Записки базарного дворника из 90-х годов

Для дельца такого уровня, как Игорь, дача была довольно скромной. Бревенчатый новодел в русском стиле, со всеми атрибутами загородной комфортабельной жизни буржуя: беседками, баней, искусственным водоёмчиком, именуемым бассейном, туевыми аллейками, флигельками, для обслуги и охраны. Витин встретил меня у ворот, обутый в коротенькие, расшитые узором валеночки из светлого войлока, в тулупчике нараспашку, улыбающийся, но, явно чем-то встревоженный.

– Вот что, Саня, – начал он, едва мы прошли к нему в кабинет, а горничная – хохлушка, принесла нам чай, – в этом году вводят акцизы на продажу водки, коньяка, и прочего… Кроме пива! С первого марта уже. На сигареты – летом. Цена, соответственно, поднимется. Твоя задача – снять все свои «баксы» со счетов. Прямо – сразу, после Рождества! Поехать к нашим партнёрам – пшекам, и перезаключить договора на поставки табачки и алкоголя! Пусть объёмы максимально увеличивают. Мак-си-маль-но, понимаешь? Где складировать – найдём! Оплата – по факту поставки, наличкой. Сиди там, пока не достигнешь договорённостей по всем позициям! Цены сбивай, насколько возможно! Упирай на то, что оплата – налом, и по факту поставок. Мне доклады – ежедневно, даже, по нескольку раз в день можно – не обижусь! Я же, здесь – займусь складами, поработаю с партнёрами с «Кристалла», с другими нашими поставщиками из России. Забить склады – надо до отказа! Навар будет серьёзный, просто невиданный! После – решим вопрос по акцизным маркам… Пока не знаю, как, но решать надо! Наймём людей – марки лепить на бутылки, и пачки сигаретные. Заодно, с таможней договорюсь по дополнительным, от них, услугам. Да, вот ещё, плохая новость… На генерала бандюки наезжают всё конкретнее… Он охрану свою усилил. Не добру, Саня! Слишком он сильно развернулся, наш Николай Иванович! Эфэсбэшная крыша – уже не спасает. Плевать бандосы на них хотели… Оборзели в конец! И генерал – упёртый. На соглашение с ними идти не хочет. Им только поддайся – деньги солидные потеряет, а главное – престиж… Такие дела, дружище! Всю наличку спрячем до поры у меня – я купил для пшеков, которые будут фабрику налаживать, квартирку… Пока она пустая. Завёз туда сейф, очень надёжный, двери металлические поставил, сигнализацию на пульт в милицию вывели! Думаю, может быть, там пост выставить, с вооружёнными чоповцами нашими… Посмотрим. Вот, такие новости! Да, тебе от Вики – приветик. Она в Москве, тоже вчера приехала… Хочешь, позвоню, скажу, что ты – у меня. Прискочит мигом! Рождество отметим… Говорит – соскучилась сильно, – и подмигнул мне лукаво, ожидая ответа.

Я заколебался некоторое время, не зная, как мне поступить. И спросил у Игоря:

– А ты, с кем здесь?

– С Наташкой, с кем же ещё! Вчера в бане напарились, потом – до двух ночи чаи гоняли. Она сейчас дрыхнет, а мне – не спится. От думок голова пухнет… А ведь, как всё хорошо было отлажено, катилось, как по рельсам. И – на тебе!

– Да – да… – пробормотал я машинально, а сам стал выдумывать причину, по которой можно было бы, хоть как-то, оттянуть встречу с Викой: после светлых и чистых воспоминаний о времени, проведённом с Ануш, встречаться с этой женщиной совсем не хотелось. Не потому, что она – плохая, развратная! Просто, Вика – совсем другая… Без неё я, вполне обойдусь! А без Ануш – уже нет. И я ответил Игорю, что возвращаюсь в Москву, заеду в офис, просмотрю все договора и допсоглашения, внесу правки, если это необходимо. И начну обзванивать наших партнёров по бизнесу. А, хорошего, в смысле празднований, – помаленьку!

– Ты прав, – со вздохом согласился Гарик, – за что и дорог! Можешь пахать, сколько нужно, отказывая себе в маленьких радостях жизни, – и добавил со смехом и восхищением одновременно, – но, как же быстро, ты Викусю обротал!

