Истории Раймона Седьмого

–Да нормально, если бы не брат Маринкин, так вообще бы замечательно было. А так… переживает она, как бы молоко не пропало. А малой прямо такой…– он расплылся в улыбке, явно наслаждаясь ролью отца.

–Иван,– спросил я,– скажи, может ты в курсе, или Марина рассказывала, брат её, может он чего-то боялся, или был какой-то у него в жизни случай, ну, как бы поворотный, что ли…и вообще, чего это он, не успевши домой прийти сразу в лес помчался? Вроде как дембелю неделю только водку пить полагается, не?

–Да кто ж его знает,– Иван пожал плечами,– насчёт случаев я тебе не скажу, я этого Владьку и видел-то пару раз всего. А в лес он помчался, потому, что девка у него в Шишигине была, к ней он и помчался.

–А поподробнее?– насторожился я, про Шишигино мне было ну очень интересно.

–Да не знаю я, вот тёща придёт её и спроси. Она только говорила, что вот, помчался сразу к своей шишигинской, сидел бы дома, целее был бы.

Пришли женщины с малышом, Иван тут же взял сына на руки. Я задал Марине тот же вопрос , про судьбоносный случай. Она задумалась.

–Ну, не знаю, наверное, когда он с Верой познакомился, что ли. Как-то так получилось, что автобуса не было, Владька на электричке поехал, до Выселок, и она тоже с учёбы ехала. К ней какие-то дачники пристали, он её потом до Шишигина провожал, и встречаться начали. А через полгода в армию ушёл. А Вера, ну, она такая…малость не от мира сего.

–Камышина?– вдруг спросила Дунька.

–Да,– удивилась Марина,– Владька её всё камышинкой звал. А ты откуда её знаешь?

–Так они ж шишигинские,– пояснил я,– в одной школе учились.

–Ага,– улыбнулась Акулька,– только она старше, ей уже наверное лет восемнадцать…или больше!

–Маме она не нравилась,– вздохнула Марина.

–Да маме твоей вообще кто нравился-то?– проворчал Иван. Толька у него на руках повернулся ко мне и радостно засмеялся, пуская пузыри. Я хотел его подержать, но передумал. Мало ли чего, вдруг уроню? Саньку то я таскал, но то давно было и неправда. А вот почему он мне так радуется всегда, непонятно.

Пришла Галина, серая от усталости и переживаний. Выглядела она так, точно из неё всю кровь выпили. На мои расспросы ничего дельного сказать не смогла. В лес пошёл один, никого с ним не было. Скорее всего, в Шишигино и пошёл, потому и хватились не сразу, думали, что там и заночевал. Потом узнали, что Вера его так и не дождалась, она-то его и нашла, побежала ночью в лес с фонарём. Никаких видимых и невидимых повреждений у парня не было, лежал, точно спал. Если, конечно можно спать в ноябре на голой земле практически в болоте… Короче ясно, что ничего не ясно.

Мы договорились , что завтра с утра зайдём в больницу. Я прикинул – у меня почти свободный день, если договориться о подмене, то вообще свободный. Можно и на место съездить. Посмотреть что к чему. Девчонки решительно заявили:

–Мы с тобой, хозяин ! Может, дедушку увидим, спросим…

–И я,– твёрдо сказала Маша ,-тебя одного вообще никуда отпускать нельзя! Даже мусор выкинуть.

Наутро жизнь внесла некоторые коррективы в наши планы. Машу ни в какую не отпускали с работы, подменять её не соглашался никто и ни за какие коврижки.

–Марусь, не расстраивайся,– утешал её я, меня-то как раз отпустили абсолютно без проблем,– мы ж всё время на связи будем! Отзваниваться будем, раз в час! Ты не переживай, ладно?

Маша всхлипнула, схватила меня за куртку и сказала:

–Если помрёшь, домой не приходи, понял? – потом не выдержала и разревелась.

–Мань, ну ты чего,– удивился я,– не на войну же идём, в самом деле! Всё будет хорошо, мамой клянусь!

