Узурпатор ниоткуда

– Не торгую.

– Двести. Двести настоящих американских долларов!

Старик начал чесать в затылке, и я понял, что дело на мази. Накинув еще двадцатку, Жоам получил в пользование дюралюминиевую лодку с мощным подвесным мотором «Меркьюри». В лодку мы кинули бочонок с водой.

– Лишнего компаса у меня нет, – заявил лодочник. – Но для вас могу кое-чего поискать.

– Сделайте одолжение.

Старик скрылся в будке и скоро вернулся к нам, протягивая неплохой, хотя и «ширпотребовский» компас советского производства.

– У вас прекрасный сервис, – сказал Жоам в то время как я устанавливал мотор. – Большое спасибо, и будет лучше, если вы про нас быстро забудете.

…Мы гнали на запад. День уже близился к вечеру, ветер немного посвежел, а лодка все продолжала мчаться навстречу неизвестности.

Мы молчали. Говорить из-за шума мощного мотора было трудно, да в сущности, не о чем. Пока все было ясно. Лишь иногда Жоам, взявший на себя функции штурмана, давал мне команду подкорректировать курс. Он знал, куда надо плыть… Но знал, видимо, довольно приблизительно.

Пока мы шли от аэродрома к Форт-Элвишу, я кое-что узнал. Жоам не сразу выложил мне все секреты, но по пути кое-что пояснил. Нигерийцы действительно потребовали мою голову за свою «работу», и для вида Жоам согласился, хотя на его настойчивые вопросы, а зачем, собственно, толстяку и коротышке понадобился его советник, нигерийцы отвечать отказались. «Дорого ты стоишь, парень, – сказал мне Алварес. – Я не умру, пока не узнаю, почему».

Жоам даже попытался подсчитать, сколько я вешу в долларах, но у него получилось лишь приблизительно. «Где-то тысяч двести, – произнес он озадаченно. – Я не знаю ни одного парня, кто бы стоил столько. Разве что Майк. Даже за себя я столько бы не дал». И опять заржал – после переговоров с нигерийцами Жоам был в чудесном расположении духа.

А когда с берега близ аэродрома стали видны два темных пятнышка, Алварес пришел в полный восторг. Потом он сказал мне, куда, собственно, мы направляемся, но я уже и так почти догадался. Вновь прозвучало имя «Мусафар». Я очень хотел выяснить, что именно понадобилось Жоаму от пирата, но командир отвечал довольно уклончиво – я заподозрил, что Жоам опасается узнать, что нужных вещей у пирата нет, либо что он откажется торговаться с главарем боевиков.

«Мусафар – мусульманин?» – спросил я. «Он – марокканец, – ответил Жоам, – очень осторожный, неглупый, но жадный. Я хочу сыграть на этом. Если, конечно, он позволит нам встретиться с ним».

Я сказал, что не вполне понял. Алварес пояснил, что если Мусафар окажется в дурном настроении, то легко убьет нас обоих. Или отправит на дно нашу лодку еще до того, как мы доберемся до его базы. И изложил в подробностях, как именно африканские пираты защищают свои «адмиралтейства».

…В очередной раз Жоам крикнул, чтобы я взял немного влево. Я двинул румпель мотора. Работал двигатель, к счастью, как швейцарские часы. Погода тоже показывала нам свою лучшую сторону. Волны Атлантики, пологие, невысокие, были красивого бирюзового цвета… Атлантики, да. Вот какие дела. Однажды я уже испытывал судьбу, выходя на похожей моторке в просторы Тихого океана, и вот теперь подо мной Атлантический. Не знаю, с чем уж можно сравнить чувство, когда идешь по океану на малюсеньком суденышке, наивно полагая, что ты сильнее стихии, но при этом все же подозреваешь, что она в любой момент может показать тебе, какая ты козявка по сравнению с ее силой.