Ехал я назад в настроении, отнюдь не праздничном. Дела действительно осложнились, и как события пойдут дальше – предсказать сложно. Вроде бы, только – только всё устроилось, и тут же зашаталось… Но паниковать нельзя! Будем бороться, упираться, зубами держаться!

Вика позвонила мне на мобильник, едва я въехал в Москву.

– Привет, Сашенька, – запела она в трубку, – отозвался, пропащий мой!

– Привет, солнышко, – как можно ласковее отвечал я, и добавил, – извини, говорить не могу – за рулём, качу в офис – по срочной работе.

– Я приеду к тебе сама, – решительно заявила она, и дала отбой.

«Вот ненормальная баба»! – с досадой проворчал я, но поделать ничего не смог. Вика, несмотря на очаровательную внешность и хрупкость, была невообразимо настырна, и если ставила цель перед собой, то шла к достижению её, как танк – напролом, обладая мужским, бойцовским характером, она не боялась и не признавала каких-либо препон.

Охрана скучала на проходной, в офисе царила непривычная, давящая тишина. Я достал объёмистую папку – скоросшиватель с договорами поставок, и попытался вдумчиво читать, но на ум ничего не лезло, преодолеть тоскливое настроение – я оказался не в состоянии. Вика приехала, минут через двадцать, после того, как я зашёл в свой кабинет. Она ворвалась вихрем. Я поднялся, шагнул ей навстречу, она повисла у меня на шее, и тихонько взвизгнула:

– Ну, наконец-то! – и прямо-таки впилась в мои губы своим ртом, ярко-красным, вампирским, совершенно без помады. Потом заговорила, переводя дух:

– Сашенька, брось ты эти бумаженции! Праздник, всё же! Я соскучилась, только о тебе и думала, пока дома была! Звонила по сто раз на день, а ты – всё недоступен, да недоступен!

– В нашей провинции сотовую связь ещё не наладили, – хмыкнул я, – так что, прости!

– Давай, закатимся куда – нибудь! Я так по Москве тосковала! Донецк – большой город, но совсем не то…

– Не могу, Викуля, – пытался я выкрутиться, – я Витину обещал! Мне на днях в Польшу ехать, договора пересматривать. Акцизы на алкоголь и сигареты вводят в этом году! Надо товара набрать по старым ценам, а потом уж денежки стричь, по ценам новым!

– Не говори ерунды, – веско перебила она, – в договорах – только количество поставок поменять – и всё! Условия меняться не будут, а если и будут, то это дело юристов! Потребуешь скидок на большие партии, они и уступят! Таких партнёров, как мы, им терять – резона нет! Тебе на недельку съездить к полякам, на месте всё обсудить, циферки переправить – проблема решена! Ну, пожалуйста, поедем, кутнём немного – а потом, ко мне. И я тебя живого от себя не отпущу! – и многообещающе заглядывала мне в глаза, словно удав кролику.

– Устал я от кутежей за праздники, Вика! – соврал я, но получилось, как-то бездарно.

– Тогда, просто: поехали ко мне! Всё, собирайся, – решительным тоном заявила она, схватила договора со стола, засунула листы обратно в папку, и потянула меня за руку в приёмную, где висели на вешалке моя куртка и шарф.

«Не баба, а чёрт в юбке»! – пронеслось в голове, и я с досадой осознал, что не в силах противостоять её страстному напору, и, какому-то, ведьминому очарованию. «Прости меня, дорогая Ануш! Вика завела меня не на шутку».

Восьмого января, когда я начал объяснять Витину, почему не проработал договора, он только рукой махнул:

– Да, права Бурсачка! Поменять цифры, согласовать объёмы поставок и сроки! Не знаю, что тебе взбрело – работу ненужную выполнять, и ещё в праздники! Покувыркались друг с другом, после долгой разлуки – и молодцы! – и засмеялся, – главное, чтобы ваши отношения на работе не сказывались. А то ведь, эти служебные романы, бывает, плачевно закачиваются.

Перед отлётом в Варшаву, я попрощался с Ануш и Эрминой. Договорились – я в определённое время буду звонить на телефон в своей комнате, а кто-то из них – уже придёт, и станет ждать звонка. Для этого оставил им ключи, предупредив Татьяну и Мимозу Степановну.

