Я запрещаю этому быть на Земле

– Для неё важно, что бы внешне все красивенько и чистенько было, – продолжал бурчать Борис, тестируя место с потеком смазки. – А мне важно, что бы исправно все работало. И работает же! Нет, лезь, исправляй потому что у неё, видите ли, робот третий день здесь пятнышко оттирает.

– Ну, приказ есть приказ, – улыбнулась я.

– Ну что я говорил? Всё… О! Ё! Да клапан перекрой, что ты мне сканер суешь? – прикрикнул он на робота. – Не видишь, что закрепка лопнула?

Он вспомнил о моём присутствии и тихо попросил:

– Флоренс не говори.

И уверив, что унесу эту тайну с собой в могилу, я пошла завтракать.

Сон, как всегда, приглушающий яркость переживаний предыдущего дня, да ещё и помноженный на отсутствие обеда и ужина, делает завтрак особенно вкусным. Вот чего мне не стоило делать, так это возвращаться к мыслям об отравленной еде до того, как тарелка опустеет. Поэтому, я сосредоточилась на сомнительных изысках дизайна интерьера столовой, вероятно, по мнению мамаши Флоренс, вносящих домашний уют в официально-деловую обстановку.

Флоренс словно была сразу и повсюду. Ее присутствие чувствовалось буквально в каждом уголке станции. Она была здесь хозяйкой, и от ее хозяйского взгляда не укрывался ни один винтик на станции. И ни одна занавесочка на иллюминаторах. Зачем они только нужны?

Занавесочки на иллюминаторах. Картинки с пейзажами в совершенно не подходящих к интерьеру рамах. Наверно, в каждом помещении станции удастся найти такие не сразу заметные черты подчинения вкусам хозяйки. Может, ей просто негде хранить хлам, доставшийся в наследство от пра-пра-бабушки? И где-то ещё припасен старый торшер и кресло-качалка? Да, с таким я ещё не встречалась.

Кому нужнее сенсация

Заноза села напротив меня гордая и прямая, словно шест проглотила. И вдобавок, скрестила руки на груди. Судя по позе, она приготовилась стойко выдержать допрос. Об откровенности и доверии у нас с ней пока и речи быть не может.

Я даже не помню, есть ли ей за что обижаться на меня. Я помню только, что ребята из моей компании придирались к ней. Но даже не помню из-за чего. И я ни разу не одернула их. Это сейчас я понимаю, что именно моё отношение всё меняет. Но для осознания этого мне надо было вырасти. А теперь мне надо вывести на откровенность человека, которого я позволяла оскорблять.

Но может, Заноза действительно не держит на меня зла. И её реакция на меня – обычное отношение к журналисту. Я вздохнула и открыла блокнот. Ну что же, будем работать с тем, что есть.

– Итак, вы стали изымать особей и выяснили, что они прекрасно выживают одни, а значит, они не часть роя. Допустим, мы доказали, что рой – противоестественная форма социальной жизни. Но почему ты считаешь это рабством?

– Ты ведь журналист? Тебе нужны сенсации? – Заноза посмотрела на меня с вызовом.

– Да, нужны, – гордо кивнула головой я, – и тебе как учёному, тоже. Как ещё сделать себе громкое имя? Может, как раз такими заявлениями?

– Это не так просто, как в журналистике, – Заноза снисходительно улыбнулась, – в нашей среде за такими заявлениями можно лишь добиться признания собственной невменяемости и вылететь из профессии.

Я готова была оспорить её заявление и привести в пример с десяток светил науки, с которыми мне лично доводилось общаться. Но усугублять ситуацию не стоило.

– И обнародовать серьёзные открытия у нас гораздо труднее. Особенно те, что не вписываются в укоренившиеся представления, – продолжила Заноза и я почувствовала, что это и есть её признание, почему она вообще снизошла до разговоров со мной, до траты своего драгоценного времени на разъяснение мне прописных истин.

– Полагаю, что именно поэтому наш представитель в Союзе Миров и прислал к вам не очередного учёного, а меня, – согласно кивнула я. – Журналиста. Специалиста по раздуванию сенсаций.

Заноза неожиданно расхохоталась.

– А ты совсем не изменилась, – она, наконец, перестала делать вид, что не помнит наших студенческих разногласий. – Меня всегда восхищало с какой наглостью ты отстаивала свои взгляды. Возмущало, но и восхищало. Я хотела быть такой же. Но… мне это не дано.

