Собрание сочинений. Том I

На следующий день Юрий Степанович подошёл к Дмитрию сзади и, обняв его за плечи, дружески притянул к себе:

– Я вижу, конечно, что ты стараешься. Вон сколько бумаги перевёл! Но, к сожалению, опыта по разработке схем у тебя пока никакого нет. И потому начнём изучать эту премудрость с нуля… Главное – ты должен хорошо представить, как и в какой последовательности работает каждый элемент нашей электросхемы, а уж затем вычёрчивать что-то на бумаге… Надо научиться мыслить и рассуждать (про себя, конечно) логично и досконально знать устройство всех основных силовых и коммутационных элементов. А сейчас сходи-ка к электромонтажникам и посмотри, как рабочий класс трудится. Это тебе ой как сейчас необходимо!

Когда Дмитрий вошёл в комнату монтажников, то очень удивился, увидев сидящую к нему спиной Маргариту Евгеньевну, которая темпераментно рассказывала что-то четырём обступившим её парням. Он встал позади неё и стал ждать, когда она закончит свой рассказ, чтобы потом познакомиться с монтажниками.

Не замечая его, Маргарита Евгеньевна возбуждённо продолжала:

– Мне кажется, ему суждено быть неудачником. Делал попытку чертить каркасы корпусов – не получилось, пробовал разрабатывать электросхемы – опять осечка! Что же касается его способностей, как Дон Жуана…

– Здравствуйте! – прервал её рассказ Дмитрий, поняв, что речь идёт о нём. – Извините, товарищи, но Юрий Степанович посоветовал мне с вами познакомиться. Хочу освоить пайку электросхем…

Малюгина резко обернулась на знакомый голос, и все увидели, как её круглое лицо начинает заливаться густой краской. А ещё через минуту она уже метеором вылетела из монтажной мастерской.

35. Застукал!

Лишь теперь Дмитрий по-настоящему понял, как была права и дальновидна Людмила Леонидовна, когда предупреждала его о возможных сплетнях в его адрес. Пришлось ему испытать на себе и коварство бывшей мачехи, которая заманила его к себе домой, чтобы трезвонить сейчас о нём направо и налево.

«Видимо, она решила отомстить таким образом моему отцу за то, что он оставил её?» – с горечью думал Дмитрий, и сердце его сжималось от этой страшной догадки. «А когда это известие дойдёт до моего отца, каким это будет для него ударом! Но ведь должен же быть какой-то выход? Прежде всего, необходимо нейтрализовать Малюгину. Но как это можно сделать? Правда, теперь появилась надежда, что она хотя бы на какое-то время перестанет сплетничать, раз я её застукал. Что же касается моей работы, то я попрошу Юрия Степановича давать мне задание на дом. Лишь бы побыстрее добиться какого-то ощутимого результата!»

Пребывая в таком подавленном настроении, он не заметил, как к его столу тихо подошла Людмила Леонидовна. Постояв некоторое время в нерешительности, она всё-таки обратилась к Дмитрию:

– Мне нужно с вами поговорить, Дмитрий Викторович.

– Да-да, пожалуйста, Людмила Леонидовна!

– Пойдёмте-ка со мной…

Как только они вышли в коридор, Людмила Леонидовна начала рассказывать:

– Сегодня Малюгина не вышла на работу. А ведь я ещё вчера заметила, что она была чем-то очень озабочена. По моей просьбе Юрий Степанович зашёл к ней домой, чтобы узнать что случилось. Оказывается, она серьёзно заболела, и её уже доставили в больницу. Не могли бы вы навестить её?

– Не беспокойтесь, Людмила Леонидовна, я сегодня же вечером навещу Маргариту Евгеньевну…

36. Злокачественная опухоль

Прежде чем зайти в палату к Маргарите Евгеньевне, Дмитрий решил поговорить с лечащим врачом. Он сказал, что больная была доставлена в приёмный покой каретой скорой помощи. Она жаловалась на периодические сильные боли в области левой груди. Основную причину заболевания сама Маргарита Евгеньевна видела в сильном стрессе на производстве. Об этом она подробно рассказала врачу. Он сразу же проникся к ней искренним сочувствием. Между прочим, от неё не укрылось, с каким вожделением и восторгом смотрел он на её роскошные формы, пока она рассказывала о своих бедах.

