Под чужим именем

Курмет заревел как динозавр, перехватил «Узи» за ствол и бросился на меня. Но я по-прежнему не мог выстрелить и вместо этого просто дал стрекача. Он же, недолго думая, метнул вслед мне нож и едва не попал. Я отскочил в сторону, а Курмет, как птица, взлетел в кузов и сорвал с одного из трупов автомат.

И тут я как будто со стороны начал воспринимать окружающее. Вот я вижу стоящего в кузове бандита с «калашниковым» – на лице его уже явно читается торжество. А вот внизу инженер Андрей Маскаев, оборванный, грязный, занесенный в мертвый город злым случаем и собственной жадностью. В руке он держит пистолет, столь же для него уместный, сколь микроскоп для неандертальца, и на лице его написан смертельный ужас.

Время словно замедлилось. Секунды стали растягиваться в минуты; медленно, страшно медленно левая рука Андрея обхватила запястье правой, и переставший дрожать пистолет поднялся и уставился на стоящего в кузове Курмета.

А тот тем временем уже снял автомат с предохранителя, передернул затвор и навел ствол на стоящего внизу инженера Маскаева, уверенный в том, что выстрелить тот так и не сможет.

Но выстрел снизу прозвучал. Прозвучал на миг раньше, чем хлестнувшая сверху очередь. Пистолетная пуля ударила «торпеду» в лицо. Брызнули зубы, от крови моментально покраснели челюсти. Бандит пошатнулся и, стреляя куда попало, рухнул на дно кузова.

Одна из пуль, выпущенных Курметом, шваркнула Андрея по ребру. Он тоже покачнулся, метнулся в сторону и еще два раза выстрелил в падающего Курмета.

И тогда время снова стало нормальным. Я вернулся в себя, с легким удивлением отмечая, что еще жив. Но у меня страшно жгло левый бок, рубашка и куртка быстро набухали кровью.

Я стоял, прижавшись к кабине грузовика, и ждал. Курмет не появлялся. Я был уверен, что попал в него минимум дважды, но – кто знает? Я вскарабкался на подножку кабины и с опаской заглянул в кузов.

Курмет лежал там, повалившись на трупы погибших солдат. Лицо его превратилось в кровавую маску смерти, и на нее уже садились мухи.

Ладно. Я сделал это. И, садясь в машину, вдруг понял, что с этими выстрелами, с этими пулями, которые я выпустил сегодня, я выпустил и какую-то часть самого себя. За одну секунду я стал другим и, похоже, надолго. А, вероятнее всего, навсегда.

* * *

Толя был пьян. Он лежал на койке, разинув рот и храпя, под койкой валялись пустые бутылки. Чтобы летчик не захлебнулся, чего доброго, собственной блевотиной, я перевернул его на живот. Толя, кажется, и не почувствовал этого.

Я прошел в ванную, открыл аптечку и достал оттуда бинт и зеленку. Повернул кран – так и есть, воды не было. Ну, это не беда.

Я вернулся в комнату и вытащил из-под стола ящики с водкой – бутылок было еще больше десятка. Утащив ящик в ванную, я разделся, забрался в чугунную лохань и, открывая бутылки, принялся поливать себя водкой, тщательно смывая многодневную грязь и вопя при этом от жгучей боли в ране. Если я вернусь домой, то при случае вспомню и этот эпизод: не каждому доводилось принимать водочный душ.

Я, как умел, обработал рану, переоделся в чистое белье и новый джинсовый костюм, украденный мною из соответствующего магазина; на свежие носки натянул новые кроссовки «Рибок» – чего уж мелочиться – и посмотрел на себя в зеркало. Сойдет. Рожа, правда, та еще, но на бича я сейчас уже не походил.

Спустившись вниз, я сел в машину и посмотрел на часы – почти четыре. Надо спешить. Иначе может быть поздно – я не забывал о том, что послезавтра город откроют, и уцелевшие жители начнут возвращаться обратно. А с ними придут омоновцы, добровольные дружинники и похоронщики – у них будет много работы. Следовательно, из города надо смываться завтра утром или днем. В крайнем случае – вечером. И я уже знал, как это произойдет.

