Полная версия
245-й… Исповедь полка. Первая чеченская кампания. Книга 1-я
Были у меня хорошие прапорщики, Папка и Червов, в Прибалтике служили инструкторами в учебке, они практически технику батальона вдвоем и загрузили на платформы, все 40 машин.
Что нас ждет в Чечне – представлял смутно.… Непонятная задача была. В политику я не вникал: некогда, у меня пятьсот солдат, техника, имущество… Даже не знали, зачем едем. Все нам объясняли в общих словах…
«А зачем мы туда едем?»
Евгений Крюков:
– Правильно замполит полка майор Гришин сказал, что практически ничего до нас не доводили. При формировании полка один из сержантов роты меня спросил: «Товарищ капитан, а зачем мы туда едем? По какой причине?» – «Мы выполняем приказ. Больше пока и сам не знаю». Потом этот сержант, когда на станции Червленой русские старушки кланялись моим пацанам в ноги и, благодарили, что защищаем нас от беспредела, понял, зачем мы в Чечне.
«Опыта у большинства – никакого…»
Петр Шашкин, командир 6-й мотострелковой роты, старший лейтенант:
– Солдаты были в основном из 882-го и 386-го полков, из Хабаровска. Им сказали, что едут на учения, или на подготовку к параду. Начальная боевая подготовка у большинства была с оценкой «неудовлетворительно».
Только в период боевого слаживания солдаты узнавали, как загружать боезапас в БМП, как стрелять. Помню, механик-водитель БМП Витя Кравченко на самом деле был кочегаром на полигоне, Кирилл Кардашидзе был механиком-водителем танка Т-80, а к нам попал наводчиком-оператором БМП. Опыта у большинства – никакого. Но вот Андрей Заикин, мой механик-водитель – молодец, машину и свое дело знал отлично, у него талант был. Помню случай, когда Валера Каблуков подорвался на ГАЗ-66, мы его везли в медроту на нашей БМП, вижу – впереди траншея, говорю Андрею: «Аккуратно, в машине раненые», – «Ротный, командуешь ротой и командуй, а мне не мешай». Машина пролетела через капонир и падает на все двенадцать катков плавненько, как ни в чем ни бывало, и дальше пошла…
Перед отправкой я спрашивал солдат своей роты: «Поедешь?» Были такие, что отказались ехать. Убежал младший сержант Евгений Масловский. Потом оказалось, что он был неоднократно судим, в том числе за незаконный переход госграницы. Через два года мне пришло письмо от следователя с Дальнего Востока, требовал характеристику на Масловского. Его посадили, как дезертира.
«Зато документы были в порядке…»
Игорь Бабанин, старший помощник начальника штаба полка по кадрам и строевой части, старший лейтенант:
– С прибытием в полк солдат в штабе началась авральная работа. Всех надо принять, оформить, а их тысяча семьсот человек. Огромный объем работы по документам. Приходилось все это делать днем и ночью. Я диктую машинисткам, они печатают приказ на зачисление солдат в полк, это номер по порядку, должность, военно-учетная специальность, фамилия, имя, отчество, место рождения, призыва…
Все они хорошо одеты, в бронежилетах, чудо-богатыри! Но как солдаты, это были полные нули, ничего не знали. Заполняю учетно-послужной список, передо мной – механик-водитель БМП. Спрашиваю: «Сколько передач у БМП?» Я окончил Киевское танковое инженерное училище, в Германии служил командиром взвода ремонтной роты, потом помощником начальника бронетанковой службы полка, поэтому технику знал. У этого солдата глаза становятся круглыми, молчит. – «Ладно, вопрос попроще: сколько катков у БМП?» – «По-моему, пять». – «Вообще-то двенадцать…». Зато документы у всех таких механиков-водителей были в порядке. В военном билете, в учетно-послужной карте написано, что прошел учебку, имеет классность, да и печать стоит. Солдаты на Дальнем Востоке в то время – истопники или все время в наряде, какая там боевая учеба… – «Топил?», – спрашиваю, – «Топил» – «Чем?» – «Углем…»
Но потом помаленьку начинали их учить водить БМП, стрелять. Восемь часов разницы с Дальним Востоком, ночью солдаты ходили по казарме, не спали, а днем на занятиях, только команда «Перекур!» – на снег попадали, и спать. У них не было времени хотя бы адаптироваться к другому часовому поясу…
Солдаты писали на конвертах домой из Мулино: «Почтальон, доставить скорей письмо маме, меня отправляют в Чечню».