–Дурак ты, а ещё граф,– Маша улыбнулась сквозь слёзы,– ты же всегда куда– нибудь попадаешь, и что-то с тобой случается, ну хоть девочек побереги, ладно?

–Ладно, Марусь, я ж не совсем без мозгов!

Мы отправились в больницу, а Маша на работу…

Галина ждала нас у ворот.

–Вам бахилы надо, и халаты, наверное,– она протянула нам большой пакет.

–Бахилы надо,– решил я,– а халаты вроде ни к чему, нас и так никто не увидит, правда?

–Правда, хозяин,– заулыбались девчонки,– а эти, синие то зачем?

–Чтоб пол не пачкать,– пояснил я,– а то люди моют, стараются, а тут три нёха следить будут. Нехорошо.

Галина, похоже, сомневалась в наших талантах, но ничего не сказала.

В палату мы просочились без проблем. Никто нас не видел, странных вопросов не задавал. Владька лежал на койке, под капельницей. Вид у него, конечно, был не айс, бледный вид.

–Нет его тут, хозяин,– зашептали девчонки,– тут только тело. А его там надо искать. Вход не тут.

–А потом сюда привести?– уточнил я. Парня было жалко, вляпался не по своей вине, да и родня какая– никакая.

–Не, потом сам найдёт,– пояснила Дунька,– главное оттуда его привести в сюда.

–Поехали мы,– сказал я Галине,– искать будем. Как найдём, так сразу узнаете.

–Найдите его, – она смотрела на нас с какой-то безумной надеждой,– умоляю , я всё, что хотите!

–Мозгов себе добавьте, тётенька,– пробурчал я,– сами виноваты.

И мы поехали в дикие шишигинские леса.

История пятнадцатая. Нехорошее место.

Я набрал отчима и изложил ему всё, что узнал.

–Петрович, мы поехали в Шишигино, на месте будем разбираться.

–Смотри, дров там не наломай,– предостерёг он,– а то ты любишь сунуться, и смотреть что будет. Наши-то не в курсах, случай не криминальный. Ну, и я тебе позванивать буду периодически, ты просто скажи: «Да», и всё.

–Понял, ты звонишь, я отвечаю. Матери только не говори, и Саньке тоже,– попросил я.

–Не дурак, наверное,– усмехнулся отчим,– беременным женщинам и несовершеннолетним болтунам такие вещи знать совершенно ни к чему.

На электричке мы доехали до Выселок, и отправились в Шишигино. День был какой-то тягостный, пасмурный. Под ногами хлюпало болото, из тёмно– серых туч крошилась снежная крупа. Девчонкам, похоже, непогода была нипочём, они радостно перекликались, а их яркие одёжки на фоне тёмного соснового леса точно светились.

–Хозяин,– позвала Акулька,– а чего мы в Шишигино идём?

–Так поговорить,– удивился я,– а что?

–Может сразу на дорогу к Городенью? Он же из Городенья не дошёл.

–Логично, но неплохо бы место поточнее узнать,– заметил я.

–А место я покажу…– дед появился перед нами , как чёртик из табакерки. – Верка-то всё равно в городе, в больнице под дверью, небось, сидит. Хотя может и не сидит, пустили…

–Дедушка!– завопили девчонки и кинулись обнимать деда. Я обречённо вытащил из кармана свой сигаретный нз. Эх, повадилась нечисть меня объедать и обирать…

–Уважаю,– дед прибрал мой «Кент»,– знаешь, чего дедушке надо.

–Здрассьте,– поздоровался я,– а вы, может, видели чего?

–И тебе не хворать,– он закашлялся, и я протянул ему открытую пачку. Дед вытянул сигарету, заложил за ухо, потом ещё одну, оценил остаток и вернул мне. Мы закурили.

–Видеть не видел, но слышал. А место известное,– произнёс, наконец, дед, после хорошей затяжки,– там ведь пропасть много ума не надо, а этот твой торопился, свернул разок не там и готово…ну, и помогли, конечно. Дверку-то ты не прикрыл, а наши тоже, не дотумкали, что тебя не научили, как надо. Раньше-то с ней не связывались, она тут не трогала никого, а теперь думают.

