
Полная версия
Французский перец
Всю ночь не могу уснуть, ворочаясь в кровати. Я вспоминаю безумный секс с Жильбером. Я до сих пор на взводе. Я хочу его. Ужасно хочу. Мне уже всё равно, кого он там любит. Я хочу это тело. Я хочу дикой, необузданной, испепеляющей страсти. Секса без обязательств и взаимных упреков. Я хочу обладать им безраздельно, подчиняя своим желаниям. Видеть, как он не может устоять перед искушением. Чувствовать свою власть. Власть, основанную на первобытных, древнейших инстинктах.
Я ужасно боюсь, что Жильбер сбежит от меня, стыдясь своей очередной выходки. Уедет в Париж, чтобы больше не видеть меня, не поддаваться соблазну, непреодолимому плотскому влечению. Я не хочу его отпускать. Я ещё не насытилась им. Я словно изголодавшаяся тигрица, хочу его плоти. Тёплой, питаемой горячей кровью плоти.
Как только появляюсь утром в офисе, тут же интересуюсь у секретаря на месте ли мсье Пуавр. Я очень надеюсь, что он не улетел вчера вечером. К моему восторгу, Пуавр у себя в кабинете. Иду к нему, полная решимости. Я не выспалась, в голове туманится. Чувственный голод пожирает изнутри. Я хочу растерзать Пуавра. Разорвать на нём одежды и трахать, трахать, трахать. Долго, мучительно, вытягивая последние соки. Высасывая до конца, до последней капли его горячее семя. В эту минуту я хочу только одного – Жильбера! Мне всё равно, как это выглядит и что будет дальше. Я просто сгораю в огне своих желаний.
Без стука врываюсь в его кабинет. Стоит у окна в любимой позе. Кажется, он не ожидал меня увидеть. Смотрит шальными глазами. Быстрым шагом подхожу к нему и бью по лицу. Хлёсткая пощёчина расцветает розовым отпечатком моей пятерни.
– Это тебе за вчерашнее! – цежу сквозь зубы. Прикладывает руку к щеке и продолжает в оцепенении таращиться на меня. Молчит.
Хватаю его за лацканы пиджака и впиваюсь в его губы. Мне становится хорошо. Напряжение, владевшее мной несколько долгих часов, спадает. Я чувствую его тёплые мягкие губы, он приоткрывает рот и впускает мой язык. Я пью Жильбера, томимая жаждой его тела. Я пью его до дна, до остатка. Я хочу высушить его. Испепелить. Сжечь.
Пуавр пальцами впивается в мои ягодицы и с силой прижимает к своему паху. Чувствую напряжённый член. Он хочет меня. Сейчас большего мне и не нужно.
– Поехали! – тянет за руку из кабинета.
– Машину ко входу! Живо! – кидает секретарю, стремительно пересекая ресепшн, и нервно стучит пальцем по кнопке вызова лифта. Лифт скоро приезжает. Спускаемся. Не смотрит на меня, напряжённо наблюдая за сменой светящихся чисел на табло.
Садимся в машину и едем в его апартаменты. С порога срывает с себя галстук, сорочку и вцепляется в меня мёртвой хваткой, судорожно обнажая моё тело.
– Хочу тебя!.. Дрянь! С-с-сучка!.. – валит на пол и трётся об меня, запрокинув мои руки за голову и удерживая за запястья. Скользит подбородком по моей груди, животу, глубоко вдыхая. Спускается ниже, его руки шелестят по моей коже. Зарывается носом в мою промежность. Его язык ласкает меня. Лижет с наслаждением, настойчиво, посасывая и теребя языком клитор. Вылизывает. Проводит по внутренней стороне бедра почти до колена и обратно. Снова лижет, раздвигая пальцами кожные складки. Я утопаю в наслаждении, раскрываясь, словно цветок, навстречу Жильберу. Всовывает в меня два пальца и начинает двигать. Крутит внутри, касаясь подушечками неведомых мне до сегодняшнего дня точек. Я взрываюсь. Лечу. Стремительно взмывая ввысь. Достигаю пика блаженства и падаю в бездонную пропасть. Меня накрывают волны оргазма одна за другой. Моё тело выгибается и в тот же миг расслабляется, даря невероятное чувство лёгкости.