Евгений Ращупкин:
– Стал ездить с командирами рот принимать технику на батальон. Ее собирали со всей дивизии. Все системы машин проверяли, чтобы все работало. Техника была боеготовая, но по мелочи все равно что-нибудь вылазило: железо есть железо. Во время приемки техники познакомился с майором Юдиным, отбирали с ним лучшие машины. Вместе их перегоняли, пристреливали оружие. А холода стояли – ужас! Мне майор Юдин еще отдал свои теплые варежки – «А то руки не бережешь!».
Времени не было, чтобы поспать, когда с полигона приходил. Офицеров не хватало. Многие офицеры, кто приходил тогда в полк, друг друга не знали. Так они принимали дела, солдат. А новые солдаты – парни были нормальные, но необученные. Например, снайперу дали пять патронов выстрелить, вот ты и снайпер. Дали мне механиков-водителей – «Возьми, обучи!», но времени на это толком уже не было. Первое время некоторые солдаты еще не знали своего командира роты. Спросишь солдата: «Ты откуда?» – «Не знаю…» Памятки им писали, кто в какой роте, кто командир взвода. Потом пообтерлись, и сержанты их подгоняли, и сами соображали.
Хуршед Сулаймонов, командир 3-й мотострелковой роты, старший лейтенант:
– Технику готовили сами офицеры. Зам командующего 22-й армии по вооружению полковник Ершов в парке около месяца с нами технику готовил, ни минуты не давал расслабляться никому, даже себе. В Чечне я его с благодарностью вспоминал. С техникой у меня в роте особых проблем не было. С огромной благодарностью вспоминаю старшего техника роты старшего прапорщика Александра Дидыша, прикомандированного из понтонного полка из Владимира.
А вот по подготовке личного состава, стрелкового оружия и слаженности подразделений лучше и не говорить… Личный состав прибывал бортами военно-транспортной авиации из Дальневосточного военного округа. Солдаты были набраны из разных частей, не особо подготовленные, их обманули – говорили, что едут на учения в МВО. Эти ребята в дальнейшем показали себя достойно. Кто остался, не ударившись в бега, иногда удивляли. Война быстро учит. Потом и коллектив сформировался. Солдаты после первых боестолкновений и потерь взрослеют быстро, появляется ответственность, начинают понимать с полуслова. Без неприятностей, происшествий и даже преступлений не обошлось, но в основном я с большим уважением вспоминаю ребят, призванных из Приморья, с Сахалина, Амурской области, Хабаровского края, Забайкалья, Новосибирской области и Урала.
«Один даже держал в руках мину…»
Игорь Ткаченко, старший офицер минометной батареи 1-го мотострелкового батальона, старший лейтенант:
– В целом солдаты были нормальными ребятами, и тогда я понимал, что с ними происходило. Настрой был тяжелый. Бойцы не без основания были озлобленны тем, что их обманули, что они оказались крайними, и мысль, что хуже уже не будет, позволяла им вести себя по отношению к установленному порядку крайне пофигистично. А так как этот порядок олицетворяли офицеры, то и отношение было соответствующее. Говорить о воинском коллективе, патриотизме, любви к Родине, уважении к ратному делу было просто неуместно. Все это придет позже, а до некоторых не дойдет и вовсе. Разными способами и различными методиками, не всегда поощряемыми педагогикой, мы со временем пришли к тому, что стали понимать друг друга.
Утром началось «боевое» слаживание, а по сути мы знакомились друг с другом и начинали обучение бойцов с нуля. В лучшем случае десять процентов (в абсолютных цифрах – пять человек) личного состава видели миномет, один даже держал в руках мину. И смех, и слезы… Сержанты просто аховые, нулевые, как командиры минометных расчетов, и минусовые, как младшие командиры.
Артиллерия – не пехота, в профессиональном плане необходимо иметь достаточно много знаний и отработанных навыков, которые невозможно получить за две-три недели. Для этого требуется время и, что не менее важно, желание обучаемого. И с тем и с другим проблемы: не было ни времени, ни желания. Если со временем мы ничего не могли сделать, то желание приходилось прививать, в том числе и насильственно, т.е. силой кулака и крепкого слова.