Впереди показалась полоска земли. Жоам, смотревший вперед, махнул рукой, чтобы я понял, куда держать путь… Земля приближалась, превращаясь постепенно в невысокие скалы, а затем – в остров, на котором, кроме скал, виднелась какая-то зеленая поросль.

Жоам ничего не говорил и не делал никаких жестов, пока я шел чуть менее чем в двухстах метрах (в одном кабельтове) от берега. Может быть, остров необитаем, и придется блуждать по морю еще несколько часов? А может, сейчас под днищем рванет мина, этакая компактная «жаба-магнитка», чисто пиратское средство защиты от непрошенных гостей, и все будет кончено?..

По воде хлестнула пулеметная очередь. Жоам обернулся ко мне и крикнул:

– Глуши мотор! Сейчас нас с комфортом доставят, куда надо.

Нас действительно доставили «куда надо». Если не с комфортом, то, по крайней мере, с определенной учтивостью. На невесть откуда вынырнувшем катере к нам подъехали зловещего вида личности. Из катера торчали стволы автоматов.

– Лезьте сюда, – потребовал один из пиратов на английском языке.

Мы перешли в катер, а наша моторка была взята на буксир. Нас тут же обыскали и отобрали оружие. Впрочем, мы взяли в дорогу только пистолеты: я – браунинг Кейджа, Алварес – свой люгер. Жоам держался очень спокойно, и я старался во всем подражать ему. Надеясь при этом, что командир знает, что делает.

Катер двинулся к острову. Небритый, смахивающий на китайца тип, что держал на мушке Жоама, осведомился, какого дьявола тут надо всяким туристам.

– Допустим, не совсем туристы, – ответил Жоам. – А приехали мы в гости к вашему боссу. Вас разве не предупредили?

Небритый промолчал. Тем временем на узком пляже под скалой появились еще два джентльмена и тоже с автоматами. Катер причалил к берегу, и все по очереди вышли из него на сушу.

– Кого поймали? – спросил похожий на араба пират в высокой шляпе и бурнусе.

– Говорят, к нам в гости. Уверяют, что предупреждали. Себя назвать отказались, а вот пушку везут серьезную, даром что туристы.

– А ну, – потребовал пират в шляпе. Взвесив на руке люгер и мельком взглянув на браунинг, он почесал лоб, рассовал пистолеты по карманам (странный у него бурнус, однако) и подозвал нас к себе:

– Идемте со мной… А вы свободны, – обратился он к экипажу катера.

Пропустив Жоама и меня вперед, человек в шляпе пошел сзади, закинув автомат за спину.

Остров был весь изрезан и источен ходами, словно гигантский термитник. Внутри этих ходов горели тусклые электрические фонари. Пират шел молча, только время от времени бросал отрывисто: «направо» или «налево», и вскоре я совершенно перестал ориентироваться.

Вдруг впереди мелькнул солнечный свет, и мы вышли из подземного хода. Я увидел быстроходную морскую яхту средних размеров, которая стояла посреди залива, окруженного со всех сторон скалами. Казалось, будто яхта находится на маленьком озере.

По знаку сопровождающего мы поднялись на борт по скрипучему деревянному трапу и, спустившись с палубы по лестнице вниз, остановились у двери красного дерева с позолоченной ручкой. Пират два раза стукнул в дверь.

– Кто здесь? – послышался негромкий голос.

– Боол, – отозвался пират. – К вам двое парней, сэр.

– Ну, вперед тогда.

Открыв дверь, Боол пропустил нас вперед, сам вошел следом и прикрыл за собой дверь.

3а столом под затемненным иллюминатором сидел и стучал по клавиатуре ноутбука худощавый человек лет сорока пяти с интеллигентным лицом, обрамленным аккуратной бородкой. Одет он был в белую рубашку с явно арабским орнаментом, а на его носу блестели очки в металлической оправе; под носом обнаружилась тонкая ниточка усов. Сквозь стекла на меня смотрели глаза, которые могли бы принадлежать врачу или учителю, но никак не главарю банды пиратов.

