Призраки Черного моря

Он услышал слишком громкое сопение Егора у себя под ухом.

– Малой?

– Мы что, – злобно зашипел Егор, – просто будем смотреть, как эти гады наших людей мучают и убивают? Давайте шмальнём по немецким гадам из трёх стволов!

– Цыц, Малой. – Батя здоровой рукой крепко придавил голову Егора к земле. – Думаешь, я не хочу?! Да я бы, мать твою! Слушай, Малой. – Он старался придать своему голосу хотя бы видимость уверенности и спокойствия. – Я знаю, что это ужасно и тяжело понимать, что ты ничего не можешь сделать в этой ситуации, но нам нельзя себя выдать. Не имеем права. У нас есть задача и приказ, а приказы не обсуждаются. Ты всё понял, Малой?!

Тот, не поднимая глаз от земли, не сразу, но кивнул. И только тыльной стороной ладони размазывал по лицу брызнувшие из глаз слёзы.

Женщины пытались прикрыть плачущих детей собой, но по приказу майора Крюгера солдаты, наоборот, отрывали детей от матерей и вытаскивали вперёд.

– Много на этот раз, – радостно заявил Николай, кивая в сторону пленных и заложников с детьми.

Генерал ещё раз удостоил его взглядом:

– Это лишь малая часть. Шаг за шагом, и мы освободим мир от такой нечисти, как коммунисты и евреи. – Он сделал небольшую паузу и уже пристально глянул на Николая. – А вы откуда так хорошо знаете немецкий?

– Я вырос в Крыму, господин генерал! – проговорил Тризуб, весь в восторге от того, что вот так, почти запросто общается с настоящим немецким генералом. – Немецкий я изучал ещё в школе, а потом в техникуме. Меня очень хвалил наш немецкий учитель…

– О да, немецкий учитель – это хорошо, – кивнул

Штейнберг.

– А за два года, – с заметным пафосом в голосе продолжил Николай, – что я служу великой Германии, я постарался улучшить свой немецкий язык, на котором говорят самые великие люди мира. Например, такие, как вы, господин генерал.

– Похвально, похвально, – закивал Штейнберг. Хотя он и понимал, что это обычная лесть, но сейчас она была ему приятна.

Пока этот разговор отвлёк внимание немцев, одна из женщин схватила на руки своего ребёнка. Мальчик это или девочка, понять было трудно.

К женщине бросился один из солдат, но генерал беспрекословным жестом остановил его и сам, улыбаясь, подошёл к женщине с ребёнком.

Двумя пальцами он погладил ребёнка по голове, открыл коробочку с монпансье и протянул женщине. Та испуганно и недоверчиво отпрянула. Но генерал, улыбаясь, снова протянул ей коробочку.

Женщина трясущейся рукой взяла один леденец. Штейнберг уже сам достал леденец из коробочки и протянул ребёнку и двумя ладонями поманил его к себе. Тот спокойно пошёл на руки к «сладкому дяде».

Николай с большим недоумением наблюдал за этой сценой. И, наконец, решился спросить:

– Господин генерал хочет спасти жизнь этому ребёнку?

– Нет. Этот ребёнок хотя и пока маленький, но тоже будущий враг! А врага надо уничтожать. – Он пристально посмотрел в глаза не понимающей ни слова женщины. – Это как игра. В её глазах надежда на спасение и страх одновременно. Изумительное зрелище.

Женщина выдержала его взгляд, глотая слёзы и дрожа всем телом.

Генерал же с ребёнком на руках прошёл вдоль строя приговорённых и, остановившись на мгновение на краю выкопанного рва, безразлично бросил ребёнка вниз. Будто это был и не человек вовсе, а так, бесполезный кусок дерева.

Обезумевшая мать кинулась за своим ребёнком, всё ещё с безумной надеждой его спасти. Штейнберг хладнокровно позволил женщине добежать до ямы и, вынув из кобуры пистолет, выстрелил ей в спину. Она упала в яму вслед за ребёнком. Шеренга приговорённых замерла в совершенном ужасе. Наступила абсолютная тишина. Даже собаки примолкли.

Убрав пистолет, Штейнберг достал золотые карманные часы:

– Полдень уже. Давайте, наконец, покончим с этим.

– Приготовиться! – скомандовал комендант. – Огонь!

Жертвы падали в ров, а тех, кто оказывался на краю, спихивали в яму сапогами.