«Пошли пьянки, мордобой…»
Николай Тимко, командир инженерно-саперной роты, капитан:
– Своих солдат в нашей роте было всего шесть человек, все контрактники. Взводные свои, хорошие, без опыта, но с военных училищ. Солдат прислали, и это был беспредел… Набирали к нам – кого попало. С дисциплиной были проблемы. Пошли пьянки, мордобой…
Были среди солдат и контрактники. Пообещали им большие деньги. Был в роте один мужик лет сорока, пьянь пьянью, и объясняли ему, что пить нельзя, и били, и к кровати привязывали… А потом ничего, справился с собой, нормально служил. В конце концов у нас слепилась чудесная рота, и это еще до отправки! А вот куда едут – воевать, на смерть – не осознавали. Профессиональная подготовка была – ноль полнейший. Никто ничего не умеет. День и ночь мы, офицеры, учили, гоняли, и сами что-то повторяли. И на практике, и на пальцах шли занятия, в том числе по разминированию.
«Нам сбагрили, кого не надо…»
Игорь Андронов, командир минометной батареи 2-го мотострелкового батальона, старший лейтенант:
– Прислали мне солдат, сказали, что батарея скомплектована – только командуй. Но когда начались боевые стрельбы, выяснилось, что номер расчета – солдат с незаконченным высшим образованием, а вычислитель, наоборот – даже среднюю школу не окончил. Но ведь ему надо было уметь считать. Понял, что нам сбагрили, кого не надо. Это была беда одна у всех командиров. Прислали нам даже пограничников. Снайпер, положенный по штату, был такой, что никогда не видел снайперской винтовки. Приходилось переводить солдат на должности, которым они больше соответствуют по своей подготовке. Солдаты все были очень разные. У меня в батарее был брат олимпийского чемпиона Алексея Урманова, здоровый парень, но как человек – слабохарактерный. Его все время чморили – он и спал в окопе, ел отдельно, в бане не мылся. В общем, сам себя запустил. Я боялся, что из-за него будет ЧП, и позже попросил медиков отправить его в госпиталь с последующим комиссованием из армии.
Дальневосточники все были хорошо подготовлены физически. Запомнился солдат, коряк, Нуутан, он занимался оленеводством: «Товарищ старший лейтенант, вернемся – я вашей жене привезу шубу из шкуры лисы-огневки». Саша Паршин, солдат, он меня на машине вывозил, когда меня ранило, обещал: «Дембельнусь, товарищ старший лейтенант, и я вам „Тойоту“ пригоню праворульку».
Как командир батареи, за такой короткий период боевого слаживания я не мог никого ничему научить, потому что меня в батарее не было: то вооружение получаешь, то снаряжение, и везде документы оформлять надо. А солдаты целыми днями в поле. Взводные до самой погрузки то и дело менялись. Наконец, командирами взводов поехали Витя Марченко, только что из училища, «пиджак» самый натуральный, Валерий Каблуков. Старшим офицером батареи был Сергей Дубасов, тоже из Твери, кадровый артиллерист. Командиром взвода управления был Сергей Шашков. Он умер после войны. Замполит батареи тоже был кадровый, присланный из Владимира.
У меня в батарее было четырнадцать грузовых машин, десять из них сняли с консервации. Минометы, девять, все новые. Боекомплект везли с собой, да и там получали. А когда в горы пошли, взяли два БК (боекомплект – авт.), и чтобы освободить под него место в машинах, пришлось выкидывать валенки, печки. Всегда старались брать больше боеприпасов, воды и пожрать.
«Просто уходили, и всё…»
Юрий Цуркан, командир 2-го мотострелкового батальона, майор:
– Командиров взводов в батальон привозили со всего округа. Мы привели лейтенантов в казарму, часов в шестнадцать, разместили, представили личному составу, – «Готовьтесь к занятиям» – стрельба или вождение, метание гранаты, а к 22-м часам уже нет никого. Просто уходили, и всё. Даже не отпрашивались. Потом еще привозили лейтенантов, и точно также уходили. Из каждой партии присылаемых в батальон командиров взводов оставались один-два.