«Если всё обойдётся, обязательно ещё не раз навещу этого милого очаровашку после выписки из больницы. Может быть, Бог даст, у нас с ним что-то ещё сложится», – подумалось тогда ей…

Однако снимок показал, что опухоль злокачественная. Когда врач передавал этот снимок Маргарите Евгеньевне, в его глазах стояли слёзы…

Консилиум врачей принял единственно правильное решение – удалять поражённую раком грудь, дабы вторичные очаги болезненного процесса не появились в новых местах её организма…

И вот сегодня, следуя совету лечащего врача, Дмитрий не стал заходить в палату, где лежала Маргарита Евгеньевна, а только передал через дежурную медсестру записку от сослуживцев и фрукты.

37. Суицид

Выписавшись из больницы, Рита Малюгина твёрдо решила не появляться больше в отделе. Зная свою натуру, она хорошо понимала, что, потеряв привлекательность, уже никогда не сможет быть весёлой и непосредственной, как прежде. Ей было вполне достаточно увидеть рубец в том месте, где совсем недавно находилось нечто, что было главным её достоинством, чтобы сразу же начать обдумывать детальный план самоубийства.

«Я слишком привыкла к тому, что своей буйной красотой и сногсшибательными нарядами легко покоряю сердца мужчин. Теперь же я буду вызывать у них в лучшем случае жалость и сострадание, а в худшем – неприязнь и отвращение… О женщинах же лучше вообще не думать. Любая из них теперь отыграется на мне, если захочет. Даже „плоскодонки“ с нулевым номером бюста могут унизить меня!» – с горечью думала она. И её огромные серые глаза не просыхали от слёз…

Приняв в тот же вечер окончательное решение, она делала всё уже почти автоматически. Нашла чистый лист бумаги, села за стол и быстро написала: «Дорогие мои, Витюша и Дима! Простите меня, если можете, за всё. Об одном вас только прошу – берегите Светика. Мне ждать от жизни больше нечего… Прощайте!» Записку эту она почему-то не подписала.

Затем она открыла воду в ванной и положила на туалетную полочку пачку лезвий для безопасной бритвы. Когда ванна наполнилась на половину тёплой водой, она, как была, в халате, легла в неё. Очень медленно вынула из обёртки лезвие и вдруг резким молниеносным движением полоснула им по кисти левой руки, а затем сразу же опустила её в воду…

Уже через несколько минут Рита почувствовала, что её сознание начинает медленно угасать. В голове мелькали теперь лишь какие-то беспорядочные, хаотичные обрывки мыслей: «…Витюша, почему вначале ты предпочёл меня, а не… Будь же смелее, Дима… Светик, не забывай свою…»

Когда ванная переполнилась и алая полупрозрачная вода начала заливать квартиру, глаза Риты Малюгиной уже закрылись навсегда…

38. Разговор на кладбище

Вскоре после похорон Риты Малюгиной автобусы с детьми заводского детского садика должны были прибыть из Малых Вязём в Москву.

Отец и сын Улановы вместе с Людмилой Леонидовной пока ещё стояли у могилы только что похороненной Риты. Они разговорились…

– Да, жизнь заметно видоизменилась, – задумчиво говорил Виктор Парамонович. – Вспоминаю себя рядовым инженером. Тогда мне было около тридцати. Казалось, что буду вечно молодым и вся жизнь ещё впереди. И тогда в резерве на выдвижение – я имею в виду административные должности – числились сотрудники до сорока – сорока пяти лет. А после этого возраста работник уже считался неперспективным. Однако в последние годы налицо заметная переоценка ценностей.

Вот, например, выступал недавно крупный учёный из Сибирского отделения Академии наук. Он, между прочим, отметил, что у них почти все руководители важнейших строек имеют возраст до тридцати! Или вспомним, что наиболее значительные открытия в науке и особенно в области математики и физики также делаются в двадцать пять – тридцать лет.

Нередко и основной движущей силой науки в НИИ являются молодые учёные и аспиранты. Они наиболее активны, пока зарабатывают учёную степень, а затем, как правило, успокаиваются и «скисают». Положат в карман кандидатский диплом и плывут по инерции многие годы, если не всю жизнь. А какое-то материальное положение, между прочим, уже завоёвано. Во всяком случае, некоторая надбавка к окладу и определённый запас прочности…

– Добавлю в развитие этого, – перебил его Дмитрий, – что на Западе работников после сорока зачастую уже считают отработанным материалом.