–Чего думать-то?– не понял я,– извести тварь и всё! А то, нас не трогают, и мы тихаримся!

Я разозлился, я прекрасно помнил и тех детей, которые умерли не по своей вине и раньше времени, и трёх подруг…

–Не кричи,– дед взял меня за рукав,– люди сами её и выпустили, думаешь просто такое обратно-то загнать? Мы и так тут место прятали, чтоб не сунулся никто. Не доглядели вот…

Мы шагали по болоту, дед впереди, а мы следом.

–Дедушка, а ты нам ничего не рассказывал,– вздохнула Дунька,– а почему?

–Маленькие ещё,– проворчал дед,– нечего вам туда соваться. Я вам куда ходить не велел ни под каким видом помните?

–Помним,– Акулька поскребла нос коготком.

–Вот там оно и есть,– дед посмотрел на девчонок,– а ты, Акулина, лазила по краю, думала, дед-то не догадается! А вот осталась бы от тебя одна шкурка лягушачья…

–Так там земляника такая…– хлюпнула носом кикиморка,– вкусная! И я далеко-то не ходила. Я с краешку!

–Хорошо, я вас спровадил вовремя,– заключил дед,– а то ты по краешку, по краешку, да и в середку…и поминай, как звали.

–Так может им не ходить?– засомневался я,– я один, а то мало ли чего!

–Так с тобой их не тронет,– хихикнул дед,– ежли чего, так ты их прикроешь. А они тебя вытащат. Одним-то конечно нечего соваться.

Наконец мы пришли. Девы притихли и по ходу прониклись торжественностью момента. А я и не знал, что в наших лесах бывают такие жутенькие местечки. Круглая полянка, болотистая, под ботинком весьма ощутимо похлюпывало. По центру пять камней, три стоят, два лежат, Стонхендж карликовый, недоделанный. Все чёрные, поросшие какими-то лишаями. Посередине уродские кустики, голые и кривые, больше похожие на моток колючей проволоки.

–Ну, вот тут,– дед показал на камни.– Тут вот и нашли. Вы это, только вместе держитесь, пошукайте. А я посмотрю …– и исчез.

–Ммммать моя,– только и сказал я.

И мы пошли посмотреть. Ничего особенного не высмотрели, камни, кусты, трава мороженая. Снег с дождём пошёл. Я шагнул в кусты, что-то блеснуло. Я наклонился– зажигалка, дешёвенькая пластмассовая зажигалка ярко– жёлтого цвета с надписью «Райдер». Девчонки подбежали ко мне.

–Его это,– авторитетно заявила Дунька,– потерял!

Я поднял зажигалку, внезапно вокруг потемнело, девчонки вцепились в меня… я открыл глаза. Какая полянка, какие камни? Мы стояли в незнакомом мне дворе. Ржавые конструкции очевидно когда-то были детской площадкой, сломанная лавка…мир серой безнадёги во всей своей красе. В кулаке у меня, по– прежнему, была зажата жёлтая зажигалка.

–Ну что, команда?– спросил я девчонок,– пошли зажигу хозяину вернём?

–А где он?– оглянулась Дунька.

–Моё совершенное чутьё подсказывает, что он где-то рядом!– безапелляционно заявил я, – и мы сейчас его найдём.

–А как?– Акулька нетерпеливо приплясывала на месте.

–В самом шумном доме,– сказал я. Я знал, что говорю, я вспомнил это место – было дело пришлось мне в этой бобровой хатке перекантоваться пару дней. Дом под расселение, пара квартир с непонятным народом, короче – притон. Тут варили, курили, кололись и занимались прочими непотребствами. Девкам там явно было делать нечего, да и мне не слишком хотелось снова там побывать.

–Ждите меня здесь,– скомандовал я,– я быстро.

–Нет,– они вцепились в меня,– мы одни тут не останемся! Страшно! Нас не увидит никто!

