Я запрещаю этому быть на Земле

– Это дети ущебров? – уточнила я.

– Да.

– И почему вы считаете их потомством межвидового спаривания?

– Ущебры не могут размножаться самостоятельно, – ответила Карина. – Дети ущебров рождаются только от матерей умпалов.

– Ущебры не могут размножаться самостоятельно? – я повернулась к Занозе. – И ты как-то забыла об этом упомянуть?

– Потому что это прямое доказательство, что они неотъемлемая часть роя, – спокойно пояснила Заноза, не пряча взгляд. – Разделение функций, в том числе и функции размножения. Ты же такой бы вывод сделала?

– А какой вывод я должна сделать сейчас? Что ты скрываешь и подтасовываешь факты, что бы оправдать сделанное тобой скандальное заявление?

– Может, мы в лабораторию пройдём? – предложила Карина. – Что мы посреди коридора торчим. Ко мне или к Саше?

Как родится ущебром

– Умпал может стать ущебром?

Заноза отрицательно покачала головой.

– В том-то и дело, ущебром можно только родиться.

– Значит, в случае с ущебрами – это как раз строение роя? – я сделала пометку в блокноте.

Заноза проследила за мной взглядом, вздохнула и закрыла глаза.

– Похоже, что так, – проговорила она. – В отношении ущебров теория роя работает. Они не выживут отдельно от роя, потому что даже размножаться самостоятельно не могут.

– То есть, на них функция размножения не лежит? Они бесполые?

– Ну, скорее, они все мужчины, – вмешалась Карина.

– Как это выяснили?

– Им для размножения нужны женщины умпалы, – напомнила она.

– Значит, умпалы самостоятельно размножаться могут, а ущебры нет. Они рождаются от матерей умпалов и при этом сохраняют устойчивую популяцию, поддерживают свою культуру и передают знания следующему поколению.

– Да, – вздохнула Карина.

– И крепких семейных союзов, как я полагаю, ущебры с умпалами не завязывают.

– Нет, – кивнула Карина. – Это лишено смысла, большинство избранниц умирает, так и не родив ребёнка. И они никогда не рождают второго.

– Значит, строением роя предусмотрено, что ущебры рождаются от умпалов.

– Нет. Это не совсем так, – гордо распрямилась Заноза. – Для того что бы родился ребёнок ущебра, проводят специальный обряд зачатия между ущебром – отцом и матерью – умпалом. Они не могут зачать ребёнка самостоятельно. Это искусственное оплодотворение. Ничего естественно заложенного как в жизни роя в этом нет!

Наверно, я сидела с глупо выпученными от удивления глазами, потому что Заноза тактично опустила взгляд.

– Подожди, как это искусственное оплодотворение?

– Зачатие происходит в форме обряда, – пояснила Заноза своим сухим научным тоном. – Может из-за того, что они дают обед безбрачия, может по другой причине, но физического контакта между отцом и матерью будущего ребёнка напрямую нет. Семя переносит посредник и вводит матери.

– Погоди-ка, мне надо выйти.

Неудобно признаваться в этом, но я едва успела добежать до санузла. Меня вырвало. Я всяких гадостей уже наслушалась, но это уже был перебор.

Так! Надо немного отдышаться, прежде чем вернуться к Занозе и Карине. Гадость какая! Зачем? Зачем-то они вмешиваются в естественный процесс! Так! Надо взять себя в руки, успокоиться и вернуться к девчонкам. Я профессионал. Я справлюсь.

Атрофировавшийся орган или захватчики

Я вернулась в лабораторию. Карины не было.

– Её капитан вызвала, – пояснила Заноза, не дожидаясь моего вопроса.

– Извини, я…

– Ничего, – понимающе кивнула она, – меня и саму не раз на изнанку от этого вывернуло.

– Давай продолжим. Мы остановились… Значит, ущебром ребёнок матери – умпала может родиться только после этого обряда?

– Да. И после обряда рождаются только ущебры, – добавила Заноза. – Умпалом ребёнок родится после этого не может.

– А нормальные дети как зачинаются?

– Естественным путем, без всякого вмешательства посредников.

– Какое счастье! – облегченно вздохнула я.

– И среди матерей ущебров просто ошеломляюще высокая смертность. Они очень тяжело вынашивают этих детей.

