Изгой

Я подъехал к придорожной круглосуточной закусочной и разбудил Барона. Внутри забегаловки была парочка дальнобойщиков, которые показались мне просаленными и пропитанными дорогой людьми. По ним сразу видно, что они – профессионалы своего дела, гуру дороги и всего с ней связанного. Словно в дальнее плавание выходят они однажды из дома и возвращаются спустя несколько недель. Телевизор находился на стене и по нему шёл какой-то советский фильм прошлого века. Барон уселся за столик; выглядел он вполне удовлетворительно: слегка помятый и сонный, но со здоровым и непонятным блеском в глазах.

Официанта как такового не было. Был молодой нерусский парень, улыбающийся во все тридцать два зуба, видимо, чтобы расположить к себе. Такой улыбки стоит опасаться. Он стоял за прилавком и смотрел на меня в ожидании, пока я рассматривал меню, если его можно так назвать. Меню не особо отличалось разнообразием, поэтому я решил ограничиться двумя двойными порциями пельменей и кофе. Спустя десять минут наш заказ был выполнен. В то время пока мы ожидали, фильм показался мне вполне занятным.

– Мы сейчас где? – спросил Барон.

– Примерно в часе езды до Московска, при въезде в какой-то посёлок.

– Мне уже намного лучше, знаешь. Правда чувствуется отходняк.

– Может купим эту забегаловку. Деньги есть. Останемся тут, будем содержать бизнес, жить-поживать. И подальше от этого проклятого города, от всей этой суеты. Найдём пару красивых, здоровых девиц. Как думаешь?

– Брат, это уж ты без меня. Меня не привлекает это село. Как-то в нём всё грязно, что ли. Всё старое, люди глупые, запах навоза. А инфраструктура? Это же дикость. Нет, брат, не моё это.

– Ну, говоря о глупых людях – их везде хватает. А к остальному быстро привыкаешь. Да и тут грязь вся на виду, её взял да убрал, а в городе всё невидимо: в воздухе, в воде да в еде – там уже ты зависишь от того, что тебе дают.

– Не знаю, не знаю. Хотя твоя правда – в чём-то ты прав. Я всё же предпочту город – мне он ближе по духу.

– Ладно, каждый при своём мнении. Я вот думаю основаться где-нибудь вдали от города. Да хоть даже здесь. Правда пельмени я больше брать здесь не буду – это невозможно есть.

– Да, пельмени – гадость ещё та. Травят людей.

Моё стремление к уединённой жизни было иное, чем у Барона. Наши идеалы слишком различались. Почему собственно не основаться вне зоны городской суеты? Жизнь здесь иная, конечно. В деревне дел возникает много и часто. А что мне трудности? Трудности есть всегда.

Мы поужинали, или уже позавтракали отвратительными пельменями и растворимым кофе и снова помчались по трассе. Барон взял в дорогу бутылку водки и сока. На улице было прохладно – ночью стало особенно ветрено и пробирало до костей.

2

– Понимаешь, системная нравственность – это не нравственность человека. Нормального человека. Дело в том, что нормальный человек – это тот человек, модели которого придерживается большинство, – сказал я, въезжая в посёлок.

– Что же тогда делать, если большинство – дебилы? – спросил меня Барон.

– Тогда я не хочу быть нормальным.

– Да мы и есть ненормальные. Самые чокнутые.

Барон засмеялся, но сразу прервался от боли в плече. Я тоже посмеялся, ни сколько над сказанным, сколько над Бароном. Он начал рассказывать историю о том, как он познакомился с парнем, к которому мы направляемся. Они учились вместе с ним в военном училище и в первый же день учёбы устроили драку. Барон сказал, что прилично навалял Васе (так его звали). Потом, уже на следующий день, их обоих чуть не отчислили, но приехали родители Барона и всё «разрулили». Он закончил рассказ тем, что сказал:

– Тебе стоит познакомиться с моими родителями – они тебе обязательно понравятся.

– Непременно, – сказал я, но подумал: вряд ли мне предстоит с ними увидеться.

Мы проехали уже второй посёлок, после остановки в закусочной. Дорога была ровной, однако знак ограничивал скорость: «80 км/ч». Я решил прибавить скорости и поддал газу до ста пятидесяти. Примерно за триста метров я заметил машину ДПС, но они меня, естественно заметили раньше. Я сбавил до шестидесяти, чисто символически – было понятно, что мы в дерьме. Взмах палочки и я притормозил на обочине; Барон сидел и молчал.