Уже поехали, остановка, светофор, ждем, подъезжает машина, из нее выходят три-четыре полковника. Один из них представляется: «Мы из Генштаба. Лейтенанта Петечкина – ко мне… Он с вами не едет». Так и увезли.
В Чечне из батальона у меня уехал только один офицер, командир четвертой роты, ныне покойный. Служил с нами в Германии, в технике хорошо соображал. Его ребенку было полгода, заболел, очень просил дать отпуск, я знал, что мы постоим дней десять, и разрешил, он уехал и просто не вернулся. Родители его подключились, а когда мы вернулись из Чечни, он уже в военкомате работал. Остальные офицеры – это лучшие люди армии, без всякого преувеличения. Командир шестой роты Шашкин Петя такой был ответственный, что боялся уснуть, чуть с ума не сошел, приходилось его к кровати привязывать, чтобы поспал.
Николай Звягин, сначала ротным был, потом моим замом. Командиром гранатометного взвода был Сергей Хохлов, там же был сержант Земляк, дальневосточник, очень самостоятельный. Я его поставил на взвод. А Сергея – на роту. Саша Синякович, хороший был начальник штаба, воспитатель у меня был неплохой, из другого полка. Отличный был зам по тылу, из Подмосковья. Так как мы питались – никто в полку не питался. У меня зам по тылу был отличный, сам проявлял инициативу, ответственный, ему нравился наш коллектив, и он у нас прижился. А потом ему на замену пришел такой, что мог получить машину продуктов, и телевизор в деревне купить за продукты. А замполита в шестую роту, капитана, прислали под Старыми Атагами, так тот вообще со стакана не слазил. Однажды сел за руль пьяный и машину с боеприпасами перевернул. Он был репрессированный, его в наказание к нам в полк отправили. Потом его от нас убрали.
Медики в батальоне отличные были. Командир минометной батареи Игорь Андронов так себя поставил, что все дружно жили. Все в батарее делали хорошо и быстро. Вопросов не было к ним никогда. Радисты у нас были хорошие, два парня.
Начальник связи батальона пришел к нам из структуры, которая космосом занимается. Первый месяц у меня с ним не складывались отношения, чуть не дрались. Потом он свое дело освоил, и у меня была лучшая связь в полку. Ни у кого связи нет, а у меня есть, со всеми, и радио и проводная, у меня не было этой проблемы. Взвод связи был отличный, Синякович собрал, все ребята попались резвые, толковые, надежные. А отбирал их Синякович в полутьме, в клубе, когда привезли самолетом.
Я сам себе завидую, что у меня были такие хорошие офицеры. Хороший у нас был коллектив. Все плохое проходило, быстро забывалось.
«Всё было страшнее…»
Юрий Степаненко, зам. командира 2-го мотострелкового батальона по вооружению, майор:
– Мои однополчане здесь не сгущают краски, а даже не догущают. Все было страшнее…
Когда пришла директива на разворачивание полка, в нашем батальоне офицеров было всего человек десять-пятнадцать. Командиры рот были все, но замов у комбата только замполит и зам по вооружению. Замкомбата не было, начальника штаба не было. Взводных не было, солдат – три-четыре. Мы караульную службу даже не несли, еле-еле обеспечивали внутренний наряд. В казарме не только батальон, но сначала и весь полк размещался на одном этаже. Комбатом-два был майор Юрий Цуркан. Мы с ним дружили, оба побывали в «горячих точках», я – в Приднестровье, в 14-й армии, он – в Таджикистане, в 201-й дивизии. Отношения у нас были прекрасные. Он всегда со мной советовался.
Хотя слухи ходили, но известие, что едем в Чечню, было как гром среди ясного неба. Сначала некоторых офицеров стали откомандировывать на Кавказ. А теперь и нас… Мы своих офицеров отдали, а теперь идти к… Начали нас комплектовать со всего МВО офицерами. Как всегда в Красной Армии – все через ж… Офицеров нет, зато солдат – бортами, по полному штату. Командовать этими отморозками было некому. Какие там сержанты среди них… Уровень боевой подготовки – нулевой.