Несколько секунд сквозь стук автоматных очередей раздавались истошные крики и детский плач. Потом снова стало почти совсем тихо, только слышались стоны раненых. Их, ещё живых, немцы забрасывали землёй вместе с мёртвыми.

Егор рыдал, закрывая рукой рот. Батя, по-прежнему прижимая его за плечи к земле, сам, чтобы не заорать и не броситься в бой, до крови кусал свою култышку. Рустам выглядел внешне спокойно, но изнутри его била то мелкая, то крупная дрожь, а зрачки наливались ненавистью. Он так крепко сжал свой автомат, что его рука тряслась от напряжения.

Через полчаса всё было кончено. Не осталось и следа от того, что здесь произошло. Разве что небольшая возвышенность надо рвом с убитыми напоминала о страшной расправе да звук автоматной очереди вперемешку с криками людей, которые до сих пор звучали в ушах «Призраков».

– А вот теперь, Малой, слушай мой приказ, – проговорил Батя.

Егор оторвал заплаканное лицо от земли и вытер рукавом остатки слёз.

– Твоя задача выдвинуться в город и предупредить Дельфина об отмене плана «Б». Скажешь ему, что в городе Тризуб, он поймёт. И что он теперь служит немцам. Через известного тебе связного на рынке также передашь, чтобы Моцарт и Фея со скоростью пули покидали город. И выдвигайтесь все в условленное место сбора – к дому бакенщика. Тебе вести себя согласно легенде. Приступаем немедленно. Всё понял?

– Так точно!

С этого момента их пути разошлись. Малой, скинув хэбэ, переоделся в заранее приготовленные обноски и двинулся, стараясь подальше обойти расстрельную поляну, в сторону города.

Батя и Узбек остались дожидаться темноты, чтобы ночью вдоль реки пробраться к дому бакенщика, надёжного человека из витебского подполья. Там планировался и сбор всей группы.

Глава 20

Кого только не видела Смоленская базарная площадь в Витебске – и нищих погорельцев, и музыкантов, даже фокусник один недавно фокусы свои показывал. Довольно простые, но и такому развлечению неизбалованный народ был рад.

На самом деле любое происшествие, случавшееся на рынке, и привлекало внимание, и могло стать источником опасности – причём сразу для всех. Немцы, если что не по ним – шум, гам, неразбериха, спор между торгующими, – могли начать палить не только в воздух или поверх голов, но и прямо в людей. Такое не раз бывало, потому как немцы знали – им за это ничего не будет. «Свои», то есть полицаи из вспомогательной полиции, были, с одной стороны, даже опаснее, так как знали многих и многое, с другой – всё-таки побаивались мести, которая могла прийти буквально ниоткуда – хоть из леса, хоть из какого-нибудь подвала. Поэтому каждый новый человек, кто начинал появляться на базаре регулярно, привлекал их особое внимание – уж не партизанский ли он лазутчик?

Но этого явно слабоумного парнишку даже полицаи не шпыняли. Уж больно он был жалок со своим перекошенным лицом, бегающими глазками и несуразными движениями рук и ног – будто он был не живым человеком из плоти и крови, а случайно ожившей деревянной куклой. При этом был очень забавным. Похоже, что головой он повредился не с детства, а попав где-то в заваруху войны – под бомбёжку ли, под обстрел или ещё в какие военные перипетии. Потому что он – больной-то на всю голову – читал и пел почти безостановочно стишки и песенки. И самое удивительное – на чистом немецком! На заказ, правда, не умел – у него был какой-то свой, только ему известный репертуар и порядок, точнее, беспорядок его исполнения. Сердобольные селяне не из жадных его подкармливали. Немцы бросали, похохатывая, ему мелкие монеты прямо на землю – в руки давать брезговали, уж больно паренёк был грязен и неопрятен. По-русски он говорил короткими фразами и не очень связно.

Парнишка, шастая по рынку и близлежащим улицам, вокруг паперти собора, как-то быстро прибился к деду Архипу, торговавшему своим мелочным скобяным товаром. Дед Архип и увёл его к себе – в подвальную каморку, где и жил, и мастерил.

Едва они спустились по лесенке вниз и дед запалил лучину, как в свете её увидел мгновенное преображение слабоумного парнишки. Движения его и лицо обрели обычные человеческие очертания, глаза перестали бегать по сторонам, а оказались умными, серьёзными и небесно-голубыми.

Пароль «Тятька салом отравился» он пару раз произнёс ещё на базаре, когда приближался к прилавку деда Архипа. Тот всё понял – вот и забрал парнишку к себе.