Поездка неожиданно растянулась на месяц. Поляки упирались, тянули время, не желая делать нормальных скидок на большие партии, словно чуяли, что мы затеваем авантюру, сулящую очень приличные барыши, и хотели разнюхать истинную причину. Пьянки, на которых у меня пытались выведать цель наших возросших запросов, чередовались с нудными, порой бестолковыми переговорами. Я ужасно устал, и весь изнервничался. Винт – тоже психовал, ругался длинными матерщинными фразами, чего с ним никогда не случалось прежде. Но дело, хотя и медленно, двигалось к успеху! Выпускать выгоду партнёры не рискнули, пошли на уступки, тем более что и мы сулили им небывалые преференции! Настроение моё улучшалось. Неприятно волновало только одно – последние две недели к телефону не подходили ни Ануш, ни Эрмина. Это даже пугало меня, но выяснить причину происходящего, я мог только в Москве. Телефон Сурена я узнать не догадался.

Вернувшись, я решил сначала заглянуть к нему сразу, и всё разузнать. Тот горестно вздохнул:

– Уехаль сыстра с племяницем! В Ереван самолётом улеталь… Савсэм срочно, ара! Муж Эрмина – ранэн на фронт быль. Две ноги рэзали… В Ереван везли, в госпиталь! Совсэм бэз ноги сталь… Ухаживать полетель. Больше нету, кто… У них оба сын – погиб! Вай, ара! Они чуть с ума нэ схадиль!..

– Адрес оставили – денег послать?

– Нету, ара! Какой адрэс, слюшай! Званит абещаль… Дэньги я им одальживаль…

– Будут звонить – узнай адрес, телефон. Мне скажешь – я денег вышлю! А сейчас, налей полный стакан, и закусить дай, чем-нибудь! Чёртовы поляки, – в сердцах выругался я, – мутили – крутили! Поэтому там и застрял, мать-перемать! А их долг – я тебе верну, сегодня же!

Я жил мучительной надеждой на этот звонок, почти месяц. Заходил к Сурену по два раза на день, но тот только сумрачно качал головой, и вздыхал. Однажды, уже вечером, он сам поднялся ко мне, держа в руках бутылку с армянской чачей. Молча, поставил её на стол, тяжело опустился в кресло, и со слезами на глазах, заговорил:

– Горе, Саша-джан! Мигран умираль госпиталь! Ануш – армия пошёль… Снайпэр будит… За мужа, братев, отэц – мстит будэт! Вай-вай-вай, ара! – и затрясса в беззвучном плаче.

А я – онемел от неожиданности: в голове, вдруг, образовался полнейший вакуум, руки задрожали мелкой, частой дрожью, в висках кровь стучала бешено, до боли. Словно просилась наружу.

– Помянем, Мигран, Саша-джан? – жалобно спросил Сурен, – хароши мужик быль…

Мы пили без слов, печально, почти не закусывая. Сурен, сначала, пытался что-то говорить, но не мог высказаться по-русски, и только вздыхал сокрушенно. А я, после, долго не мог придти в себя, и всё ждал чуда – известия от Ануш, осознавая, в глубине души, бесполезность и безнадёжность ожидания. Вспоминал наши удивительно счастливые дни, проведённые вместе. Поездку, её катание с горки, беззаботный, звонкий, словно валдайский колокольчик, смех. Её глаза, губы, руки, слова… Ежедневно рассматривал фотографии, сделанные тогда, и перенесённые в компьютер у меня на работе. Безумно, маниакально я желал, чтобы она, хотя бы, приснилась мне… Но это случилось очень нескоро. Во сне она явилась летом, после череды неприятных событий, произошедших одно за другим, словно какое-то проклятие обрушилось на империю генерала, нарушив, раз и навсегда, привычный распорядок прежнего бытия!

Я начал тогда плохо спать, долго ворочался, прежде чем забыться тяжёлым, липким сном. И тут, вдруг, она – моя Ануш. Одетая в камуфлированную военную форму, спокойно сидит на камне, в неестественно, какой-то синтетически – зелёной горной лощине, возле ручья. Ануш спокойно, с тихой улыбкой, взглянула на меня.