Я понял, что мне от них не отделаться, да и оставлять их одних, после слов деда про лягушачью шкурку, совершенно не хотелось.

–Тогда по сторонам не смотреть, ничего руками не трогать, никого тоже не трогать. И вообще, потом чтоб забыть напрочь это место.

–Хорошо, хозяин! – они так и пошли, уцепившись за мою куртку. Прониклись.

В нашем мире этот домик сгорел три года назад, о чём я лично ни разу не пожалел. Ну, мало ли, народец то там был неадекватный, а с керосинкой баловался…

В квартирке нумер один стояла специфическая вонь. Я велел девчонкам ещё и дышать через раз, чтоб мне лишних проблем не добавлять. Мне нужно было хоть одно относительно вменяемое тело. Наконец, такое нашлось. Я пнул жертву пару раз, незнакомый парень открыл глаза, и, поняв, что я не глюк, а порождение жестокой реальности поинтересовался:

–Чё за хрен с горы?

–Раймон Седьмой, граф Тулузский,– представился я,– а короче Покойник.

–Чего тебе?– он явно не въезжал, кто я .

–Владьку мне, Шестакова,– проинформировал я,– очень надо!

–Шестёрку,– понял он,– на лестнице ищи, кто ж Шестёрку к людям пустит!

–Пошли, девки ,– скомандовал я,– всё поняли?

–Где девки ?– заинтересовалась жертва.

–В рифме,– ответил я,– утухни .

Мы вышли на лестницу.

–Хозяин, вон там, вроде,– неуверенно сказала Дунька. Я посмотрел, точно, там. Он сидел , забившись в тёмный угол лестничной площадки между этажами, уткнувшись лицом в колени. Я подошёл и присел рядом на корточки. От парня вроде не пахло ничем криминальным, но в таком месте кто может за что ручаться? Я протянул руку и поднял его голову.

–Ты кто?– он смотрел на меня в упор, так, глаза вроде нормальные и вид вполне вменяемый. Уже хорошо.

–Раймон Седьмой, граф Тулузский.

Владька отдёрнул голову от моей руки, точно обжёгся. Видно решил, что я – очередной неадекват.

–Что,– сказал я,– папин бродяга, мамин симпатяга, допрыгался? А мы за тобой пришли.

–Зачем?– он попытался отползти от меня, но дальше была только стена. Я вытащил жёлтую зажигалку и показал ему.

–Твоё? Что ж ты, бестолочь такая, личными вещами разбрасываешься? – чего– то у меня прямо бабулины интонации проклюнулись, а что? Мне прямо понравилось.

–Моё…– он выглядел ошарашенным, точно вспоминал что-то важное. – откуда вы…

–Оттуда мы,– я встал, подал ему руку. Он вцепился в меня, как утопающий за соломинку. –Где ж ты, придурок, накосячил-то?– спросил я его.

–Я не знаю,– я пошёл к выходу, он плёлся за мной вплотную, боялся отстать,– я сам виноват, надо было тогда, а я струсил, ушёл, я знал, что она сама сможет, но надо было, и потом тоже…

Мы вышли на улицу. Девчонки наконец проявились. Владька было шарахнулся, но быстро взял себя в руки.

–Девки, пошли отсюда,– сказал я,– пора нам.

–А я?– Владька чуть не плакал,– я куда?

–А ты с нами, растеряха,– я взял его за локоть,– только не вцепляться, мы тебя и так не выпустим.

–Идём, хозяин,– девчонки схватились за меня…снова всё рушилось и звенело… наконец мы снова стояли на поляне. Владьки с нами не было.

–А потерпевший где? – спросил я.

–Так он это, ну, к себе ушёл, в туда!– туманно пояснила Акулька. Я её понял.

–Ну, вот, сам пришёл, дурачок,– ласково сказала мне Викторина, появляясь, словно из– под земли. – Так и знала, что приманка хорошая.

История шестнадцатая. И всех победю!