– Старший сержант Гончаров. Предъявите ваши документы, – холодно отстучал представитель государственной дорожной полиции.

Я достал свои права, разузнал, где хранятся документы на машину у Барона, и подал их ему.

– Я нарушил? – прикинувшись дурачком, спросил я.

– А вы как думаете? Превышение точно, сейчас проверим вас на состояние алкогольного опьянения… У вас здесь что-то. – Сотрудник показал на часть моей левой ноздри.

Я посмотрел в зеркало и увидел белый след от кокаина в области ноздри. Всё к одному. Я подумал: «Может меня хоть не посадят. Надеюсь на это. Сука, я ведь должен был предвидеть эту ситуацию».

– Выйдите из машины, для прохождения медицинского освидетельствования, – произнёс сотрудник.

– Может, решим всё по-человечески. Я могу поднять вам настроение на весь день, а вы поднять его мне. Просто я еду почти сутки, мне буквально осталось километров пятьдесят – вот и решил ускорить время. Десять вас устроит?

– Что? – теперь уже прикинувшись дурачком, спросил меня сотрудник ДПС.

– Пятнадцать, – сказал я и увидел в глазах сотрудника согласие, но на устах его было безмолвие. Тогда я решил окончательно свести его с ума и предложил ему двадцать тысяч рублей.

– Думаю, мы сможем порадовать друг друга, – заулыбался сотрудник ДПС и подошёл к машине вплотную. Он съел всё, что я ему преподнес и теперь он готов был даже за отдельную плату поработать для меня проституткой часок-другой. Барон достал из пачки купюр четыре новеньких пятитысячных банкноты, пахнувших печатной краской, и дал мне. Я протянул сотруднику деньги, он отдал нам честь и мы ринулись, как ни в чём не бывало. Перед этим я решил поинтересоваться: «На пути к городу есть ещё посты?». Он ответил: «Нет-нет, всё спокойно, ребята».

– Вот так чудеса! – сказал Барон. – Ты видел его улыбку?

– Ещё бы, – засмеялся я.

– С этими деньгами, мы – сраные короли. Можно делать всё, что угодно, – сказал Барон и занюхал порошок.

– Дайка мне, – попросил я порошок у Барона и тоже занюхал дозу. – Да, чудеса ещё те!

Четыре бумажки действительно оказали для нас непомерную помощь. Что было бы без них? – нас бы поимели сначала эти господа; нас задержали бы, само собой; потом бы нас поимели в отделе; потом нас ещё поимели бы в суде. Нас много раз бы поимели: вся иерархия – структура ГИБДД, ФСКН, МВД, прокуратура и суд. Ребятам на дороге дали бы медаль и новые звания, а нам место в первом ряду новой игры под названием «Тюрьма». Деньги действительно делают волшебство во многих сферах цивилизованного общества – в этом я окончательно убедился.

3

Мы въехали в Московск, когда на часах было три часа с копейками. Барон объяснил, куда нужно ехать. Потом он попросил меня завернуть в киоск за сигаретами. Сразу мы не решились ехать к Васе – было слишком рано. Поездили туда-сюда, заправили машину, заехали в автомойку – старались оттянуть время до рассвета.

Рассвет мы встречали, оперевшись на Lacetti, пристально бутафорно глядя на горизонт. Мы вдыхали колючий воздух и выдыхали его густым паром; город молчал, но мимолётно пускал в своё существо ранних «жаворонков». В большом городе такого вида никогда не испытаешь – там всегда идёт цикличная жизнь, а люди находятся в бесконечном марафоне событий, передавая друг другу странную эстафету. Эта эстафета – их жизнь, заранее продуманная и, в общем-то, бесполезная жизнь, которую они способны изменить, но никоем образом не хотят менять.

Как рассказывал Барон, Вася полжизни посвятил армии. В училище он был еле-еле троечником и уже ближе к выпуску начал более-менее учиться, но всё равно не смог сдать один из главных экзаменов и вылетел. Потом сразу же загремел в армию, там и остался по контракту. Барон в свою очередь окончил училище, и сто лет не виделся с Васей, хотя в последнее время они снова возобновили связь. Совсем недавно Вася позвонил Барону и предложил встретиться, посидеть, выпить, вспомнить былые годы. Этот случай подвернулся как никогда кстати.