– Моя наглость теперь с тобой в одной команде, – улыбнулась я. – Так чем могу быть полезна?

Она глубоко вздохнула, собираясь с духом, и развернулась к экрану.

– Смотри, – Заноза вывела на экран изображение какого-то чудища. – Это умпал. А это гарапцал. Именно так они и выглядели.

– И в чём сенсация? – уточнила я.

– В том, что по официальной версии, гарапцалы не выжили после катастрофы. Они все вымерли. И умпалы должны быть абсолютно новым видом.

Я едва сдержала готовый вырваться вздох. Вот этого я и боялась. Она явно надеется, что я сейчас воскликну «О, Великий Космос! Где были наши глаза! Умпалы – это же и есть выжившие гарапцалы!» Наверно, это бы сработало. Но, только не в моём случае. Ну не признаваться же, что в случае с абсолютно незнакомыми формами жизни игра в «найди десять отличий» превращается в пытку. Как их сравнивать? Я до сих пор не разобралась где у них голова.

– Слушай, Саша, я конечно не биолог, может сходство и есть, – я, как могла, сравнила существа на соседних картинках, – но, похоже это всё-таки разные виды.

– А теперь смотри, – продолжила Заноза, выводя на экран новую порцию картинок. – Гарапцалы в своём развитии проходили несколько стадий взросления. Как и почти у любого существа, у них взрослые особи сильно отличаются от детей, подростков и так далее. Вот это подросток гарапцала, а это умпал. Теперь похоже?

Я заставила себя сделать усилие и вглядеться в силуэт незнакомой формы жизни. Организм протестующее отозвался намёком на зарождающуюся головную боль. Думаете легко сравнить – похожи или не похожи особи, если даже разобрать не можешь ноги это у них, усы или хвост? Голову бы найти. Но чисто внешне, по пропорциям и общему строению тела, какое-то сходство было.

– Похожи? – не унималась Заноза.

– Похожи, но это ещё не значит…

– А теперь на это посмотри, – Заноза оставила на экране изображения гарапцала и открыла новое изображение и поставила его рядом с изображением взрослой особи гарапцала.

Наработанным взглядом журналиста я успела заметить, что этот файл носил имя «Васенька», и покосилась на увлечённо рассматривающую изображения Занозу.

– Видишь сходство?

Пришлось вновь вгляделась в изображения, не смотря на вызываемую этим действием головную боль. Может здесь ракурс был выбран удачнее, может, я уже немного привыкла видеть в этом нагромождении элементов живое существо, но эти двое действительно были чем-то похожи. Очень даже похожи.

– Это свободный умпал, – с гордостью сказала Заноза. – Умпал, рожденный свободным! Потомок тех, первых, изъятых шестьдесят лет назад Вайло. У нас уже сто восемьдесят четыре ребенка рождено в поселениях свободных умпалов. И шестнадцать из них четко по стадиям развития гарапцалов перешли в следующую стадию взросления. И ни одного такого случая в городах. Ни одного! Они переходят в следующую стадию развития своего вида только на свободе. Что-то в городах тормозит их. Не даёт перейти эту грань. Они словно на всю жизнь остаются гусеницами, так и не став прекрасными бабочками.

Я посмотрела на изображения чудовищ на экране. Надо очень любить свою работу, что бы эти монстры вызывали такие ассоциации. Бабочки?

– Ты это обнародовала?

– Только как версию в официальном отчете. Так что, можешь считать, что это эксклюзив.

– Но это смелая гипотеза, не менее громкая, чем твоё заявление о рабстве, – почему ты не огласила её официально?

– Мне нужны доказательства кроме внешнего сходства и совпадения стадий развития, – вздохнула Саша. – У Совета Миров есть данные по образцам биоматериала гарапцалов, их ДНК, матрица их информационного кода. И это слушание на уровне Совета Миров – это мой шанс добиться сравнения их с образцами умпалов. Помоги мне!

Заноза неожиданно развернулась ко мне:

– Дара, если нашу миссию закроют раньше комиссии Совета Миров, их могут приговорить к уничтожению! Все свободные поселения могут уничтожить!

– Саша, успокойся, – неожиданный напор Занозы несколько озадачивал, – кто их убьет? Они же местное население на планете с запретом на вмешательство извне. Ты преувеличиваешь.