– Здравствуй, Аннушка! – закричал я от нечаянной радости, – ну, почему не сообщаешь ничего о себе?

– Здравствуй, Саша, – ласково ответила она, – я сделала то, что должна… А ты – не ищи меня больше, – поднялась с камня, и стала плавно удаляться, приминая высокую росистую траву, в сторону гор, окутанных утренним туманом, синеющих в дымке летнего рассвета.

Я бросился за ней, но ноги мои были точно из ваты, не слушались, приросли прямо, к земле! И я её не догнал.

2.

Винт рассчитал всё верно. Предпринятая нами сделка принесла большие деньги, и генерал об этом ничего не знал. Он вообще, окончательно занялся строительным бизнесом, так как ему это нравилось. Учредил несколько фирм, пользуясь связями в мэрии и правительстве, брал выгодные подряды, и торговые дела его уже не интересовали. Видимо, масштабы казались ему мелковаты… По факту, мы с Игорем работали, только на себя. Да, траты на чиновников разных уровней увеличились, но для нас это существенным уже не являлось. Таможня, милиция, налоговая служба, районная управа, влиятельная, пока ещё, «крыша» – никто не был обойдён, и все оставались довольны. Правда, я всем этим занимался через силу, помня только одно: у меня есть родители и сын, и я стараюсь исключительно для них. Вестей от Ануш не было, хотя я и не переставал надеяться. Сурен больше невест мне не искал, вообще, он стал угрюм и неразговорчив. Наверное, тоже сильно переживал, потому что своих детей у них с женой нет, и Ануш он считал, вроде дочери.

Приближались майские праздники, генерал распорядился, как обычно, организовать торжественный приём, для ветеранов и банкет с концертом 9-го Мая. Для этого у него имелась специальная группа сотрудников, которых Гарик именовал «чижиками». Это было особое племя молодых и вальяжных бездельников и трутней. Когда бы я не приезжал в главный офис, они кучкой сидели в курилке, с тыльной стороны здания, (потому, что некурящий Николай Иванович запретил курение в помещениях, но распорядился организовать несколько курилок армейского образца во дворе), держа в руках чашки с чаем, или кофе, выкуривали сигареты одну за другой, и вели бесконечные и пустые толки о чём-то высоком до зауми, и пустом. Вождём у этого народца, так сказать, главным мозгом, являлся некто Артемий – обладатель странного, до вычурности прозвища: Павелега. По Москве он передвигался на раритетном уже тогда, «Понтиаке». Громоздком, прожорливым, мрачно – фиолетового окраса. Но Павелега необыкновенно гордился своим рыдваном. Так молодой гусак, должно быть, гордится своим первым выводком. Вся его орава – считала самих себя, людьми богемными, утончёнными интеллектуалами, личностями творческими и прогрессивными. И в нарядах щеголяли соответствующих, именуемых из-за их расцветок, «кислотными». Только Павелега, по слухам, закончивший режиссёрский факультет, (позднее, я выяснил, что это правда. Но, факультет находился в институте культуры, и выпускал режиссёров для народных театров) – одевался классически, с оттеночным шармом, этакой утомлённой небрежности гения. Лицо его, тоже выражало усталость от неугомонного горячечного желания открыть людям некую великую Истину, правда, окончательно сформулировать её, бедняга никак не мог. Оттого, видимо, мученические ранние морщины и поселились на его широком лбу. И ещё, он до смерти любил в каждом разговоре повернуть тему на его знакомства с различными известными актёрами и режиссёрами, небрежно называя их по именам, или только, фамильярно, по отчествам, намекая на то, что он с ними накоротке, на дружеской ноге. Однако, корпоративные вечера и прочие культурные мероприятия, они организовать умели хорошо, и генерал был ими доволен.