Жильбер поднимается, целует мой живот, грудь, шею. Становится надо мной, широко расставив колени так, что моя голова оказывается у него между ног. Я вижу его крепкие бёдра, торчащий член и мошонку.
– Бери в рот… Ну? Давай же, – млеет от желания, приставляя головку к моим губам. Я подчиняюсь его волшебному завораживающему голосу и впускаю Жильбера в свой рот, обхватывая ствол рукой у самого основания. Втягиваю в себя. Пуавра бьёт мелкий озноб.
– О-о-о, как ты сосёшь… А-а-а… Шлюха, – выдыхает Пуавр. Изловчаюсь и выныриваю из-под него, укладывая на спину. Ухмыляюсь. Смотрю ему в глаза и снова спускаюсь вниз. Обхватываю член ртом и двигаю головой. Замираю возле головки и снова посасываю её. Вкручиваюсь ртом почти до основания, максимально впуская Жильбера. Заполняю им рот до самой глотки.
– Сейчас кончу, – стонет он. Выпускаю член изо рта. Я не хочу скорой расправы. Мне нужна сатисфакция за его вчерашнюю выходку. Я хочу наказать этого негодника и хочу делать это медленно.
Поднимаю его колени и развожу бёдра. Расслабленным языком провожу вдоль ствола от основания до головки и обратно. Беру губами яички и посасываю. Жильбер стонет. Хватается за чресла. Убираю его руки.
– Тебе ещё рано кончать, – обхватываю мошонку и сжимаю так, чтобы причинить ему боль. Шипит. Отлично! Я довольна результатом. В награду оглаживаю промежность Жильбера языком. Лижу, с каждым разом охватывая всё больший участок кожи. Жильбер стонет.
– Я хочу кончить… Дай мне кончить…
Беру его член и несколько раз нежно провожу по бархатистой кожице.
– Давай, продолжай лизать… Не останавливайся, – хрипит Пуавр.
Снова принимаюсь за работу, погружаясь в кожные складки и вдыхая его запах. Пуавр стонет, закатывая глаза. Раскрывается и подаётся мне навстречу, упираясь пятками в пол. Мышцы наливаются, превращаясь в сталь. С хриплым стоном Жильбер кончает, выстреливая спермой себе на грудь. О да! Теперь мы квиты!
Глава 11. Жильбер. Водопады боли
Лежу полуголая, растянувшись на ковре рядом с Жильбером.
– А всё-таки зачем ты мне врала? – Жильбер смотрит на меня невозмутимыми серыми жемчужинами.
Удивлённо гляжу на него. Я опять не понимаю, о чём он говорит.
– Что ты девственница, – поясняет Пуавр, видя озадаченность на моём лице.
– Это не было ложью. Я действительно была невинна.
– А потом? После того случая в лифте?
– И тогда тоже, – облегчённо вздыхаю, разглядывая Жильбера. Мне хочется смотреть на него целую вечность. Видеть римский профиль с чётко очерченным волевым подбородком и низкими надбровными дугами. Жильбер похож на благородного римлянина. Тот же воинственный взгляд, та же уверенность, сквозящая в каждом царственном жесте. Мне кажется, он с лёгкостью мог бы вести за собой легионы. Мне легко представить его сидящим верхом на жеребце в кожаном панцире и в шлеме с пурпурным гребнем.
– Получается, Драка твой первый мужчина?
– Нет, – мотаю я головой. Меня возмущает та настойчивость, с которой он выпытывает у меня правду.
– Тогда кто? Я его знаю?
– Зачем тебе? Жалеешь, что прогнал меня?
– Нет, просто интересно.
– Я же не спрашиваю, почему ты изменяешь Симон? – его допрос раздражает меня. Я хочу это прекратить. Лицо Жильбера сразу мрачнеет.
– Я не обсуждаю свою жену с… – не договаривает и замолкает. Садится, широко расставив ноги и опустив голову.
– С кем, Жильбер? С кем? – мне становится интересно узнать свой статус. Кто я для Пуавра?
– Не заставляй меня говорить тебе это.
– С любовницами? – напираю я. Выяснить, кем он меня считает теперь – дело принципа.
