Записки базарного дворника из 90-х годов

– Пап, ты что замолчал? – нарушил мой внутренний поток сознания Алексей, с подозрением косясь на меня.

– Так, вспомнилось… – неопределённо отвечал ему я, пожимая плечами.

Город моего падения, я решил проскочить по окружной дороге. Да и не хотелось напоминаний о прошлых горестях. Прямо на въезде, и сколько доступно было глазу, по обочинам трассы растянулись многочисленные торговцы всякой всячиной. Телевизоры разных моделей и размеров, автомагнитолы, атласы автомобильных дорог, аудиокассеты, телевизионные антенны, полотенца, детские игрушки, зеркала заднего вида, подфарники, вентиляторы, даже – гайки для колёс КАМАЗов, рыболовные удочки. Даже сушёная рыба была! Торговали всем, что могло, так или иначе, пригодиться в дальней дороге, или приобреталось в подарок. За рубли, доллары, бундесмарки. Я остановился, любопытства ради, прямо посредине импровизированного, многокилометрового рынка. Меня, тут же, окружили загорелые торговцы. От некоторых мужчин попахивало водкой. Наперебой стали предлагать свой товар. Цены при этом, были нереально высокими. Кто-то предлагал продать им «баксы», видя мой крутой автомобиль с московскими номерами, прикид со столичным шиком. Мы с сыном, для виду, прошлись взад – вперёд. Двое мальчишек – подростков, года на два помоложе Алёши, тут же подлетели к машине, побрызгали на лобовое стекло водой с пеной, и начали тщательно протирать мягкими тряпочками, не забывая про фары. Я дал им за работу пятьдесят тысяч – мельче купюр в бумажнике просто не было. Сын снисходительно ухмыльнулся.

– Ты не очень-то нос задирай, столичный житель! – тихо одёрнул я его, – не забывай, кем твой отец был два года назад! И, как ты сам перебивался… Не от хорошей жизни все эти люди здесь! – и Алексей заметно смутился, а меня это порадовало – не вознёсся ещё парень до сомнительных и опасных снобистских вершин самомнения и презрения к своим ближним!

Сзади, на обочину, свернула какая-то легковушка. Я обернулся, и сразу узнал эти «Жигули» шестой модели. Из машины вылез Серёга Крутов, с коробками аудиокассет в руках.

– Серый! – обрадовано воскликнул я.

– Саня! – закричал он, округлив глаза от удивления, – ты?! Откуда, братишка? И эта «тачка» – твоя?

– Из Москвы, Серёга! В отпуск еду.

– На юга? – несколько высокопарно произнёс он слово «юга».

– Нет, ближе… К себе на родину, на Дон.

– А мы – вот расширились, – похвастался Крутов, горделиво расправив грудь, – на трассу свои кассеты теперь выставляем. В городе – два торговца у нас. Сами по деревням мотаемся – в базарные дни. Дело идёт неплохо… Грех жаловаться.

Я подошёл взглянуть, что он привёз для продажи. Кассеты стояли ровными рядами, в прозрачную коробочку каждой – был вложен листок с названиями исполнителей, перечнем песен и логотипом «Студия С.С.», выполненным затейливым старославянским шрифтом. Всё отпечатано на принтере, на разноцветной бумаге. Раньше свои пиратские копии – они подписывали от руки… Налицо – явный прогресс! Нам пора было ехать, но поговорить с Серёгой мне хотелось, и мы решили встретиться в конце недели. Я, даже, взял у него телефонный номер, чтобы позвонить. Мне вдруг пришла мысль: предложить им открыть в этом городе оптовую базу. Дело выгодное, документами на товар я их обеспечу – любыми… Ребята надёжные, денег я им дам, не первое время. И товар, под реализацию, самый ходовой, по хорошей цене!

Мы двинулись дальше. Сын был потрясён от увиденного.