– Так вот и я говорю, – продолжил свою тираду Виктор Парамонович, – что и в сорок, и в пятьдесят, и в ещё большем возрасте работник ни в коем случае не должен снижать своей активности! Могу привести сотни примеров, когда и учёные, и писатели, и художники достигали пика и подлинного расцвета в своём творчестве после пятидесяти лет. И продолжали творить ещё многие годы, оставляя миру свои вершинные произведения, нередко в последние годы жизни.

– А мне кажется, что основой для всякой личности являются его индивидуальные особенности, – вступила в полемику Людмила Леонидовна. – Ведь бывает, что один человек может и в пятьдесят лет выглядеть молодым и сил сохранить на троих, другой же только подходит к сорока, а уже стал полной развалиной. Всё зависит от здоровья – пошатнётся оно, и любой человек поневоле покатится вниз. Не будем при этом брать в расчёт таких незаурядных личностей, как Алексей Маресьев или Николай Островский, – они исключение…

– Нужно уметь ставить перед собой на каждом этапе, например, на одну пятилетку, реальную цель и, не щадя себя, идти к ней, не распыляясь при этом на мелочи. Именно поэтому я очень ценю в человеке два качества – целеустремлённость и силу воли. Если же он делает неправильную раскладку сил и не выполнит поставленную задачу один раз, затем другой и третий, то рано или поздно надломится, получив серьёзную моральную травму, и выходит из игры, пополняя армию неудачников… Тем более он страдает, если не успел утратить после серии осечек свою болезненную амбициозность и не снял с повестки дня свои честолюбивые планы. В этом случае он неизбежно становится ещё и завистником, – Виктор Парамонович заметно волновался, когда говорил всё это. Он не смотрел, по своему обыкновению, на собеседников и нервно потирал руки.

Ему пришлось судорожно глотнуть воздух, прежде чем он мог продолжать говорить:

– Конечно, вам может показаться, друзья мои, что я изрекаю прописные истины. Но ведь и вся жизнь человеческая состоит главным образом из мелочей, банальностей и этих самых прописных истин. Где-то в чём-то чуть-чуть не дотянул, где-то не хватило времени, что-то не рассчитал… А в результате – неудача и, как следствие, разочарование, упадок сил…

Или взять, к примеру, вопрос, нравится ли человеку его работа. От этого зависит если и не всё, то очень и очень многое: правильно ли выбран жизненный путь, по силам ли ему эта работа, есть ли перспектива для роста, сможет ли он стать профессионалом в своём деле? И не торопитесь, дорогие мои, сразу же отвечать на все эти вопросы! Ибо это не так легко, как может показаться на первый взгляд. Если бы я почаще задавался подобными вопросами, то избежал бы очень многих ошибок…

– Как, папа, неужто ты считаешь, что совершал в жизни серьёзные ошибки? Тебе ли сетовать на судьбу? Ведь ты так многого уже добился! – воскликнул Дима. – Уж кому-кому, а тебе-то грех жаловаться: любимая работа; главный инженер завода, причём всеми уважаемый… Чего же ещё желать?

– Всё это так. Однако я могу насчитать и немало промахов в жизни… Во-первых, мечтал стать учёным – не получилось; во-вторых, надеялся добиться успехов в литературе – опять осечка… Так что я бы не торопился записывать себя в разряд счастливцев. А ведь всё могло быть совсем иначе! Стоило только более осмотрительно и вдумчиво намечать жизненные рубежи… Короче, я призываю вас, пока вы оба ещё очень молоды, торопитесь жить, не транжирьте время, чётче прогнозируйте свои задачи на каждый год, месяц, неделю… И будете получать радость от каждого, даже и небольшого успеха. Вы будете счастливыми! Я заклинаю вас – почаще вспоминайте эти мои слова…

Виктор Парамонович опустил голову и как-то весь сгорбился, осунулся. И, пожалуй, впервые за последнее время Дмитрий заметил, что отец заметно постарел.

– А всё-таки, друзья, лучшими годами своей жизни я считаю последние восемь-десять лет. Более того, мне думается, что вообще самым лучшим периодом в жизни человека является возраст примерно от тридцати пяти до пятидесяти лет. Именно в эти годы – про себя я называю их не иначе как «золотым возрастом» – человек уже успевает чего-то добиться в жизни, хорошо знает свои потенциальные возможности, расстаётся с манией величия, если был ею заражён в молодые годы, и просто от души наслаждается жизнью, – с пафосом, который трудно было от него ожидать, произнёс Виктор Парамонович.