– У меня нет любовниц, – отворачивается и, сощурившись, смотрит в окно.
В его глазах я не заслуживаю даже такого статуса. Внутри саднит обидой.
– Потому что любишь Симон?
Жильбер закрывает глаза.
– Что ты хочешь от меня услышать?
– Я хочу узнать, кто я для тебя? – почти шепчу я, в глазах дрожат слезы. Горло сдавливают невидимые тиски.
– Карин, я уже тебе говорил. Это всего лишь секс. Просто…
– Маленькое ни к чему не обязывающее эротическое приключение, – обрываю его на полуслове.
Зачем я спросила? Ведь я же знала ответ. Зачем? С моих ресниц срываются капли и чертят по лицу мокрые дорожки. Это очевидно – Жильбер любит Симон. А я для него никто. Доступная девка, чтобы сбросить скопившееся напряжение. Почему так больно? Ведь я же не люблю Жильбера. Нет, не люблю. Я не могу любить мужчину, которому не нужна. Нельзя любить мужчину, для которого ты пустое место. Для него это только секс. Просто секс. Без взаимных упреков и обязательств. Я задыхаюсь. Мне не хватает воздуха. Рядом с Жильбером мне катастрофически не хватает воздуха. Рядом с ним мне нечем дышать. Мне надо срочно уйти. Исчезнуть. Испариться. Я хочу сбежать. Я не хочу, чтобы он видел мои слёзы. Мои слёзы – слишком большая роскошь. Мне стыдно за свои слёзы. Стыдно за свою ненужность. Но я не в силах больше сдерживать стремительно затопляющие меня потоки. Вскакиваю и иду в ванную.
– Карин? – Жильбер вопросительно смотрит мне вслед. Я чувствую спиной его взгляд. Но не могу ответить. Сейчас я не могу говорить. Мне слишком больно. Слёзы не прекращают капать из моих глаз. Закрываю за собой дверь и сползаю по ней на пол. Сижу в оцепенении, слёзы льются по моему лицу. Я не могу остановить их. Я не могу сдержать этот молчаливый водопад. Тело словно сковано страданием. Я сижу, боясь пошевелиться. Внутри меня бушует ураган. Но я не могу даже дышать. Любое движение отзывается болью. Почему так больно? Так невыносимо больно? Зажмуриваюсь и глотаю застрявший в горле ком. Огромный, острый ком боли.
– Карин? – минут через десять стучит в дверь. Жильбера беспокоит, что я долго не выхожу. – С тобой всё в порядке?
Поднимаюсь с пола, мне надо собраться с силами и ответить ему.
– Со мной всё хорошо.
Подхожу к раковине, над которой висит зеркало, и смотрю в своё отражение. Я смотрю на себя и вижу всю ту же невзрачную девочку с невыразительным лицом. Во мне всё не так – не так, чтобы полюбить меня. Не так, чтобы считать любовницей. Во мне всё не так. Всё не так.
Открываю кран и умываюсь холодной водой. Вода успокаивает, смывая с лица следы моей боли. Я не должна раскисать. Я не могу допустить, чтобы Жильбер подумал, что я… Нет. Всё. Хватит. Ведь ничего особенного не произошло? Я получила то, что хотела. Какая мне разница, кем он меня считает? Мне должно быть всё равно. Мне всё равно, кто я для него. Мы доставили друг другу удовольствие. На этом всё. Кто я? Какой глупый вопрос. Усмехаюсь сама себе. Своей глупости. Кто я? Кто? Возможно, то, что случилось полчаса тому назад, больше никогда не повторится. Он уедет в Париж, и всё будет по-прежнему. Всё будет хорошо. Хо. Ро. Шо. Всё хорошо. Через силу улыбаюсь своему отражению. Делаю глубокий вдох. Кажется, я готова выйти.
Выхожу из ванной. Стоит с голым торсом в одних брюках. Насторожённо смотрит на меня. Я собираю свою одежду с пола. Одеваюсь. Натягиваю юбку.
