245-й… Исповедь полка. Первая чеченская кампания. Книга 1-я

В конце декабря шесть человек из нашего батальона, в том числе четверых «дедов» и нас двоих после учебки откомандировали в Хабаровск, на Красную речку. Сначала нас повели на смотрины, и как раз в тот полк, где служил Усатых, где мы и повстречались. Узнав, что и как, он и Олег Шупыра написали рапорта, что готовы ехать. Народу там было много, со всего округа собирали.

Перед Новым годом нам выдали деньги и отметили мы его прекрасно. В начале января, после того как КПП части начали осаждать родители, нас под утро перебросили на аэродром, потом на самолеты, взлетели и через несколько часов – «Здравствуй, Мулино!».

Почти половина из нас были танкисты, и, так как других солдат не было, раскидали в полку в Мулино, кого куда. Так я и стал оператором-наводчиком АГС. У нас половина взвода были бывшие танкисты. Первым командиром взвода был капитан Хохлов – хороший мужик, с ним воевать было можно. Старших командиров не помню – они все были в орденах, даже зампотех батальона.

Получили оружие и все остальное. Каждый день в Мулино мы проводили на полигоне – пристреливали автоматы и учились стрелять из АГС, изучали для нас новый вид оружия, о котором я раньше не знал. АГС оказался простым в обращении и больших навыков не требовал. Моим номером расчета АГС был Олег Шупыра, с ним всю зиму 95-го в секретах просидели.

Какая у нас могла быть дисциплина: деньги давали часто, водка – дешевая. Деньги просто выдавали – сперва в Белогорске, потом в Хабаровске, в Мулино. Водка в Хабаровске была 9000, а в Мулино – 2500. После ужина мы ходили в поселок, патрулей не видел ни разу. Пили в казарме. Если честно, пьянство процветало повсеместно. Строго никто не наказывал: командиры знали, куда мы едем. Утром пожурят, попугают, и все. Контроля вечером за нами практически не было.

«Всё было на нервах…»

Александр Суровцев, командир 2-й мотострелковой роты, капитан:

– На момент получения директивы Генштаба на отправку полка в Чечню: техники нормальной – нет, людей – нет. Пригнали нам БМП-2 из других частей армии, из них и того, что у нас было, выбрали хорошие машины, скомплектовали, получилось более-менее.

Солдат с Дальнего Востока привезли уже экипированных, в бронежилетах, но кто же из командиров отдаст в другую часть хороших солдат. Отобрали из прибывших механиков-водителей, большинство из них были очень слабые в профессиональном плане. Наводчики-операторы имели только начальный уровень подготовки, не могли толком снарядить боекомплект, не знали, как вставлять в пулемет ленту с боеприпасами.

Все дни до отправки мы, офицеры, жили в казармах с солдатами. Проводили боевое слаживание, огневую подготовку, но из командиров взводов у меня сначала был только один, старший лейтенант Сергей Быхалов. За три дня до отправки пришел еще один взводный, а третий командир взвода появился перед самой погрузкой в эшелон. Техник роты был водолаз по профессии, прислали его из понтонного полка в Муроме: «Что это такое – БМП?», – смотрит на нее с удивлением. По технике, имеющейся в мотострелковой роте, он практически ничего не знал.

Все было на нервах в эти дни. Старшины роты нет, поэтому вся вещевка, каски, снаряжение, их хранение, выдача под росписи, да и штатную книгу надо составить – все было на мне, и все надо было сделать и оформить за неделю…

«Попадались и такие ухари…»

Александр Синякович, начальник штаба 2-го мотострелкового батальона, майор:

– До Нового года в соседнем дисбате объявили амнистию, дали оттуда людей, но часть из них от нас дезертировали. Основная масса солдат была с Дальнего Востока. Разные оказались люди. Были и толковые, механики-водители, наводчики. Во взводе связи, который мне подчинялся, люди были обученные. Запомнил наводчика-оператора рядового Ли, кореец – изумительный был солдат, стрелял хорошо. Помню механика-водителя рядового Гоголева. Они были уже послужившие.

Но попадались и такие ухари, что даже рассказывать не хочется… Захожу как-то в солдатское кафе, некогда домой было ходить, мы на ходу от усталости засыпали, а там гужбан стоит – одеколон пьют. И такие были, но не все.

Как-то ездили с командиром минометной батареи Игорем Андроновым домой, возвращаемся в полк, и у самых ворот мы с ним заснули от усталости. Машина уперлась в забор, буксует, кто-то идет, в стекло стучит: «Парни, вы куда?»