Мы въехали во дворы с дороги и начали пытаться искать намеченный адрес. Проехали скамью с утренними выпивохами; школу; затем начали мелькать дома тут и там: всё сталинки, хрущёвки, исписанные матерными словами, – дома повидали не одну жизнь. Вокруг дворы, да гаражи, – таких районов много. Подъехали к старенькой пятиэтажке, и вышли из машины. Меня удивила старенькая «Волга» ГАЗ-21, в прекрасном состоянии, стоявшая напротив подъезда. Она была чистая и будто даже отполированная, вся блестела.

– Вот это машина! Классика, брат, – сказал довольный Барон.

– Да, класс! Не то что сейчас стругают, – поддержал его я. Хоть и не так фанатично относился к отечественному автомобилестроению, единственное что меня и привлекало – это старые образцы отечественных автомобилей, как раз как эта «Волга».

Мы вошли в подъезд. Запах бросается с порога: стоит перегар, запах старья, разрухи, мочи – всё вместе образует нечто необычное. И если хотя бы раз ощутить этот запах, то он навек въедается в память. Кругом затушенные бычки; плевки; пивные банки и бутылки; на полу следы пролитого пива; стены ободраны, а где-то и до кирпича; весь потолок в чёрных спичечных узорах. Поднялись на второй этаж. Дверь открыл сонный Вася – худой мужичок, очень учтивый и гостеприимный, несмотря на наше раннее появление. По его жене Насте было видно, что она сдерживала нетерпение – она не желала нас видеть. Барон был рад видеть Васю, как Вася был рад видеть Барона. В них была именно та, покрытая мхом дружба, которую достали из запыленного сундука.

– Эта не твоя у подъезда ласточка? – спросил Барон.

– Да-а-а. Нравится? – гордо заулыбался Вася.

– Ещё бы! Со вкусом у тебя порядок, друг, – Барон тоже заулыбался и таким образом намекнул о выборе жены.

Вася предлагал остаться и уже достал выпивку, попросил жену сделать чего-нибудь не закуску, но мы учтиво отклонили его предложение. Мы не решились остаться у Васи. Всё же он настоял на том, чтобы мы выпили с ним, хотя бы по рюмке. Барон сообщил ему, что кое-какое время мы будем в городе. Мы выпили. Вася проводил нас до двери со словами: «Ну, с богом».

Мы сели в машину, занюхали порошка и помчали в неизвестную сторону.

– А что ты вообще хотел от него? – спросил я.

– В смысле?

– Мы же ехали не просто так повидаться с ним. Или просто так?

– Он может помочь нам с жильём и работой. Он живёт тут уже бог знает сколько лет. Сейчас нет резона интересоваться обо всём – деньги есть, и жильё можно найти. Но, ты ведь понимаешь, что нам придётся основаться здесь на некоторое время?

– Видимо да. И как ты думаешь, долго придётся тут жить?

– Я думаю не важно, сколько мы будем жить здесь. Важно то, что домой нам возвращаться опасно.

– В этом ты прав.

До вечера мы поездили по городу, сходили в кино на пресный голливудский боевик, дважды остановились в кафе и отменно поели на солидный счёт. Хотелось побольше разузнать об этом городе, в котором нам, видимо, придётся основаться на некоторое неопределённое время.

Ближе к вечеру мы помчались развлекаться по-настоящему. Мы куролесили по городу; город нам попался удачный: пестрил разнообразием клубов и баров. Мы прикупили двадцать грамм травки у одного дилера, которому мы предложили примерно десять грамм кокаина за то, что он забежит в самую середину танцпола и оросит струёй мочи всех танцующих. Не знаю, почему мы ему это предложили. Впрочем, он это сделал. Смешной парняга.

Дальше всё происходило баснословно аморально: занюхались порошком; приехали в клуб; выпили; подцепили по девице и совокупились в туалете, потом поменялись девицами, потом девицы поменяли позы; выпили; покурили травки; сели в машину; занюхались; поехали в другой клуб; зашли и начали танцевать; казалось, что все вокруг нам аплодируют, будто мы какие-то светские львы; выпили; сняли девушку и поимели её вдвоём в машине; там же занюхались; опять клуб; опять травка; наркодилер пытается впихнуть нам таблетки, говорит, что хороший экстази, правда по высокой цене; Барон его посылает, слишком агрессивно; «что на него нашло?»; тёмный туман в глазах – потеря сознания; просыпаюсь в машине и спрашиваю: «Как долго я спал?»; получаю в ответ: «Спал? Ты за рулём»; действительно – впереди дорога, позади туманная пропасть.