– А-а, уважаемый анархист, – раздвинул губы в улыбке пират-интеллигент. – Давненько мы с тобой не виделись.

– Здравствуй, дорогой буканьер, – в тон ему сказал Жоам. – Действительно давно. Год, наверное, или два.

– Три, Жоам. – Последний раз ты обращался ко мне, когда заирцы обещали тебе БТР, но в последний момент почему-то решили, что он им нужнее.

– Да, и я помню, чем кончилось это дело.

– Дело действительно кончилось не очень красиво… Причем не по моей вине, Жоам. И ты должен это знать.

– Я знаю, Мусафар. Если бы я не доверял тебе, то не пришел к тебе снова.

– Значит, тебе снова понадобилось поставить на место заирцев? Хотя, странно. У них сейчас дела идут совсем плохо. Вот лет двадцать назад через устье проходили по пять, по десять судов ежедневно! А сейчас что… Такое впечатление, что порты Бома и Матади вымерли.

– Меня не интересуют порты Заира, – сказал Жоам.

– Есть и другие поблизости, – задумчиво произнес Мусафар. – Пуэнт-Нуар… Амбриш.

Алварес только усмехнулся.

– А, ну да… Зачем так далеко ходить? – проговорил пират. – Наверняка все значительно ближе.

Жоам покосился на маячившего возле двери Боола, но Мусафар сделал еле заметный успокаивающий жест рукой и сказал:

– Это тоже умирающий город. Там и порта как такового нет.

– Будет, – уверенно заявил Жоам.

– Вон что ты затеял на этот раз, – протянул пират. – Жирный кусок решил отхватить… Слушай, я хорошо знаю тебя, а ты обычно хорошо знаешь, что делаешь. Ты уверен, что это тебе по зубам?

– Уверен.

– Но предупреждаю, – тон Мусафара стал тверже алмаза, – на мою помощь можешь в этом случае не рассчитывать. Я не пойду войной на суверенное государство, даже на такое невразумительное. И никто из подобных мне не пойдет. Так что ты зря сюда приехал, если хотел предложить мне что-то похожее.

– Я не собирался просить тебя о такой помощи.

– Тогда что тебе нужно?

– Всего лишь вещь, за которую я могу хорошо заплатить.

– И что же именно?

– Катер. Боевой торпедный катер с полной оснасткой и вооружением.

В каюте повисло молчание.

– Не отрицаю, – произнес Мусафар наконец. – У меня есть и такие игрушки. Но продать его… Ты представляешь, сколько он стоит?.. И даже если я его вдруг продам, то вряд ли смогу быстро купить подобную вещь снова. Это, знаешь ли, не пулемет… И даже не ракета «Сайдуиндер».

– Тогда каким образом я мог бы получить этот катер?

Мусафар снял очки и принялся не спеша их протирать.

– Торпеды тоже денег стоят, – сказал он.

Жоам посмотрел на меня и подмигнул. Я начал догадываться, что затеял наш командир. И если это так – пять ему с плюсом за тактику и стратегию…

– Значит, – сказал Алварес, – варианты возможны?

Мусафар надел очки и посмотрел на нас, как смотрит врач на безнадежно больных пациентов.

– У меня появилось желание попросить вас прогуляться за борт.

– Вполне понятное желание, – спокойно ответил Жоам. – Но, ты пойми, Мусафар, у нас выбора вообще-то говоря, нет. Или мы покупаем у тебя катер, или… Словом, нам нет резона возвращаться от тебя с пустыми руками.

Мусафар забарабанил пальцами по столу, что-то прикидывая.

– Такие дела быстро не делаются, – сказал пират. – Катер не подготовлен, а за спешку тоже платить полагается. И за риск. За мой риск, разумеется. Если ты собрался штурмовать Руздану на торпедном катере, за последствия подобного безумия могу поплатиться я.

