам же поправился: – Чего это я, тут даже лучше… Тиккирей, ты только из-за меня хочешь туда отправиться?

– Нет.

– А почему?

Я заколебался. Вроде бы мы идем по улице и никто нас не слышит… Нет. Ерунда это все. Ничего нельзя знать наверняка. Если уж захотят подслушать – то будут считывать слова с губ через низколетящий спутник, или приклеят незаметно крошечный микрофон-пылинку, или обычным направленным микрофоном из проезжающей мимо машины подслушают…

– Ты знаешь, Лион, мне тут скучно. Ну что я буду как дурак работать в лаборатории, потом институт оканчивать? А на Новом Кувейте можно помочь фагам. Вдруг я смогу их убедить, что из меня получится фаг?

Лион подозрительно смотрел на меня. Потом зачем-то спросил:

– Хочешь быть фагом?

– Конечно!

Он задумался. На одну секунду – будто в нем снова проснулся взрослый мужик, успевший повоевать, жениться и умереть. А потом вздохнул и тоскливо сказал:

– Да не возьмут тебя… фаги все генетически приспособленные. Обычный человек не может быть фагом.

– Ерунда все это, – убежденно сказал я. – Ну и что, что не приспособлен? Спорим, я радиацию буду держать лучше, чем фаг? И еще кое-что… А ведь им может пригодиться такой специальный агент, который станет работать на радиоактивных планетах.

Лион подумал и согласился, что да, действительно, такой агент даже фагам будет полезен. И что специальный агент для работы в условиях низкой гравитации и замкнутых пространств тоже может пригодиться.

– Только нам надо будет сделать что-то действительно важное, – сказал он. – Не просто смотреть по сторонам, а еще… – Он заколебался, но все-таки добавил: – Узнать, например, как раскодировать людей.

Так мы и шли к дому Роси, мечтая о всякой ерунде. Кварталы многоквартирных домов кончились, пошли коттеджи. Все обеспеченные граждане на Авалоне жили в коттеджах.

– Я туда не пойду, – буркнул Лион, когда мы подошли к живой изгороди, окружавшей маленький сад. Все деревья тут были вечнозеленые и даже сейчас, припорошенные снегом, смотрелись здорово и празднично.

– Хорошо, я быстро.

Калитка была не заперта, я вошел и двинулся по смерзшемуся песку дорожки к дому. Рядом тянулся обсаженный кустами бетонированный выезд из гаража. Один куст был слегка помят и совсем без снега – задели машиной.

Я и сам не знал, зачем хочу увидеть Роси и что собираюсь ему сказать. Но ничего не говорить было совсем неправильно.

Потому что любые ошибки надо прощать. Может быть, нельзя прощать, лишь если случается непоправимое. Если бы я утонул… или Лион, бросившийся меня спасать.

Я должен прощать. Ведь фаги простили мою ошибку.

Я вышел к дому – и остановился. Потому что увидел Роси и его отца.

Они счищали снег перед домом большими ярко-оранжевыми лопатами. Ну, перед этим счищали, а сейчас дурачились, кидая снег друг в друга. Роси, пыхтя, махал лопатой, как экскаватор ковшом, засыпая отца снежной пылью. Вильям, точно так же покряхтывая и негромко хохоча, уворачивался, временами кидая снегом в Роси. Когда Роси совсем уж разошелся и даже перестал смотреть, куда бросает снег, Вильям зашел к нему сбоку, подхватил под мышки и опустил головой в сугроб. Роси, хохоча, выбрался наружу, закричал:

– Нечестно!

Я тихонько отступил на шаг.

– Один – ноль, – бодро произнес Вильям.

Оказывается, он не только выпивоха, болтающийся день и ночь по всяким спектаклям и литературным салонам. Оказывается, он хороший.

Роси с воплем бросился на отца, повалил в снег – мне показалось, что Вильям специально поддался, и стал нагребать на него снег, спрашивая:

– Сдаешься? А, сдаешься?

Я отступил еще дальше.

А чего я хотел? Чтобы Роси сидел запершись в комнате и переживал, какой он плохой? Или чтобы родители перестали с ним разговаривать, оставили без сладкого и не пускали гулять? Неужели я этого хотел? Прийти и сказать: «Все нормально, я вовсе не обижаюсь, всякое бывает…»

Нет.

Или все-таки именно этого?

– Сдаюсь, – объявил Вильям. Приподнял голову – и замер, увидев меня. Я застыл. Теперь уходить было глупо. Через мгновение Вильям отвел глаза и как ни в чем не бывало сказал Роси: – Кстати, ты обещал помочь маме.

– Ну… – Роси поднялся, потирая покрасневшие ладони. – Мы еще не убрали все…

– Роси. – Вильям встал, отряхнул сына от снега. – Ты обещал, это первое. И уже замерз… это второе. Я сам уберу остальное.