Спустя часов десять мы были в настоящую стельку. Мы лежали в парке, на разных скамейках. Люди шли по своим делам, на работу, учёбу и смотрели на меня осуждающим взглядом; я смотрел на них таким же взглядом. Взаимность необходима, если ты находишься в обществе. Я призадумался о напалме и морфине.

Мне захотелось свалить от сюда – вырваться от окутавших меня людей. Я совершил этот злосчастный трип по городу и убедился в его несовместимости со мной. Я считал, что проблема кроется в системе; что какой-то огромный монстр с длинными щупальцами властвует над бедными людьми. Да, может он есть, но люди вовсе не ангелы. Скорее даже наоборот, они чувствуют прикосновение этого монстра, хватают его за щупальца, тащат к себе и насилуют по-собачьи. Я оседлал мудрость и понял, что нужно со всем этим срочно что-то делать, иначе мне придёт конец.

От дремоты меня отвлёк патрульный полицейский, словами:

– Вставай, давай!

– А не пойти бы тебе в жопу? – сказал я, даже не осознав, кому я это сказал – у меня были закрыты глаза.

Он схватил меня с лавочки, на которой я лежал, и бросил на землю. Я лежал неподвижно, и мне было наплевать на него. Он опять начал трясти меня руками и говорить: «Эй, вставай, вставай, давай!».

– Что тебе надо? – послышалось где-то рядом – это был голос Барона.

– Мы вас с другом забираем отсюда – поедете в обезьянник, – говорил другой патрульный Барону. – Оформляй его, Саня, – сказал он своему напарнику, который стоял возле меня, и указал на меня.

– Да вы хоть знаете, с кем имеете дело? Вы знаете генерала Гончарова? – закричал Барон. – Это мой одноклассник, который вынесет вам всем мозги через полчаса. Засекай время… Вы хотите этого?

– Что за генерал Гончаров? Не знаю такого, – смутившись, сказал патрульный.

– И не должен, – сказал Барон. – Всего три буквы: Ф-С-Б, – тебе о чём-то говорят?

– Знаете, – обратился патрульный ко мне, – лучше вам утихомирить своего друга. И уходите, прошу вас.

– Так… – пытался найти что-то в телефоне Барон. – Вот он: Гон-ча-ров.

Он был абсолютно уверен в том, что делал и это произвело впечатление на патрульных. Это произвело впечатление и на меня. Они пытались поднять меня с земли и уговаривали меня, чтобы я убедил Барона никуда не звонить. Их отношение к нам сменилось в одночасье. Я всё-таки встал, и, отряхиваясь, сказал:

– Слава, я думаю, что эти ребята осознали свою неправоту и готовы принести тебе свои извинения.

– Да? – Барон сделал вид, как будто оторвался от разговора по телефону. Его бутафорское поведение вызывало смех, а если не знать о его блефе, то настоящий страх. – Что-то я ничего не слышу…

– Простите нас… э-э-э… гражданин, мы обознались, извините, – сказал один из патрульных.

– Ну, мы пойдём? – задал я риторический вопрос, схватил Барона за плечо, и ушёл.

Слишком глупые ребята, чтобы отличать дешёвый блеф от настоящих проблем.

– Что за генерал Гончаров? – спросил вдруг я.

– Помнишь мента, который остановил нас на трассе? – Барон засмеялся. После этого случая неприязнь всей ситуации смягчилась.

Мы шли по парку, в котором не знали, как оказались. Всё смешалось.

– Ты помнишь где машина? – спросил меня Барон.

– Должна быть на стоянке, у торгового центра. Только вот где этот торговый центр.

– Тогда давай вспоминать. Машину нужно найти непременно и желательно раньше, чем её найдут полицейские – в ней видимо осталось всё нелегальное, которое тянет на проведение двух жизней за решёткой.

Мы протаскались по городу в поиске машины около часа. Хорошо, что попалась хорошенькая старушка, божий одуванчик, которая объяснила нам как добраться до торгового центра.

Много ли таких как мы? Отчаянных и действующих назло системе людей. Очень мало. Раньше такими людьми наполнялись субкультуры и они действовали открыто. Теперь забитые остатки таких людей собираются кучками где-нибудь в подвале, и потихоньку читают проповеди, как Иисус однажды. Христос был запрещён и он создал субкультуру-религию. Теперь этой субкультуры придерживаются миллиарды людей, и, видимо жертва Иисуса была не напрасной. Тотальная истина кроется в моментах истории.