– В общем, так, – шёпотом заговорил Егор, сменивший личину слабоумного на свою обычную, – ситуация осложнилась. Надо передать Моцарту и Фее, что нужно срочно покидать город. Встречаемся все в доме бакенщика, что за железнодорожным мостом, недалеко от Успенской горы. И главное, надо предупредить нашего человека, устроенного в полицию, ну, Дельфина, что всё отменяется.

– Ох ты, господи, – схватился за голову дед, – парня-то уже не предупредишь! Он сегодня к двум часам должен быть в особняке генерала. Я сам ему утром бомбу под видом куска мыла передавал!

Егор выудил из глубин своих лохмотьев часы на цепочке – они показывали 13:40.

– Беги, малец, к дому генерала – только так ты сможешь нашего парня предупредить! А я тем двоим найду способ передать про бакенщика. Дорогу-то найдёшь короткую? Сразу мимо собора в горку чуть поднимешься, там по правую руку и будет третий дом – богатый, с каменными наличниками. Только осторожнее, бегом не беги – немцы в бегущего могут запросто и пальнуть.

– Всё понял. Спасибо, дед!

Герр Хандке сегодня был в ударе. Во всех смыслах. Не только угощался колбасой, которую ему в очередной раз притащил с рынка Айдер, но даже самого «Сашу» угостил, да ещё и чаем потчевал. И ещё говорил безостановочно, словно его прорвало:

– Моя Марта пирожки такие печёт… А дочки у меня на загляденье… После войны вернусь в свой милый Кёльн… Тебя к себе водителем возьму…

Айдер послушно благодарил герра Хандке, но сам был уже на взводе. Он глянул на часы. Они показывали 13:45. И он катастрофически опаздывал. В холщовой сумке, стоявшей у его ноги, была та самая ваза, что должна была открыть ему путь в спальню генерала, а за пазухой – взрывное устройство, которое он собирался прикрепить под генеральской кроватью – чтоб тому спать помягче было.

Айдер уже готов был в буквальном смысле придушить столь разговорчивого начальника полиции, но его выручил важный, по всей видимости, звонок – потому как, отвечая на него, герр Хандке вскочил едва ли не по стойке смирно и замахал рукой на Айдера – типа «пошёл вон немедленно».

Айдер и пошёл немедленно, едва-едва сдерживая шаг, чтобы не перейти на бег.

Егор возле дома генерала оказался за пять минут до назначенного времени. Близко он подойти не решился, чтобы не привлекать внимания. Въезд во двор охраняло два автоматчика, а из окна то и дело и очень озабоченно выглядывала пышногрудая блондинка. Её беспокойство немного успокоило Егора – она явно ждала Айдера. А Егор успеет его перехватить. Эх, знать бы точно, с какой он стороны пойдёт! Но этого Егор как раз и не знал. К дому генерала можно было пройти с любого конца улицы, да ещё и со стороны переулка, почти напротив дома с основной улицей пересекавшегося. Так что Егору пришлось выбрать такую точку наблюдения, чтобы он мог видеть сразу все три подхода. И он, опять вернувшись в образ сумасшедшего парнишки, уселся на ступеньку крыльца дома, выходившего сразу и на улицу, и на переулок. Охранники от ворот его не видели, а прохожие тут были редки. И если кто-то показывался, то Егор опускал долу глаза и протягивал перед собой за милостыней дрожащую ручку.

Часы он доставать здесь не решался, но часы внутренние явно били в набат – Айдер сильно, невообразимо опаздывал. Что-то случилось? Или Айдера всё-таки успели предупредить связные подполья?

К особняку генерала медленно и почти бесшумно подъехала черная длинная машина с хромированными колёсами. Из машины вышел сам генерал Штейнберг, комендант города и Тризуб. Ровно те, за кем с такой ненавистью недавно наблюдал Егор во время расстрела. Но сейчас было даже не до ненависти. Если Айдер всё-таки идёт сюда?! Белокурая женщина выглянула из окна ещё раз и, увидев прибывших «гостей», тут же спряталась за занавеской.

Генеральская машина сдала назад и въехала во двор особняка. А генерал, майор и Николай, стоя у парадного входа в дом, что-то оживлённо обсуждали.