Больше Роси не спорил. С неохотой пошел к дому – так и не оглянувшись и не заметив меня.

Я стоял и ждал.

Вильям подошел ко мне:

– Доброе утро, Тиккирей.

– Добрый день, Вильям, – ответил я.

Вильям кивнул, задумчиво потирая щеку:

– Да… разумеется – день… Я пока отослал Роси. Ты не против?

Я пожал плечами.

– Пойдем. – Он опустил мне на плечо тяжелую крепкую руку.

Мы дошли до маленькой беседки в саду. Сели. Скамейки в беседке были теплыми, сидеть было приятно.

– Очень неприятно… очень неприятно все вышло… – Вильям покачал головой. Задумчиво извлек из кармана портсигар, достал тонкую сигариллу, раскурил. – Знаешь, Тиккирей, я был уверен, что уделяю достаточное время воспитанию детей…

– Вы не переживайте, – сказал я. – Роси испугался. Но это же бывает. Это и вправду страшно – когда ломается лед.

Вильям покачал головой:

– Нет, Тиккирей, не утешай меня. Это всецело мой недосмотр. Я слишком увлекся работой, богемным существованием, социальной безответственностью… собственно говоря – это общая беда нашей планеты, Тиккирей. Слишком уж благополучно мы живем!

Он воодушевлялся с каждым словом, будто статью писал, и она хорошо получалась.

– Дело даже не в том, что Роси и Рози плохо воспитаны, Тиккирей. Да, я частично переложил их воспитание на школу, счел, что литература, театр, ти-ви привьют им правильную жизненную позицию. Но я упустил главное. Им не хватает эмоционального тепла, чувства любви и защищенности. Отсюда – это постыдное проявление трусости. Душевная черствость…

Вильям досадливо взмахнул рукой, столбик плотного серого пепла упал на припорошенный снегом пол беседки.

– Да ничего не случилось, – неловко сказал я. – Ну ошибся Роська… все он уже понял.

– Спасибо, – крепко, по-взрослому пожимая мне руку, сказал Вильям. – Ты очень ответственный и добрый молодой человек. Я долго думал над произошедшим, всю ночь. И Роси очень переживал… вот буквально несколько минут назад оттаял, развеселился…

Я кивнул.

– Теперь передо мной стоит сложная задача, – продолжал Вильям. – Откорректировать поведение ребят. Перебороть негативные тенденции… при этом – не травмируя их души, не вызывая реакции подросткового протеста… И я бы хотел просить тебя о помощи.

– Да я потому и пришел…

– Тиккирей, я предложу тебе очень странную вещь, – продолжал Вильям. – Только не надо удивляться. Выслушай меня и не перебивай.

Я снова кивнул. Вильям обнял меня за плечи.

– Ты ровесник моих ребятишек, но гораздо взрослее их, – сказал Вильям. – Пережитое… трагедия твоих родителей, эта страшная история на Новом Кувейте… тебя ведь эвакуировали в последнюю минуту? Нет, не отвечай, я знаю, ребята мне рассказали. К тому же твое товарищеское отношение к другу, забота о нем… он поправился?

Теперь он ждал ответа, и я кивнул. Серый столбик пепла на снегу медленно рассыпался трухой.

– Это хорошо, – кивнул Вильям. – Тиккирей, я думаю, что тебе тяжеловато жить одному.

– Я не один, – не выдержал я. – Мы с Лионом. И нам все помогают. Даже фаги.

Вильям уважительно кивнул. На Авалоне к фагам относились без иронии. Особенно в Порт-Ланце, где вся экономика их обслуживала.

– Понимаю. Но все-таки это неправильно – двум детям жить без взрослых. Все-таки ты еще не сформировавшаяся личность, и это может плохо сказаться на вас. Поэтому я хочу предложить… чтобы ты и Лион переехали к нам.

Я этого не ожидал. Поднял голову и посмотрел на Вильяма. Тот был очень серьезен.

– Разумеется, речь не идет об усыновлении, вы уже большие ребята, – продолжал Вильям. – Но мы готовы оформить официальную опеку, помочь вам получить образование, занять достойное место в обществе. Ну… и на детские проказы времени будет оставаться побольше, верно?

Он улыбнулся.

– Зачем это вам? – спросил я.

– Буду честен, – сказал Вильям. Выпустил клуб дыма, отбросил свою сигариллу. – Во-первых – из-за чувства вины. Я считаю себя обязанным искупить вину… отчасти и свою. Во-вторых – это хороший, добрый поступок. А чем держится наш мир, как не добротой и взаимопомощью? В-третьих, и, может быть, это самое важное, ваш пример поможет Рози и Роси выправиться, стать настоящими людьми. Я поговорил с ребятами, с мамой, они все рады. Ну… как?