«Я разучился спать…»

Петр Шашкин, командир 6-й мотострелковой роты, старший лейтенант:

– Первого января мы с Виталием Зябиным собрались отметить Новый год. Вдруг ночью стук в дверь, посыльный из штаба полка: «Сбор по тревоге! С собой иметь противогаз».

В ночь с первого на второе января моя рота уже была сформирована, численностью – сто один человек. Но из офицеров и прапорщиков в роте я был один. Приказ о назначении ротным получил только четвертого января. Все формирование роты было на моих плечах, так как до 12-го января у меня не было командиров взводов, старшины, техника и замполита. Они пришли, когда рота прошла боевое слаживание, загрузилась боеприпасами, получила все имущество. Командиром первого взвода пришел лейтенант Сергей Желудков, служил у нас полгода, второго – лейтенант Саша Марголин, внук знаменитого конструктора пистолетов. Позже его назначили командиром гранатометного взвода, и в конце остались я и Желудков. Третьего взвода не было, вместо него был внештатный огнеметный взвод, как резерв командира полка.

С того момента я и разучился спать. Мой сон составлял примерно полтора часа в сутки. Много надо было получать имущества, снаряжения, все самому, все надо записывать. Поэтому и не спал, держался на кофе. Однажды в эти дни комбат отругал меня, что я вывел роту на построение с оружием вместо лопат. Я так устал, что перепутал. Комбат приказал отвести меня спать, но как я мог оставить роту – вышел через другие двери казармы и снова встал в строй. Комбат тогда хотел меня убить… Я уже не понимал, не осознавал, что делал.

Если говорить честно, а особенно сейчас, когда я чего-то смог достичь, и служба моя на стадии заката, думаю, я могу дать анализ своим действиям на тот период времени. Не знаю, что думают другие, а я считаю, что попадись мне сейчас такой ротный, каким я был на тот момент – порвал бы «как Тузик грелку». Думаю, что я был никудышным ротным. Это моя самооценка и прошу не укорять ни в чём.

«Паять умеешь? Что такое транзистор?»

Вадим Лященко, начальник связи полка, капитан:

– Начали приходить борта с Дальнего Востока. Бойцов в клуб загнали, нас, группу офицеров, посадили в комиссию отбора. Сидели по порядку: сначала разведка, потом я, связь, и другие спецы – артиллерия, зенитчики, танкисты и т. д. Отбирал по принципу «свет в глазах». Задаю вопросы: «Паять умеешь? Что такое транзистор? Как ток по проводам течёт?» Если отвечает – беру сразу.

Офицеров в моем подчинении сначала не было вообще. Один мой солдатик-срочник, ещё с Германии, Максим – с ним вдвоем и начали подготовку личного состава. Потом прислали офицеров и прапорщиков, всех из Воронежа. Ротный Бронислав Волков – молодой старлей, но хватка сразу была видна, толковый, рассудительный, спокойный. Прапорщики – молодцы, технари, технику подготовили, укомплектовали. Старшина, старый дед, личный состав обеспечивал классно. В общем, повезло мне и с офицерами, и прапорщиками.

Дополнительно в полк придали узлы связи, для связи с Москвой, армией, штабом группировки.

Тропосферная связь, космическая, релейки, ЗАС (закрытая армейская связь – авт.) и т. д. В общем, всё, чего в полку в принципе быть не должно. Но офицеры на приданных узлах были хорошие, реально профи. Я училище связное не заканчивал, мне трудно было в нюансах разобраться, общее руководство осуществлял всей этой махиной, они – молодцы ни разу не подвели. Я тогда ещё капитаном ходил, а начальник космической станции был майор. Чудно было: целый майор докладывает мне, капитану, о выполнении задач. Они понимали, что на мне вся ответственность лежит, поэтому и старались не подводить.

Укомплектовываться техникой нам помогали два полковника из штаба округа. И, как ни странно, действительно помогали, а не мешали. Радиостанции переносные, аккумуляторы к ним, кабель телефонный, телефонные аппараты – всё появлялось по моей заявке мгновенно. Так что спасибо им.