12. «Сода»

До тепловоза я добрался как нельзя более вовремя – двигатель «тойоты» допивал последние капли солярки.

Я заправил машину, отогнал ее в сторону и вернулся к локомотиву, таща с собой противогаз, ОЗК и монтировку. Побросав всю эту кладь в кабину, я запустил двигатель.

Мотор тепловоза заработал. Горючего в баке осталось не очень много, но до завода и обратно должно было хватить с лихвой.

Я дал ход и, сделав несколько попыток, сдвинул «Магирус» с переезда – завести самосвал я а пробовал, но не смог. Затем добрался до путей станции, перевел несколько стрелок и, набирая скорость, поехал по прямой дороге к химическому заводу – мне совсем не хотелось проезжать мимо 25-го разъезда.

Чем ближе я подбирался к развилке, тем сильнее становился жуткий запах. Пахло одновременно самыми вонючими кислотами – соляной и уксусной, хлором, фенолом, еще какими-то гадостями… Гарью тоже пахло. Я переехал через ущелье, которое уже один раз проезжал, только по другому мосту, и обратил внимание на широкий ручей грязного желто-рыжего цвета, текущий со стороны завода и падающий в каньон, на дне которого змеилась бурная речка. Интересно, в какое море она впадает? В какое место она вынесет всю эту гадость? Наверняка, по закону подлости, рядом с самым посещаемым курортным пляжем…

Сооружения разъезда отсюда не были видны – они скрывались за холмами. Если и там воняет так же, мне бояться нечего – на разъезде наверняка никого нет.

После развилки запах стал почти непереносимым, я сбросил скорость километров до пятнадцати и полез в противогазную сумку. Так, штука достаточно современная – коробка крепится прямо на маску. Сейчас мы ее наденем…

Бац! Лязг! Трах! Со страшным грохотом тепловоз во что-то врезался. Меня швырнуло на рычаги управления, и от боли потемнело в глазах. Я стал судорожно нащупывать рукоятку тормоза – тепловоз, немного подергавшись, продолжил движение, и его надо было немедленно останавливать.

Что я и сделал. Потирая ушибленные места и ругаясь в резиновую маску, отчего сразу же запотели стекла, я вышел на мостик, чтобы посмотреть, какое препятствие встретилось мне на пути.

Н-да. Препятствием эту штуку можно было назвать только с большой натяжкой. Хотя, конечно, с такой скоростью не стоило к нему подходить.

К тепловозу прицепился вагон – обычный товарный вагон темно-кирпичного цвета, невесть как оказавшийся на дороге. Неужели его выкатило с завода взрывной волной или еще каким-нибудь образом?

Я спрыгнул на растрескавшуюся от жары землю и подошел к вагону. И только внимательно его осмотрев, я все понял.

Тогда, удирая с завода, я вывез все-таки шесть вагонов. Шесть, а не пять. Этот вагон и прицепился к моему составу шестым, когда я дал не тот ход – теперь я в этом был уверен. Мне и тогда, на разъезде, смутно припоминалось, что у последнего вагона тележки старого образца – с открывающимися без помощи ключей крышками букс. Остальные вагоны были более современными.

Я влез в пространство между вагоном и локомотивом и проверил автосцепку. Вроде, в порядке. Странно, как же он мог сам отцепиться? Непонятно… Хотя, конечно, такое случается. Впрочем, не в этом дело. Сейчас мы его проверим на предмет груза.

Вернувшись из кабины с монтировкой, я подобрался к двери, сшиб пломбу и закрутку, вспомнив при этом, что на других вагонах их не было и это меня тогда слегка удивило, и принялся отодвигать дверь.

Скрипя и визжа, тяжелая дверь отъехала в сторону, и я заглянул внутрь.

