Под чужим именем

Я дал ход, и в этот момент через переезд, не огороженный шлагбаумом, попер здоровенный самосвал «магирус». Я остановился, ожидая, когда он проедет, но дурацкая машина перегородила путь и остановилась. Я про себя ругнулся, вылез на мостик и заорал:

– Давай, съезжай! Я же тебя не могу объехать!

– Погоди, парень, – сказал рядом кто-то. – Заправь мою машину.

– Какую? – Я свесился вниз.

– Вон ту. – Неизвестный мужик показал мне пальцем на тихо подъехавшую «тойоту». И не какую-нибудь, а «лэнд крузер». И, кроме всего прочего, с очень знакомым номером.

Я приготовился было спрыгнуть вниз, врезать мужику по морде, а затем дать деру через парк депо – пусть-ка попрыгают за мной по путям. Но было поздно. На мостике недалеко от меня уже стоял не кто иной, как мой хороший знакомый по имени Сергей Юрьевич. И он держал в руке не менее хорошо знакомый пистолет, ствол которого смотрел в мое брюхо.

– Все, парень, – спокойно и очень серьезно сказал Сергей Юрьевич. – Слезай, приехали. Конечная станция.

8. В рабстве

В душном сарай-браке, слепленном, кажется, из глины пополам с навозом, сидя на жестких нарах, я тупо глядел в одну точку. Все. Допрыгался. Вот вам ваши миллионы, господин будущий генеральный директор. Будущий генеральный покойник…

Впрочем, я им еще нужен. Сергей Юрьевич, который, как оказалось, отзывается на кличку «Партизан», угрожая «пушкой», экспроприировал все мои нажитые непосильным трудом деньги, завязал мне глаза и, пока мы ехали, я был вынужден терпеть на физиономии эту дурацкую повязку.

Меня, правда, это немного обнадеживало – раз завязали глаза, значит, наверное, не убьют. Но это скорее всего, будет зависеть от того, к каким результатам приведет беседа, которая наверняка скоро состоится – у меня уже заранее чесались скулы и ныли челюсти.

Ехали мы почти в полном молчании. Партизан ко мне не обращался, я ему вопросов тоже не задавал. И без того ясно – я влип, как банан в рукомойник. А все из-за жадности – нечего было тянуть с этой соляркой. Поэтому нет никакой необходимости сетовать на судьбу – в таких случаях доктор Геббельс говаривал: «Вы сами хотели тотальной войны»…

Лязгнул засов. Со скрипом отворилась тяжелая дверь, и в помещение ворвался яркий солнечный свет, сразу же загороженный фигурами Партизана и еще троих. Двое из них – юноши красоты неописуемой, местный аналог наших кожано-адидасовых, еще один – тот самый, что просил заправить ему машину. Национальность не разобрать. Элегантный такой дядя, вроде Партизана, но постройнее и помоложе. С большими усами.

– Ну, что с ним делать будем? – спросил он у Партизана.

На меня они почти и не смотрели, ведь я для них – как насекомое в коллекции, улететь булавка мешает. Осталось только прицепить рядом этикетку: «Жук обыкновенный. Пойман в солярке». А еще лучше – выбросить за ненадобностью. Надо полагать, экземпляр отнюдь не уникальный.

– Работать, – ответил Партизан, нехорошо ухмыляясь.

– Но это он? Точно? Я тебя последний раз спрашиваю!

– Конечно, он! Сколько можно…

– Тогда почему он за столько дней никуда не смылся?

– Откуда я знаю? – Партизан начал закипать. – Для чего мы, по-твоему, привезли его сюда?.. Разберемся, думаю.

– Тогда побеседуем с парнем? А?.. – Усач перевел взгляд на меня.

– Только не сейчас, – заявил Партизан. – Я с ним сейчас не смогу разговаривать. Я его, гад буду, придушу, как шакала! – С Партизана вдруг слетела вся его респектабельность, и он стал напоминать некоторых моих бывших докеров с соответствующим прошлым.