Самое ужасное будет, если не останется противодействующих системе элементов. Тогда – система победит окончательно и навсегда. Система – это огромный зверь, медуза Горгона, Левиафан, змей Горыныч. Она питается людьми, пока люди молятся ей.

На дворе было утро, а для нас это всё был один не прекращающийся день. Мы устали тратить деньги, курить траву, пить, нюхать порошок, поэтому, как только сели в машину, сразу же отключились.

4

– Господи, сейчас звонил Вася и пригласил нас отметить Новый год у них, – разбудил меня Барон.

– Какое число сегодня?

– Тридцатое декабря! Представь себе, чёртово тридцатое декабря.

– Ну и как, пойдём к ним?

– Думаю, можно. Правда, Васька, если напьётся – то держись – у него абсолютно съезжает крыша. Поверь мне, сколько бы мы с ним ни пили, поначалу всё ничего, но как доходит до кондиции – фенита ля комедия.

– Я думаю, всё будет нормально.

Со всеми нашими приключениями, мы вовсе позабыли о надвигающемся Новом годе. Да и погода особо не спешила нам об этом напоминать: была осенняя грязь, температура едва опускалась ниже нуля.

Мы решили снять номер в ближайшей гостинице и привести себя в надлежащий вид. Плечо Барона пришлось ещё раз обработать и обеззаразить. Потом мы зашли в парикмахерскую, где Барон было начал заигрывать с молоденькой парикмахершей. После, решили пройтись по магазинам, чтобы обновить свой гардероб – денег было полно и тратить их сплошное удовольствие. Мы были полностью обмундированы, чисты и гладковыбритые.

По пути в гостиницу, мы отобедали в прекрасном ресторане на тридцать две тысячи рублей – причём чаевых мы оставили на три тысячи. Потом заскочили в магазин, купили сигарет и бутылку хорошего виски. Придя в гостиницу, я сразу лёг на чистую постель. Барон включил телевизор и начал громко комментировать новости. Я был в состоянии полусна и половину его монолога совершенно не запомнил. Неожиданно я уснул и проснулся поздно вечером.

– Слушай, эти америкосы что вообще из себя представляют? – сразу спросил меня Барон, будто я совсем не спал.

– Какие америкосы?

– Американцы. Ты новости смотришь? – Он лежал на своей кровати в майке, трусах и носках, курил сигарету и выразительно жестикулировал руками.

– Нет. У меня нет телевизора. – Я сел на кровать и протёр глаза.

– Нет телевизора? – Он посмотрел на меня круглыми глазами и тоже сел на кровать.

– Ну да. Не имею привычки смотреть телевизор. Тем более нет никакой уверенности в достоверности той информации, которую тебе преподносят. Поэтому я выбросил его, чтобы лишний раз не искушаться. Его ещё тогда помню, бомж подобрал, не успел я отойти от помойки, – улыбнулся я.

– Достоверность, – насмешливо сказал Барон и улёгся обратно. – Это же новости – там рассказывают о событиях, которые произошли. Как они могут быть недостоверными? Ты чего?

– Вот так и могут быть. Понимаешь, тебе показывают не прямые события, а уже пережеванные, то есть уже с той стороны, с которой на них нужно смотреть. Ты разве не замечал этого? Чтобы иметь представление о каком-либо событии, его нужно видеть своими глазами, иначе – это всего лишь пересказ, либо сплетня, даже из источников новостей.

– Погляди-ка на него – лекцию начал мне читать. Я понял, но мне кажется, что ты слишком паришься. Будь проще: все эти теории заговора ни к чему не приведут. Ты параноик.

– Может быть. Просто я не хочу быть обманутым. Причём, ты сейчас сидишь, смотришь и веришь во всю эту информацию. Просто заочно веришь, потому, что не можешь не верить. А вдруг это ложь? Ты об этом не задумывался? Это же как религия.

– А что ты имеешь против религии? – сказал он и вновь посмотрел на меня, оторвавшись от телевизора. Видимо я ненароком затронул его за волнующую тему.

– Ничего особенного. Просто сравнил её с телевизором – вот и всё.

– Ну, знаешь, религия – это святое и если ты не веришь в бога, что очень прискорбно, если это действительно так, всё равно это не даёт тебе права оскорблять его.