– Уверяю тебя, я не сумасшедший. Ты же меня на самом деле знаешь! Мне нужно только встретиться с парочкой судов в океане, и больше ничего.

В глазах Мусафара что-то мелькнуло.

– Кажется, я догадываюсь, за чем ты охотишься. Уж не те ли два корыта под флагами Гамбии, хотя даже дилетанту ясно, что это нигерийцы переделали старые британские яхты? Пришли вчера и встали в двадцати милях отсюда.

– Старые, говоришь? Совсем хлам?

– Не сказал бы так. Англичане умеют строить корабли, и делают их на века. В том числе и яхты. А нигерийцы, если прижмет, тоже умеют руками работать. Одна яхта – легкая добыча, транспорт. Другая утыкана пулеметами и пушками. Опасно. Топить будешь? Может, ты просто оплатишь мне работу? Мои люди сходят, сделают дело, предъявят доказательства…

– Ни в коем случае. Только захват.

– Ты не боишься попасть под международный трибунал?

– Нет. Во-первых, эти суда, сам говоришь, подняли чужие флаги. Во-вторых, победителей не судят.

– Ты рассчитываешь стать победителем?

– Да. Иначе какой смысл в нашей деятельности?

– Ты прав… Нравишься ты мне. Жаль будет, если тебя убьют… Но и катер мне тоже жаль. Не продам я его тебе. Но зафрахтовать, наверное, позволю. Потом вернешь. Как тебе такой расклад?

– Он великолепный, Мусафар, как восход солнца над оазисом.

– Это стихи, Жоам. А теперь поговорим прозой. Что ты мне предложишь за аренду катера?

– Один мой знакомый сказал: за деликатную работу – деликатную оплату.

– Я думаю, твой знакомый – достойный человек. Но мне нужны подробности. Я уже понял, наличных денег от тебя ждать, как всегда, бесполезно. Да и откуда они у солдата, правильно?

– Правильно. У меня есть такое предложение. Ты ведь занимался когда-то делами, после которых ветер мотает по Атлантике суда без экипажей, а где-то в Европе или Америке частные лица получают по почте письма с требованием передать заезжему коммивояжеру чемодан с зеленой капустой?

Мусафар скривился.

– Если я человек восточный, то это не значит, что нужно разводить подобное многословие. Да, я никогда не отказывался от того, чтобы получить выкуп за какого-нибудь идиота, пустившегося в плавание, вместо того, чтобы сидеть дома.

– Как насчет того, чтобы заполучить человек пятнадцать таких идиотов?

– Пятнадцать?

– Может быть, двадцать.

– Они у тебя?

– Пока нет. Но будут.

– Местные?

– Ни в коем случае. Настоящие белые.

– Португальцы?

– Янки.

– Ты страшный человек, Жоам.

– Да что ты… Я добрый и нежный, – проникновенно сказал мулат. – И знаю, что ты и сам почти такой же.

Марокканец негромко засмеялся. Алварес тоже усмехнулся. Но через несколько секунд веселые собеседники вновь превратились в деловых людей, готовых на многое, лишь бы добиться своих целей, которые, если честно, были выше моего понимания.

– Значит, так: с моей стороны – катер и две торпеды. Что надо еще?

– Исправный пулемет с тысячью патронов, а также суточный запас воды и топлива. Пушка есть?

– Пять неуправляемых снарядов. Это максимум, что я могу предложить. Пулемет спаренный. Веселая штука.

– Я всегда говорил, что с тобой, Мусафар, положительно приятно иметь дело, – слегка улыбнулся Жоам. – Особенно, когда вспоминаю, что ты с меня не требуешь предоплаты.

– Ну ты и вымогатель… Хорошо. Дня через три-четыре я, наверное, смогу все приготовить.

– У меня нет времени. Если сегодня ночью, в крайнем случае – завтра на рассвете, мы отсюда не выйдем, все пропало.