Был в те дни интересный момент… Кодограммой прислали таблицу позывных для полка. Там такие слова были выбраны, что без пол литры и не выговоришь. Из опыта Закавказья, знаю, что для пехоты позывные должны быть легко запоминающиеся, а то в горячке боя солдатик никогда не вспомнит, как его командира в эфире зовут. Позвонил в Москву, ругался долго, и со связистами, и с особистами. Разрешили мне свои позывные придумать и готовую таблицу им переслать. Так появились в эфире «Лев», «Рысь», «Бизон», «Гранит», «Сосна», «Буссоль»… Ну, а себе оставил «Пума-20», я с этим позывным ещё с Закавказья воевал.

«Тяжело, но ничего…»

Евгений Крюков, заместитель командира ремонтной роты по воспитательной работе, капитан:

– В полк на эту должность я приехал третьего января 1995 года, а командир роты прибыл вообще за пять дней до отправки эшелона. До этого я служил замполитом технической батареи в ракетной бригаде, а еще раньше – в стройбате. В конце 94-го года ко мне пришел психолог части: «Жень, ты можешь не ехать в Чечню: у тебя маленький ребенок». У меня не было бы морального права быть замполитом, командовать, работать с личным составом, если бы не поехал. Тем более что троих военнослужащих нашей батареи я уже отправил в 166-ю мотострелковую бригаду. В полк нас поехали два офицера – я и капитан Олег Гордиенко, и два прапорщика – Кальков и Попов. Те из кадровиков, кто нас подбирал в полк – руководствовались одним: заткнуть бы дырку в штатке. Но этим затыканием очень часто попадали в точку…

Доехали до полка на электричках, на попутках. Хорошо, что мы приехали вчетвером: со знакомыми было легче. Поселили нас в модуле вместе с другими приехавшими офицерами – там холодно, голодно. Пришли в клуб, там нас распределили по подразделениям. Заместителем командира нашей роты был капитан Эдик Тумасов, прекрасный офицер, которого уважали солдаты и командный состав подразделения. Командирами взводов были старший лейтенант Облаков – взвод регламента, из Берлинской бригады, и прапорщики Папка – взвод бронетехники, Слава Кальков – автовзвод и впоследствии, уже в Чечне, Хлебников – взвод спецработ. Взводом ремонта оружия также командовал хороший прапорщик. Командиром роты был старший лейтенант Олег Гордиенко, однофамилец другого, который с нами приехал из Шуи.

Мой сослуживец по ракетной бригаде Олег Гордиенко пошел замполитом в третью мотострелковую роту. Командир ее, Хуршед (Слава) Сулейманов, изумительный, спокойный человек, очень грамотный офицер. Это был хороший тандем – Олег Гордиенко и Хуршед Сулейманов, холерик и сангвиник. Через полгода, в начале июня сидим у него в роте, столик поставили, не без водки. К тому времени из «старых» офицеров в роте уже никого не было… Гордиенко остался один, остальные уже заменились. «Олег, – говорю Гордиенко, – ты больше на боевые не ходи, у тебя же трое детей…» – «Хорошо, не пойду». В это время строится колонна на Шатой, подбегает боец из его роты: «Товарищ капитан, вы с нами пойдете?» – Гордиенко так посмотрел на меня, жалобным, непонятным взглядом, и ответил: «Да, иду». И боец кричит по колонне: «Мужики! Замполит с нами идет!». И все закричали: «Ура!» О такой оценке, таком доверии солдатами работы офицера можно было только мечтать… Ну, как он после этого мог не пойти на операцию, хотя мог был ехать домой – ему уже шла замена.

Пятого января в роту стали приходить бойцы. Разные были, слов нет… Тот же Максим Зотов – хороший сварщик, но разгильдяйчик еще тот… Помню, как подошел ко мне один узбечонок с Дальнего Востока, просится в роту. Его хотели оставить в Мулино. Мы старались мусульман не брать в Чечню, чтобы на него там свои не наехали. Упросил, взяли его. Он не прятался от службы, не бегал. Солдат в роту отбирали сами: нужны были специалисты. Без сварщиков, слесарей, ремонтников других специальностей в ремроте вообще делать нечего. Нужны были механики-водители на тягачи – без них не было ни одного боевого выхода техники. Техники в роте было много: два-три тягача, на базе «Урала» для эвакуации техники, два танка, тоже как тягачи работали. Техника была не совсем убитая, но и не новая. Пацаны начали ее ремонтировать. Это был ужас: холод, согреться негде. Как они ее заводили на морозе – ума не приложу… Очень помогал командир взвода старший прапорщик Валерий Васильевич Папка – афганец, умница, прекрасный человек, отличный техник, профессионал. А как он пел, хотя и хриплым голосом, сколько песен знал… Он в эти дни по всему полку мотался со своими ребятами. Прапорщики с солдатами привели технику в более-менее нормальный вид. Вся она стояла в поле…