Она вздохнула и с неожиданной нежностью посмотрела на изображение на экране.

– Да, такое заявление будет протащить не просто, – согласилась я. – Ты права, внешнего сходства будет маловато.

– Я знаю, – кивнула Заноза.

– По-твоему, если умпалы – это подростки гарапцалов, то взрослыми они становятся только на свободе? А в городах такого не происходит?

– Нет, – подтвердила Заноза.

– Так. Если это не рой, и в естественных условиях они эволюционируют в гарапцалов, то кто такие городская элита? Ущебры, жрецы – они что, не взрослые гарапцалы?

– Нет, – подтвердила Заноза. – Это и по внешнему виду очевидно, и по коду ДНК. В них нет этих изменений.

– Они так и остались умпалами?

– По матрицам ДНК да, – как то обтекаемо сформулировала Заноза. – Но они даже физиологически от остальных умпалов сильно отличаются, что как фактор специализации внутри роя, вполне объяснимо. Это какая-то побочная мутация вида.

– Но, если это не рой, почему особи так отличаются во внешнем виде именно по социальному статусу?

– Поэтому что ущебры каким-то образом вмешиваются в процесс зачатия, хоть исследования Горга и отрицает это. Они питаются другой пищей, живут в других условиях, их с рождения изолируют от остальных умпалов и специально обучают, подготавливают своих детей. Они формируются в других условиях, это не может не сказываться на внешности. Они защищают свой узкий круг от возможности попадания в него особей не их круга. И они очень агрессивны и жестоки по отношению к умпалам. Я считаю, что ущебры захватили власть и держат умпалов в рабстве. И каким-то образом, они культивируют эти физические различия в облике как знак своей принадлежности к другому кругу общества.

– Стоп! – остановила я её. – На вершине власти, насколько я помню по вашим отчетам, находятся не ущебры, а жрецы. Так почему ты считаешь ущебров рабовладельцами?

– Смотри, – к моему неудовольствию Заноза вновь принялась выводить на экран невнятные записи чуждого непонятного мне мира. – Это запись выхода жреца к народу. Видишь? Он окружён ущебрами как конвоем.

– Что это за стога перьев? Их же совсем не видно под всем этим.

– Это церемониальные одежды. Типичное явление для знати. Надо же им как-то демонстрировать свою исключительность.

– То есть, это свое рода знаки отличия? Но покрывающие всё тело целиком.

– Это и их защита в каком-то смысле.

– От сглаза?

– От чего? В смысле от информационно – энергетического воздействия на ауру? – перевела она на, вероятно, более понятный ей язык. – Нет, не думаю, что это способно защитить. Скорее уж от излишнего вторжения в их личную жизнь.

– То есть, потом они снимут этот цветастый ворох, и их никто не узнает. Они будут выглядеть как простые престарелые умпалы?

– Вероятно, – в её голосе дрогнула неуверенная нотка.

– К ним что, толпы фанатов ломятся? Они же заперты во дворце? – я замерла, заметив тень растерянности в выражении лица Саши.

– Престарелые, – повторила она, и посмотрела мне в глаза. – У умпалов почти нет стариков. Они очень рано умирают.

– Значит, этот карнавал всё же защита от сглаза, – я попыталась смягчить ситуацию, журналистским чутьём понимая, что что-то важное есть в этой фразе, но я пока не понимаю что.

– Они – престарелые мудрые умпалы, доросшие до звания жрецов? И ущебры держат их под охраной? То есть, ущебры держат в заложниках настоящих лидеров умпалов?

– Я считаю, что так, – кивнула Заноза. – Жрецы ни разу не появлялись за пределами дворца без конвоя ущебров. Часто им даже сойти с носилок не позволяют. Ущебры просто держат их, а потом уносят.

– Но жрецы не становятся гарапцалами? – уточнила я. – Триста лет наблюдений ни один жрец не стал гарапцалом, а тут вы отселили несколько особей, и вдруг случилось чудо.

– Плохо дело, – наигранно вздохнула Заноза. – Ты журналист. Ты же начала карьеру с этой истории про переселение душ. Но даже ты не допускаешь мысли, что умпалы и гарапцалы – это один и тот же вид! Кто же тогда сможет мне поверить?

Ого! Так она ещё и за моей карьерой следила? Хотя, скорее всего, бегло ознакомилась с высланным капитану досье. Хотя нет, про переселение душ в нём ни строчки нет.