Он ждал. От него пахло табаком и каким-то дорогим пряным одеколоном.

– О преимуществах для вас с Лионом, которые я уже перечислил вкратце, можно и не говорить. Верно?

Папа никогда не курил. Это дорого, нужно специальное разрешение… было нужно…

– Спасибо, – сказал я. – Но…

– Я понимаю, Тиккирей, что ты привык относиться ко мне с некоторой иронией, – сказал Вильям. – Манера держаться и выражать свои мысли… ведь так? Но поверь, что это лишь следствие специфической работы. Мы вовсе не такие плохие люди, как ты мог подумать.

– Я и не думаю, что вы плохие, – быстро сказал я. – Нет… ну, иногда смешно, да…

Спутавшись, я замолчал. Но теперь Вильям терпеливо ждал.

– Понимаете… нет. – Я помотал головой. – Нет, спасибо, конечно. Тут вот в чем дело… вы мне ответили, зачем вам это надо – брать нас к себе.

– И тебе что-то не понравилось? – удивился Вильям.

– Нет, вы все правильно сказали. Только на самом деле вы не должны были отвечать.

– Разъясни, Тиккирей, – попросил Вильям, хмурясь.

– Ну, когда люди хотят помочь друг другу… или если дружатся… это же само собой выходит. Не потому, что надо искупать вину или делать добрые дела. Им не нужны объяснения. Это как мораль и закон, понимаете? Законы придумывают, чтобы заставить людей что-то делать или чего-то не делать. Даже если законы хорошие, они значат, что сами люди не хотят по ним жить. А вы ищете объяснений, зачем брать нас к себе в семью. И говорите, что это научит Рози и Роси доброте и смелости.

Вильям помолчал, а потом спросил:

– Это ты сам придумал?

– Нет, – признался я. – Это… один мой друг так говорит. Что закон – это костыли для морали. И что мы разучились думать сердцем, теперь думаем только головой. И еще пытаемся это оправдать, говорим, что сердце думать не может, только чувствовать. А это не так, сердце тоже думает, только по-другому.

– Многие говорят, что сердце умеет только качать кровь… – пробормотал Вильям. Он как-то сгорбился, расплылся, и вся торжественность из него ушла. – Наверное, твой друг прав, Тиккирей… прав. Ты знаешь, что мы все время пытаемся переосмыслить старые пьесы, нет? Новое прочтение «Ромео и Джульетты»… новая трактовка «Отелло». В них все должно быть разумно. Каждый поступок. И самоубийство Ромео, и ярость Отелло…

Он полез за портсигаром, тут же спрятал его. И спросил:

– Тиккирей, а ты не думаешь, что я просто искал оправдания? Своему желанию помочь вам с Лионом?

Я покачал головой:

– Нет. Извините, не думаю.

Вильям сидел, глядя в одну точку перед собой.

– У вас обязательно все получится, – сказал я. – Вы сегодня замечательно играли с Роси.

Он пожал плечами. Пробормотал:

– Да. Вначале обдумал, как буду это делать, а уже потом дурачился с собственным сыном… Наверное, и мое сердце – лишь насос…

– Вы не думайте, дело еще в том, что мы улетаем с Авалона… – сказал я.

Вильям кивнул.

Ну почему я такой неуклюжий? Я же только все испортил!

– Извините, – сказал я. – Можно я пойду?

– Конечно, Тиккирей.

– Если… когда я вернусь, я к вам зайду, ладно?

Вильям кивнул.

Когда я вышел из сада, Лион скучал, обстреливая снежками калитку. Получалось у него неплохо – она вся была залеплена снегом.

– Поговорил? – спросил он.

– Да.

– И чего?

– Ничего, – сказал я. – Слушай, ну почему всегда и все получается неправильно?

– Когда получается правильно, мы этого не замечаем, – ответил Лион.

И мы пошли домой.

Глава 5

В лучах заходящего солнца Аграбад был тихим и мирным.

Скользили в небе флаеры, сверкала сине-белая смальта башен. Я лежал, упираясь на локти, и разглядывал столицу Нового Кувейта в электронный бинокль. Видны были даже фигурки людей и машины на улицах.

– Все спокойно, Лион, – сказал я. Развернул кепку козырьком назад, чтобы не напекало затылок. – Идем?

Лион сидел рядом на корточках, жевал травинку. Пожал плечами, сказал:

– Давай попробуем.

Я встал, потер испачканные в земле рукава рубашки, и мы стали спускаться к дороге. Пологий склон тянулся от леса, где вчера вечером нас высадил корабль фагов, к одному из ведущих из космопорта шоссе. Сейчас оно было пустое – на Новый Кувейт почти не прилетали корабли. Блокада…

– Мои родители хотели перебраться в столицу, – сказал Лион. – А если не удалось, то мы их будем искать.

– Обязательно, – пообещал я.