– Тогда что?

– Слушай, Доктор, давай вечерком. А то он, по-моему, все еще думает, что мы шутим.

Усатый Доктор фыркнул. Партизан продолжил:

– Путь пока с ним твои побеседуют. А то он парень совсем невоспитанный.

Доктор пожал плечами.

– Ладно, – сказал он вполне равнодушно и бросил что-то своим «торпедам». Мне стало, мягко говоря, не по себе.

Партизан с Доктором не спеша удалились. Со мной они не попрощались, я с ними, разумеется, тоже.

Зато остались двое других. Это плохо.

– Э, ты! Сюда иди!.. Э-ээ! Куда, на х'?!..

Очень плохо.

* * *

От жары пот с нас тек градом. С меня – точно, да и с Партизана – тоже. Доктору, похоже, на жару было наплевать, так же как и «торпедам», что сидели в углу и рассматривали свои когти.

Мы находились в том же бараке: я – на нарах, Партизан и Доктор – на притащенных откуда-то корявых табуретах, а «торпеды» – просто на корточках возле двери. Поддерживая руками свою опухшую после дневной беседы физиономию, я отвечал на вопросы, которые задавал в основном доктор. При этом я старался отвечать по возможности честно, но это мне, к сожалению, не всегда удавалось.

– Ладно, парень, – сказал Доктор устало. – Ты вконец заврался и понять не можешь того, что тут убивали за меньшее. За много меньшее. Это до тебя еще не дошло?

Я киваю. До меня это действительно дошло.

– Тогда где вагон?! – заорал вдруг Партизан, налившись вмиг кровью. Доктор сделал успокаивающий жест, но Партизан никак не мог уняться: – Мы тут весь город из-за тебя вверх дном перевернули, а ты…

– Заткнись, – тихо сказал ему Доктор. – Разберемся… Значит, тебя все же зовут Рифат?

– Да.

– Фамилия?

– Шигапов.

Партизан только взрыкнул.

– Не врешь? – с подозрением спросил Доктор.

– Нет.

– Умно. Где документы, вещи?

– На заводе.

– Так. А теперь расскажи, что у тебя за дела с вояками…

– Да не об этом все! – снова задергался Партизан. – Вагон, вагон – вот что важно!

Доктор устало вздохнул.

– Вся эта эпопея с вагонами, Партизан, очень дурно пахнет, как говорят за бугром. Смердит. Понимаешь?.. (Партизан слегка скис.) Я верю этому придурку, потому что он хоть и выдавал себя за пес знает кого, но вагон не подстегивал. За такие дела убивают, и он это знает.

Тут до меня дошло кое-что еще.

– Видимо, произошла ошибка, – сказал я. – Просто я отцепил на разъезде не тот вагон.

– За такие ошибки, – произнес Партизан зловеще, – знаешь, что делают?

– В прошлом году, – равнодушно сказал Доктор, – за похожую вещь виновного утопили живьем в азотной кислоте.

Мне стало дурно, однако я продолжил:

– Остальные вагоны находятся в известной вам войсковой части. В большом ангаре. Наверняка среди них и тот, что вам нужен.

Доктор с Партизаном переглянулись.

– Кто проверял? – спросил Доктор.

– Как кто? Желудь со своими…

– Идиоты, – зашипел Доктор. – Головы отрывать за это…

– Тогда какого черта сидим?

– Верно. – Доктор встал, вслед за ним поднялся Партизан, и все, кроме меня, направились к выходу.

– А ты, парень, – уже от самой двери обратился ко мне Доктор, – подумай еще немного. У нас тут неподалеку имеется небольшая химическая лаборатория, там наши телохранители часами могут наблюдать, как человеческий организм вступает в реакцию с кислотами и щелочами… Очень интересное занятие…

С этими словами Доктор удалился, закрыл за собой дверь, и я услышал грохот засова.

Я подтащил табурет, на котором недавно сидел Доктор, к узкому окошку, вернее, к щели под низким потолком, залез на него и начал внимательно разглядывать местность.