– Ничего, конечно, не могу пока сказать определённого насчёт «золотого возраста», ведь я его ещё не скоро достигну, – подхватил тираду отца Дмитрий, но самым сложным и захватывающим периодом для себя я считаю последнюю пару-тройку лет…

– Я согласна с тобой, Дима. Именно твои теперешние годы были и для меня периодом становления.

– Конечно же, каждый из нас по-своему прав, друзья… Однако с минуты на минуту придёт автобус с детьми, а мы ещё не решили, где будет жить Светик, – задумчиво произнёс Виктор Парамонович и посмотрел на часы. – Пора идти встречать!

– Мне кажется, Светочка нисколько не удивится, а даже обрадуется, если некоторое время поживёт у меня, – сказала Людмила Леонидовна. – Ведь вы помните, что Рита частенько просила меня забирать Свету из садика. А как только она привыкнет ко мне, мы переедем к вам…

– Да, пожалуй, так будет лучше, – тихо ответил Виктор Парамонович и вопросительно посмотрел на сына.

– Огромное спасибо вам, Людмила Леонидовна! За всё… – растроганно вымолвил Дмитрий, не замечая, что в его глазах стоят слёзы. Но это были слёзы радости…

39. Получил диплом!

Вот уже более месяца прошло с тех пор, как Дмитрий Уланов получил диплом, а жгучее чувство неудовлетворённости от «трояка», полученного на защите, всё не проходило. «Так усиленно готовился, можно сказать, из кожи лез, получил блестящий отзыв рецензента на диплом и на вопросы отвечал на защите уверенно, но одна грубейшая ошибка в терминологии – и всё насмарку! И ведь сразу же понял, что сморозил глупость, но слово, как говорится, не воробей… Да к тому же и вопрос-то этот задал председатель комиссии. Вот что особенно обидно! Но ничего теперь не поделаешь… Ведь заново защищаться не разрешат. Да и надоела изрядно вся эта канитель с учёбой! Главное, что корочки в кармане и все мучения позади. Теперь можно и немного отдохнуть», – размышлял Дмитрий, сидя за кульманом.

Вчера Юрий Петрович вызвал его к себе в кабинет и начал без обиняков:

– Ну что ж, Дмитрий Викторович, как говорят спортсмены, разминка окончена. Теперь ты дипломированный инженер, и спрос с тебя теперь повышенный. Прикрепляю к тебе двух техников. Сам будешь разрабатывать изделия, а они – деталировать. Если увижу, что сам занимаешься за них деталировкой – пеняй на себя. Шкуру спущу! Помогать, конечно, им надо. И воспитывать ты их обязан, но чертить они должны самостоятельно, причём с самого начала. Ни одной линии на их ватмане не проводи, а то окажешь им медвежью услугу. Ты меня понял?

– Да, понял, Юрий Петрович. Можно идти?

– Иди-иди, дорогой. Желаю успеха!

Вернувшись на своё место, Дмитрий Викторович сразу же увидел, что его ожидают юноша и девушка.

– Присаживайтесь, молодые люди. И давайте знакомиться. Меня зовут Уланов Дмитрий Викторович.

– Оля Лубкова.

– Олег Гриднев.

– Поближе познакомимся, я думаю, завтра. А сегодня я ознакомлю вас с нашими задачами на ближайшее время…

По пути домой Дмитрий Викторович то и дело мысленно возвращался к новичкам. Оля уже окончила техникум и потому имеет некоторые чертёжные навыки. А вот с Олегом дела посложнее – ему придётся всё начинать почти что с нуля. Ведь в школе черчению почти совсем не обучают.

С первого взгляда девушка не произвела на него особого впечатления. У неё были длинные тёмно-русые волосы, серые, несколько раскосые, как у казашки, глаза; очень большой рот с тонкими бледно-розовыми губами; очень слабо развитая, прямо-таки полудетская грудь и худые руки, с чуть заметными прожилками на прозрачной смуглой коже… Однако больше всего угнетало – если не сказать, что действовало отталкивающе, – небольшое родимое пятно на левой щеке, тогда как ему всегда нравилось, когда кожа у кого бы то ни было – в особенности у девушек – абсолютно чистая, без единого пятнышка. Он и сам до сих пор старается по возможности не снимать майку на пляже, хорошо помня, что на спине у него имеется большое родимое пятно. И сколько бы он ни ругал себя в душе за такую чрезмерную чувствительность к подобным мелочам – ничего не мог с собой поделать…

Но через какое-то время Дмитрий Викторович с удовлетворением отметил, что Оля, в отличие от Олега, очень внимательно слушает его объяснения и задаёт всегда дельные вопросы, если ей что-то не понятно. Парень же то и дело со скучающим видом посматривал на часы и оживал лишь тогда, когда наставник откладывал в сторону карандаш со словами: «На сегодня хватит, друзья мои. Теперь можно и по домам!»