– Я не говорила, что не верю, – возразила я. – Но мы не можем просто закидать их разноплановыми сенсациями. Нам нужно устроить хорошо скоординированный артобстрел из сенсаций. Всё должно быть увязано между собой и подтверждать остальные факты, понимаешь? И раз заявление о рабстве было выдвинуто, вокруг него мы и строим остальные.

– Да, ты права, – согласилась она. – Надо быть последовательными.

– Итак, если естественный, природный путь эволюции умпалов взрослея становиться гарапцалами, то каким образом возникла мутация в форму ущебров?

– Я думаю, ты права, – Заноза уверенно смотрела мне в глаза.

– В чём?

– Горошек не может стать морковкой.

– Какой горошек?

– Карина, – Заноза набрала вызов, – у тебя есть результаты?

– Ты… э-э-э… ты не поверишь! – донесся неуверенный голос Карины, заставивший Занозу резко выпрямиться. – Тебе лучше самой на это взглянуть.

– Пошли! – скомандовала она, направляясь к дверям.

– Может, ты введёшь меня в курс дела? – догнала её я.

– Сейчас сама всё увидишь.

Я невольно вздохнула.

– И не волнуйся. Там всё проще. Это голографическая реконструкция.

Так значит, она заметила мои трудности с распознаванием невнятных чужеродных объектов.

Их нет в картотеке

– Ого! Карина, вот это размах! – я окинула взглядом её лабораторию, сплошь уставленную голографическими проекциями сгенерированных моделей. Здесь было не меньше восемнадцати одновременно. Почти синхронно меняющиеся проекции вращались практически на каждой свободной поверхности: на столах, полках, даже на кресле.

– Впечатляет? – поинтересовалась Карина. – Я все до единой матрицы прогнала через программу!

– Не ожидала, что у вас уже работа кипит, – не зная как реагировать на это шоу, ответила я. – Дай угадаю, это умпалы.

– Верно, – кивнула Карина, почему-то глядя на Занозу. – Любой образец, который я тестирую, даёт модель умпала.

– И что в этом плохого? – уточнила я, пытаясь понять, что её могло так возмутить в этом факте.

– То, что вот эти – матрицы биопроб ущебров, а эти – жрецов, – возмущенно ткнула рукой Карина.

– А! Программа не работает? – предположила я.

– Нет! – возразила Карина. – На всех остальных образцах всё работает идеально! На каждой самой мелкой козявочке работает! Только с этой картотекой такое чудо!

– А это точно матрицы ущебров? – Заноза, наконец, очнулась и нагнулась проверить список загруженных позиций, – не может быть! Не может быть!

– Может, как видишь! – Карина кипела от негодования.

– Может, вы снизойдете до объяснений мне непонятливой? – взмолилась я.

– А что тут понимать? – сердито буркнула Карина. – В картотеке нет ни одного образца матрицы ущебров и жрецов. Ни одного! Все до единой матрицы – это умпалы!

Как профессиональный журналист, я естественно в совершенстве владела искусством сохранять умное выражение лица в моменты, когда ничего не понимаю. Потому что такие моменты в нашей профессии сплошь и рядом. Но увидев, в какой шок это заявление ввело Занозу, даже я дрогнула.

– Не могли же они… – растерянно выдавила слова Саша.

– Да кто их знает? – всё ещё злясь, пробурчала Карина.

– Подождите, – дошло, наконец, до меня, – наши э-э-э… партнеры по миссии что, подменили образцы?

– Или крайне халатно и некорректно составили базу, – Карина сердито сложила руки на груди и взглянула на строки каталога так, словно застала их с поличным на месте преступления.

– Ты же не думаешь, что щушеры… наши партнеры по миссии могли сделать это нарочно? – не желая признавать очевидное, покачала головой всё ещё не отошедшая от шока Саша. – Не вздумай капитану такое сказать!

– Ну, конечно, это случайное совпадение, – язвительно ответила Карина. – Все до единой козявочки они отсканировали, а вот с основным разумным видом напутали малость!

– То есть, они такое только умышлено могли допустить? – я смотрела на Карину, ожидая, что она подтвердит эту крамольную мысль, но жестокая логика выдвинутого против партнеров обвинения уже пробила брешь в щите её праведного гнева и Карина дрогнула.