В живописном краю, однако, я очутился. Широкая долина, окруженная высокими скалами, покрыта бело-зеленым ковром цветов. Там и сям видны скрюченные фигуры людей. Что это они делают? И что это за цветы такие?

Я слез с табурета, взял эмалированное ведро и сделал несколько глотков теплой воды, отдающей какой-то дезинфицирующей пакостью. Ладно, хоть жаждой не морят… Но кормить явно не собираются. А зачем? Найдут они свой чертов вагон, и меня можно списывать за ненадобностью…

Стараясь выбросить из головы картины, которые мое воображение немедленно мне нарисовало, я начал мерять шагами свою комнату-камеру. Я проанализировал все происшедшее со мной и пришел к выводу, что приключение должно закончиться для меня довольно печально.

* * *

На следующий день я был разбужен рано утром, накормлен черствой лепешкой и извлечен из барака на свежий воздух.

– Так, слущай, – сказал «торпеда». – Нехер тебе дурак валять. Понял, да? У нас тут все такие жьэ чорты, как ты, работают…

У «торпеды» на груди висел укороченный автомат, похоже, «Узи». Да и кулачища у него были побольше, чем у тех, с которыми я познакомился вчера. Однако я попытался спорить, и в результате оказался в горизонтальном положении.

«Торпеда» направил на меня автомат.

– Вставай.

Я встал и пошел к небольшой толпе оборванцев с тупыми угрюмыми рожами. Они все держали в руках лопаты и кирки, а сопровождал их другой «торпеда» и тоже с автоматом, только с укороченной моделью «калашникова».

Я был почти уверен, что в меня стрелять тут никто не станет, но также понимал, что измордовать человека этим гориллам ничего не стоит. В душе у меня все кипело, но злился я еще и на себя, поскольку понимал, что я вовсе не так крут, как это мне иногда думалось раньше. Совсем не крут.

Я посмотрел по сторонам, опасаясь увидеть ту самую «химическую лабораторию». Здесь стояли несколько бараков, сложенных их того же глиняно-кизячного, очень, скажу, крепкого материала – видимо, для охраны и… рабов. Один домик выглядел посимпатичнее, имел даже занавески на окнах – это наверное, что-то вроде офиса. Два автоприцепа-цистерны, видимо, с водой. Полевая кухня. И все. А вокруг – белый маковый ковер, занимающий всю долину, до самых гор на горизонте, куда ни глянь. «Золотой треугольник», черт побери…

«Торпеды» вручили мне лопату, и я с другими товарищами по несчастью побрел к фронту работ – здесь для чего-то рылась значительных размеров траншея.

Я воткнул лопату в землю. Меня всего трясло от злости и – признаюсь – от страха. Если уж я умудрился попасть в рабство к кавказской мафии, то, наверное, так рабом и сдохну… И Танька ничего не узнает – Андрей Маскаев пропал в командировке без вести…

– Щевелитесь, суки! – взревывал иногда по-русски охранник. Рабы даже не огрызались – видимо, их отучили и от этого… Несмотря ни на что, мне стало интересно, каким образом они тут очутились. Создавая видимость усиленной работы, я попробовал обратиться к некоторым из грязных до отвращения личностей. Те лишь что-то бормотали на своем языке, и я отказался от попыток разговорить их; похоже, тут никто не знает русского. Поговорить с «торпедой»? Он-то знает… Ишь, расселся – на коленях автомат, в зубах сигарета. Последний герой боевика. Я на момент остановился и крикнул ему:

– Дай закурить!

Тот ошарашено уставился в траншею – видимо, такого он еще здесь не слышал. Впрочем, это не помешало ему подойти и больно пнуть меня в грудь:

– Курыть врэдно! – И заржать при этом.

Я зло сплюнул и продолжил работать, стараясь не думать о том, что будет, если я шарахну «торпеду» лопатой. Взрыв наверняка будет знатный, и я могу его не пережить.