– С тобой точно все в порядке? – он мне не верит. Смешно. Что, хотел увидеть, как я плачу? Вы думаете, мсье Жильбер, я расстроена? Вы ошибаетесь. Со мной все в порядке. Мне не нужна Ваша жалость, мсье Жильбер. Оставьте её для Симон. Я прекрасно справлюсь без Вашего сочувствия.
– Да, всё хорошо, – выдавливаю улыбку, застёгивая пуговицы на блузке.
– Карин, я-а-а… – очевидно, что-то подозревает. Хочет успокоить? Мне этого не нужно. Мне ничего от него больше не нужно. Я получила то, что хотела. Секс, просто секс. Ничего, кроме секса.
– Я спущусь вниз. Подожду машину в холле, – всовываю ноги в туфли и надеваю пальто. – Пока!
Улыбаюсь через силу.
– Пока… – кажется, я смогла его удивить. Пуавр выглядит растерянным. Хмыкаю и выхожу за дверь. Иду по коридору к лифту. И меня накрывает. Я пытаюсь держать себя в руках, но у меня ничего не выходит. Перед глазами мутная пелена. С силой закусываю губы. Тело бьёт мелкий озноб. Слезинки горячими каплями текут по щекам. Я ужасно злюсь на себя. Злюсь на свою слабость. Злюсь за то, мне невыносимо больно. Злюсь за то, что люблю его. Я никогда в жизни больше не совершу такой ошибки. Никогда.
Жильбер уезжает из Москвы на следующий день. В офисе он не появляется, мы не прощаемся. Он даже не звонит мне перед отъездом. О том, что мсье Пуавр улетел в Париж, я узнаю от Люды. Чего я хотела? Чтобы мсье Пуавр поцеловал меня на прощание? Сказал, что будет скучать? У него есть Симон. Жильбер любит свою жену. Он ещё тогда, в Париже, чётко обозначил границы наших отношений и не собирается их нарушать. Горько усмехаюсь. Все просто. До безобразия просто. Жильбер любит Симон. И этого не изменить. По крайней мере, это не в моей власти. Я могу быть с ним, но его душа мне не принадлежит. Она никогда не будет принадлежать мне. Всё, что нас связывает – влечение. Чувственный магнетизм. И больше ничего. Пустота. Вокруг меня пустота. Вакуум. Жильберу я не нужна. Рядом с Жильбером мне нет места. И от этого больно. Бесконечно, нестерпимо, невыносимо больно. Почему так больно?
Проходит несколько недель. В Москву прилетает Драка в сопровождении юристов. Мы готовимся к слиянию с Елизаровым. Пьер не на шутку озабочен предстоящим событием. Он не может пускать все на самотёк. Он должен контролировать процесс. И для этого Пьер сейчас здесь. Ждёт меня в овальном кабинете, чтобы обсудить дальнейший план действий. Иван со мной. Иван мой первый зам и верный помощник. Он собран, компетентен и исполнителен. Я ценю своего зама.
Драка в компании трёх мужчин. Двое из них – солидные, умудрённые жизненным опытом мсье в дорогих костюмах. Третий – совсем мальчик. Красивый, улыбчивый. С большими пытливыми глазами. Захожу в кабинет, и они тут же вспыхивают. Он улыбается мне широкой добродушной улыбкой. На щеках красуются ямочки. Копна курчавых каштановых волос. Его свежесть, как магнит, притягивает мой взгляд.
– Мсье, – Драка представляет меня коллегам, – это мадемуазель Карин Милованова, исполнительный директор нашего представительства в России. Она в курсе всего, что происходит на российском рынке.
Кивают. Драка по очереди знакомит меня с мсье. Стараюсь тут же запомнить их имена. В бизнесе очень важно знать по именам тех, с кем предстоит работать, особенно если от них зависит твое будущее. Последним Драка представляет юношу. Мужчиной я могу назвать его с натяжкой. Заметно – даже ещё не бреется.
– Эммануэль Пуавр! – парень улыбается, сверкая на меня глазами. Я не могу оторвать взгляда от белоснежной сияющей улыбки. Смотрю на него, как заворожённая. Большие серые жемчужины – глаза Жильбера. Ясные, по-мальчишески чистые. Сердце обрывается и пускается вскачь. Эммануэль. Его сын. Сын Жильбера. Я смотрю непозволительно долго в серые жемчужины, слишком долго для того, чтобы это осталось незамеченным. Драка откашливается. Я вздрагиваю, освобождаясь от внезапно завладевшего мной наваждения.