«Не знали, за что хвататься…»
Игорь Ткаченко, старший офицер минометной батареи 1-го мотострелкового батальона, старший лейтенант:
– Неделя до отправки прошла как один день. Толком и не вспомнить, что происходило. Суета, одним словом. Не знали, за что хвататься. Коллектив офицеров в батарее сложился хороший. Алексей Зиновьев – командир батареи, Игорь – замполит батареи, Сергей Пименов и Олег Андреев – командиры огневых взводов, Андрей Коновалов – командир взвода управления, и Саша Савицкий – помощник командира батальона по артиллерии. Старшина батареи – Эдуард Андрюхин. Ну, и я – старший офицер батареи. Офицеров батальона знал только тех, с кем довелось служить в Германии. Слава (Хуршед) Сулейманов – командир третьей роты, Саша Суровцев – командир второй роты, Петя Шашкин, Сергей Хохлов, Сергей Быхалов…
А в это время в Хабаровске…
«Не могу остаться в стороне…»
Валентина Решеткина, председатель комитета солдатских матерей Хабаровского края:
– В первые дни января 95-го по Хабаровскому телевидению передали, что военнослужащих части номер 51460 готовят к отправке в Чечню. В этом же сюжете сообщили, что матери этих военнослужащих объединились и требуют от властей не отправлять на войну их сыновей. Каждый день идут передачи по российским телеканалам о гибели наших военнослужащих в Грозном и других районах Чечни.
Когда телевидение передало, что матери объединились и создают общественную организацию, я решила, что не могу остаться в стороне. Во-первых, потому что я против войны и насилия, и, во-вторых, у меня сын призывного возраста, а мы, матери, должны быть рядом со своими сыновьями.
В первые дни января с военного аэродрома полетели транспортные самолеты с солдатами и сопровождавшими их офицерами. Солдаты были собраны из различных воинских частей округа. Конечно, все командиры избавлялись от самых проблемных ребят, но для родителей они были самыми родными и дорогими. Потом я стала понимать, что проблемные солдаты – в основной массе самые лучшие бойцы, бесстрашные и шебутные, веселые, и легче переносят трудности…
Забросила свой бизнес, был у меня свой магазин, и решила, что мой долг, как гражданина, быть вместе с этими женщинами. Седьмого января я пришла в помещение, где располагался Фонд мира, и предложила свою помощь. Нам выделили свой угол, дали стол и телефон. К нам на встречу пришли сотрудники краевого военкомата и начальник организационно-мобилизационного управления Дальневосточного военного округа, дали свои телефоны и предложили помощь. Позвонили из приемной главы администрации Хабаровского края, предложили свою помощь, перечислили первые деньги на счет, который был открыт специально для сбора и закупки благотворительной помощи, чтобы поддержать морально наших ребят. Договорились, что, как только первая группа, уехавшая с гуманитарной помощью в Чечню, приедет, будет, что рассказать главе администрации, мы придем на встречу.
«Удалось мало-мальски наездить на БМП…»
«Гранит-60», механик-водитель БМП-2 6-й мотострелковой роты, сержант:
– Я был призван в армию в январе 1994-го. В то время в армии, судя по всему, был недобор, поэтому призыв продлили до конца января. Собрали нас со всей Сибири: Новосибирск, Омск, Красноярск, Кемерово. Сформировали целый эшелон и отправили медленной скоростью на Дальний Восток. Большинство из нас попали в учебную часть в городе Завитинске Амурской области, где и проходили подготовку на различные воинские специальности, в основном механиков-водителей БМП и танков. Остальных, вероятно, раскидали по разным частям округа. Я прослужил в учебке почти год: уговорили остаться сержантом. Не буду распространяться, как нас и чему учили, все и так прекрасно знают, но мне удалось за год хоть мало-мальски наездить на БМП какое-то количество километров, да немного покопаться внутри: я всегда интересовался техникой.
Очень много парней-сибиряков, которые призывались вместе со мной, оказались и в 245-м, и в некоторых других частях, воевавших в Чечне. Причем, все сержанты, служившие со мной в Завитинской учебке, в 245-м служили на рядовых должностях механиков-водителей БМП, как и я, а в разведроте было несколько парней, служивших в учебке в БУБВиТе («Батальон учебно-боевого вооружения и техники» – подразделение учебного полка, в ответственность которого входило обслуживание БМП-1 и предоставление техники для проведения занятий по вождению курсантов учебной части – авт.). То есть, ребята неплохо разбирались в технике. Собственно, они и обслуживали БМП, на которых учились курсанты учебки.