Вагон был пуст. Ничего не понимая, я полез в образовавшийся проем. Пусто. Ни одного мешка, ни одного даже обрывка упаковки. И очень чисто выметенный пол.

И только когда мои глаза привыкли к полумраку, я увидел аккуратно сложенные в глубине вагона какие-то ящики.

Я подтащил один из них к свету, щелкнул ножом и принялся за вскрытие.

Это было не так-то просто – ящик оказался очень аккуратно сколоченным из фанеры и был к тому же обшит стальной лентой. Когда я снял крышку, оказалось, что внутри еще один ящик, вернее, картонная коробка.

И только открыв ее, я увидел то, что принесло мне столько неприятностей и и опасностей.

В коробке очень компактно лежали полиэтиленовые пакеты с чем-то белым. Я вытащил один из них не без труда – упакованы они были плотно. Покрутил в руках – запаяно герметично.

Я вскрыл ножом пакет и высыпал часть порошка на ладонь. Морфий? Героин?

Во всяком случае, не поваренная соль и не пищевая сода. И даже не кальцинированная И, вне всякого сомнения, не каустическая.

Я вернулся в кабину локомотива и повел вагон обратно, то есть, в сторону города. Но на мосту через ущелье я остановился.

Осторожно перейдя в вагон, я достал нож и принялся методично вспарывать пакеты и высыпать их содержимое в каньон.

Покончив с первым ящиком, я взялся за второй, а было их не так уж мало. Постепенно я приспособился, и скоро на пакет у меня стало уходить не больше секунды. Один из них, правда, я разрезать не стал, а положил в карман, чтобы вскоре отдать кое-кому.

Солнце заходило…

В Ченгир я вернулся уже почти в сумерках, усталый и разбитый. Назавтра я запланировал сделать еще одно важное для меня дело, причем, как я надеялся, последнее в этом краю.

Дверь в дом, где остановились я, Толя и покойный теперь Курмет, так и была не запертой. Я вошел и увидел картину, которая мне совсем не понравилась.

Пока я отсутствовал, Толя сделал еще одну вылазку за спиртным – количество пустых бутылок увеличилось на две штуки. Летчик же валялся теперь не на кровати, а на полу; он обрыгался, обделался, и запах от него шел ужасный.

Я попинал его в бок – бесполезно. Легче разбудить мертвого. А этот тип был жив, но пьян до такой степени, какой я воочию еще не видел.

В доме что-то шумело. Я не сразу понял, что это такое, но потом до меня дошло – текла вода в ванной. Я подошел к крану. Так и есть – бежит тонкой струйкой, несмотря на то, что кран отвернут до отказа.

Сойдет. Я вернулся в комнату, втащил Толю в ванную и перевалил его в чугунную лохань прямо в одежде – пусть хоть немного отмоется, а заодно, может быть, и протрезвеет.

Я оставил воду открытой и вошел в комнату – мне хотелось отдохнуть. За этот жуткий день я страшно устал.

Выпив полстакана водки, я улегся на кровать, сунув пистолет и нож под подушку.

Незаметно я уснул. Мне снились кошмары, и один из них был особенно ярок – огромный, как Кинг-Конг, Курмет, возвышаясь надо мной, направлял на меня автомат. Он ухмылялся развороченными челюстями, а из его рта хлестала ярко-алая кровь…

Заорав, я попытался проснуться. И в этот момент у меня едва не остановилось от страха сердце – мне показалось, что Курмет перешел из моего сна в реальность, но с огромным ножом вместо автомата.

Впрочем, через полсекунды я сообразил, что это вовсе не Курмет, а Толя. Но это было немногим лучше, поскольку он уже готовился всадить в меня большой кухонный нож.

Я извернулся и бросился в сторону. Вовремя! Рыча, как тигр на охоте, Толя вонзил нож в кровать. Потом, сообразив, что меня на кровати нет, выдернул нож и стал озираться.

Ну и видок! Мокрый, грязный, взлохмаченный. Глаза горят красным огнем, из горла вырывается хриплый рык.