Моя задача была – собрать данные на солдат, по штату в роте было 87 человек, все записать, а времени – в обрез. Со всеми надо познакомиться, я до сих пор удивляюсь, как успел все это сделать до боевых действий. Один пацан за мной как хвостик ходил, по всему полку, чтобы взяли его именно в нашу роту, и потом оказался прекрасным бойцом. Еще одного солдата привели, а я не хочу брать, было какое-то нехорошее предчувствие. Он, рядовой Стракулин, при мне погиб единственный в роте, 27 марта, недалеко от Промканала и речки Гойта, от случайного выстрела.

С дисциплиной было сначала тяжело, но ничего. В подразделении подобрался хороший коллектив офицеров и прапорщиков, которые не были новичками в работе с солдатами. В ремроте чем было проще: к вечерней поверке солдаты настолько уставали, что им уже ни до чего было, не до ерунды. Некоторые по вечерам выпивали, не без этого, но людей мы загружали всегда чем-нибудь.

Подготовка к отправке – это был кошмар. Спали урывками, не высыпались, все на нервах. Тяжело было… То и дело совещания – об этом даже вспоминать не хочу… Каждый вечер доклад по личному составу и чего из техники не хватает… Но запомнилось в эти дни спокойствие командира полка.

«Мы шо, на параде?»

Игорь Ткаченко:

– Третьего января я уехал в часть. Приехал и попался на глаза Чепусову, начальнику штаба полка. Воткнули меня в наряд по части. В полку суматоха, никто не знал, за что хвататься и куда идти. Все были в нервозном состоянии. Мы после Германии были все как на расслабоне, что ли, и тут на тебе – «военное время». Сижу в «аквариуме», дежурю, вокруг люди ходят неприкаянные. Подходит ко мне подполковник из штаба дивизии: – «Ты Ткаченко?» – Без ложной скромности говорю:– «Так точно» – «Тебя послезавтра вызывают в военную прокуратуру, в Нижний» – «Зачем?» – «Там всё узнаешь».

А у меня послезавтра опять наряд по части. Спрашиваю Чепусова: «Сергей Иванович, так и так, прокуратура, Нижний, и наряд как-то не получается», он мне: «Забей», – «Есть забить». Забить всегда хорошо у меня получалось. Проходит два дня, картина повторяется: «аквариум», наряд, подполковник из штаба дивизии и немой вопрос «Старлей, ты какого рожна здесь?» Я был сообразительный малый и не стал дожидаться, когда вопрос сформулируется и быстро перевел стрелки на начальника штаба полка, подполковника Чепусова, который по неосторожности проходил мимо. Штабной вспомнил годы, когда он водил роты по нескошенным лугам и рассказал Сергею Ивановичу, что нет никакой необходимости препятствовать работе военных прокуроров. Сергей Иванович согласился. Договорились на шестое января 1995 года.

Приехал в прокуратуру. Следователь прокуратуры с суровым видом сообщает мне, что я подозреваюсь в избиении офицера дисбата и его жены в поселке Мулино во время празднования Нового года, в Доме офицеров 31 декабря. – «Меня в Мулино не было, я был в Питере» – «Проверим». Но, чувствую, он не то что проверять не собирается, он меня уже заочно осудил и в камеру посадил лет этак на пять. Улыбаюсь. – «Зря скалишься, старлей, это серьезные обвинения, тебя опознали» – «Я через неделю-другую в Чечню уезжаю» – «Сбежать у тебя не получится, сейчас закроем тебя в камере и будешь сидеть до суда».

Тут-то мне совсем весело стало. Сдержался, промолчал. Приехали потерпевшие… Смотрят на меня и, к разочарованию следователя, не могут меня опознать. – «Не, не он, на фотографии он был, а вживую не похож». И всё. Гражданин начальник мне: – «Встань, сними очки» – «Иди ты, капитан, к лешему, не было меня там. И в очках не было, и без очков не было».

В общем, капитан дисбата опознавал своих обидчиков по фотографиям из личных дел в штабе 47-й дивизии. Знал, что обидчика звали Игорем и что он был артиллеристом. Приглянулась им моя фотография, вот вся заваруха и началась. Не знаю, что да как, но следователь был очень расстроен. Потерпевший извинялся за себя и за следователя и, в качестве моральной компенсации, довез меня на своей машине из Нижнего в Мулино.