– А дети – умпалы нормально вынашиваются?

– Да. Смертность среди беременных очень редкое явление. А вот дети гибнут часто. И недоношенными рождаются часто. Полагаю, это из-за ослабленного ядами организма матери.

– И сколько беременных ущебрами гибнет?

– Более половины забеременевших, не доживает до родов. Ещё две трети умирают в процессе родов. Треть выживших и родивших умирает в ближайшие пол года после родов. А выжившие, остаются инвалидами и не могут больше иметь детей.

– То есть, это происходит именно при рождения ребёнка – ущебра.

– Опережая твой вопрос, могу сказать, что Стефани и Тритти тщательно исследовали все возможные способы внешнего воздействия на семенной материал при искусственном зачатии. Никакого воздействия нет.

– Не случайно же это искусственный процесс. Значит, какое-то вмешательство всё равно должно быть.

– Дара, мы исследовали этот процесс всеми доступными нам способами. У нас куча подробнейшего материала, хочешь видео посмотреть?

– Нет уж! Увольте! – ужаснулась я от такой перспективы.

– Нет никакого облучения, нет никакого хирургического вмешательства, – перечисляла Заноза. – Посредник просто берёт семя у отца и тут же вводит его матери. Они находятся рядом. Никто никуда не отходит. На всю операцию уходит минуты две. Прибор, которым они пользуются, изготовлен из нейтрального материала. Никакого информационного кода на нём нет. Никакого химического воздействия на семя он не оказывает. Всё стерильно. Никакого заражения матери не происходит. И всё же, плод начинает развиваться ненормально и убивает свою мать.

– Они кастрированные что ли?

– Кто? – удивлённо уставилась на меня Заноза.

– Ущебры.

– Нет, – покачала головой она. – Почему кастрированные?

– А что ж они сами не могут?

– Да кто их знает? – пожала плечами она. – Внешне не определишь, они же в э… в не активном состоянии в момент обряда. Да ещё и запакованы в этот церемониальный кокон. А что у них за психологические установки – мы до конца не поймём. Это совершенно чуждая нам культура.

– Может, если они действительно разные виды, они просто не подходят… ну, не стыкуются.

– Мы не рассматривали эту версию, – пожала плечами Заноза. – Тогда все исходили из убеждения, что они часть роя.

– И физических образцов, биопроб, конечно, нет?

– Естественно, нет! Кто бы нам разрешил вмешиваться в такое? Только наблюдение и замеры дистанционно.

– И никаких побочных нормально рождённых детей у ущебров не бывает?

– Побочных?

– Незаконнорожденных, зачатых на стороне, бастардов, – пояснила я.

– Нет. Они отдельно живут, в закрытом контуре города. И не особо стремятся покидать свой загон для избранных. С работягами, то есть, с умпалами практически не контактируют. В интрижках с хорошенькими горожанками не замечены, – перечислила она, и я даже зауважала её за внезапно проявленное чувство юмора. Не замечала за ней такого раньше. Хотя, мы же практически не общались. Иногда попадали в одну группу обучения и всё.

– А у свободных ущебры рождаются?

– Нет. Они рождаются только после этого обряда. Свободные так над своими девушками не издеваются.

– Это как-то может указывать на существование рабства? – не сильно надеясь на подсказку, поинтересовалась я.

– Как? – пожала плечами Заноза. – Это не право первой ночи. Это, скорее уж, принесение жертвы.

– То есть, тогда бы получилось, что рабовладельцы выбирают из рабов жертвы для собственного размножения, – постаралась развить эту мысль я.

– Это бессмыслица, – покачала головой Заноза. – Вспомни. Любая элита – это группа, способная самостоятельно воспроизводится. Принцы на Золушках женятся только в сказках или когда надо вырождающуюся кровь обновить. А здесь они и вовсе рабынь выбирают.

– Сама же говоришь, что жрецы стерильны по отношению друг к другу, сами размножаться не могут. Остаются только рабыни.

– Мы рассматривали версию о мутации, – продолжила Заноза. – В любом рое специализация особи на определённой работе сказывается на его внешнем виде. И эти мутации естественны. Некоторые особи при этом лишают права на размножение. И ущебры тоже могли быть по причуде эволюции лишены права на размножение естественным путём.