Ясно. Наш пилот допился до белой горячки. Надо бы его успокоить, а то прирежет еще… Попался же ему на глаза этот дурацкий нож!

Толя снова бросился на меня, но поскользнулся на валяющихся бутылках и растянулся на полу. Я прыгнул ему на руку, в которой он сжимал нож, и попытался обезвредить дурака.

Не тут-то было! Белая горячка будит в людях силы нечеловеческие. Он отшвырнул меня, как котенка. Я отлетел к кровати, но успел выхватить из-под подушки оружие – не хватало еще, чтобы ему под руку подвернулся пистолет!

Толя еще некоторое время гонялся за мной, роняя мебель и ревя дурнинушкой, пока я, улучив момент, не треснул его по голове бутылкой. Толя медленно осел на пол.

В хозяйской утвари я нашел крепкую веревку и как следует связал Толю… Теперь можно было сесть и перевести дух.

Толя скоро очухался и принялся орать. Ему мерещились мертвецы, змеи и прочая пакость, какая может явиться пьянице в запое. Он плакал, умолял развязать его и вскрикивал, когда его якобы кусали всякие твари. В общем, все по-хрестоматийному – то же самое, согласно Марку Твену, вытворял после хорошей попойки папаша Гекльберри Финна.

Впрочем, скоро Толя уснул и захрапел, время от времени взвывая волком… За окнами стояла кромешная тьма, с улицы доносился трупный запах, где-то вдалеке выли одичавшие собаки, вторившие Толе… Это была одна из самых кошмарных моих ночей – не только в мертвом городе, но и вообще в жизни. Я очень хотел, чтобы она поскорее кончилась и больше никогда бы не повторилась.

* * *

Под утро я все-таки задремал, но проснулся рано – семи еще не было. Толя как был связанный, так и уснул, мирно посапывая, и я решил в таком виде его и оставить.

Я вышел во двор, сел в машину и поехал в Пригород – исполнить то, что наметил еще вчера утром.

В гостиницу я приехал около восьми, но надеялся, что времени должно хватить с запасом. На этот раз проехать через базарную площадь оказалось попроще. Заглянул во двор – «мицубиси» там не было. Тогда я нахально поставил на это место «тойоту» и походкой прогуливающегося бизнесмена двинулся вдоль террасы – с улицы, как я убедился, попасть в гостинцу было невозможно.

Толкнув нужную дверь, я очутился в пустом прохладном вестибюле. За стойкой с ключами сидел невзрачного вида мужчина-азиат. Это обстоятельство меня немного успокоило – я смутно представлял себе, как в данной ситуации пришлось бы повести разговор с женщиной.

Не успел я подойти к стойке, как «дежурный администратор» – так было написано на табличке – сразу же заявил:

– Мест нет!

Я подошел ближе, перегнулся, насколько это было возможно, через барьер и негромко спросил:

– Где Партизан?

– Какой партизан? – c недоумением уставился на меня администратор. Причем, похоже, с искренним недоумением.

– Ладно… Мужчина такой… – Я обрисовал Сергея Юрьевича. – Здесь останавливался?

– Да, но он съехал…

– Совсем недавно, да?

– Да, но туда уже поселили…

– Хорошо, а дочь его осталась здесь?

– Дочь? – Недоумение усилилось.

– Дочь… – Я назвал ее приметы.

– Ах, значит, дочь…

– Ну да. Меня попросили кое-что передать ему или ей. В каком она номере?

– Во втором…

– Люкс?.. – Я покосился на список.

– Да. Я сейчас ей позвоню. – Администратор склонился к телефону.

– Стой. – Я сказал это тихо и зловеще. – Не надо звонить. Я сам пойду.

– Не положено…

– И ты мне сейчас дашь запасной ключ.

– Да вы что, в самом деле… – возмущенно начал он, но осекся, увидев наставленный на него пистолет.