Я оцепенел. Стоял и не мог пошевелиться. С трудом разлепил ставшие вдруг точно чужими губы и прошептал:

–Девки , бегите отсюда…

–Куда?– с издёвкой спросила Викторина,– нечего бегать, ещё приведут кого, а нам с тобой посторонние не нужны, мой хороший!

Она прямо светилась от удовольствия, вся белая, в белом платье. Белые волосы заплетены в косы, на белом лице белые, стылые глаза, как две ледышки. Викторина потянулась ко мне, она точно вымораживала меня изнутри…

Я слышал, как всхлипывают девчонки, им, беднягам, было страшно, и я чётко увидел картинку, как нас найдут, по весне, когда снег сойдёт. Две кучки ярких одёжек, под ними две высохшие лягушачьи шкурки, и мой полуразложившийся труп, который опознают по обручальному кольцу и остаткам одежды.

–Не бойся,– уговаривала Викторина,– больно не будет.

Я чувствовал, как внутри меня разрастается лёд, холодно…внезапно раздался визг, и к Викторине метнулась яркая, пёстрая птица. Белая женщина повела рукой, Акулька отлетела в сторону и упала, точно сломанная кукла, Дунька кинулась к сестре. Всё это произошло за несколько секунд, но мне этого хватило, чтобы сбросить с себя ледяное оцепенение. Я снова вспыхнул, как сверхновая, теперь я горел, и жёг своим огнём ледяную Викторину, черпая силы для своего пламени изнутри, из себя, выкладываясь целиком, до самого последнего донышка, и даже немного больше.

Где-то на периферии сознания я слышал плач Дуньки, я уже представлял, что увижу, когда повернусь в ту сторону – лягушачью шкурку под одеждой кислотного цвета. И поэтому я туда не смотрел, но я не мог допустить, чтоб девочка погибла зря из-за того, что я, дурак последний, не сумел вовремя собраться, и наконец-то упокоить гадину с концами. Белая женщина корчилась в моём огне, кричала и просила пощады ,обещала все земные блага… я её не слышал. В уши била музыка, снова Аччан пел о демоне приходящем в сны, демоне ледяной бесконечности. Она таяла, горела и таяла, наконец, от неё остался лишь крохотный уголёк, дотлевавший во влажном мху. Я наступил на него, он рассыпался мелкими искрами, выпустил струйку дыма и погас окончательно. Под щекой у меня вдруг оказалась мокрая болотная кочка… как хорошо, темно, подумал я, вот только плачет кто-то… дискомфорт.

Я открыл глаза. Хорошо-то как! Солнечный свет заливал комнату, отражался в боках трёхведёрного самовара, рассыпался тысячами зайчиков по белоснежной скатерти, играл на гранях хрустальной сахарницы и розетках для варенья… Гарднеровские фарфоровые чашки, конфетница из розового стекла… За столом сидели обе кикиморки, чистенькие, гладко причёсанные, с косичками, наряженные в сиротские серенькие платьица в старушечий фиолетовый цветочек. Я смотрел на них с удовольствием, предвкушая приятное чаепитие и хорошую компанию. На мне была белая рубаха, без воротника, с мелкими пуговками на груди и белые же штаны, с завязками у щиколоток. Появилась директриса шишигинской школы с большим заварным чайником в руках, и начала разливать чай. Я хотел было отхлебнуть из чашки, но она посмотрела на меня строго:

–Причесаться сначала надо и остальных дождаться!

Достала из кармана деревянный гребень и стала меня причёсывать, потом стянула мои волосы в хвост моей же резинкой.

Потом пришла группа BUCK-TICK в полном составе, мы пили чай, и мило беседовали. Я даже не удивлялся, в такое замечательное утро могло случиться всё, что угодно. То ли я вдруг заговорил по – японски, то ли они по –русски…только за окном плакал ветер, всхлипывал жалобно, звал кого-то. Я посмотрел в окно, но вместо солнца там была темнота.

–Пора,– сказала хозяйка. Солнечный мир дал трещину, и я почувствовал, что лежу на чём-то мокром и холодном.

–Хозяин, хозяин,– плакала Дунька,– вставай!