– И поэтому изобрели способ размножаться искусственно? – продолжила я её мысль.

– Да. Но, если они не могут естественно размножаться, значит, не могут поддерживать свою численность в рое. И тогда, они лишний элемент роя, приговорённый к вымиранию. А они руководят жизнью роя. И руководят крайне неудачно, судя по состоянию здоровья особей и высокой смертности. Поэтому я и считаю, что каким-то образом, эта приговорённая к вымиранию часть роя восстала и сумела захватить власть. И поработила остальных.

– И рой естественно, всячески сопротивляется их вмешательству.

– Да. Не осознано сопротивлением особей, но на биологическом уровне рой воспринимает их как чужаков и препятствует их воспроизводству.

– А как же матка? Королева роя или кто у них вместо неё?

– Круг высших жрецов у них вместо неё, – со вздохом сказала Заноза. – Они живут в плотном окружении ущебров. Из помещения дворца не выходят. Или их держат там под арестом. И к работягам их не подпускают. Высшие жрецы изолированы от своего народа.

– Значит, по твоей версии, низшие жрецы или элита – ущебры захватили власть и держат высших под контролем? А работяги нечего не подозревают?

– Да. Я считала так, – уверенно подтвердила Саша. – Но твоя версия с морковкой и горошком тоже подходит. Кстати, время обеда.

– Меня стошнило пятнадцать минут назад, – напомнила я. – Как-то наши темы не способствуют пробуждению аппетита.

– Извини.

– За что? Тебе тоже стоит пообедать.

– Мне через одиннадцать минут к Флоренс, готовить очередной юридически правильный ответ на очередной тупой запрос наших наблюдателей. Потом пообедаю.

– Значит, я могу тебя мучить расспросами ещё одиннадцать минут, – я сосредоточилась. – Если ущебры – тупиковая ветвь эволюции умпалов, то я не понимаю, почему матери ущебров гибнут? Насколько я помню, в обычных условиях, у тупиковых ветвей развития или половой инстинкт сбит, и они выбирают в партнёры тех, кто точно им детей не родит. Или их дети рождаются бесплодными. Но как они тогда от бесплодных детей рожают?

– Не знаю, – покачала головой она. – Но именно таких детей они очень тяжело вынашивают. Не все даже доживают до родов. Мы сначала думали, что причина во вмешательстве в генетику. Что это генетические опыты.

– Опыты? – она удивила меня таким предположением.

– Зачатие жрецов происходит через искусственное оплодотворение. Значит, теоретически, может происходить перекодирование, облучение, обработка семени реактивами или ещё что-то. Но ничего этого нет!

– Тупиковая ветвь, которая выживает за счет искусственного размножения. – Повторила я, скорее для себя самой, мне нужно время, что бы принять эту невероятную мысль.

– Мы отслеживали этот процесс, делали все возможные замеры. Никакого вмешательства в сам генетический материал нет.

– А у свободных ущебры не рождаются вовсе и они прекрасно без них обходятся.

– Да. В том-то и парадокс.

– И вам за всё это время ни разу не приходилось проверить матрицы ущебров?

Заноза отрицательно покачала головой.

– Они не входили в утверждённый план исследований.

– Да как исследования могут подчиняться строгому плану? – не выдержала я. – Это же как расширение вселенной! Узнаешь крупинку нового, а она ведёт к следующим сразу трём, а те ещё к двенадцати. И невозможно удержать их от побочных открытий, от взаимосвязей. Всё продвижение науки и держится на побочных открытиях. Как ещё узнать про то, чего просто не существовало в нашем миропонимании? Ведь именно это и есть основная задача любой науки – расширение границ нашего миропонимание, открытие нового, расширение за счёт таких побочных прорывов. Вам что, запретили каждый шаг в сторону?

– Нет. Технически, работать с этой базой нам никто не запрещал. Но нам всё время приходится защищаться от нападок и обвинений, оправдываться, доказывать наше не вмешательство в жизнь изъятых. Тут не до расширения исследований.

– Короче, ваше внимание приковали исключительно к умпалам.