Мы говорим о делах. О слиянии компаний, о доли Елизарова, об условиях соглашения – готовим пилотный проект. Обсуждаем все в деталях, подробно раскладывая по полочкам. Эммануэль молчит. Смотрит и внимательно слушает. Иногда я ловлю на себе его взгляд. И он улыбается в ответ лучезарной улыбкой, стыдливо опуская глаза. Меня забавляет эта игра. Эммануэль сущий ребенок. Зачем Драка привёз его сюда?
Обедать едем той же компанией. Драка и мсье садятся в черный «Ситроен» Пьера. Мы с Иваном едем следом. Непонятным для меня образом Эммануэль оказывается в салоне нашего авто рядом со мной. Всю дорогу игриво поглядывает на меня, смущённо улыбаясь. Иван на переднем сиденье, смотрит на нас в зеркало заднего вида.
В ресторане рассаживаемся за большим круглым столом. Драка весь в работе, он ни на минуту не может перестать думать о предстоящем слиянии. Продолжает изводить разговорами меня и юристов. В какой-то момент полностью переключается на того, что сидит по правую руку. Эмоционально жестикулирует в воздухе вилкой. Объясняет. Доказывает. Переспрашивает. Я довольна тем, что Драка нашел себе жертву и с остервенением сейчас её терзает. Наконец-то я могу немного расслабиться и спокойно поесть.
– Мадмуазель Карин, – Эммануэль наклоняется ко мне, – а Вы совсем не похожи на директора.
Глупо хихикает.
– А Вы на – юриста, – шепчу ему в ответ, давясь от смеха.
– Я думал, Вы толстая и старая, – продолжает Эммануэль.
Мне смешно. Тихонько смеёмся, осторожно поглядывая друг на друга. Пьер и мсье не замечают. Иван косится на нас, приподнимая бровь.
– А почему толстая? – мне хочется отдохнуть от серьёзных разговоров Драка. Мне нравится Эммануэль. Рядом с ним я чувствую себя маленькой девочкой.
– Ну, не знаю. Карин Милованова звучит так… так…
– Так, как будто у меня лишний вес? – подсказываю я.
– Да, – снова смеёмся. У него очень красивая улыбка. Мне нравится смотреть, как он улыбается.
– Вы покажете мне Москву? – шепчет Эммануэль, наклоняясь к столу. – Я не хочу просить об этом Пьера. Он старый и скучный.
– И толстый, – добавляю я.
Мы снова смеёмся. Внезапно замечаю, что Драка сверлит меня глазами. Поджимаю губы и стыдливо опускаю глаза. Мне стыдно за последнюю фразу, сказанную в адрес Драка. Всё оставшееся время Пьер не сводит с меня глаз, то и дело поглядывая на Эммануэля.
После обеда возвращаемся в офис и продолжаем обсуждать наши дела. За несколько месяцев предстоит многое сделать.
В перерыве иду за кофе, Эммануэль догоняет меня.
– Так что? Вы покажете мне Москву? – засовывает руки в карманы брюк, совсем как отец, и снова улыбается.
Мне неловко. Я не знаю, что делать. Мне нравится Эммануэль. Я бы с удовольствием сходила с ним на Красную площадь. Но Драка! И потом, Эммануэль – сын Жильбера, его интерес ко мне настораживает. Может, я слишком мнительная? Может, парень действительно не хочет проводить время в обществе солидного Драка и ищет подходящую по возрасту компанию? Я не совсем то, что ему нужно. Я лет на шесть старше его. Но в окружении Эммануэля, кроме меня и Ивана, нет никого моложе тридцати. Он мог попросить Ивана. Не обязательно было обращаться ко мне. Хотя просить о таком Ивана – это выглядит немного странным. Его выбор очевиден. Но чего я боюсь? Ведь это же не свидание, а обычная прогулка. К тому же он слишком молод для свиданий со мной.
– Хорошо, Эммануэль. Я покажу Вам Москву, – снисходительно улыбаюсь в ответ.