– Слушай, я не хотел сказать ничего плохого насчёт религии. Просто, пойми… вот ты религиозный человек?

– Да.

– И ты можешь допустить отсутствие бога? Просто позволить отпустить свою веру.

– Думаю, нет. Да я и не буду этого делать.

– Просто ты не хочешь, а потому не сможешь понять правду. Для начала нужно просто допустить попробовать поверить в то, что религия – туфта.

– И что тогда будет? Прозрение? – засмеялся Барон.

– Понимание того, что бог не помогает людям, и все молитвы – это пустые слова в никуда; все поклонения и исповеди – это желание быть оправданным; все притчи о рае и аде – неизбежность человеческой участи; все эти грехи и праведность – это ограничение человеческих действий и ограничение мыслей. Ты тратишь время на всё это, вместо того, чтобы действовать. Ты этого не понимаешь и мои слова пропускаешь сейчас мимо ушей, потому что отказаться от религии достаточно трудно. Она заседает в человеке как рак.

– Ты погляди на него. Ты хоть Библию читал?

– Читал. Я верил, так же как ты. И вообще, ты задумывался обо всех этих грехах, об аде и рае? Подумай о том, что существуют смертные грехи. И сколько из них уже осуществил ты? И что-то я не вижу, что все верующие ходят нищие в лохмотьях и подставляют вторую щёку. Ад к чёртовой матери переполнен. В раю тогда сидит Иисус и ревёт по людям, со своими апостолами и ещё десятком людей. Все остальные внизу: и кто раскаялся, и кто верил от всей души. И ты веришь?

– Да. Я хоть и грешен, но признаю все свои грехи. И я не стремлюсь куда-то в рай, я понимаю свою обречённость. Так что я просто верю и понимаю, что я поступаю неправильно. В чём-то ты прав, но ты меня не переубедишь.

– Я и не хочу тебя переубедить. Я изначально сказал, что это трудно. Просто пойми: смысл не в вере, а в делах. Так что, если человек и придерживается религии, то мне кажется он должен соответствовать своему мировоззрению и Писанию. Хотя, мне это не по душе, честно говоря. Но, что поделать.

– А что тогда происходит с человеком после смерти, если не библейский сценарий?

– Не знаю, тогда и узнаем, когда придёт время. Ну а так, чисто гипотетически, то мы просто растворимся в бытии, как сахар в воде.

Мы замолчали. Барон переключил канал и как-то иначе поглядывал на меня. Мы разлили по стаканам виски и смеялись над идущей по телевизору комедией. Больше тему религии мы решили не затрагивать.

Позже Барон уснул, а на меня напало вдохновение. Я достал толстую тетрадь и принялся записывать свои мысли и часть нашего диалога с Бароном. Сначала я написал большими буквами одну фразу: «Стоит ли во имя всемогущего господа жертвовать собой?» – и просто глядел в глухую стену. Я просидел около получаса, потягивая горький виски, размышляя в непрерывной тишине, и записывая все мысли на бумагу.

Потом я лёг на кровать и вслушался в тишину. В тишине, такой мёртвой, у меня случился непонятный звон в ушах. Он не даёт человеку почувствовать эту тишину, ведь тишина сводит с ума. Она по-настоящему может дать человеку проводить чистый, без внешних примесей, диалог самим с собой. Поэтому звон встаёт на защиту психики и говорит: «Не надо слушать тишину – в ней сокрыты воистину важнейшие тайны, познав которые, человек никогда не сможет стать прежним». Я услышал это в этом звоне.

5

Я проснулся днём, тридцать первого декабря, в сильнейшем подъёме духа и желании свернуть горы. Барон встал раньше меня и умывался в ванной.

– Который час? – спросил я.

– Думаю около часа-двух – не больше, – глухо проговорил Барон. – Мне уже позвонил Вася и сказал, что мы можем приехать пораньше.

Мы подготовились и выехали к Васе. Новогоднего настроения я уже много лет не чувствовал, но на данный момент я чувствовал другое, более важное для меня – свою необходимость в этом мире. Мы мчали по дороге, кругом всё говорило о праздничном настроении и как мы это могли не заметить, когда разъезжали по городу? Барон улыбался и курил.

Мы вновь подъехали к дому Васи и зашли в квартиру. По дороге мы купили две бутылки шампанского, чтобы прийти в гости не с пустыми руками.

– Славка! – с порога сказал Вася, встретив нас доброжелательнее, чем в первый раз.