– Ну, не то что бы…

– Нет, Саша, я серьёзно, – остановила её я. – Это очень эффективная техника связывания сил противника. Вынудить его защищать то место, по которому постоянно бьют. И пока всё его внимание сосредоточено на ожидании очередного удара, можно не опасаться, что противник сам нанесёт тебе удар.

– Но мы же не думали, что они это специально делают!

– Да. От партнеров по миссии такого не ожидаешь, – кивнула я.

Если бы я могла рассказать ей, сколько раз я уже с этим сталкивалась. С этой нашей наивной верой, что чужие цивилизации будут относиться к нам с таким же распахнутым настежь сердцем, как и мы к ним. Какие же мы всё-таки наивные и доверчивые существа! Но если мы научимся ожидать удар в спину от всех и каждого, останемся ли мы человечеством? Сможем ли мы идти вперёд, быть отрытыми новому, расширять вселенную, если загоним себя в ловушку самообороны против всего мира? Если будем защищать только то место, в которое ожидаем удар? Наивность – величайший дар человечества. Нам бы только как-то подружить его с голосом разума.

Заноза ушла к капитану, а я ещё долго сидела, стараясь как-то уложить в голове эти неудобоваримые факты. Конечно, невозможность ущебров самовоспроизводится автоматически подтверждала, что они часть роя. Но… Что-то не так в этой версии. Если части роя – это органы роя, то как один из органов мог перестать самовоспроизводиться? Это же значит, что он атрофировался и отмер за ненужностью. И почему такие тяжелые последствия для матерей, вынашивающих детей жрецов? Это один вид, не могут у них быть настолько сильные различия в строении. И как до этого ущебры размножались? До перехода на искусственное оплодотворение? Ничего не понятно! Но может, мне и не стоит в это углубляться. Мне даже нельзя в это углубляться! Я опять попалась на эмоциональное переживание, я обязана быть хладнокровным наблюдателем! То же мне, профессионал.

Надо всё же пойти пообедать. И вернутся к вопросам, которые я выписала вчера.

Задвоенные позывные наблюдателей

– Но это же ненормально! – возмущенно произнёс Борис вслед выходящей из столовой Флоренс. – Ты понимаешь, что такого просто быть не может? Он задваивает сигнал!

– Слушай, мил друг, от меня ты что хочешь? – развернулась к нему мамаша Флоренс. – Нужно новый локатор выбить у центра – так и скажи.

– Да он и так новый!

– И что тебе тогда от меня нужно? Ремонтников вызвать? Так они написали тебе, что всё протестировали, причин для паники нет.

– Но сигнал-то задвоен!

– А я что сделаю? – и она развернулась ко мне. – Дара, с непростительной худобой Саши я уже ничего не сделаю, но вас я должна отгрузить в том же весе, в котором приняла на борт. Не хватало мне ещё обвинений, что я вас голодом заморила.

Я невольно рассмеялась.

– Так что, нужен вызов ремонтников – пиши заявку, – через плечо сказала она Борису и вышла.

Он только рукой махнул.

– Что-то сломалось? – поинтересовалась я, подсаживаясь к расстроено ковыряющему ложкой в своей порции Борису.

– Со сканером что-то странное творится, – пожаловался он. – А капитан и слушать не хочет. Вот как ерунда какая вроде капли масла, так она крик поднимает! А тут сигнал задвоен и ладно!

– И причины неизвестны?

– Не понимаю, как такое может быть! Надо вызывать техника.

– Ты же вызывал, – напомнила Карина, присаживаясь рядом.

– Да, вызывал. И что? Этот гений мне минут двадцать объяснял, что это физически невозможно, что сканер ни при каких обстоятельствах просто не способен считать сигнал дважды. Неспособен, но считывает! – развёл руками Борис. – Должно быть, сам научился за спиной у этих гениев. Потому что у меня уже дважды задвоенные сигналы зафиксированы.

Он съел пару ложек супа и, отставив тарелку, продолжил эмоционально объяснять:

– Ладно, этот вот провал ещё объясним. Может, наблюдательный борт S7N действительно на эти две секунды в подпространство уходил. Систему проверяли или ещё за чем. Это может быть. Провалился на пару секунд и вернулся. Ладно, Лариса, может, действительно с метеоритом столкнулась и из-за искажений в атмосфере, взрывной волны сигнал наложился на отражённый и задвоился. Но не может же один и тот же наблюдательный борт быть здесь одновременно два раза? В двух местах одновременно на одном и том же экране! А эти гении говорят, что сканер не может ошибаться. Бред какой-то! Не могут дистанционно починить, пусть прилетают лично и разбираются.