– Какой же ты все-таки нетерпеливый, Жоам. Учись у меня, я всегда могу ждать. Кстати, каковы сроки и способ передачи мне твоих американцев?

– День или два дня после возвращения катера. Способ такой: мы поддерживаем двустороннюю связь, и в один прекрасный час из залива выйдет транспорт, известный тебе. Мы встречаемся в открытом море, и передаем людей с борта на борт. У всех надежно завязаны глаза и связаны руки… Но за пару минут до пересадки желательно вылить в море пару бочонков репеллента против акул.

– Ты стараешься все предусмотреть… Тогда, Жоам, я хочу спросить тебя, как моряк моряка: ты умеешь управлять катером? Ты сможешь навести торпеду на цель и выстрелить, не промахнувшись? Наконец, ты сможешь найти дорогу назад?

Жоам усмехнулся.

– Скажу честно: мне это будет несколько затруднительно… Но вот этот человек, Эндрю, умеет управлять теплоходом. И штурманские навыки у него есть.

– А кто он?

– Я бы сказал так: профессиональный искатель приключений… На свою задницу, – добавил Жоам по-русски.

Мусафар повернулся ко мне:

– Скажите, Эндрю, где вы обучались навигации?

Хороший вопрос. Можно только догадываться, знает ли пират название далеко не самого морского города в России.

– Вентспилс, Латвия, – соврал я.

– Европа? Уже неплохо.

И Мусафар задал мне несколько вопросов, на которые я с большим трудом смог ответить. Во-первых, я многое подзабыл, если честно, во-вторых, знал далеко не все английские названия морских терминов. Пират вскоре понял, с кем имеет дело.

– И вы еще называете себя профессиональным искателем приключений. Дилетант вы, натуральный дилетант, черт бы вас побрал… На будущее, Жоам, будь дальновиднее, подбирая себе помощников. Сделаем так. С вами пойдет один из моих капитанов. С ним вы не заблудитесь. И мне будет спокойнее, потому что с вами, или без вас, а катер он приведет обратно… – Мусафар осклабился, затем обратился к Боолу: – Отведи этих смертников, имеющих наглость называть себя профессионалами, к Тардифу. Пусть к трем часам ночи полностью подготовит катер. И передай, что в половине четвертого утра я приду и проверю…

– Понял. Оружие им вернуть?

– Нет. Оставь. Утром сам принесу.

* * *

Торпедный катер западногерманской постройки времен «холодной войны» представлял собой зрелище не слишком уж впечатляющее, потому что был достаточно стар и потрепан. Несколько иллюминаторов было разбито, обшивка во многих местах пестрела грубо наложенными заплатами. На крыше рубки, хранившей следы давнего пожара, хищным стервятником устроился спаренный крупнокалиберный пулемет.

– Будем знакомы, – обратился к нам после нескольких слов Боола белый, но дочерна загорелый крепкий мужчина лет тридцати с черной повязкой через правый глаз, что придавало ему некоторое сходство с классическим типом пирата. Кроме плавок, на нем больше ничего надето не было. – Меня зовут Жан-Поль.

Жоам произнес несколько фраз по-французски. Месье Тардиф расплылся в улыбке.

– Очень хорошо… А ты, Боол, как всегда, с проверкой?

– Не совсем. Было сказано, чтоб к трем часам ночи транспорт был на ходу. Плюс торпеды и пулемет в рабочем состоянии. С этими двумя поедешь на дело.

– Вот так штука, – Жан-Поль почесал лоб. – За кем охота, если не секрет?

– Похоже, самозванцы.

– Неужели топить придется?

– Нет, обычный абордаж.

– Втроем?!

– Они тебе все объяснят. И помогать будут.

– Черт… Не желтуха, так понос… А комиссионные? – хмуро спросил Жан-Поль. – А кто мне даст потом новые боеприпасы? Ты, что ли?