А оставшись один на один с кульманом, он каждый раз очень остро чувствовал, что ему не хватает сейчас творческого вдохновения и уверенности в себе. Он хорошо понимал, что ему самому до сих пор необходима помощь Копылова, к которой он уже успел привыкнуть. И всегда принимал её как должное. Дмитрий Викторович нисколько не сомневался в том, что начальник отдела всегда ставит свою утверждающую подпись в графе «ведущий конструктор» автоматически, совершенно не проверяя чертежей. И теперь Юрий Петрович будет полагаться на его опыт так же, как раньше полагался на опыт Копылова. Однако сам-то он отнюдь не был уверен, что в его чертежах нет ошибок. И потому решил показать вечером общий вид и основные узлы только что разработанной установки Людмиле Леонидовне или отцу.

Она ушла на днях в декретный отпуск, а Юрий Копылов перешёл работать в другой отдел. Так что должность начальника конструкторской бригады на сегодняшний день оставалась вакантной.

40. Рано быть начальником…

Как и ожидал Дмитрий, Людмила Леонидовна и в общем виде, и в пояснительной записке с расчётами обнаружила несколько серьёзных ошибок. «Как хорошо, что я показал чертежи и записку сначала ей, – подумал он, – а не отцу». И запрятал их в передней, чтобы они не попались ему на глаза, когда он придёт с работы.

– Мне кажется, – взволнованно говорила Людмила Леонидовна, – что главный твой недостаток в отсутствии уверенности при разработке, а она приходит с годами. И тебе необходимо как можно скорее восполнить все пробелы в знаниях. Но я успела заметить, Дима, что ты подходишь к разработке новаторски. Не могу пока сказать наверняка, но не исключено, что ты склонен к научной работе. Поработай ещё годик за доской, а затем и в аспирантуру. Это было мечтой всей моей жизни. Да и отец твой всегда к этому стремился… Однако ни у меня, ни тем более у него не было возможности поступить в очную аспирантуру, а заочная мало что даёт. У Виктора Парамоновича огромная административная текучка, а у меня – малыш… Так что нам, видимо, уже поздно думать о защите диссертации. Вот тебе, Дима, дерзать сейчас – самое время. Будешь в нашей семье первым кандидатом наук!

– По правде говоря, я ещё не думал всерьёз о науке. Мне кажется, что я для этого ещё не созрел…

– Так всегда бывает: сначала кажется, что рано, а потом становится уже слишком поздно. Тебе ведь уже около тридцати. Это отнюдь не юношеский возраст. К примеру, в Китае ещё в начале XIX века средняя продолжительность жизни была тридцать пять лет, а в некоторых африканских странах и того меньше. У нас же в СССР ты имеешь право до этого возраста поступать в очную аспирантуру, не говоря уже о заочной… Решайся быстрее, но помни, что это не такое простое дело, как может показаться на первый взгляд. Не думай, что захотел и сразу же поступишь. Несколько попыток могут быть и неудачными. А когда поступишь, то будет ещё труднее – выбор темы, проведение теоретических и экспериментальных исследований по своей методике, увязка теории и эксперимента…

– Но согласитесь, Людмила Леонидовна, что сейчас мне нужно, прежде всего, зарекомендовать себя в отделе хорошим инженером, а уж затем – всё остальное. Ведь не бегать же мне каждый раз к вам на консультацию. А вдруг об этом кто-нибудь узнает? Засмеют!

– Ну вот и сосредоточься полностью на работе конструктора. Однако не затягивай и с аспирантурой…

Вошёл Виктор Парамонович, и разговор оборвался.

– Дима! Сегодня со мной разговаривал Юрий Петрович. Он хочет предложить тебе быть начбригом. И я категорически возражал. Как ты считаешь, прав я или нет?