– Пойми, – объяснял ему я, – здесь половина торгует на кого-то. Стоят в любую погоду, зарабатывают на еду. А ещё, несколько лет назад – такое представить было невозможно! У каждого имелась работа, люди жили вполне обеспеченно… Хотя, – тут я тяжело вздохнул, – купить в магазинах, особо, нечего было, Алёша. Сплошной дефицит, пустые полки. В отдельных очередях ветераны войны давились за колбасой и мясом, которое появлялось в продаже, специально для них. А «благодарные» потомки, страшно им завидовали, некоторые орали: «Лучше бы вас всех немцы поубивали»! Помнишь, как после Прибалтики, мы тому поражались?.. А сейчас в дефиците – только деньги… Столица жирует – остальные, как придётся!

– В Америке – всё иначе, – убеждённо воскликнул сын, – мама звонит, говорит – другая планета! А у нас – гиблое место…

Я промолчал, не находя аргументов для возражения. Хороша любовь обоюдная: ты – любишь Родину, а она – тебя… Ты – готов беззаветно трудиться на её благо, защищать, не жалея и самой жизни, как велела старая воинская Присяга. Но и Отечество должно, взамен, тебе что-то дать! А, что получили от новой власти эти люди? Что даст тем, которые ещё должны родиться, кто уже состарился? Я не знаю, каково там, в Америке, но – я не слышал про случаи, когда люди оттуда приезжали навсегда жить к нам. А от нас – в США, в Европу, в Израиль, насовсем – уезжают тысячами, причём, самые способные! Жуликов – тоже хватает. Но, их всё же – мизер… И мы бы с Витиным, могли бы спокойно эмигрировать, и наслаждаться благами западной жизни! Денег хватит на безбедное существование, и на открытие собственного дела. Но что-то меня, по крайней мере, удерживает здесь… Непонятная упрямая вера в лучшее? Так я сам вижу, что не будет этого! Всё продаётся и покупается, назначь только цену! Да, у нас сейчас свобода: выборы во власть, парламент, где партии клеймят друг друга, ругают президента, правительство. В телепередачах – даже открыто потешаются над ними. Говори, что хочешь, организовывай демонстрации, ори на митингах до пены на губах от ража, бастуй – толку, всё равно, нет! Порядок не наводится, предприятия банкротятся и рушатся. И, вместе с ними, рушатся все прежние жизненные устои, доверие к власти. О прежние моральные ценности – вытираются ноги, а новые не появляются. Деревни, провинция – соль земли Русской – в запустении. Люди деградируют от безделья и безысходности, спиваются, умирают – и конца этому не видно!

– Ты что опять молчишь, пап? – прервал сын мои мысли.

– Думаю, Алёша… Над твоими словами, над решением твоей мамы – уехать отсюда. И прихожу к выводу, что она – права! Наверное, права… И от того – мне обидно за наше Отечество! Оно – тяжело больное, но его никто не лечит! Народ оболванен напрочь! Правители – проходимцы и бездари, отъявленные глупцы, и – просто предатели! Бандиты, уголовники – чувствуют себя хозяевами, и государство не может справиться с ними! Так что, сынок, уезжай! Это будет правильно. Вот только, как у тебя с маминым мужем сложится? Меня сильно это беспокоит?!

– Я с ним общался, когда они были на Новый год. Нормальный чел, современный, понимающий, – ответил сын, но как-то неуверенно.

– Буду рад, если у вас всё наладится, – вздохнул я, – потому что, помочь там – я тебе уже не смогу ничем. Но, помни одно – ты мой сын, и я тебя всегда буду ждать обратно, и приму! Даже если снова женюсь, когда нибудь, и у меня появятся другие дети!

– Хорошо, пап! – Алексей улыбнулся, и по его улыбки я понял: он уверен в своём заграничном будущем, и назад его ждать не стоит.

Дома нашему появлению обрадовались, как никогда. Алёшу не знали, чем угостить, как угодить, чем развлечь. Жаркое солнце, донское приволье и красоты, рыбалка, прогулки по лесу, катание на лодке по Дону – всё радовало его – жителя Петербурга, мрачноватого города с промозглым, холодным климатом и беспокойным ритмом жизни. Он загорел, научился грести, рыбачить, и наслаждался отдыхом. А мне всё время думалось: «Когда я снова приеду сюда, уже один, без сына, и буду бродить по тем самым местам, где были когда-то мы с ним – тоска изгрызёт до смерти! А сын – взглянет на меня только с фотографий с компьютерного монитора.