Я с трудом разлепил глаза. Было уже темно, бедная Дунька, сколько же она тут проплакала! И куда дед девался? Я встал на четвереньки, потом кое-как сумел подняться.

–Дуня, Акулька-то как?

–Лежит, хозяин,– всхлипнула Дунька,– живая.

Я подошёл к Акульке, упал на колени. Слава богу, не было лягушачьей шкурки. Акулька лежала, неловко подвернув руку, но на вид была вполне себе ничего.

–А она тут?– подозрительно поинтересовался я.

–Тут,– Дунька улыбнулась сквозь слёзы,– она поспит и в порядке будет. Эта её швырнула только. А ты совсем упал, страшно! А дедушка пропал, вроде был всё рядом, а потом пропал.

–Надо выбираться, Дунь,– сказал я,– помоги-ка.

Я осторожно поднял Акульку. Она повисла у меня на руках, как тряпичная кукла. Дунька уцепилась за мою куртку, пыталась взять за руку.

–Не надо, я дойду. Ты лучше дорогу показывай, а то я чего– то совсем плох,– пожаловался я,– у меня топографический кретинизм прогрессирует.

Мы поплелись куда-то, не разбирая дороги. Я плохо помню, куда и зачем я шёл, периодически я выпадал из реальности, наверное, даже падал, но ношу свою не выронил. Дунька тянула меня, пыталась поднять, под конец просто обхватила за пояс и поволокла. Резинку я где-то потерял, и волосы противно липли к лицу, потом начала играть музыка…сначала «Nightmare», раз десять подряд, потом «Diablo», потом «Kuchizuke», потом ещё что-то бактиковское…не помню уже.

Наконец мы приплелись на станцию, и увидели электричку, готовую к отходу. Отлично понимая, что если мы не успеем на неё, то нам придётся ночевать на станции ( и это в лучшем случае, учитывая наш офигенно креативный вид), мы рванули к ней из последних сил, влетели в последнюю дверь, вползли из тамбура в вагон и наконец приземлились на ближайших сиденьях…

Я уже говорил, что сразу беру и обратный билет? Вот такой я предусмотрительный. Поэтому мы рухнули, и я провалился в темноту, абсолютно без снов.

–Пошли отсюда, тут бомжи какие-то!– услышал я сквозь сон. Приоткрыл один глаз – какая-то молодёжь, четверо человек , брезгливо обходят нашу компанию. Как бы ещё ментов по наши души не вызвали, подумалось мне, но как-то лениво -отстранённо.

–Ваши билеты, молодые люди!– меня трясли за плечо. Пришлось снова просыпаться. Вот же зараза, никакого покою героическому лангедокскому графу…

Я таки открыл глаза и увидел кондуктора – даму за сорок весьма внушительных габаритов. Полез в карман, вытащил наши билеты.

–Откуда едете-то такие грязные? И что за дети?– строго спросила она, возвращая мне пробитые билетики.

–Да ходили на болото, за клюквой,– похоже фантазия моя сегодня выходной взяла,– после заморозков-то она слаще. Да вот заблудились с сестрёнками, еле из болота вышли. Хорошо, хоть на электричку успели.

Она с сомненьем покачала головой.

–И корзинки потеряли,– посетовал я,– дома прибьют. Я-то выходной, а девчонки со школы сорвались, за компанию…

–Вот же бестолковые,– женщина покачала головой,– как вас мать только из дома отпустила.

–Ну, вот так,– я немного начинал въезжать в реальность,– мама она у нас клюкву любит.

У меня в кармане заиграл телефон. Я улыбнулся кондуктору и осторожно, чтоб не потревожить спящую Акульку вытянул его из кармана. Мама дорогая, чего я натворил-то! Куча пропущенных вызовов, от Маши, от Петровича…они ж там с ума сходят!

–Марусь,– виновато сказал я в трубку,– прости засранца , заблудились мы, всё в порядке, домой едем на электричке. Ты там Петровичу скажи, чтоб МЧС и прочие спецслужбы отозвал, ладно?