– Все вопросы к самому. Он будет в половине четвертого, тогда и получишь полный инструктаж. А комиссионные будут такие, что тебе и не снились… Ну, бывай. Если вернешься, выпьем.

– С тобой пить-то… – проворчал Жан-Поль под нос. – Если меня на одной миле с тобой похоронят, я из могилы вылезу и отойду куда подальше… Ладно, черт с вами со всеми… Пошли, парни, со мной. Начнем грузиться… Учтите сразу: я не стрелок и не наводчик, зато таких рулевых, как я, на всем Гвинейском заливе всего два-три человека. А в Конго – так вообще я один, не считая Крисса, но он англичанин, а англичане все сволочи.

Рассуждая подобным образом, Тардиф повел нас к своим тайникам.

Грот, в котором стоял катер, был освещен все тем же тусклым светом. В углах грота было темно, Жан-Поль все время на что-то натыкался и вполголоса бросал ругательства.

* * *

… Без десяти три Жан-Поль спустился в машину и довольно быстро запустил двигатели. Катер затрясся мелкой дрожью, казалось, его колотит лихорадка. Затем француз вернулся на палубу, вытер ветошью руки и закурил.

Под крышей рубки горел только тусклый зеленый фонарь, толком ничего не освещая. Края палубы терялись в кромешной тьме. Ночь была безлунная, а от звезд, которые в этих краях казались громадными, как апельсины, толку, конечно же, не было никакого.

Мы с Жоамом сидели в рубке возле открытой двери. Алварес тоже курил, меня уже тошнило от здешнего табака. Я дико устал, помогая Жан-Полю снаряжать катер, мне до судорожной зевоты хотелось спать, но сейчас было не время расслабляться.

– Машина – зверь, – заявил Жан-Поль, входя в рубку. – Моторы отличные, не откажут, чего я не сказал бы про торпедные аппараты.

Он потянул какой-то рычаг… Раздалось шипение.

– Левый – отлично, – проговорил Жан-Поль и взялся за другой рычаг. Было тихо.

– А правый дурит. Плохо дело.

Появился Мусафар. Он вошел в рубку, отдал нам пистолеты и заговорил с Жан-Полем. Я слушал их вполуха, ничего не понимая, потому что разговор велся на непонятном мне языке, а может быть, на сленге.

Напоследок Мусафар пожелал удачи Жан-Полю, сухо кивнул нам и сошел с катера.

– Ну, с богом! – Жан-Поль встал за штурвал, включил радар и дал малый ход. Катер, гремя всеми своими частями, пополз из грота. Я бы не рискнул идти в полной темноте через узенький пролив, руководствуясь только изображением на круглом зеленом экране, но француз, надо полагать, не впервые выходил на охоту в ночную пору.

А ночь быстро уступала свои права дню. В четыре утра ярко заблестел горизонт со стороны африканского берега, к которому мы направлялись. Через несколько минут по глазам ударили первые солнечные лучи, а затем раскаленный диск, на который невозможно смотреть без риска обжечь сетчатку, быстро пополз по небосклону вверх, словно поднимаемый на канате.

Пять часов тридцать минут. Впереди показалась полоска земли. Тардиф, напяливший темные очки, уверенно вел катер по направлению к ней. Судно делало узлов тридцать, если не больше, и такая быстроходность радовала. Нигерийские яхты, как заверил Жан-Поль, вряд ли смогут разогнаться быстрее.

Шесть часов. На пустынном берегу, километрах в двух южнее Форт-Элвиша, катер встретили десять отборных бойцов из Тонга-Со. Полминуты восторженных воплей, и десятка вооруженных головорезов погрузилась на палубу катера. У каждого из них, кроме автомата, имелось по острой трехлапой «кошке» на свернутом капроновом тросе. Абордажные крючья… Жан-Поль дал малый назад, развернулся, и пошел обратно в море почти перпендикулярным курсом к берегу.