– Будет, что вспомнить там, – говорила, моя мама, печально вздыхая.

Алёша бодро успокаивал её:

– Бабушка, я же на следующее лето – опять приеду! У вас – классно!

– Надеюсь, – кивала она головой, и опять вздыхала.

Об Ануш мама сама, не спросила ни разу. Только после моего рассказа обо всём, что произошло, с тоской воскликнула:

– Что за жизнь теперь!? Все с ума посходили, Боже мой!

Я поехал в город, на встречу с Сергеями, как и обещал. Перспективы для открытия оптовой торговли, виделись мне вполне реальными. Остановился в новой, недавно открытой гостинице, чтобы была возможность отпраздновать с приятелями встречу, и после, проспавшись, ехать назад со свежей головой. Но компаньоны Сергеи, отнеслись к моей идее прохладно, как не убеждал я их в том, что тот пиратский кассетный бизнес, в котором они сейчас преуспевают – по провинциальным меркам, будущего не имеет. В Москве основательно взялись за контрафакт в музыке и видео, и скоро всё это, может быть продолжено в провинции. Даже закон об авторских и смежных правах, в пример привёл. Однако уговорить ребят у меня не получилось, как горячо я не старался

– Не будет у нас! – убеждённо возражал Фрумкин, – Москва – отдельное государство! Пробовал один чудик здесь устроить какой-то филиал по борьбе с контрафактом! Наезжал на нас, на других – тоже. На видеокамеру снимал… И ему – быстро рога обломали! У нас с Серым – всё отлажено, переходить на другое – смысла нет! По полтора «лимона» имеем чистыми – на жизнь хватает!

Я только усмехнулся таким прибылям, но спорить не стал. Понял – бесполезно, не переубедить. И направился к своему дружку – Вовке Баклану, на тот самый рынок в Заводском районе, где начиналась моя карьера на «гражданке». Он, увидев меня, обрадовался, так, как это умеют только дети – от всего сердца.

– Санёк, – захрипел Вовка, обнимаясь, и дыша перегаром, – откуда ты такой, весь навороченный!?

– Из столицы, Володя! Или забыл, как провожал меня пару лет назад?

– Похмелишь, братишка? Денег – ни «копья» нету!

– А то, – я засмеялся, – пошли, посидим где-нибудь, поговорим. Да и дельце есть одно… Только, не цветной металл воровать… Я в новой гостинице остановился, там ресторан внизу. Приглашаю.

– Да, идём! – мой друг энергично махнул рукой, – пропади она – эта работа! Иван, мой напарник, за меня уберёт!

Мы наняли «бомбилу», заехали к Вовке домой, где он умылся, оделся поприличнее, и неторопливо зашагали в сторону прямоугольного, серого, девятиэтажного здания отеля, расположенного в трёх кварталах от его дома. Послеполуденное солнце припекало невыносимо, асфальт сделался мягким, улицы совершенно безлюдны, словно весь город переселился, куда-нибудь, где свежесть и прохлада сулят спасение от зноя, и можно вдоволь надышаться запахами леса, реки, трав… По пути я рассказывал Вовке, чем занимаюсь, и какая забота привела меня вновь в этот город.

– Дело ты затеял серьёзное, – потёр небритый подбородок мой дружок, – и людей я подходящих знаю, могу свести, кое с кем! Только ведь – бандиты, они – тоже у нас… Потребуют делиться, узнают, что московский – заломят такие « бабки» им отстёгивать!

– Не думаю, Володя! Я в Москве нашего Чику встретил, попробую с ним решить, чтобы без наездов обошлось. Он мне номер мобильного дал: обращайся, мол, если что…

– Хорошо, Сань, завтра буду узнавать!