Жарило солнце…

* * *

К полудню жара стала просто невыносимой – некоторые из землекопов начали валиться с ног. Я серьезно забеспокоился, не схвачу ли тут тепловой удар, когда вдруг раздались частые удары в рельс.

Те, кто мог самостоятельно передвигаться, принялись выползать из траншеи. Я немного замешкался, и «торпеда», уже, кстати, другой, остановил меня и еще троих, ткнув пальцем в траншею и что-то сказав на местном наречии.

– Вот этих витаскивай, – добавил он для меня.

С одним мужиком мы взяли на руки и за ноги валяющегося на дне траншеи в обмороке. Я заметил, что тот только прикидывался, и намеренно стукнул его головой о край траншеи.

– Дерьмо собачье, – тихо выругался симулянт.

Ого! Не понимающие по-русски так ругаться не умеют – в крайнем случае они знают только русский мат.

– Не дрыгайся, – так же негромко сказал я, – думая, что мне наконец повезло. – Я поговорить с тобой хочу.

Тот приоткрыл один глаз, который у него оказался пронзительного голубого цвета. Видимо, парень русский, У аборигенов голубые глаза – редкость.

– Надо – поговорим, – пробормотал он, пока его укладывали на землю. В этот момент «торпеда» подтащил ведро воды и вылил его на обоих лежащих. Те сразу же стали плеваться и фыркать, после чего, кряхтя, встали… Притворщик подошел ко мне и мы, чуть приотстав от остальных, двинулись в сторону бараков.

– Ты новенький? – спросил меня голубоглазый.

Я кивнул… Черт с ним, отвечу на его вопросы, потом сам буду задавать.

– Где тебя взяли?

– Торговал соляркой, – лаконично ответил я.

– Не понял. Они же торгашей не хватают… Или ты накосячил?

Я вкратце рассказал свою историю, при этом сохраняя инкогнито.

– Неплохо накосячил, – сказал мой собеседник. – У меня похожая беда…

Тем временем мы вошли в общий барак. Внутри такая же температура, но хоть не жарит сверху.

– Меня зовут Анатолий, – сказал этот парень. – Можно Толя. Я летчик. Возил для них кое-что, кое-кого и кое-куда. И по независящим от меня причинам привез одного деятеля не в то место. А он исчез. Теперь его ищут, и уже целый месяц. Я очень надеюсь на то, что его не найдут…

– Почему?

У Толи глаза полезли на лоб.

– Как почему? Да как только его найдут, меня – куик! – Толя изобразил характерный жест. – И то же будет с тобой, когда они найдут твой вагон.

У меня свело в животе и чуть ниже.

– А пока мы здесь вместе с этими. – Толя обвел рукой сидящих на нарах аборигенов. – Этих они просто крадут.

– Смыться не пытался?

– Куда и на чем? – вопросом на вопрос ответил Толя. – Бежать невозможно. Единственная дорога из долины простреливается. А без дороги – это лезть через ущелья. Слишком утомительный способ самоубийства. Мы замолчали. Снаружи донесся странный шум, и сидящие в бараке рабы начали суетиться.

– Ага! – сказал Толя. – Обед тащат. Сейчас нас будут кормить. Как свиней. Из корыта. Хрю-хрю-хрю.

Я недоверчиво усмехнулся, но вскоре убедился, что Толя прав. Нам действительно пришлось жрать, как свиньям, с той лишь разницей, что мы все-таки могли помогать себе руками.

* * *

Вдвоем, оказывается, значительно легче переносить тяготы каторжной жизни. На следующий день после изнурительной работы в траншее и скудного ужина мы с Толей забились в угол барака, выклянчили у одного охранника, что был подобрее, сигарету и начали перебирать возможные способы побега. Мы решили, что вдвоем можно попробовать рискнуть.

Неожиданно в барак ввалились двое «торпед», и один из них рявкнул:

– Шигапов, виходи!