– Сейчас ты возьмешь ключ, – продолжал я, – и пойдешь со мной. Поднимешь шум – пеняй на себя.

– О Аллах, как вы мне тут все надоели, – с усталостью в голосе произнес администратор. – Каждый день, каждый день… Пойдем. – Он тяжело вздохнул, взял ключ и вышел из-за стойки.

– Вперед, – скомандовал я.

– Знаю уж, – отозвался он.

Мы поднялись на верхний этаж и прошли в дальний угол коридора, где были две двери, ведущие в первый и второй номера-люксы.

– Давай ключ, – сказал я. Получив его, я спросил: – Где черный ход или пожарная лестница?

– Вон там. – Администратор показал.

– Пошли.

– Только по голове не бей, – попросил администратор жалобно. – На ней и так живого места нет… Тут была веревка – если хочешь, вяжи… Я тихо буду сидеть…

– Ладно. Открывай дверь.

Мы вышли на черную лестницу, полную пыли и грязи.

– Доставай свою веревку.

Администратор покорно протянул ее мне, и я принялся тщательно привязывать бедолагу к перилам. Он вызывал одну лишь жалость, и мне было страшно неловко.

– Так, – сказал я. – Бить я тебя не буду. Вернусь – развяжу. Дергаться не будешь – получишь двадцать долларов. Ясно?

Тот закивал головой.

– Ну, бывай. – Я вышел в коридор и двинулся ко второму номеру… Несколько долларовых бумажек я недавно извлек из Курметова бумажника – его он держал в машине. Так что двадцать баксов для меня погоды не делали.

Дверь номера была заперта. Я приложил ухо к замочной скважине. Шумела вода. Замечательно.

Я открыл дверь ключом, запер ее изнутри и внимательно осмотрел номер. Никого. Подошел к двери в ванную. Так, вроде одна…

На глаза мне попался электрофен, я воткнул вилку в сеть и проверил. Фен работал. Его я взял в левую руку, правой достал пистолет, после чего с легкого разбега высадил дверь ногой.

… Она лежала в наполненной до краев ванне и смотрела на меня своими прекрасными голубыми глазами, в которых я читал удивление, ужас и ярость… Она сделала инстинктивную попытку прикрыть наготу руками и открыла рот, наверное. чтобы закричать.

– Не поднимай шума, – сказал я, выразительно пошевелив пистолетом. – Я у тебя в гостях. Здравствуй, красавица,

13. Последняя встреча

Я остановил машину у подъезда и, не успев войти в дом, почувствовал, что происходит нечто непоправимое. Оглядел комнату – Толи нет. Каким-то чудом он сумел развязаться и исчезнуть.

Проклиная все на свете, я кинулся его искать, моля Бога, Аллаха, всех чертей и шайтанов о том, чтобы летчик не успел улететь.

Но он и вправду собрался улетать. На небеса, если таковые принимают самоубийц: когда я вбежал в кухню, то увидел дергающиеся ноги – Толя снял кухонный светильник и повесился на крюке, причем использовал ту же веревку, которой до этого был связан.

Я выхватил из кармана нож, взобрался на кухонный стол и перерезал веревку. Да, еще немного, и… Толина рожа уже начала синеть, но он пока еще издавал утробные хрипы. Я ослабил петлю на его шее – Толя задышал шумно и часто. Очухается. Я закурил сигарету и стал ждать.

Через некоторое время он замычал, заохал, потом приподнялся и посмотрел на меня багровыми глазами, которые пока еще плохо воспринимали окружающее. Сообразив наконец, что происходит, он сел на пол и заплакал.

Я посмотрел на часы – почти одиннадцать. Время не ждет. Может, за мной уже снарядили погоню? надо поторапливаться…

Подойдя к Толе, я отхлестал его по щекам и велел прекратить дуракаваляние. Он, все еще всхлипывая, уставился на меня злым взглядом.

– Ты чего это надумал, идиот? А? – спросил я.