И тут Егор увидел Айдера, быстрыми шагами идущего к генеральскому дому с нижней стороны улицы. Он был уже так близко, что просто подбежать к нему на глазах генерала, майора и Николая, да ещё и двух охранников у ворот особняка, Егор никак не успевал. А Айдеру, чтобы встретиться лицом к лицу с Тризубом, оставалось пройти чуть больше сотни шагов. Пока его видел только Егор, но через пятьдесят метров улица делает резкий поворот – и Айдер окажется беззащитен перед чужими взглядами.

И эти взгляды надо было немедленно перевести на себя.

Егор вскочил и вихляющейся походкой двинулся к троице. Он вращал глазами, строил смешные гримасы, размахивал как мельница руками и при этом напевал старую австро-немецкую песенку «Ah, du lieber Augustin».

Генерал и майор не без брезгливости, но всё же и с интересом поглядывали на странного, но забавного мальчишку, который с таким чистым произношением напевал всеми любимую песенку. А вот Николаю всё это совсем не нравилось – явный непорядок. Коснувшись мальчишкиного плеча, он попробовал отвести того в сторону. Причём получалось, что как раз в ту, откуда должен был вот-вот появиться Айдер.

Егор дёрнул плечом, освобождаясь от руки Тризуба, и продолжил петь и приплясывать перед генералом, которого это всё немного забавляло – благо, он был как раз после сытного обеда. Генерал жестом приказал оставить мальчишку в покое. И даже достал из кармана леденцы и протянул их Николаю:

– Угостите нашего артиста! – При этом его лицо вновь брезгливо сморщилось.

Николай сразу всё понял – генерал не хочет даже пальцем дотрагиваться до мальчишки, потому и перепоручил всё ему. Что ж, он-то не такой брезгливый. И Николай, открыв баночку монпансье, достал пару леденцов и протянул их вертлявому мальчишке. Который, между прочим, мгновенно узнал ту самую баночку, которую доставал генерал и во время расстрела. Но сейчас важнее было заставить Николая встать так, чтобы он не видел той стороны улицы, откуда шёл Айдер, но при этом так, чтобы Айдер успел увидеть его в профиль и узнать!

Айдер уже издалека понял, что опоздал с визитом – перед домом стояли трое: сам генерал, комендант города и ещё кто-то третий, стоящий к Айдеру спиной. А вокруг них плясал какой-то юродивый парнишка, одетый в лохмотья. Присмотревшись, Айдер узнал Малого. Появление Егора у дома генерала запланировано не было. Айдер понял, что парень здесь, чтобы предупредить его о чём-то важном.

Айдер собирался сойти с тротуара на проезжую часть и, проходя мимо офицеров, спокойно отдать честь. Но Малому удалось «развернуть» вполоборота третьего человека. Сомнений быть не могло! Айдер отчётливо видел, что перед ним в пятидесяти шагах стоял выряженный в немецкую унтер-офицерскую форму Николай Тризубцев! Его лучший друг!

В долю секунды вспомнились рассказы Рустама, в которые он так упорно не верил! А тут сама действительность заставляла поверить в самое худшее! Но всё же! Не может! – твердил ему мозг. Но от горькой правды предательства кольнуло в груди. Тризуб! Николай Тризубцев! Предатель!

Айдер до боли прикусил губу, чтобы не поддаться первому чувству и не броситься на Николая. Мгновенно вспотела спина, а лоб покрыла липкая испарина. Лишь опыт учения в разведшколе и реальных операций, когда он уже бывал буквально на волосок от гибели, сработал и сейчас.

Тризубу, предателю и врагу, точно нельзя было попадаться на глаза. И Айдер спокойно замедлил шаг. Охранникам у ворот он был пока не виден, а трое у парадного входа смотрели на гримасничающего Егора. Айдер развернулся, сделал пару шагов назад и скрылся за поворотом улицы.

Ровно три-четыре секунды отделяло его от абсолютного провала. Молодец Малой!

Но в дом генерала теперь уже точно не попасть.

Так что план «Б» тоже трещал по всем швам, а точнее, тоже катился под откос, как подорванный всё теми же партизанами поезд. Только партизаны-то были на нашей стороне, а вот обстоятельства складывались в пользу врага. Пока. Временно, конечно.

Глава 21

Егор нагнал Айдера уже почти в самом конце улицы, идущей вниз от дома генерала Штейнберга. До здания полиции оставалось каких-то метров двести, а навстречу как раз шёл немецкий патруль. Егор, разбрасывая в стороны руки, забежал вперёд и, пританцовывая, протягивал руку за подаянием:

– Дай, дяденька, дай хлебушка! – Полицейский, сосредоточенно идущий по улице, лишь отмахивался от маленького сумасшедшего приставалы.