Никто не шевельнулся. «Торпеда» рявкнул вторично, и тут мне вспомнилось, что Шигапов – это я. Черт возьми, если я буду так часто менять фамилии, то плохо кончу.

Я встал, подошел к «торпедам», не ожидая ничего хорошего. Они подтолкнули меня к выходу, и я увидел недалеко от барака два автомобиля. Знакомая «тойота» стояла рядом с дверью, ведущей в мою одиночку. Доктор с Партизаном были тут же. Чуть поодаль виднелась еще одна тачка белого цвета, кажется, «мицубиси-паджеро». В ней кто-то сидел, но из-за бьющего в глаза заходившего солнца я не смог хорошо его разглядеть. Бандиты махнули мне, и мы вместе направились в «офис».

Обстановка внутри была весьма спартанской, но получше, чем в бараках. «Торпеды» на этот раз остались снаружи, а мы уселись на табуреты, расставленные вокруг старого хромого стола.

– Ну, Рифат, тебе опять не повезло, – сказал Доктор. – Мы нашли эти вагоны, и в них совсем не то, что нам нужно. Объясни ситуацию.

Я плохо себе представлял, что им нужно. Мне явно надо было пошевелить мозговой извилиной, а это было для меня сейчас непосильной задачей.

– Попробую сообразить, – сказал я.

– Попробуй, попробуй, – закивал Партизан. – Только недолго.

Я прокрутил в голове всю свою вагонную эпопею, но светлые мысли у меня так и не появились.

– Дело в том, что на разъезде я вскрывал все вагоны, и в каждом, кроме мешков с каустиком, ничего не было, – сказал я, надеясь протянуть еще немного времени.

– Тогда какого хера ты врал, что сода находится в вагоне?! – закричал Партизан.

– Я не врал, – сказал я. – Сода была во всех вагонах…

– Ты чего нам тут мули пихаешь? – Теперь уже и Доктор начал по-настоящему злиться. – Ни в одном вагоне не было соды!

– Как так? – Я по-прежнему ничего не понимал. Здорово, видать, я здесь отупел.

– А вот так! Во всех вагонах, – заговорил Партизан, размахивая рукой перед моим носом, – кроме каустика, ничего не было!

– Правильно, – сказал я. – Во всех вагонах был каустик, он же – каустическая сода. Он же – гранкаустик, он же – едкий натр, он же – гидрооксид натрия, он же…

Партизан изо всех сил треснул меня по лицу. Я чуть было не свалился со стула.

– Ублюдок! – зарычал он.

– Успокойся, ты! – сказал Доктор Партизану. – Вот и все. Теперь я все понял.

– Что ты понял?!

– То, что этот придурок вообще ни при чем.

– Тогда где товар?

– На заводе, где же еще? – спокойно сказал Доктор.

– Ты хочешь сказать, что он его с завода не вывез?

– Конечно. Ты же сам слышал, что он и эти-то вагоны вывез случайно. Если бы они не были сцеплены с тепловозом, то остались бы на заводе. Вся суматоха началась только из-за того, что этот козел, – Доктор кивнул в мою сторону, – решил почему-то воспользоваться чужими документами. А ты, как последний лох, купился… Мне же сдается, что он даже и не Шигапов…

– О Господи! – застонал Партизан. – Значит, вагон остался т а м?! Значит, товар накрылся?! Так, что ли?!

– Ну да, так! – тут закричал и Доктор.

– Но это же конец! Ты понимаешь? От завода камня на камне не осталось! Из-за него уже и в городе все передохли!

– Ну что поделаешь, – сказал Доктор уже спокойнее. – Я вывернусь. А вот ты – не знаю.

Партизан уставился на меня пустыми глазами, потом достал из кармана свою неизменную пушку и наставил на меня.

– Я сейчас убью этого шакала. Прямо сейчас, – произнес он тусклым, безжизненным голосом.