– Подожди, – в свою очередь отложила ложку я, – какой наблюдательный борт?

– Так у нас цеплагры, щушары, глыни дежурят постоянно, – ответила за недовольно скривившегося от этого вопроса Бориса, Карина. – От активных исследований они отстранены, а как наблюдатели присутствуют.

– Что-то я не помню, что у вас постоянные официальные наблюдатели должны быть, – я на миг задумалась. Хотя, честно признаться, мне за эти три дня подготовки столько информации пришлось перелопатить, что я могла просто не обратить на это внимания. Особенно, с этой неудобоваримой информацией про рабство. По идее, миссия совместная. Значит, всё верно, должны быть наблюдатели. Но надо перепроверить.

Какой извращенец до этого додумался?

Заноза ещё минут десять пробудет занята отчетами капитана. Хорошо. Мне как раз надо побыть одной и всё обдумать. В моём отчете не должно быть даже намёка на эмоциональную оценку. Только неоспоримые факты. А это не так просто сделать.

Факт эмоциональной привязанности Занозы к своим подопечным на лицо. Васенька. Это же даже не кличка наподобие «толстяк» или «длинноухий», это человеческое имя. Может и к лучшему, что я не различаю даже где у них голова. Мне точно к ним проникаться состраданием не стоит. И само это название «свободные умпалы» – просто кричит о неспособности относиться к ним объективно. Надо заменить его в отчете на что-то нейтральное.

По сути, комиссия права. Эти самые «свободные», кстати, появились как результат вмешательства Вайло в естественное развитие этой цивилизации. Может и минимальном вмешательстве, но всё равно вмешательстве. И теперь нам, видите ли, выбор одних нравиться, а выбор других нет, поэтому, мы спасаем их от выбора, который нам непонятен. Мы наблюдатели! Не наше дело вершить их судьбы!

Итак, горожане подчиняются общим правилам проживания. Эти правила идут им во вред. И нужно найти доказательства, что эти условия им навязаны насильно. Что сложно, потому что они не сопротивляются, не пытаются что-то изменить.

Но вопрос свободны ли свободные? Нашу миссию всё время обвиняют во вмешательстве. Ведь свободные искусственно поставлены в эти условия экспериментатором. Хотя, они ведь искусственно возвращены в естественные условия обитания. И ни какого воздействия, помощи, подсказок, обучения со стороны миссии нет. Что ещё может говорить против поселений свободных? Я что-то упускаю. Что-то важное.

Судя по формулировкам выдвигаемых обвинений, это всегда связанно именно с вмешательством миссии в жизнь свободных. И каждый раз миссия легко доказывает, что вмешательства нет. И наши наблюдатели с тем же самым обвинением обращаются в другую комиссию. Это будет продолжаться, пока комиссия Совета Миров как высшая инстанция вынесет неоспоримый вердикт. А для Совета Миров самое важное… свобода воли! А есть ли у свободных умпалов свобода выбора? Изъятые же могут считать, что они умерли и не могут вернуться в города! Есть ли у них свобода выбора? Могут ли они добровольно уйти из поселения и вернуться в город?

Великий Космос! Если изъятые не имеют возможности вернуться в города, Союз Миров не примет факт нашего невмешательства в их жизнь. Потому что это мы предложили им попасть в ситуацию, в которой они лишены выбора.

Мне не терпелось проверить это, но Заноза больше не была надёжным источником информации. Она эмоционально заинтересована в подтасовывании фактов в пользу нужного ей результата. Горга! Парень с трогательным взглядом наивного щенка. У него же записи наблюдений зондов.

Он у себя и может уделить мне несколько минут. Прекрасно! Лаборатория Горги рядом с залом управления, это по основному коридору и направо. Я быстрым шагом вышла в нужный сектор станции и застыла не в силах сделать дальне ни шагу. Сработавшее чувство самосохранения заставило машинально задержать дыхание.