– Как мы встретимся? – его глаза горят задором.
– Я дам свой номер, – мне снова становится смешно. Он такой наивный и непосредственный. И у него глаза Жильбера. Сердце щемит тоской. Я не должна думать о Жильбере. Я должна выкинуть эту блажь из головы. Протягиваю Эммануэлю свою визитку.
Эммануэль звонит вечером, и мы договариваемся на пятницу.
До пятницы еще целых три дня. Эммануэль ходит за мной хвостом. Драка недовольно косится в нашу сторону. За всё то время, что Пьер в Москве, мы так ни разу и не поговорили. Все наши разговоры и встречи ограничиваются бизнесом. Наверное, Пуавр смог убедить Пьера порвать со мной. В сущности, какая разница? Так даже лучше. Мне неловко думать, что Драка захочет продолжения. Я спала с Пуавром. Продолжение значило бы, что я изменила Пьеру. А так я не чувствую вины. Я почти уже свыклась с этими мыслями, когда Пьер неожиданно приглашает меня на ужин. Отказать ему не могу.
Драка привозит меня в дорогущий ресторан. Сильно нервничает. Такой милый и неуклюжий. Пьер вызывает во мне какие-то материнские чувства. Его хочется опекать. Пьер очень серьезен. Я вижу в его глазах тоску. Ту самую тоску, которую я видела, когда улетала в Москву, оставляя Драка в Канкуне. Милый, милый Пьер! Он всё еще влюблён в меня? Мне приятно сознавать, что кому-то я всё-таки небезразлична. Пьер вызывает у меня тёплые чувства. Такой сильный на людях и такой зависимый, когда мы одни. Мне очень нравится Пьер, но я не люблю его. Как жаль, что я люблю не Пьера.
Делает заказ и нервно дёргает коленом, в ожидании, когда официант уйдет. Как только тот отходит, облокачивается на стол и смотрит на меня жадными глазами. Вздыхает.
– Я очень соскучился по тебе, Карин. Ты себе даже не представляешь, – берёт мою руку и прикладывает к своей щеке. Прикрывает глаза, целует, с наслаждением вдыхая запах моей кожи. – Прости меня, Карин. Прости, что не мог приехать раньше. Если бы ты только знала, сколько мне пришлось пережить. Если бы только знала.
– Ты расскажешь мне, что случилось? – разглядываю его. Пьер как ребёнок. Большой ребёнок, который хочет моей защиты. Он умиляет меня.
– Карин, ты мне веришь? – опять этот вопрос.
– Да, Пьер, я тебе верю.
– Я не хочу обманывать тебя. Я хочу, чтобы у нас не было друг от друга никаких тайн.
Мне жаль Пьера. Я не могу ему дать того, что он хочет. Просто не могу.
– Карин, – продолжает Пьер, – я хотел развестись с Брижит, чтобы ты не сомневалась во мне.
– Пьер… – я стыдливо морщусь, вспоминая слова Пуавра.
– Я очень виноват перед тобой. Я не смог, понимаешь, не смог этого сделать. Пока не могу, но я обещаю тебе. Рано или поздно я разведусь с Брижит. Ты веришь, Карин?
Пуавру всё-таки удалось убедить Драка не разводиться. Каков подлец! Очистил свою совесть.
– Брижит… Она… Когда она узнала… Ты не представляешь, Карин, что было. Я сказал ей, что хочу развода. А потом приехал вечером домой… Она лежала неподвижно, бледная… Я повёз ее в больницу… Но слава богу, её спасли. Карин, она наглоталась снотворного… Когда пришла в себя… Она плакала… Умоляла меня не бросать её. Карин… Я не смог, Карин… Я не смог ей отказать. Она была очень плоха. Если она умрёт из-за меня, я себе этого не прощу… Понимаешь, Карин? Мы двадцать пять лет жили вместе. Если я уйду сейчас… Я боюсь за неё. Карин, ты понимаешь меня?
– Конечно, Пьер. Ты все правильно сделал.
– Карин, я так виноват перед тобой!
Мотаю головой.
– Всё хорошо, Пьер. Не думай об этом.
– Боже, Карин, – крепко держит мою руку, прижимаясь щекой, – я так хочу быть с тобой.