9. Взять заложника

После разговора в «офисе» я долго приходил в себя, стоя у нашего общего барака, из двери которого доносилось уже почти привычное зловоние. Успокаивая нервы, я думал о том, что очень хочу домой. К моей Таньке. Туда, где нет такой страшной жары, где не убивают массами людей, где нет такого неприкрытого рабства и беспредела… Есть ли такие места на свете, или это только моя фантазия?.. Есть. Есть, черт побери, на свете такие места. Россия. Сибирь. И я вернусь туда. Я должен вернуться.

… Тихо подошел Толя и поманил меня пальцем.

– Что случилось? – спросил я.

– Слушай, я кое-что сейчас тебе сообщу, – сказал он и зыркнул по сторонам. Его хитрые голубые глаза блестели на грязном, заросшем дикой щетиной лице.

– Ну, что?

– Короче, можно купить одну из горилл, – сказал наконец он. – Тот тип, у которого я стрельнул сигаретку, хочет рвать отсюда когти.

– Откуда ты знаешь?

– Я за ним наблюдал. Он хотел угнать машину.

– Погоди. Как – угнать?

– Короче, слушай. Когда тебя отвели в домик, я видел, как эта горилла глядела на тачки. В «мицубиси» уже кто-то был, а когда туда сел Партизан и они уехали, этот мордоворот подскочил к «тойоте» и давай ее обнюхивать. И так, и этак. Потом его спугнули другие гориллы, а к этому я подошел позже и говорю: надо бы друг другу помочь. Он сперва начал дергаться, а потом и говорит: гони сто баксов, и поедем. Я ему: откуда такие деньги здесь? А он: в городе найдешь, если доберемся. И попробуй не найди… Усек?

– Еще бы! Хотя, знаешь, по-моему, это провокация.

– Почему?

– Очень уж дешево. Ну что такое сотня баксов?

– А ты знаешь, насколько доллар здесь ценится выше, чем в России?.. То-то… Ну, что еще?

– А какого черта ему вообще удирать отсюда? Ведь он вроде бы при деле… А убежит, да вдруг поймают…

– А ты что, не знаешь, кто все эти гориллы? Это такие же рабы, только с оружием. Их потому и называют «торпедами». Понимаешь, они все где-то накосячили, может, завалили кого-то не того, и вот… Отрабатывают здесь бессрочное, так сказать, наказание. Не знал, да?.. А Партизан…

– Погоди. Меня же Партизан чуть не пристрелил. Доктор, правда, его успокоил… Но чувствую, это только отсрочка.

– Нашли твой вагон?

– Во всяком случае, разобрались, где он.

– И что?

– Он остался на заводе. А завод, как я понял из беседы с бандюгами, приказал долго жить… То ли взорвался окончательно, то ли еще что, но отрава с него дошла до города…

– Ух, черт… Но, я думаю, это не так страшно. Главное – вырваться отсюда. Считай, что это вполне реально. Днем нам с гориллой поговорить не удалось, а вот завтра надо попробовать обсудить все детали.

– Ты сам с ним говорить будешь? Один на один? – Этот вопрос я задал очень даже намеренно.

– Не обязательно. Лучше нам всем втроем собраться. Только осторожно – Доктор-то сейчас постоянно здесь.

– Ну да. – Мне стало легче. Похоже, Толя, по крайней мере, сам не провокатор. – Кстати, о Докторе. Он играет роль «доброго следователя», если это определение годится для махрового жулика. Когда Партизан ушел, он угощал меня классными сигаретами и обещал отправить домой. Поскольку я им стал не нужен.

– Конечно! Им легче отправить тебя к чертовой бабушке, чем домой. Удивительно, что ты еще жив. Тем более, что ты видел ихние плантации – а такие секреты чужим знать не положено.

– Еще бы! Мак – дело серьезное!..

– Настоящий опийный, обрати внимание. Белый. Красный по сравнению с ним – игрушки… Да, вот что. Если в городе большая авария, как мы достанем деньги? С «торпедами» шутки плохи…

– Ничего. У меня есть сто баксов, – сказал я торжествующе.