В ресторане, в дневное время, зал почти пустовал. Вовка с удовольствием выпивал тёплую водку, налитую в графин, бывший ранее пузатой коньячной бутылкой, закусывал, и веселился от души. Вдруг заговорил о Ларисе:

– Помнишь её, братишка?

– Конечно, – кивнул я, симпатичная женщина, но вот… – и замолчал.

– А она – бухать бросила! Закодировалась, или нет – сказать не могу. Но не пьёт, уже давно.

– Всё цветами торгует?

– Да, а чем ей ещё заниматься? Не собой же торговать! Хошь увидеться? Устрою! Она тебя часто вспоминает…

– Не хочу, Володя! В одну и ту же реку – дважды не входят. Не нужно этого!

Вовка хотел что-то ещё добавить, но вдруг оживился, и тихо прохрипел:

– Вон видишь, мужик высокий вошёл. С красивой женщиной? Один из тех, кого я имел в виду! Ишь, барином вышагивает! Костя Кобзон! Ларьки имеет, собирается магазин открывать…

– Почему, Кобзон?

– Кликуха такая! А фамилия – Кобзев. Я у него в доме водопровод помогал проводить. Познакомить вас? А завтра – встретитесь, перетрёте…

– Давай, – решительно произнёс я.

Константин оказался и взаправду, деловым человеком. Жил он в старом, небольшом доме, в центре, недалеко от гостиницы. Но строил просторный двухэтажный, новый. В его дворе стоял подержанный, вполне приличный внедорожник «Issuzu», огромный, загораживающий почти весь проход к крыльцу. Сам Костя – поджарый, холеный – держался со сдержанным достоинством, с некоторой снисходительной вальяжностью. Я сразу смекнул: деньги у него имеются, но договориться с ним – будет непросто. Калач тёртый! Для разговора мы расположились в саду, в уютной беседке, заросшей снаружи крупными листьями дикого винограда.

– Работаю в Москве, – с ходу начал я, и протянул собеседнику свою визитку, выглядевшую весьма значительно.

– Понятно, – как бы, между прочим, пробормотал он, внимательно рассматривая и читая то, что напечатано на ней. Затем бросил на меня взгляд, спокойный, несуетный, и задал вопрос,

– Что можешь предложить мне? Я ведь, тремя ларьками владею. Собираюсь магазин свой открывать. А оптовая торговля, боюсь, лишней обузой только будет! Людей надо дополнительно набрать, зарплату платить не от выручки, а, как положено. Бухгалтера нанимать на ставку, документы на товар необходимы, да и прочего всего – много нужно! Помещения… Дело серьёзное. А сейчас я – мотнулся в Москву, набрал на ярмарке разного товара небольшими партиями, затарил машину и прицеп, и домой. Развёз по точкам, дал проверяющим всяким на лапу – и живу спокойно! Ну, рэкету отстегну долю, чтоб безо всяких головных болей…

Я пожал плечами, обкатывая в уме тактику построения дальнейшей беседы:

– Тут ты прав, Константин, – начал я, нащупывая почву для того, чтобы заинтересовать, – но ведь, оптовая торговля – всегда была, гораздо прибыльнее… Я тебе буду давать хороший ассортимент, по ценам ниже, чем на ярмарках! Всеми документами обеспечу, можешь даже не сомневаться! Товар буду оставлять, специально для тебя, что закажешь. Если сработаемся – могу дать под реализацию. Денег одолжить для раскрутки могу – не вопрос… Мой брат уже в нашем родном городке, год, как оптовую базу организовал – и не жалуется! Сейчас магазины в крупных сёлах открывает… Скупает старые «Сельпо», ремонтирует, обновляет – и торговля прёт! Да, нюансики всякие приходится как-то решать – не без того. Но, такое у нас сейчас время! Мы в Москве – тоже крутимся, а там – расценки совсем другие…

– Я это всё понимаю, – поморщился, как от кислятины Константин, – но времени нет у меня – ещё одно дело затевать, новое, к тому же! Дом надо достраивать. Ведь за рабочими – постоянный контроль необходим! Иначе – напьются и заснут, или сделают криво – косо… Ищи потом других, да плати, чтоб переделывали… Идея, в принципе, хорошая, но… Однако, визитку свою оставь! Может быть, придётся обратиться. Ты, я вижу, человек немаленький там…

– Возьми, – вздохнул я, поднимаясь с места. Продолжать дальше – смысла не было.