– А у нас точно других образцов ущебров быть не может? – с надеждой спросила Саша.

– Откуда? – пожала плечами Карина. – У нас есть только сканирование состояния изымаемых умпалов. Да штук восемь биопроб тех, кого пришлось поддерживать до встречи со свободными. И они все умпалы. Ущебров, как ты помнишь, мы ни разу не изымали.

– А в чём собственно, суть проблемы? – решилась уточнить я. – Это же хорошо. Мы можем выдвинуть ответное обвинение в нарушении партнерами условий исследований.

– Мы не можем без образцов проверить, что они за вид, – почти простонала Заноза.

– Мы решили проверить твою гипотезу про ущебров и выяснили, что образцов биоматериалов ущебров, у нас, оказывается, нет, – пояснила Карина в ответ на мой красноречивый взгляд.

– Э-э-э… мою гипотезу?

– Что ущебры теоретически могут быть другим биологическим видом, поработившим умпалов, – пояснила Карина.

– Ах, вот как? Эту мою гипотезу, – мне оставалось только смириться с этим фактом, Заноза никак не отреагировала на мою мимику.

– Зачем они это сделали? Не могли же они действительно настолько халатно отнестись к исследованиям? – Саша негодовала. – Они единственная миссия, которой было разрешено исследовать биообразцы всех форм жизни! Все остальные миссии опирались на их данные!

– Никто не проверял их работу? – уточнила я.

– Как раз после их сплошного сканирования всех форм жизни и было выявлено, что умпалы условно разумный вид. И, естественно, на контактные формы исследований сразу наложили запрет, – ответила Карина. – А теперь выясняется, что либо они не успели ущебров и жрецов изучить, либо просто подделали результаты!

– Либо на момент исследований умпалы ещё не были захвачены ущебрами, – добавила Заноза.

– О! – повернулась к Саше Карина. – Тоже вариант!

– Но тогда, если цеплагры и щушеры устроили повальное сканирование всех живых форм, – уцепилась за мысль я, – то и ущебры в базе должны быть! Но как другой условно разумный вид! Или не разумный.

– Нет, – покачала головой Заноза. – В том то и дело. Никаких разумных, условно разумных или хотя бы видов, приблизительно подходящих под описание ущебров, больше нет.

– Выходит, это всё же мутация умпалов?

– Мы не можем проверить. У нас нет биопроб однозначно принадлежащих ущебрам, – пожала плечами Карина. – Я чуть с ума не сошла перепроверяя их! Я же сначала считала, что недостаточно данных ввела, не все факторы влияния учла, а оказывается, это просто не их образцы! Два года исследований в черную дыру!

– Как нам добыть биопробы? – взглянула на неё Саша.

– Даже не думай! – покачала головой Карина. – Ты знаешь, капитан не позволит нарушить протокол. Нас же закроют!

– Нас уже закрывают! – напомнила Заноза.

– Всё равно никаких шансов. Этого нет даже в утверждённой программе исследований!

– Но надо же что-то придумать? – возразила Заноза. – А если они специально подделали матрицы биопроб? Если ущебры действительно другой биовид? Мы сможем доказать, что свободные имеют право на жизнь. Их же всех убьют, если нас выставят отсюда!

– Кого убьют? – остановила Занозу я. – Почему их должны убить?

– В прошлый раз, когда мы попытались вернуть изъятых в города, их всех убили. – Ответила за Занозу Карина, – городские сами и убили. Не приняли их обратно.

– А зачем их возвращать?

– Если наши действия будут признаны нарушением, то и результаты нашего воздействия на эту планету мы обязаны исправить. А поселения свободных умпалов – это результат нашего вмешательства.

Я посмотрела на напряжённо обдумывающую ситуацию Занозу. Сухая и бесчувственная – так, кажется, она выглядела для меня ещё день назад. Исследователь не имеет права эмоционально привязываться к предмету исследования. Но я готова поклясться, что не встречала ещё ни одного исследователя, которому бы это удалось.

– У кого ещё могут быть образцы биопроб? – не сдавалась Заноза. – Может, у Лукаса случайно.

– Случайно к геопробам прилипли? – усмехнулась Карина. – Брал пробы грунта и случайно просверлил ущебра?

– Доктор! – сказали они одновременно.

– Что доктор? – не успевая следить за их мыслью, уточнила я.