–Граф,– закричала Маша,– ты, скотина гадская, ты почему трубку не берёшь! Я ж с ума сошла, все чуть не чокнулись, мы ж вас искать хотели уже ехать!

–Мань, мы приедем минут через сорок, я всё расскажу, только не волнуйся, солнышко,– подхалимским тоном просил я. Она и плакала и смеялась, похоже одновременно.

Кондуктор отошла от нас и пошла в другой вагон, а я снова заснул.

Наконец мы приехали. Я кое-как растолкал сначала себя, потом девчонок. Акулька, к моей радости проснулась и шла практически самостоятельно. На выходе из вокзала я увидел группу полицейских, около них стояли те четверо из электрички, и показывали на нас. Блина, подумалось мне, а мы ничего сделать не можем , сил не было совершенно. Полиция направилась к нам, но тут перед зданием тормознула до боли знакомая жёлтая «Газель», из неё выскочила Маша, за ней Петрович , Лариса, Игорь выбрался с шофёрского места…все кинулись к нам, обнимать, целовать и жалеть. Мне вдобавок прилетело ещё пару раз по затылку. Чтоб мозги уже включать.

–Владька очнулся,– сообщила мне Маша, когда мы уже подъезжали к дому, и я подробно рассказал всю нашу скорбную повесть.

–Да мы поняли,– улыбнулся я,– мы вообще-то догадливые!

–Поняли они,– проворчал Петрович,– кстати, нам тут какой-то Водяницын из Шишигина звонил, говорит– встречайте своих, на последней электричке приедут.

–Дедушка,– сказала Дунька,– он, наверное, нас до станции проводил.

–А давайте больше никуда не встревать, а?– жалобно попросила Маша.

А что я? Я только «за»! И почему на меня все так смотрят? Чистую правду же сказал!

И, кстати… резинку мою никто не видел, а?

Арка четвёртая. Здрассьте, .опа, Новый Год!

История первая. Корочун.

–Граф, – сказала Маша, – а ты в курсе, какой месяц на дворе?

Я посмотрел в окно. Ничего утешительного – ветер гнал снег с дождём, голые деревья, промокшая чёрная ёлка под окном… грязь и слякоть.

–Вроде декабрь,– осторожно предположил я,– а что? Я, конечно, могу ошибаться, но вроде бы уже зима, не?

–Именно, что декабрь!– с пафосом воскликнула Маша, – Новый год скоро. Ты как во сне живёшь, честное слово! Во всех магазинах уже украшения продают, и ёлки стоят!

–Вон оно что…– протянул я,– а я– то думаю, чего они! Ну, до нового года ещё дожить надо, там сначала корочун идёт, потом Самхейн…а вот если их переживём, то и про Новый год можно подумать. Хотя это всё извращения буржуазные.

Девчонки воззрились на меня с каким-то труднопередаваемым выражением, типа – умный ты хозяин, и вещи правильные говоришь, а всё ж таки дурак.

–Раймон,– Маша тоже уставилась на меня, как на чудо невиданное,– ты свои замашки неформальные брось. Детям праздник нужен, а ты со своим корочуном!

–Хозяин,– робко встряла Дунька,– так корочун-то он разве тут бывает? Мы думали, про него только у нас и помнят! А тут, в городе только Новый год.

–Наивные,– проворчал я, – ещё как бывает! И такое попадается, что лучше и не вспоминать! Был у меня один случай, брр… даже рассказывать не буду!

–Что за случай?– подозрительно поинтересовалась Маша,– ну-ка, излагай!

–Марусь, не проси,– я вздохнул,– самому страшно до сих пор. Три года прошло, а страшно.

Девчонки придвинулись поближе, глаза у них так и засверкали, они, как все дети, страшные истории любили.

–Знаешь, граф,– Маша нахмурилась, – отвечать надо за свои слова! Тебя никто за язык не тянул, а если проболтался, то говори всё, как есть. А мы уж сами решим, бояться или нет.

–Ну, Мань, помнишь, как я под машину попал?– спросил я,– потом ещё с мужиком расплачивался?