По дороге домой, я всё злился: «Ну, что за рассуждения у людей в этом городе!? Жлобские, мелочные! Дальше собственного двора не желают видеть! Мне сейчас – хорошо, я дом строю, с несчастных ларьков копеечную прибыль, по столичным меркам, снимаю – и, ладушки… А завтра? Оборот-то денежный – мизерный! Попрёт доллар вверх, ограбят твой ларёк отморозки какие-нибудь ночью, или сожгут – всё! Уже – убытки, которые возмещать надо! Полезешь в долги под проценты, и работать не на себя станешь, а на долги, продавцам зарплату урезать, они начнут разбегаться… Братва подкатит… Наше давай, или ларьки отберём! Шатко всё это, ненадёжно. Ты дело стоящее организуй сначала, а после – домом занимайся! Жить-то пока, есть где! Нет, на показуху надо! Гляди, народ, какой я крутой и богатый, как с трёх ларьков приподнялся! Серёги – тоже… Имеют на двоих три миллиона – и счастливы! На сегодня – их жизнь удалась! А завтра – видно будет… И это притом, что я им предлагал реальные вещи, помощь, поддержку деньгами! Подними свой зад, подсуетись – и всё к тебе придёт. Не сразу, не само, но – по нарастающей! Не хотят… Бродят по кругу, в толпе вокруг Горы, и думают – всю жизнь будет так»! – и от досады я сплюнул в открытое окно моего автомобиля.

Прожив в Москве, попав «из грязи во князи», я искренне полагал, что наступило время безграничных возможностей для всех. Я поддался удивительному ощущению реальной свободы, ворвавшееся вихрем в открытое окно, после недавних лицемерных и душных брежневских десятилетий и идиотских горбачёвских выкрутасов, именуемых «перестройкой». Во мне родилась и окрепла, почему-то, вера в хорошее будущее, для страны. Вырвавшись из нищеты, опьянённый возможностями, которые предоставили мне деньги, взбудораженный своими успехами в сомнительных делах, я уже был готов полностью согласиться со Стасом в том давнем, пьяном споре: пройдёт немного времени, накипь спадёт, и заживут люди в достатке, и свободными! Я перестал замечать, какой омерзительно – безобразной, дикой – была эта свобода, переходящая в волю без границ, во вседозволенность, лишённую морали и элементарных человеческих представлений о добре и зле! Вольные убивать – убивали, вольные воровать – воровали, вольные не соблюдать законы – не соблюдали! И хвастались этим, открыто и беззастенчиво. Те, кто ещё вчера спекулировал джинсами и цветами – сегодня стали, на полном серьёзе, называть и считать себя «элитой», завели шикарные особняки и офисы. Почувствовали себя хозяевами положения, придя во власть! Воровство, жульничество, махинации – стали не преступлениями, а поощряемыми делами, предметом гордости. Уголовная, бандитская «анти-эстетика» и «понятия», «феня» – сделались модой, хорошим тоном, пошлость и опошление всего и вся – пришли на смену нормальной, в человеческом понимании, культуре! Я, конечно, замечал всё это, но, как-то параллельно, не углубляясь, не вникая. Навязывать свои вкусы, своё мировоззрение, тем более, устаревшие – считалось не комильфо. Мой мир, который внутри меня, где тихонько жили мои привязанности, предпочтения, духовные искания и устремления – оставался во мне нетронутым заповедником, и я им дорожил, и никому не открывал. Я делал, как все, не замечая, что полностью сформировался, классическим столичным дельцом средней руки, вращаясь в кругу себе подобных, оторвался от реальной, повседневной жизни простых, обычных людей. Наблюдал её со стороны, полагал, что знаю всю её изнанку, даже сочувствовал. Но как-то – свысока, лениво, мол, – каждому своё… И уже не замечал, не осознавал того. А чего же тогда требовать от небожителей настоящих – президента, правительства, банкиров и прочих деляг, выскочивших, так же, как и я – из ниоткуда, но вознёсшихся гораздо выше!