Патрульные солдаты заржали, а полицейский для острастки схватил полоумного мальчишку за шкирку:

– В полицию захотел?

Мальчишка испуганно успокоился и дальше, лишь немного извиваясь, схваченный крепкой рукой Айдера, пошёл рядом с ним. Увидев, что немцы прошли уже достаточно далеко, Егор, делая вид, будто что-то бормочет себе под нос, быстро заговорил:

– Здорово, Дельфин, слава богу, успел тебя предупредить. Батя приказал тебе срочно исчезнуть из города. Если Тризуб тебя увидит, то всё к чертям собачьим полетит!

Айдер ослабил хватку, отпуская мальчишку, и едва заметно кивнул. Лицо его со стороны казалось совершенно спокойным и невозмутимым, только зелёные глаза блестели от накатывающихся слёз.

Малой опять забормотал себе под нос, но так, чтобы его хорошенько слышал Айдер:

– Батя всех ждёт в доме бакенщика за железнодорожным мостом, по эту сторону реки, возле Успенской горы. Он там один такой дом, с красной трубой, на самом берегу.

Айдер одновременно кивнул и вроде как отмахнулся от надоевшего мальчишки:

– Да отстань ты! – и тише продолжил: – Не могу я так исчезнуть. Иначе это вызовет большие подозрения. Поэтому ты давай чуть спокойнее, и мы пойдём к полиции, где стоит машина шефа. Ты там покрутись чуть в стороне, подстрахуешь, если вдруг этот… Тризуб появится поблизости. Всё понял?

– Понял, – подтвердил Малой.

Айдер же опять схватил его за шкирку и втащил во двор полуразрушенного дома. Он быстро достал взрывное устройство из-за пазухи и передал Егору, который тут же его спрятал на груди. Вазу, завёрнутую в газету, он тоже сунул в руки Егора:

– Прижимай к себе покрепче, – он надорвал газету сверху, чтобы было видно, что в руках парнишки именно ваза, – в крайнем случае, подумают, что ты её где-то украл. Близко к зданию полиции не подходи, там охрана.

– Буду в стороне болтаться незаметно. Если всё в порядке, то двинусь к дому бакенщика. Моцарту и Фее дед должен передать, где все встречаемся!

– Давай! – ответил Айдер и, выглянув из двора, уже один спокойно направился в сторону здания полиции.

Возле входа стояла машина герра Хандке. Айдер обычно оставлял её здесь, чуть правее крыльца, чтобы никому не мешала, но и чтоб в любую минуту можно было подать «к подъезду».

Он помахал рукой знакомому охраннику и направился к машине. Поднял капот, засучил рукава и стал копаться в моторе. Охранник на это никак не отреагировал, действия шофёра герра Хандке были привычные. Шофёр каждый день проверял исправность машины, а та у него просто сверкала – всегда чисто вымытая и на ходу.

Айдер же, внимательно разглядывая бензонасос, думал, что предпринять, как исчезнуть и не вызвать подозрений шефа. Это «что-то» должно было привлечь внимание и не оставить сомнения в том, что шофёр герра Хандке вынужден срочно отлучиться, и не так, чтобы на несколько минут, а на гораздо дольше.

Он оторвался от созерцания бензонасоса и направился к охраннику.

– Одолжи на пару минут, – сказал он ему, рукой указывая на штык-нож, висевший у того на ремне. – Надо! – и он показал пальцем в сторону открытого капота.

Охранник достал штык-нож из ножен и протянул шофёру. Айдер вновь скрылся под капотом.

Для вида ещё немного покопавшись в двигателе, он быстро глянул на охранника и в обе стороны улицы. На улице никого поблизости не наблюдалось, а охранник как раз заговорил с напарником.

Айдер растёр ладонью место на левой руке немного выше внутренней части запястья. На тренировках в разведшколе их учили, как можно быстро и относительно безопасно изобразить неожиданное случайное ранение. Держа нож под углом в сорок пять градусов, он немного придавил кожу руки, чтобы захватить побольше капиллярных сосудов, и резким движением сделал тонкий надрез сантиметра в три-четыре. Немного неприятно, но в целом безопасно – крупные сосуды задеты не будут. А вот крови будет немало! Айдер для особого эффекта ещё и активно поработал кулаком, сжимая и разжимая его. Рука у запястья и ладонь были уже все в крови.

– Мать твою! – выругался Айдер, вздымая руки вверх.