Семь часов. Мне стало понятно, что катер сделал большой полукруг с тем, чтобы подойти к нигерийским яхтам с севера. Маневр несколько наивный, но вполне понятный – если наши друзья и ожидают подвоха, то скорее, с южной стороны.

Восемь часов…

– Вижу два корабля, – негромко сказал Жан-Поль.

Я во все глаза смотрел вперед, но ничего не видел.

– Чуть правее, – проговорил француз.

Тогда я действительно заметил два пятнышка на горизонте. Жоам посмотрел в бинокль.

– Точно. Это они, – произнес он.

Мы втроем – Жан-Поль, Жоам и я – находились в рубке. Француз держал в руках штурвал, мулат стоял у пульта торпедного аппарата, я же с автоматом в руке осуществлял общую страховку. То есть, в случае непредвиденных обстоятельств, я должен остаться последним, кто будет защищать командира и капитана. Правда, Алварес был уверен, что до этого не дойдет. Еще в логове Мусафара он убедился в том, что в операции вполне можно обойтись без меня, и был даже готов высадить меня на берегу, но потом все же решил, что дополнительный стрелок – не помеха, а доберусь ли я в одиночку до лагеря – тот еще вопрос.

Троих бойцов Жоам оставил на баке – носовой части катера – под прикрытием металлического такелажа, двое («смертники», – прошептал Тардиф) полезли наверх, к пулемету, остальные пятеро спрятались за рубкой, ближе к корме.

Я высунулся на мостик и посмотрел, куда, в случае чего, прыгать, если катер, не дай бог, соберется пойти ко дну. И увидел такое, от чего все мысли о возможном купании мгновенно вылетели из головы со скоростью света. Метрах в тридцати параллельно нашему курсу, не сильно даже и отставая, зеленоватые волны разрезал слегка изогнутый громадный плавник.

Я толкнул Жан-Поля и показал пальцем в сторону эскорта.

– Тигровая, – благодушно произнес капитан. – Чует поживу, бестия…

Мне от такого благодушия стало еще тошнее, и я стал наблюдать за приближающимися яхтами. Вернее, это мы к ним приближались, а те стояли на якорях. Обе трехпалубные, метров по сорок в длину, каждая водоизмещением (по моим прикидкам) не больше пятисот тонн. Обводы довольно изящные, но покраска давнишняя, а сквозь когда-то белый колер просвечивает зеленая грунтовка и рыжая ржавчина. Несколько минут – и я прочел названия: та, которая погрязнее, с выбитыми стеклами иллюминаторов, называлась «Джерико» («Иерихон»), другая, что чуть посвежее, но с подозрительными чехлами на каких-то предметах, установленных на палубах, носила имя «Гил». Что это означает в переводе с английского, я так и не вспомнил.

На «Гиле» заметили катер, но приняли его, похоже, за военное судно, и начали что-то сигналить. Вскоре, правда, там догадались, что происходит неладное, один из чехлов был сорван, и с борта теплохода затарахтела пулеметная очередь.

И тут на крыше рубки загрохотала спарка. Мне показалось, что пули сметают с палубы парохода людей, собравшихся возле фальшборта.

Застучали и автоматные очереди. Жан-Поль, весь моментально взмокший от напряжения, с каменно-неподвижным лицом, остановил винты и дал задний ход.

Пули с визгом отскакивали от палубы катера, одна из них пробила стекло в рубке, и стремительным шершнем прожужжала мимо моего уха.

На «Джерико» тоже не остались безучастными. Правда, активное содействие команде «Гила» оказывал только один человек, облаченный в светлый костюм и пробковый шлем. В руках у него подпрыгивал автомат, кажется, «Узи». Прочие же члены экипажа предпочли роль зрителей.

Жан-Поль, бормоча сквозь зубы неизвестные мне французские слова, выключил задний ход и застопорил двигатели, установив катер так, что его нос смотрел точно в борт «Гилу».