На космической станции просто необходимо чувствовать себя защищенной. Это одно из наиважнейших условий для работы. Эволюция не озаботилась адаптацией человеческого организма для выживания в открытом космосе. Да к тому же, даже иллюзорное чувство надежды на выживание не может угнездится в вашем мозгу, если все ближайшие планеты и планетойды не пригодны для жизни. Вы заброшены на противоположный край галактики, где все формы жизни даже не пытаются походить на гуманойдов. Это абсолютно чужой мир, где ни на секунду нельзя забыть, что мы здесь чужие. И только привычная обстановка станции позволяет работать не зацикливаясь на мысли как мал и хрупок это оазис жизни. Но не в этом случае.

Неприятная дрожь пробежала по позвоночнику, зазвенело в ушах, а я всё ещё не могла заставить себя выдохнуть запас спонтанно схваченного воздуха. Я остановилась всего в нескольких шагах от перехода в зал управления. И не могла сделать ни шагу. Дальше начиналась чужая территория. Она всеми органами чувств, каждой клеточкой ощущалась как чужая. И ни на какие изыски воспалённой фантазии дизайнеров это невозможно было списать. Какому идиоту пришло в голову сделать это!?!

Миссия изначально была совместным проектом нескольких космических цивилизаций. И эта смена тоже предполагалась совместной с щушерами. Я это прекрасно знала. И даже знала, что щушеры и люди дышат одним и тем же составом воздуха, и, теоретически, ничего не мешало нам совместно использовать эту станцию, но…. Мы слишком разные. Они даже не гуманойды! Нельзя нас вот так в одну консервную банку сажать! Какому умнику пришло в голову соединить станции наших цивилизаций в одну!?!

Это было кошмарно. Словно в привычный тебе мир, вторглось что-то инородное, поглотило часть твоей станции, переродило её. И сейчас тебе предстоит сделать шаг в чрево этого чужеродного монстра. Одного осознания, что твой защищенный мир, оказывается, на половину состоит из чужеродной ячеистой структуры, было достаточно, что бы проникнуться непреодолимым желанием немедленно сбежать со станции.

Даже приближающегося сзади шаги не заставили меня взять себя в руки.

– Отвратительно, правда? – Влад остановился рядом. – Терпеть не могу это место.

–Почему этого Франкенштейна не разобрали? – мне ничуть не легче стало от его признания. – Они же отказались от участия в миссии? Зачем это оставили у нас?

– Они отказались в последний момент, – вздохнул Влад, шагая вперед. – А учитывая напряжённое отношение к нам наших э-э-э… партнеров по исследованиям, какой-то извращенец в Совете Миров решил, что более близкий контакт наших ученых будет способствовать тому, что мы… не перебьём друг друга в научных спорах. Пошли, а то насмотришься, ночью кошмары мучить будут. В самом зале контраст не так бьёт по глазам.

– Отвратительно! И жестоко, – я догнала Влада, стараясь не смотреть и поскорее проскочить вызывающие отвращение стены коридора.

– Вот. А мамаша ещё удивляется, что Борис так психует. А ты посиди в таком окружении весь день, как он. Тут и вовсе рехнуться не долго.

– Это что – зал управления полётами? – я притормозила, следя за открывающейся перед Владом перепонкой, заменяющей дверь. До чего же мерзко!

Великий Космос! Так у нас и зал управления на щашурской части станции! Как можно работать в таких условиях?

– Добро пожаловать, – сделал жест рукой Влад, галантно пропуская меня вперёд.

– Нет уж, благодарю, – покачала головой я. – Мне рано быть переваренной заживо. Я вообще-то к Горге. Я ткнула пальцем на соседнюю нормальную, такую живительно нормальную земную дверь нормальной человеческой лаборатории. Как они умудрились пристыковать её к этому кошмару?

– Как знаешь, – пожал плечами Влад. – Кстати, Борис тоже не женат. А Горга ещё маленький.

Свободны ли свободные

Лаборатория Горги была успокаивающе привычно земная. Такая надёжно земная! Я влетела в его лабораторию и быстро нажала на блокировку дверей, отрезая от этого уютного привычного пространства коридорное инопланетное вторжение.

Горга подскочил при моём появлении и оправил форму, словно я нагрянула с внезапной инспекцией. Странно, я же его предупредила, что зайду.

– Как ты можешь работать по соседству с этим? – не выдержала я.