– Пошли! – Заноза выскочила в коридор уже набирая доктора. – Ройза, вы очень заняты? Прекрасно! Да! Это очень срочно.

Не рождённые

– Нет. Таких у меня нет, – покачал головой Ройза. – Откуда?

– У нас ни одной биопробы, которую, мы чётко могли бы классифицировать как биоматериал ущебров, – Карина вздохнула. – В картотеке первой миссии под ярлыками ущебров и жрецов матрицы умпалов. Ни одного образца ущебров! Ни одного!

– Мне жаль, но я не работал с этими образцами. Мне не чем вам помочь.

Доктора эта новость шокировала, он нервно вытирал пот со лба и рука его заметно дрожали.

– Мы надеялись… – Карина вздохнула, собираясь с силами прежде чем произнести смелую гипотезу. – Вы с матрицами детей ущебров работали.

– Патологии плода, – уверенно произнесла Заноза.

Я посмотрела на меняющееся лицо доктора. Похоже, неожиданная идея Саши его удивила.

– Но это не совсем… В смысле, они же… – Ройза повернулся к шкафу, но потом передумал и вновь обратился к Занозе. – Мы не можем считать это биопробами ущебров.

– Это хотя бы дети ущебров.

– Нет. Это нежизнеспособные патологические отклонения в развитии плода.

– Но они от ущебров, – Настаивала Саша.

– Они нежизнеспособные уродцы.

– Это может быть от того, что скрещиваются родители разных биологических видов?

– Что!?! – Доктор сел.

– Ройза, сколько у тебя матриц таких образцов снято? Можешь вычислить параметры предполагаемого отца?

– Разные биологические виды!?! – Повторил Ройза. – Девчонки, вы что обалдели? Да как вам в голову…

– Может именно поэтому такие высокие показатели смертности среди беременных и детей,– взволнованно ответила Карина.

Я едва успевала выхватывать суть их разговора.

– Можно по образцам вычислить насколько отец по генетике отличается от вида матери? – Повторила вопрос Заноза.

– Я не могу… это не возможно. Это же не тест на отцовство. Эти дети не смогли развиться. Они ошибка. Они не жизнеспособны, – растерянно покачал головой Ройза.

– Но хотя бы отделить материнскую часть от вероятной составляющей другого вида?

– Для этого нужны образцы отца.

– Но мы же знаем, что эти дети зачаты точно ущебрами.

– У меня есть только матрицы биопроб погибших беременных, вынашивающих детей ущебров. И биопробы погибших в них эмбрионов, – покачал головой Ройза. – И это всё случаи патологии. Невозможно на их основании вычислить ДНК здоровой особи. Это же сбой.

– Но мы не сможем взять у ущебров прямые биопробы, – вздохнула Заноза. – Нам прямые контакты запрещены.

Я едва сдерживалась, что бы не обрушится на них с расспросами, но боялась спугнуть ту внутреннюю борьбу, которая сейчас отражалась на лице доктора Ройзы.

Руки доктора мелко дрожали. Крамольная мысль, что ущебры могут оказаться другим биологическим видом, выбила его из колеи. Его била дрожь. И он молчал.

– Пойдем, надо найти другое решение, – я не выдержала первой и попыталась освободить доктора от напора Занозы и Карины. Бедный добрый подкаблучник вряд ли способен на такие подвиги как нарушение протокола, а тем более ослушание жены, по совместительству являющейся его капитаном.

– Да нет другого решения! – взорвалась Заноза.

– Дай ему хоть подумать!

Саша запоздало спохватилась и только сейчас с ужасом заметила состояние Ройзы. Он вытер со лба, выступивший от волнения пот.

– Извините, доктор, – Заноза вышла из его лаборатории.

– Я… я попытаюсь… – пробормотал доктор, вытирая пот.

– Извините нас, – я подтолкнула Карину к выходу.

И ты забыла мне это сказать

– А ну стойте обе! – не выдержала я, когда все мы оказались за дверями лаборатории доктора. – Что это за образцы патологий? Каких детей ущебров изучает доктор?

Карина бросила беглый взгляд на Занозу и поняла, что отвечать придётся ей.

– Среди беременных детьми ущебров и самих новорожденных запредельно высокие показатели смертности. Доктор занимался исследованиями причин такой высокой смертности. Поэтому, ему разрешили взять несколько образцов биопроб погибших рожениц и младенцев.