Меня, на этот раз, все приближающиеся торжества трогали мало. Я бы, с удовольствием укатил на выходные в родной городок, но – положение теперь обязывало. Я бы, и с банкета ушёл, побыв для приличия чуть-чуть, но Вика, любившая пирушки и гулянки, до самозабвения, заставила досидеть до конца этого утомительного мероприятия, где подвыпившие люди, после пятой рюмки, забывают повод, ради которого собрались, начинают шуметь, громко говорить, каждый о своём – и всё это меня тяготило. Не на новогоднюю же вечеринку собрались, в конце концов! После застолья, Вика потащила меня смотреть салют, и, как обычно – к себе домой. Не знаю, всерьёз ли она влюбилась, или просто держалась за меня, как за соломинку в круговерти сумасшедшей столичной жизни. Я же, к ней никаких особенных чувств, теперь, не питал. Я совсем не ощущал её женского тепла, не испытывал той душевной близости с ней, и той щемящей нежности, как к Ануш. Просто, плыл по течению – и всё! Мне хотелось, чтобы скорее наступило лето, и мы с сыном, перед его отъездом в США, побывали на Дону! Договорённость уже была. Я купил для рыбалки хорошие снасти, и большую надувную лодку. Кроме этого, у меня появилась новая машина – «Toyota Land Cruiser 80» – солидный, тёмно-серый внедорожник, купленный за счёт фирмы, и оформленный мне в безвозмездную аренду, для деловых поездок.

Отпуск на две недели я взял так, чтобы подгадать под сезон клубники, которую многие сажали в нашем городке, и в окрестных сёлах. Ягода была, чудо, как хороша! Хотелось угостить и порадовать Алексея, напоследок, клубничным, прямо с грядки, изобилием, неведомом в холодном, насморочном Питере. Вместо себя, я решил оставить верного Дмитрия, полагаясь на него всецело. К тому же, сезон отпусков начинался и у многих наших поставщиков в Европе.

Сын приехал поездом, за день до нашего путешествия в родные мои места. Он ещё больше вытянулся, одетый модно, не выглядел таким «гадким утёнком», как в прошлом году. С вокзала, мы снова поехали на Лужниковский рынок – купить простеньких летних вещей. И там, пока сын выбирал себе стильные новые одёжки, шлёпанцы и бейсболки, я случайно повстречал Чику! Это произошло так неожиданно, что мы оба вначале растерялись, не поверив собственным глазам. Он двигался уверенной походкой, вразвалочку, в окружении трёх молодых качков с бритыми затылками, и имел явно преуспевающий вид. В одной руке держал пухлую барсетку из крокодиловой кожи, а в другой – сотовый телефон. Из-под ворота расстёгнутой рубашки выглядывала волосатая грудь, на которой болтался массивный золотой крест, словно у священника, на толстой цепочке.

– Саня, ты! – воскликнул он, первым выйдя из секундного оцепенения.

– Привет, Николай, – я протянул ему руку, которую тот энергично потряс.

– Да ты-на, приподнялся, я вижу! Больше не дворник? – продолжал он весело, и, повернувшись к своему эскорту, проговорил, – пацаны, обождите-на, в сторонке. Зёму встретил-на, потрещать надо!

Качки сразу отошли в сторону, а Чика продолжал, явно обрадованный:

– Пофартило тебе, Саня, я вижу! Чем занимаешься, если не секрет-на?

– Работаю в одной фирме, здесь, В Москве. Топ-менеджер. Получается неплохо. Друзья армейские помогли, устроили. Год с лишним уже… Завтра в отпуск еду. С сыном. Только встретил его с питерского поезда. Заехали кое-что прикупить, для отдыха…

– Молодец-на! – одобрительно похлопал по плечу меня мой бывший рыночный начальник, и добавил, – я всегда знал-на, что ты выкарабкаешься! Ты – пацан-на путёвый! А я тут, в столице-на, по-своему… Тёрки – разборки-на в прошлом! Пусть быки – рогомёты этим занимаются Легальный охранный бизнес. Службы безопасности-на организовываем… «Крыши»-на официальные. У вас-то, как с этим?

– У нас фээсбэшники – «крыша»! – и я назвал холдинг, в котором работал

– Слыхал-на, – посерьёзнел Чика, – контора солидная! Но, генерал ваш-на – по краю ходит, Сань. Может упасть, понял-на? «Базары» разные, по этой теме-на! Авторитетных людей не уважает-на!

Я пожал плечами:

– Он – высокого полёта, ему виднее. А я – исполнитель, хотя, и не рядовой, конечно! Но, моё дело – подчиняться, а решает он!

Чика крутанул своей массивной, наголо обритой башкой, и произнёс загадочно:

– Когда туловище-на лишается головы – то оно умирает! У тебя-на, мобила есть? – неожиданно задал он вопрос.