– Сволочь… Все вы ублюдки… Бандиты…

– Это кто бандиты-то? Болван! Я такой же, как ты. С той разницей, что не собирался тебя прокидывать. А ты собирался. С Курметом на пару. Что, не так?! Я ведь все знаю.

– Кстати, где Курмет? – Толя неожиданно успокоился.

– Умер твой Курмет. Ясно?

– Значит, товар у тебя?

– Нет никакого товара! Нет! Ясно?! И никогда не было! Тебя, дурака, опять хотели подставить, так же как и меня!

– О Господи… Все, труба… Рифат, я жить не хочу… Я ведь потерял все… Марина… Мишка, сынок…

– Не будь размазней… жизнь продолжается. Сейчас мы с тобой едем на аэродром и мотаем отсюда.

– Куда? – вяло спросил Толя.

– Ну уж, конечно, не туда, где тебя ждет Партизан, чтобы замочить… Домой полетим. В Россию.

– Домой… У меня никогда не было дома. Разве что здесь…

– Смотри. – Я достал из кармана деньги и пересчитал. – Почти лимон. Рубли и немного баксов. Хватит обоим, чтобы начать жизнь сначала.

– Хватит… Мне было обещано десять тысяч… Не рублей, долларов.

– Вон как заговорил… А кто, интересно, только что в петлю полез? Не ты ли а?

Толя не ответил.

– Так что не глупи, мужик, пошли со мной. – Я встал. – Пошли, пошли.

Толя поднялся.

– Ну что ж, пошли, – меланхолично сказал он.

* * *

Мы ехали в аэропорт – но это была не та воздушная гавань для больших самолетов, с которой начиналось мое знакомство с Ченгиром, а другая, поменьше – для самолетов, курсирующих на местных линиях.

Я вел машину так быстро, как только мог, потому что опасался погони, и поэтому до аэродрома мы добрались довольно скоро. Впрочем я успел рассказать Толе о том, какая именно катастрофа произошла в Ченгире, и сообщить еще кое о чем.

Мы бросили машину у летного поля и двинулись к одной из «аннушек» – Толя действительно знал, какой самолет надо брать.

– Сейчас будешь мне помогать, – сказал летчик. – Я один не справлюсь.

Я заметил, что Толя, едва завидев самолеты, стал меняться прямо на глазах – выражение отрешенности исчезло с его лица; в пилоте проснулась энергия, глаза прояснились. Видимо, правду говорят, что настоящие летчики без полетов долго не протягивают.

– …Это, – говорил Толя, похлопывая Ан-2 по борту, – отличная машина, кто бы там чего ни говорил… Кажется, Чкалов сказал, что настоящая авиация кончается с теплым туалетом на борту… Знаешь, Рифат, я никогда не променяю настоящую авиацию на всякие там «Ту» и «Илы»…

– Зенитчики нас не собьют? – прервал я его.

– Полетим над маковыми плантациями. Там кругом скалы, никто и не воюет. Придется небольшой крюк сделать, но до России дотянем. Это точно.

– Отлично!

Я стал помогать Толе подготавливать самолет и сам того не желая, вновь принялся прокручивать в голове подробности разговора в ванной люкса. И думал при этом, правильно ли я поступил, или же опять сделал очередную глупость.

Ведь сегодня утром, выломав дверь и войдя в ванную, я сказал:

– Не поднимай шума. Я у тебя в гостях. Здравствуй, красавица.

– Рифат?.. – Только и смогла она вымолвить.

– Рифат, – согласился я. – Это мое имя, правда, мне его дали не родители, а вот как меня зовут на самом деле, этого ты, моя милая, никогда не узнаешь. Я всегда работаю по чужим документам.

– Так ты… Как?..

– Так, очень просто. Но сейчас буду спрашивать я Ты, надеюсь, в состоянии ответить на те вопросы, которые я тебе буду сейчас задавать?

– Курмет тебя прикончит. Он скоро будет здесь, – прошипела она.