Охранник, увидев, что стряслось с шофёром, подскочил к нему и первым делом забрал у него нож:

– Ты чего? Вот неловкий! Надо перевязку. Тут госпиталь – рядом.

– Знаю! Я должен герра Хандке предупредить! – ответил Айдер, уже обходя охранника.

Он вошёл в здание и быстро поднялся по лестнице к кабинету начальника. Тот, увидев своего окровавленного шофёра, всплеснул руками:

– Что случилось?

– Случайно поранился, – бросил Айдер, изображая на лице максимальное страдание. – Когда машину осматривал.

– Давай в госпиталь! Бегом! – приказал он. – Ты много работаешь, тебе надо пару дней отдохнуть. Пусть кто-нибудь тебя проводит. Эй!

– Спасибо, герр Хандке, я сам доберусь! – отмахнулся Айдер.

Сбежав по ступенькам вниз, он подошёл к машине и заглянул в салон, где из-под сиденья быстро достал фляжку со спиртом и сунул её за пазуху. После чего, сопровождаемый сочувственными взглядами охранников, быстрыми шагами отправился в сторону госпиталя, который и впрямь находился метрах в трёхстах на соседней улице.

Отойдя на порядочное расстояние, Айдер достал фляжку и обильно полил спиртом рану, чтобы не было заражения. Егор неотступно следовал за ним, внимательно оглядываясь, чтобы невзначай не появился Николай.

Егор «довёл» Айдера до госпиталя и, увидев, что тот благополучно миновал вход в здание, резко свернул в сторону.

Теперь каждый из них должен был добраться к дому бакенщика своим путём.

Глава 22

Поздно ночью возле одного из блокпостов, охранявших подход к железнодорожному мосту, появился высокий человек в гражданской одежде.

Часовой Гельмут направил на него автомат и резко крикнул:

– Стоять! Предъявить документы!

Рустам, а это был именно он, послушно остановился и медленно поднял вверх руки, демонстрируя полное миролюбие. И лишь потом стал доставать из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги.

Гельмут направился к человеку. Двое других солдат за его спиной тоже держали того под прицелом своих автоматов.

Приблизившись, Гельмут взял у человека бумагу и посмотрел тому в глаза. Тёмный пронзительный взгляд в ответ заставил его поёжиться. Гельмут, развернув бумагу, увидел, что это всего лишь газетный листок. Он с недоумением вновь глянул на человека. Глаза того буквально просверлили Гельмута насквозь.

И он медленно вернул «документы». Человек, кивнув, столь же медленно спрятал свою бумагу во внутренний карман пиджака.

– Ну как, Гельмут? Всё в порядке? – крикнул один из солдат со стороны блокпоста.

– Всё в порядке, Ганс! – ответил Гельмут.

Вместе с ночным гостем Гельмут двинулся к блокпосту.

Подойдя к двум солдатам, всё ещё державшим автоматы наизготовку, Рустам спокойно и пристально посмотрел, не моргая, сначала на одного, потом на другого. Они послушно опустили автоматы и застыли на месте, словно каменные изваяния. Гельмут же, удостоившись ещё одного взгляда Рустама, потупил взор и даже опустился прямо на землю.

Пройдя мимо застывшей троицы, Рустам спокойно двинулся дальше по дороге и вскоре скрылся среди домов витебского предместья.

Лишь минут через пятнадцать немцы, словно по команде, пришли в себя. Но не совсем. Они посмотрели друг на друга осоловелыми глазами. Будто что-то напрочь забыли.

– Гельмут! – сказал один из них. – Кажется, пора перекусить!

Гельмут кивнул. Перекусить он точно был не против.

Рустам же тёмными переулками вдоль реки минут через сорок благополучно добрался до дома бакенщика. Там его уже ждали Батя и Айдер с Егором. Бакенщик Василий молча заварил чай. Настроение у всех была никудышное.

Моцарт с Феей ещё не подтянулись. И это всех беспокоило: может, связной не смог им передать о времени и месте сбора? Да и, главное, планы, что «А», что «Б», казалось вполне себе подготовленные, сорвались один за другим. И пока без вариантов.

Рустам, видя всеобщее подавленное состояние, рассказал, как проходил через немецкий блокпост и взглядом «околдовал» немецких часовых.

– Один даже присел… Прямо задом на землю, – рассмеялся Рустам. И порадовался тому, что и губы остальных бойцов и даже командира растянули чуть заметные улыбки.