3

Две недели проскочили, словно электричка – вихрем и сплошной полосой, слившись в одно целое. Но я, всё же, успел присмотреть место под новый дом. На нашей улице, недалеко от дома, родителей, стояла развалюха с хорошим приусадебным участком и старым садом. И всё это, срочно продавалось наследниками умерших стариков – хозяев. Узнав цену, я согласился, не торгуясь, даже задаток заплатил в долларах, и вызвал из Москвы моего юриста – оформлять бумаги. Ему я оставил суточные – командировочные и доверенность. Мы с Алексеем уезжали. Сын, это было очень заметно, так и кипел нетерпением поскорее попасть в Америку. Он не столько соскучился по матери, сколько томило его жгучее любопытство. И я его, по-человечески, понимал и не осуждал за это. Ольга уже прилетела, и дожидалась Алёшу в Петербурге. Им предстояли два перелёта: из Питера во Владивосток, и из Владивостока в Сан-Франциско, где она жила с новым мужем. Я же – решил в начале сентября съездить в тот город, где мы жили в прошлой моей жизни, ещё дружной семьёй – столицу крошечной, но независимой прибалтийской республики, используя, немного погодя, остававшиеся две недели полагавшегося мне отпуска. Надо было оформлять туристическую визу к загранпаспорту, а это дело достаточно хлопотное. Все рабочие дни у меня расписаны на два месяца вперёд, и выкраивать время на мотание по посольствам, заполнение анкет, стояние в очередях – придётся с трудом. Даже проводить сына в чужедальние края – возможности не представлялось. Да и с Ольгой – встречаться не хотелось. Мысль о том, что она теперь спит с другим – породила во мне чувство брезгливости по отношению к ней… Я не берусь судить – прав я, или не прав в этом. Просто, я так чувствовал.

В доме, армян – мужчин, стало заметно меньше – разъехались на лето по «шабашкам» зарабатывать деньги. Но бригаду для слома старого домишки, и строительства нового особнячка, Сурен мне сумел организовать. И это были настоящие мастера и трудяги. После непродолжительного отсутствия, мне показалось, что в нашей столице прибавилось всевозможной уличной рекламы и иллюминации, так же, как и пробок, впрочем… Показалась она мне чище, зеленее. На МКАД вовсю кипели работы – расширяли дорогу, делая многополосной, как в Европе. В самом городе – начинался настоящий строительный бум, старые здания стирали с лица земли немилосердно. Генерал, получив кучу выгодных подрядов, мотался лично по объектам, излучая невиданную, прямо атомную энергию. Витины уехали отдыхать в Испанию, Вика с семьёй – в Турцию, на начинающее входить в моду Анатолийское побережье. Отдыхать за границу отправились многие состоятельные и очень богатые господа. Для прочих же – Москва оставалась всё тем же городом – безжалостным и равнодушным, где борьба за выживание идёт постоянно. С воздухом, загрязнённым бензиновыми парами, нищими, бродягами, шайками малолетних беспризорников, бандитскими кланами, ведущими между собой перманентные беспощадные войны. Заказные убийства – стали обыденностью, страшной, но привычной. Уголовные авторитеты, бизнесмены, банкиры, журналисты, политические деятели, депутаты – застрахован от безвременной смерти, не был никто. А уж, рядовую уголовную «пехоту» – тех вообще пачками отстреливали! Народ начинал открыто роптать, против нового старого президента, правительство тасовалось, как карточная колода, а проку никакого. Лучшего будущего, ради которого пошёл на слом весь старый, коммунистический миропорядок, не наступало. Впрочем, я совсем не интересовался политикой – процесс делания денег меня захватил всего, на остальное – времени не хватало.