Приехал в полк злой, замерзший и уставший. На следующий день в полк пришли борта с личным составом, но вопрос с моей должностью так и не был решен. Техники во взводе визирования нет, людей нет, хожу по части как прикомандированный. Спрашиваю: «Что делать-то?» – «Жди». Чего ждать – не говорят… В конце концов десятого января вечером Игорь Бабанин, наш строевик вызывает и спрашивает: – «Пойдешь СОБом к Зиновьеву, в минометную?» – «Я бы в дивизион…» – «Там нет должностей, все занято, надо в минометную, в первый батальон». – «Хорошо, оформляй».

Лешу Зиновьева я знал хорошо еще по Германии, с минометами было хуже, но это не являлось большой проблемой, и я согласился, жалея, конечно, что не попал в артдивизион. Леша мне: «Дуй в расположение и принимай личный состав».

Пришел в расположение батальона, на втором этаже в дальнем углу расположилась минометная батарея. В расположении царил хаос… Бойцы хаотично перемещались по казарме, некоторые уже находились в состоянии невменяемости по причине воздействия на их неокрепшие организмы паров алкоголя. Время было около 20.00. Зашел в каптерку. Сидят два офицера. Познакомились, ими оказались Игорь Андреев из артбригады, второй «сошник» и майор, замполит батареи, Игорь. Они дико обрадовались моему появлению. Замполит быстро стал собираться, подтягивая за собой Андреева: «Мы на ужин сходим, помоемся и к вечерней поверке придем, представим тебя». Я знал, что увижу их не раньше завтрашнего утра, но их можно было понять. «Идите – говорю – буду ждать», и они бочком, бочком, юрк и – нету. Я посидел немного, почесал репу и пошел строить своих чудо-богатырей. Богатырей было не много, больше – чудес… Построил. Стоят. Подаю команду: «Равняйсь!»… Стоят, кто как. «Отставить. Равняйсь!»… голос с галерки: «Мы шо на параде?». Более того, во время чтения списка вечерней проверки пехота продолжала своё хаотическое и сумбурное движение по расположению. – «Хорошо, согласен, не на параде. Давайте знакомиться». Начинаю читать список проверки, не обращая внимания на отзывы «здесь» и «тута». Дочитал до конца список, пропустил только одну строчку, в которой было вписана всего одна буква, подумал «ошиблись, наверное, в суматохе». Спрашиваю: «Кого пропустил?» – «Меня», – отвечает боец. – «Как фамилия?» – «И. И Сан Хо. Сан Хо – имя, И – фамилия».

Понял, не ошиблись. Из строя вопрос «А вы кто такой будете?» Мелькнула мысль: «Хорошо, что на «Вы». – «Я ваш старший офицер батареи, фамилия моя Ткаченко, зовут меня Игорь Викторович, времени для знакомства у нас с вами будет предостаточно, а сейчас даю полчаса на подготовку ко сну и отбой. Вопросы есть?» – «Нет». – «Тогда замкомвзвода ко мне, остальные разойдись».

Объяснил сержантам политику партии по поводу отбоя, но поддержки в их глазах не увидел. Отпустил и их. Отошел в каптерку, выпил чаю, посидел минут двадцать и вышел проверить свои владения. Нет, я понимал, что не увижу там идеальной картины всеобщего сна, но то, что я увидел, совсем не укладывалось в моё понимание. Спать никто не собирался, ну, может человек пять-десять и укладывались, остальные занимались кто чем. Зашел поглубже, между кроватями обнаружил посиделки. Сержанты накрыли «стол» – две бутылки водки, скромная закуска. – «Вы, братцы, ничего не попутали?» – «Да ладно, мы, может быть, последний раз в жизни. Ты же понимаешь, старлей. Садись с нами», – «Спасибо за приглашение, но после команды „Отбой!“ не пью».