«Я понимал, что еду на войну…»
Евгений Жаворонкин, командир отделения 6-й мотострелковой роты, старший сержант:
– Призвали меня в мае 1994 года в 882-й мотострелковый полк в Хабаровск, потом отправили нас на трехнедельные ускоренные курсы операторов-наводчиков БМП-2 в Князь-Волконское.
В Хабаровске мне постоянно снилась война, попал на войну – снился дом, попал домой – дома снилась война…
Я был лидером в роте по боевой подготовке. Подчиненные меня слушались. Оператором-наводчиком у меня с самого начала был Юра Емелин из Находки, мой земляк. Мы с ним с самого Хабаровска были лучшие в своём деле, всегда помогали друг другу. Когда на полигоне в сентябре готовились к тактическим масштабным ученьям, и министр обороны генерал армии Павел Грачёв приезжал, то Юра позаимствовал со стола генерала бутылку коньяка на мой день рождения, 25 сентября.
Второго января 1995-го года нас погрузили в машины, повезли, затем погрузили в самолёт, и ночью полетели в Нижегородскую область. На аэродроме пересели в машины «Урал», и привезли нас в Мулино. Там было построение. Народу нагнали отовсюду… 882-й полк в Хабаровске был показательный, постоянно учения, а в Мулино половина оказалось – «пушечное мясо» и «трудные люди». В 245-м полку хорошо подготовлены были те, кто служили с самого начала в Хабаровске. Когда полк доукомплектовали из разных частей, где солдаты не стреляли, это было «пушечное мясо». Я понимал, что еду на войну, всегда туда почему-то рвался. Но я не представлял на самом деле, что это такое – война. Когда люди разорваны на части…
Командиру полка Морозову, командиру батальона – мужик хороший был, моему командиру роты Петру Шашкину, старшине и замполиту роты было тяжело справляться с нами, держать дисциплину. Солдаты продавали всё налево и направо, кроме оружия, пили водку. Выпивка пошла, потому что с самого начала командиры дали слабину. Они не могли нас перевоспитать. Мы выпивали, но до свинячьего состояния я не напивался. В роте пропал автомат. Пётр Шашкин построил нас, долго стояли в казарме, пока не нашёлся автомат.
«Примерно через вечность мы приземлились…»
Иван Н., заместитель командира взвода, младший сержант:
– Наверное, третьего января, точно не помню, нас вывезли в Князь-Волконку, где мы переночевали, а оттуда убыли на аэродром, где целый день ждали борт. После обеда всех повезли назад в казармы. Только выгрузились из машины, не успели мы дойти до дверей казармы, как объявили погрузку, и опять повезли на аэродром. Погрузили нас в десантный Ил-76, как сельдей в бочку. Ходили по головам, до туалета и назад. Примерно через вечность, как мне показалось, мы приземлились. Нам сказали: «Не разбегаться! Сели на дозаправку!». Потом полетели дальше…
Приехали мы, не зная куда. Выгрузились из машин, и в клуб. Там нас записывали по учеткам и распределяли по подразделениям. Меня записали «замком» первого взвода четвертой роты второго батальона. Я был младшим сержантом, по «военнику» должность ЗКВ (заместитель командира взвода – авт.), потому и назначили. Взводный был, и сержанты, но всем на все было наплевать. Уже в Мулино мы знали, куда нас отправляют. У всех был просто стресс, в том числе и у взводного. У нашего ротного папа был – генерал. Приезжал за сыном, но он уехал с нами.
Дисциплина в роте была практически никакой.
Механики-водители и наводчики-операторы уходили рано утром и возвращались только перед отбоем – готовили машины. А мы за всё время два раза ездили на учения. Один раз днем, по уши в снегу, но было тепло, и хоть командиры говорили, что у них холодно, но по сравнению с Дальним Востоком это была весенняя погода. Второй раз нам организовали ночные стрельбы, где показали, как стрелять из БМП и как заряжать оружие. Но, если честно, за пять минут ничего не запомнишь…