Так и пролетело лето, второе, в моей московской жизни. В начале сентября, столица готовилась к купечески – раздольному и помпезному (хлеба и зрелищ!) празднованию своего 850-ти летия. Я же, сел вечером на Ленинградском вокзале в спальный вагон скоро поезда – экспресса, и он, мерно покачиваясь, повёз меня на северо-запад, к серым, древним стенам старого города, ни разу, не взятого приступом ни одним войском, кроме армии неистового царя Петра. К студёному Балтийскому морю, стройным соснам, запахам кофе, ванильных булочек и саек с корицей, и к неспешным прогулкам по тем местам, которые я успел полюбить, и где был счастлив когда-то… Чужая, мягкая, быстрая речь, звучащая в вагоне, в ресторане, куда я заглянул выпить конька и перекусить – возвращала меня в молодость. Сидя за столиком один, попивая коньячок, косясь в ночную непроглядность за окном, я воскрешал воспоминания о городских улицах и жизненном укладе людей, которые тогда, при Союзе, казались и выглядели настоящими европейцами. Их мода, их манера держаться, их, едва скрываемое снобское пренебрежение к чужакам, а в последние годы – и явное, особенно, к военным – всё необыкновенно ярко ожило в моей душе, будто бы я только вчера оттуда уехал.

Погранконтроль, сразу за городом Печоры, который отошёл к России после распада Союза, (и раньше входил в состав республики под наименованием Петсери), проходил поздно ночью, и разозлил меня своей нудной, придирчивой процедурой. С поляками, когда я ехал к ним, всё было гораздо проще. В купе я находился один, но пограничные чиновники, в ещё невиданной мной форме, с вялым лабрадором на поводке, пристрастно осматривали мои вещи, и само купе, словно были абсолютно уверены, что я обязательно везу контрабанду, и тщательно её выискивали. Выпытывали: как долго я буду находиться в их «косударрсттфе», цель «физитта», имею ли знакомых, родственников, бывал ли раньше, располагаю ли суммой, достаточной, для нахождения на территории их независимой страны. Я отвечал, сквозь зубы, думая злобно про себя: «Побери вас чёрт, кур-рады»! Наконец, поставили штампик и удалились… С испорченным настроением, хлебнув элитного армянского коньячку, открыв одну из тех двух бутылок, что вёз с собой, я, наконец, улёгся. Но уснуть не смог долго. Состояние нервозной взвинченности не отпускало. Сон накрыл меня коварно, исподтишка, и пробудился я уже солнечным утром, когда до стольного града свободного этого «косударрсттва», оставался час езды. Плохое настроение ушло вместе с ночной темнотой, я радостно узнавал за окном места, которые не видел столько лет! Состав начал резко сбавлять ход, втягиваясь в городские окраины. Я, стоя в узком вагонном проходе, жадно приник к оконному стеклу. Старые деревянные дома, ещё довоенные постройки, никуда не делись, темнели уныло и безнадёжно. На улицах, между ними, поблёскивали лужи – видимо, накануне прошёл дождь. Редкие автомобили, все – подержанные, но иностранного производства, лихо влетали в воду, орошая грязноватые тротуары веерными брызгами. Прохожих почти не наблюдалось. Но, чем ближе к центру, тем опрятнее и оживлённее становилось. Состав плавно и неторопливо проехал по виадуку над кольцом с развязкой магистралей, ведущих в новые городские районы – Мустомяэ, и ещё какой-то, название которого стёрлось в памяти… И вот, гордо поплыли за окном несокрушимые, мрачные, громадные стены замка рыцарей-меченосцев, построенные на высоченном обрывистом гранитном холме, простоявшие здесь с легендарных средневековых времён. Высокая башня, на которой гордо полоскался по ветру флаг с национальными цветами, теперь уже – вместо полотнища красного, с синими волнами внизу. По радио прозвучало объявление на местном языке, залязгали замки на дверях отсеков купе, немногочисленные пассажиры – ни одного русского среди них – стали готовиться к выходу, вынося в проход свой багаж. Со мной была только дорожная сумка, поэтому я пропустил обладателей обширных баулов вперёд, и покинул вагон последним.