– Есть, конечно же…

– Забей мой номер туда-на. Так, на всякий случай-на! Может, обратиться придётся-на. Выручу, по старой дружбе-на! Пока жив, и в авторитете-на!

Когда я записал его телефонный номер в свой аппарат, он снова улыбнулся приветливо:

– Ну, давай, Санчело-на! Хорошего отдыха, – подозвал своих, и они растворились в начинающей уже формироваться, плотной толпе покупателей.

Этот разговор встревожил меня не на шутку. Как только мы приехали ко мне, я оставил сына дома, а сам поспешил к генералу в офис, позвонив ему предварительно, чтобы срочно меня принял, потому что разговор безотлагательный. Николай Иванович выслушал внимательно и невозмутимо, потом задумчиво, произнёс:

– Э-э, Саша! Это далеко не новость! Многие хотят оттяпать у меня бизнес, хотя бы часть! Слишком кусок лакомый… Но, и мы не дремлем, не кроссворды тут разгадываем! В моей Службе безопасности – настоящие профи! Бывшие оперативники ФСБ, военной контрразведки! И личная охрана – из спецназовцев с боевым опытом. Уже одно взрывное устройство под моей машиной обезвредили. Идёт война за переделы всего, и всех против всех! Сам видишь, что в Москве, да и во всей России творится! Сколько людей убивают… А мы – люди военные. Мы к войне – всегда готовы. Нас этому учили всю сознательную жизнь, считай! Но, всё равно, Александр Михайлович, за информацию спасибо…

Я выходил от генерала немного успокоенный, но, всё равно, с тяжёлым осадком на душе. Мне не понравилась его самоуверенность, однако, я объяснил себе это тем, что наш босс информирован гораздо лучше, чем я. Он не юнец, и знает, что предпринять, для сохранения собственной жизни. Ведь она ему дорога, как и каждому нормальному человеку…

В путь мы с сыном отправились, когда ещё только чуть осветлилось небо в серой, предрассветной московской дымке, и потом, всё время ехали навстречу восходящему солнцу, любуясь тем, как малинового цвета солнечный круг, становится постепенно золотистым, выкатываясь в небеса всё увереннее, забираясь всё выше. Невольно мне, почему-то, вспомнилась «Энеида» Вергилия, прочитанная недавно. То место, где бог Гелиос на своей колеснице мчится по небесной дуге, и никто кроме него, не сумеет больше управить четвёркой бешеных огненно – золотых коней… Как сильно и невероятно красиво написано, даже в русском переводе. Я улыбнулся. В душе появилось, внезапно, чувство восторга и умиротворения, и какого-то просветления, даже. Энергия самого мироздания, казалось, закипала в крови, пробуждая желание жить, творить, верить в лучшее… Лето только начинало входить в полную силу, трава и деревья зеленели ярко, радостно. В низинах, по полям, вокруг водоёмов – стелился густой туман, который скоро осядет, превратится в росу. Но это был туман не осенний – тяжёлый, унылый, долгий, а скорее – плотная дымка, нечаянно появившаяся, и предсказывающая солнечные деньки. В приоткрытые окна врывались прохлада и свежесть, и возникало чувство, что каждый новый день – первозданный. И только, память об Ануш не давала моей душе покоя. Её образ жил во мне, также, как образ её погибшего мужа жил в ней… Но у меня была, хотя бы, малюсенькая надежда на встречу! Ведь никто мне не сообщил достоверно, что Ануш больше нет на планете Земля! Странно, что как только я ушёл в отпуск – про Вику не вспомнил ни разу, будто бы и не знал её никогда!