Забрал водку, зашел в умывальник и вылил водку в раковину… Картина маслом… В умывальнике, гудящем как муравейник, воцарилась тишина. Только слышно как водка булькает… Казалось, некоторые перестали дышать. По окончании процесса раздались недовольные голоса. Вернулся в расположение. Опять сидят, опять с водкой. Повторил процедуру. Стал укладывать по кроватям. Уложил основную массу, остальных навыдергивал из умывальника соседних расположений и туда же – в койку. Час я потратил на раскладку бойцов и вместо «Спокойной ночи, товарищ старший лейтенант» получил: «Ну, п…ц тебе, старлей, твоя пуля первая будет в Чечне». Результат, тем не менее, был положительный. Минометная батарея «тверёзая» к нулям спала или делала вид, что спит. По сравнению с медчастью мы были ангелами, пехота гуляла до двух часов ночи.

«Открываем ящики – автоматы ржавые…»

Александр Синякович, начальник штаба 2-го мотострелкового батальона, майор:

– Техника батальона – БМП-1, на пятьдесят процентов укомплектован. Пригнали нам новую технику из танковых полков, собирали ее везде, где можно. Как раз ударили морозы, а парк, где стояли машины – открытый. Заводили потом с огромным трудом. А затем оказалось, что берем с собой не БМП-1, а БМП-2. Надо было быстро переучиться, и офицерам, и обучать людей.

Выдали солдатам оружие со склада. Открываем ящики – автоматы ржавые, да такие, что затворы было не передернуть. У некоторых автоматов и ремней не было, проволоку вместо них прикрутили. Повел с одним сержантом солдат на тактические занятия. Как раз приехал на полигон командующий армией генерал Ефремов. – «Что у вас творится?» – спрашивает меня. – «Занятия проводим». – «А где взводные?» – «Нет». – «Где ротные?» – «Нет». – «А где ремни на автоматы?» – «Нет». Потом все же их нашли, эти ремни.

С горем пополам сформировались. Это было очень трудно. Люди прибывали, их надо записать в штатные книги, бумаг было – ужас! Кто-то заболел, надо искать замену, потом матери солдат стали приезжать, своих детей пытались забирать. В эшелоне, когда уже погрузились, я все еще пересчитывал, сколько же у нас личного состава. Цифра постоянно колебалась. На момент отправки в батальоне было 420 человек.

Два техника роты были опытные, прапорщики Червов и Папка, они и загружали технику на платформу, крепили ее солдаты. А вот третий техник… Когда на Червленой разгружались, у одной БМП гусеница слетела, я этому технику говорю: «Быстрей, что стоишь, помогай! – «Я вообще-то музыкант!». Он из какого-то оркестра был, а его техником роты назначили.

Все подразделения, что положены по штату, у нас были. Но все же в штат надо было ввести еще некоторые подразделения. В штате мотострелкового батальона, по-моему, должен быть инженерно-саперный взвод. Мины же надо ставить, а кто будет разминировать? Надеяться только на инженерно-саперную роту полка не стоит. Нужна была своя землеройная машина, инженерная машина разграждения. Разведвзвод неплохо бы иметь. В Афганистане у нас в батальоне был штатный разведвзвод. По штату в каждом взводе был снайпер, но лучше, чтобы в батальоне они были одной командой, со своим офицером, который бы их тренировал. Когда у командира взвода в подчинении и снайпер, и пулеметчик, и гранатометчик, то снайпер, как правило, наименее обучен.

Своего артиллерийского дивизиона полку в принципе хватало, но было бы больше артиллерии – было бы лучше. Артиллерия работала хорошо: дали ей заявку на огонь – выполняется без затяжки.

А вот по тыловому обеспечению… Например, одна баня на полк – это смешно…

«В политику я не вникал: некогда…»

Юрий Цуркан, командир 2-го мотострелкового батальона, майор:

– В начале января пошли борта с солдатами с Дальнего Востока… На должности механиков-водителей БМП прислали механиков танков и водителей БТР. А у нас же БМП, это другая структура. У меня в батальоне были БМП-1, а потом нас пересадили на БМП-2. Майор Юдин их пригнал из Сормова, учил мои экипажи пушки заряжать, разряжать. Одновременно и водили, и стреляли. Чему-то тогда научили, но больше по ходу дела научились, в Чечне.

Состояние оружия было хорошее. Кому попадалось ржавое? Со склада, может быть, но его же надо было почистить! Люди любят сгущать краски. Может быть потом, когда в горах стояли, состояние техники и оружия было хуже. Помню из этого периода такой способ запуска двигателя БМП. Машина стоит в гору, мордой вперед, под гусеницы кладут камень, механик садится в люк, камень выдергивают, она покатилась назад и – завелась. Такой способ приняли, потому что аккумуляторов не было. Никто ими не занимался, вот они и пришли в негодность.