– Здесь? Врешь!

– Я их на всякий случай зашил в штаны. Причем, эти доллары принадлежат не кому-нибудь, а самому Партизану. – Я вкратце рассказал о происшедшем в домике на разъезде, но без особых подробностей. Толя усмехнулся.

– Ну, ты даешь! Здорово!

– Ага, здорово… – Тут я вспомнил еще кое-что. – А ты не видел, кто сидел в «мицубиси»?

– Какой-то парень. По-моему, местный.

– Местный, говоришь?.. – Тут я враз решил вести себя с Толиком поосторожнее – до меня дошло, что бывший летчик пытается врать… Что это – часть игры, в которой мне отведена важная роль? Или примитивная провокация? Но с какой целью?.. А если я ошибаюсь опять?..

* * *

«Торпеда», которого назавтра привел к бараку Толя, оказался средних размеров смуглянином с недобрыми, чуть раскосыми глазами, смотревшими на нас с недоверием. Смуглянин, отрекомендовавшийся Курметом, крепко держал свой «Узи» и, слушая Толю, наверняка прикидывал, не пристрелить ли нас обоих сразу.

– И, короче, слущайте, – наконец начал он, приняв решение. – Доктора я беру на себя. Дело в том, что без него или Партизана ч-щерез кордон мы не проедем. Нас там перестреляют как этих… как зайцов. Знач-щит, его нужьно брать с собой.

– Ты хочешь его захватить? – спросил я.

– Да, да, конеч-щно! Завтра жьэ ночью… если никто не приедет…

– А остальные охранники? – спросил Толя. – Тут же все просматривается. И у домика постоянно кто-нибудь торчит.

Курмет оскалился.

– Завтра ночью у домика торчу я, – заявил он.

– Тогда уже лучше, – сказал Толя.

– Я войду туда, – продолжил Курмет, – направлю на него автомат, и ему – делать неч-щего, придется идти. Затэм мы садимся в мащину, он – за руль, я – сзади. Подъезжаем к бараку, вы влетаете и садитесь тожьэ. Ты, – он ткнул пальцем в меня, – рядом с Доктором, ты – показал на Толю, – рядом со мной. Если Партизан не приедет на другой мащине, удерем.

– По рации на кордон не сообщат? – поинтересовался я, про себя думая, что у Курмета башка варит.

– А она в домике. Я ее сломаю.

Я, если честно, не приметил, где там находится рация, но посчитал, что Курмету нет смысла про это врать.

– Кроме того, – продолжал «торпеда», – с нами будет Доктор. Это – заложьник.

– Где гарантия, – поинтересовался Толя в открытую, – что ты не смоешься с Доктором вдвоем, без нас?

– А почему я должен так делать? – спросил Курмет и по-восточному красочно начал расписывать, как ему надоело жить среди этих мерзавцев, и что он никогда не подставлял и не подставит своих товарищей…. После того, как мы обсудили еще ряд моментов, Курмет удалился.

Я решил, что план побега хорош, но… Сомнения никак не отступали. Мне по-прежнему не давал покоя некто в «мицубиси» – кажется, я его уже видел не так давно. Во всяком случае, это был явно не кавказец и не азиат. Неужели все-таки Толя с Курметом втягивают меня в непонятную игру?.. Но выбора нет – оставаться здесь я не хочу. И не могу.

* * *

На следующий день, поздно вечером, бормоча что-то на непонятном языке, возможно, ругаясь, несчастные рабы от наркобизнеса полезли на свои нары. Это, как мне казалось, уже были не люди, а просто живые машины, придатки к маковым плантациям. Интересно, в Колумбии и Таиланде происходит такое же варварство, или на это способна только мафия бывшего Советского Союза? Если мне удастся смыться, я нажму на все рычаги, но добьюсь того, чтобы сюда примчались какие-нибудь агенты по борьбе с организованной преступностью. Слишком уж страшным был этот барак, чтобы я смог забыть его и потом жить спокойно…