Пустая в ранние часы трасса, мощный, устойчивый, послушный рулю автомобиль – позволяли держать приличную скорость, к восторгу Алексея. Глядя на него, я понимал – мой сын неподдельно счастлив, и не хотелось думать о том, что скоро он уедет в чужую, далёкую страну навсегда… Да, будет, поначалу, скучать, прилетать на каникулы. Потом – повзрослеет, обживётся, привыкнет, заведёт новых друзей, подругу… И постепенно, пропадёт у него желание посещать Отечество, совершать утомительные перелёты через океан, возможно, с несколькими посадками, нудным ожиданием в аэропортах, пока самолёт дозаправят… Когда я думал обо всём этом, то осознание своего грядущего безнадёжного одиночества, надавило на сердце так сильно, что и восход, и утренние задумчивые подмосковные пейзажи – перестали очаровывать, померкли, и только дорога бесконечной лентой стелилась под широкие автомобильные колёса. Чтобы, хоть как-то отвлечься от грустных дум, я съехал на обочину, порылся в « бардачке» в коробках с компакт-дисками, взятыми в путь, выбрал альбом группы «Queen» за 1976-й год, самый любимый с юности, и просунул в узкий зев автомагнитолы. Заиграла музыка, стало немного веселее. По пути, слушая музыку и краткие впечатления сына от заинтересовавших его, чем-то, видов за окном, я стал размышлять о том, как же мне быть дальше: «Вот я достиг положения и богатства, о котором два года назад, и мечтать, не смел. Для кого-то, может быть, это и средний достаток, и я сам – птица невысокого полёта… Но для дворника Сани Погона, это успех неслыханный. А счастлив ли я? А знал ли я, что такое, это «счастье» вообще? Ну, в детстве – понятно! Купили новую удочку, или велосипед – и счастливее меня – нет мальчишки во всём городке!.. В юности, тоже – достал новую запись любимой рок-группы, купили хорошую гитару, поцеловал девочку, в которую влюблён – и вот оно, счастье… Первые золотые лейтенантские погоны, женитьба на горячо любимой девушке, рождение сына, его первые шажки, первые слова… Летняя поездка с семьёй к моим родителям… Мы втроём по утрам ходили рыбачить на Дон, или косить траву кроликам, которых завёл мой отец, когда вышел на пенсию по выслуге лет – сколько радости было, сколько восторга и счастливых мгновений, неповторимых никогда в жизни!

Солнце покидает напечёный за день город, устало, не спеша, закатываясь за холмы, поросшие соснами, мы в саду пьём чай, робкая ещё вечерняя прохлада, делает воздух легче. Вокруг, в высокой траве, резвятся котята, у которых неделю назад открылись глазки… Маленькие, неуклюжие ещё, с толстыми лапками и детским пушком вместо шёрстки. Сыну четыре года, он с живейшим интересом наблюдает за ними, и хохочет взахлёб. И мы – счастливы… Счастливы тем, что вместе, что наступило лето, и пусть денег у нас немного, но хватает на всё: на поездку в отпуск, на маленькие, трогательные подарки друг другу и сыну. На еду и одежду, на книги, на походы в музеи, русский театр, кино. И даже – на ресторан, иногда! Счастливы неведением того, что уготовило нам будущее, или – судьба, если угодно! Мы многого тогда не имели: дорогих украшений, модной одежды, мебели, но были счастливы своей дружной семьёй, любовью, крепкой верой в будущее. Радостнее события, чем покупка в кредит на два года, нового цветного телевизора «Горизонт», когда я получили очередное звание «старший лейтенант», и мы могли себе позволить такую покупку – я не помню в той, прошлой, жизни… А вот сейчас – я могу, много чего! Если сравнивать с рядовыми, простыми гражданами свободной от всего России! А чувствую ли я себя счастливым? Рядом с Ануш – да, я был счастлив! Робкая весна осветила душу первыми, согревающими лучами солнца, растопив верхушки ледяных глыб, которые нагромоздились там за несколько лет невзгод, и потери всего того, что раньше было опорой в жизни, во что верилось незыблемо. Надежда приподняла свою голову от подушки, на которой уснула летаргическим сном! И вот – Ануш рядом нет, с сыном мы скоро расстанемся, и надолго. И – не за какие деньги не куплю я ни любви, ни семьи, ни счастья! И буду, подобно Скупому рыцарю, пока не умру – жить с постоянном страхе за своё богатство, от которого-то, по сути, нет никакого счастья для меня, а только тщеславные мысли, как и у всех нуворишей: я могу себе позволить и то, и это, и другое… Только не смогу себе больше никогда вернуть тех счастливых дней, что прошли; чаепития на закате в саду родителей, котят, резвящихся в травке, звонкого смеха маленького мальчика – моего сына. А думалось – так будет всегда»…