– Не надо, Пьер. Брижит… Подумай о ней.
– Но я не люблю Брижит, я люблю тебя.
– Пьер… – я хочу расставить все точки над «i».
– Карин, – перебивает меня. – Я знаю, что не могу тебя просить. Я не имею на это права. Но, Карин, я очень хочу, чтобы мы были вместе.
– Пьер, – я должна ему это сказать, – нам надо поговорить. Я тебе благодарна, но…
Мне сложно говорить с Драка. Я не хочу причинить ему боль. Но иначе никак. Это надо сделать, чтобы потом не было еще больнее.
– Пьер, я не люблю тебя. Будет лучше, если мы расстанемся сейчас. Ты согласен?
Смотрю на него, и моё сердце сжимается. Я вижу, как тускнеют глаза Пьера. Словно кто-то выключил свет. И теперь в них тяжело смотреть. В глазах Пьера боль. Безбрежный, бескрайний океан боли. Прости меня, Пьер.
Еду домой в такси. За окном глухая московская ночь. Мне одиноко и холодно. Я кутаюсь в пальто и не могу согреться. Мне ужасно холодно. Я люблю мужчину, которому не нужна. Мое сердце – огромное вместилище боли. Невыносимой, тянущей, мертвенной, ледяной, чудовищной боли. И сегодня я причинила такую же боль человеку, который любит меня. Как я могла причинить Пьеру столько боли? Как я могла?
Глава 12. Эммануэль. Московские каникулы
С Эммануэлем встречаемся в пятницу. На улице темно. Стоит конец ноября. В воздухе пахнет морозом, хотя снега ещё нет. Город расцвечен огнями. Мы гуляем по Красной площади, по Александровскому саду. Листья почти облетели, оголив узловатые чёрные ветви деревьев. Эммануэль дурачится. Вьётся вокруг меня, словно щенок-подросток. Хохочет, рассказывает дурацкие истории из своей студенческой жизни, делает селфи вместе со мной на фоне Спасской и Никольской башен, Храма Василия Блаженного. Обнимает меня и фотографирует, прижавшись совсем близко. Я улыбаюсь. Я не могу не улыбаться. В Эммануэле столько жизни, столько восторга, что я невольно улыбаюсь рядом с ним. Мне нравится смотреть на него. На его красные от мороза уши и нос. На Эммануэле джинсовая куртка на подкладке из искусственного меха и огромный белый шарф, обмотанный вокруг тонкой шеи. Может, для Франции эта одежда и подходит, но для московской погоды в это время года она слишком лёгкая. Эммануэля потрясывает от холода. Он потирает замёрзшие руки и прыгает на месте, широко улыбаясь мне. Я не могу допустить, чтобы он заболел.
Эммануэль греет ладони, обхватив тонкими пальцами большую чашку кофе. Всё ещё ёжится. Мы сидим в маленьком уютном кафе. Тепло. Играет лёгкая ненавязчивая музыка. Пахнет кофе, корицей и ванилью. Я смотрю на него и пытаюсь представить, каким был Жильбер в его возрасте. Они с Эммануэлем очень похожи. Те же глаза, тот же нос, тот же подбородок. Только губы у него совсем другие. У Эммануэля губы Симон. Я уверена в этом. Он улыбается улыбкой своей матери. Красивой белозубой улыбкой, от которой в его глазах загораются озорные огоньки. Мне нравится смотреть на Эммануэля. Он красив, даже очень красив.
Похоже, у нас это взаимно. Смотрит на меня, не отрывая своих серых жемчужин. В них столько восторга, столько тепла, что мне хочется глядеть бесконечно. Мне хочется глядеть в глаза, так сильно напоминающие Жильбера. Я сижу рядом с Эммануэлем и представляю на его месте Пуавра двадцать лет назад. Мне хочется верить, что Эммануэль – это молодой Жильбер. Неужели Жильбер тоже был таким открытым и непосредственным? Неужели когда-то его взгляд лучился таким же мягким теплом? Как бы мне хотелось, чтобы Жильбер смотрел на меня так, как сейчас смотрит его сын. Эммануэль его сын. Копия своего отца. Но он не Жильбер. Он его сын.