– Курмет уже никого не прикончит, – торжественно объявил я. – Он имел несчастье умереть. Вот такие дела, Светочка…

Это ее шокировало. Она полудикими глазами уставилась на меня.

– Сейчас я заору, – заявила она. – Выстрелить ты не посмеешь. На выстрел сбежится вся гостиница.

– Видишь этот фен? – Я показал. – Он включен. – Я продемонстрировал, как он работает. – И тебе не надо объяснять, что будет, если я случайно уроню его в ванну? Стрелять-то я, конечно, не буду. – Я убрал пистолет.

Свету это добило окончательно.

– Ну, красавица, теперь скажи-ка, какого черта вам понадобилось устраивать мне побег и убивать Доктора? Это единственное, по-моему, чего я пока не понимаю.

На лице Светы что-то мелькнуло. Она, по-прежнему, лежа в воде, шевельнулась и сделала попытку сесть.

– Не стоит резко двигаться, – предупредил я. – Ты пойми, что я тоже профи. Не хуже чем ваш Курмет. Лучше. И тоже без комплексов.

– Я понимаю. – Света казалась спокойной. По-видимому, и эта девочка была профессионалкой. – Но как ты догадался?.. А, Рифат?

– Ваша деятельность, – сказал я, – нравится не всем, ясно?.. Я попался вам лишь потому, что допустил небольшую ошибку – решил заработать пару-тройку лимончиков на горючем – давно мечтал купить себе новую тачку. А ваш товар, – я вытащил из-под куртки пакет с белым порошком и бросил его на полку, – давно уже в надежном месте.

– Твою мать! – ахнула Света. – Так это ты устроил побоище на заводе?! Вот, значит откуда у тебя взялся пароль!

Я проигнорировал это и продолжил:

– Разумеется, вы зря перетряхивали весь город и потрошили вагоны. В это время тут уже ничего не было.

– О Боже, – простонала Света. – Но как ты вышел сейчас на меня? Каким образом?

– Проще простого. Партизан, по-видимому, заподозрил неладное. Думаю, он не вскрывал вагон на переезде, но, чтобы меня не спугнуть, отправил тебя ко мне в комнату, чтобы я затем вывел вас на тех, кто меня прислал в действительности. Так ведь? Так.

Утром, когда мы с тобой должны были ехать, ты собралась подозрительно быстро – я уж повидал женщин и поэтому знаю, что так быстро никто из вас собираться не умеет в принципе, хоть камни с неба вались. Потом эта история с сотней долларов. Это уже явный перебор. Ты видела, как я зашивал баксы в в штаны – жаден, признаюсь, – и не случайно потом Курмет заявил, что потребует за побег именно сто долларов. Это же явная дешевка, да и вообще… В общем, тут вы переиграли.

Потом, эти трое, что гоняли меня по городу. Не знаю, какова была ваша цель, но с вашей стороны это была потрясающая глупость. Видимо, вы уже обнаружили не тот груз в вагоне и запаниковали. Тут и эта, как ее… Рашида Ильдусовна, которая, разыскивая меня, назвала в беседе с тем воякой фамилию Мирзагуллуев. А ведь эту фамилию, знала только ваша компания… Так что, не знаю, случайно вы меня потом нашли, или нет, но мне это без разницы.

И наконец вы решили дать мне возможность сбежать, чтобы я привел вас к вагону – вы еще надеялись, что груз в городе. Очень, очень неосторожно было тебе самой приезжать на плантацию – у меня хорошее зрение, и я узнал тебя в «паджеро»… Кстати, я догадался, зачем вы грохнули Доктора. Он стал опасен этому Сергею Юрьевичу или как там его на самом деле, потому что мог сказать кое-кому о грузе и свалить ответственность на Партизана. Вот вы им и пожертвовали. И при этом даже на какое-то время усыпили мою бдительность. Так ведь? Так. А вообще, мне кажется, вам теперь придется сворачивать вашу деятельность. Завод накрылся, плантацию, наверное, тоже скоро накроют…