– Конечно же, прав, папа! Какой из меня сейчас начальник бригады? Нет ни достаточных знаний, ни опыта…

– В передней я наткнулся на твои чертежи и расчёты с Люсиными пометками. Их нельзя запускать в производство – они ещё очень сырые и с грубыми ошибками. Это свидетельство того, что ты ещё пока не стал настоящим разработчиком.

– А тебя, Люсенька, – он повернулся к жене, – я прошу не помогать больше Дмитрию. Пусть сам до всего доходит и каждую минуту чувствует на себе груз ответственности. Всю жизнь с няньками не проживёт!

Дмитрий вспыхнул, но сразу же сник, так как ему нечего было возразить отцу.

– А на должность начальника бригады я рекомендовал Копылова. Думаю, что уговорю его вернуться в ваш отдел. Конечно, Симагин и Копылов будут жить как кошка с собакой, но всё-таки сработаются – дело и план заставят. Ведь они должны хорошо понимать, что производство прежде всего. А взаимоотношения – это, в конце концов, не более чем лирика. Да и тот и другой не девицы красные. Как-нибудь разберутся!

41. Два техника

С возвращением в отдел Юрия Степановича всё вошло для Дмитрия в привычное русло. Было теперь и кому проверять его чертежи, и кому консультировать.

Оля и Олег сразу же заметили, что их наставник вздохнул с облегчением и с ними держится теперь не так скованно, как прежде. Правда, реагировали они на это по-разному. Оля всегда очень болезненно воспринимала любой, даже ничтожный, просчёт Дмитрия Викторовича, а Олег, наоборот, никогда даже не пытался скрыть своего злорадства и не упускал возможности поехидничать за его спиной. При этом, как правило, своё недовольство изливал Оле, так как отлично понимал, что она его не выдаст.

Она долго терпела всё это, но однажды не выдержала и взорвалась:

– Ты ещё сам ничему не научился, а других критиковать горазд. Изделие разработать – это тебе не картошку в мундире печь. Посмотрим, чего ты добьёшься в его годы!

– Кончай зудеть, Олька! И без тебя тошно. Надоело мне всё это! – розовое, упитанное, но вместе с тем какое-то рыхлое и апоплексическое лицо Олега исказилось неповторимой отвратительной гримасой.

Оле казалось в эту минуту, что будь она парнем, не задумываясь, плюнула бы в это лунообразное лицо или свалила бы его ударом кулака. Но она была всего лишь худенькой и слабой девушкой, которая отлично понимала, что защитить своего наставника может только словом.

– А почему ты только при мне поливаешь нашего ведущего? При свидетелях ничего не говоришь? Наверное, подзатыльника боишься?

– Зачем я ещё где-то буду об этом говорить? Все и так понимают, что денежки он получает немалые. Стало быть, и отдача должна быть соответствующей. Это с меня особого спроса быть не может. Я за восемь червонцев ломаться не собираюсь!

– Но ведь ты неуч и бездельник, каких свет не видывал! За что же тебе платить больше?

– Не учи меня жить, козявка! Лижи-ка лучше своего твердолобого…

И вдруг он осёкся, увидев, что рядом стоит Дмитрий Викторович. «Неужто всё слышал? – пронеслось у него в голове. – Значит, вытащит куда-нибудь и бить будет!»

Однако, внимательно посмотрев на ведущего, он немного успокоился, потому что лицо его было совершенно невозмутимым. «Слава Богу, пронесло, – с удовлетворением подумал он. – Всё-таки наперёд надо быть поосмотрительнее».

– О чём спорим, молодёжь? – спросил Дмитрий Викторович, сохраняя всё ту же маску бесстрастия на лице.

– Да так, небольшая размолвка. Не стоит внимания, – ответила Оля и повернулась к Олегу. – Ну, тебе теперь всё ясно?

– Пожалуй, – вяло промямлил он и вышел.

А Дмитрий смотрел сейчас на возбуждённое лицо и хрупкую, угловатую фигурку девушки и задавал себе вопрос: «Смог бы я когда-нибудь полюбить её? Судя по тому, как она меня сейчас защищала перед этим оболтусом, Оля имеет сильный, волевой характер. И была бы мне надёжной и верной подругой. Но как к женщине я, кажется, к ней никаких эмоций не испытываю. Уж совсем не в её пользу будет сравнение этого слабенького тельца с пышными, переполненными жизненными силами формами Маргариты Евгеньевны… А вдруг Оля после родов пополнеет? Я слышал, что для многих женщин это в порядке вещей… И опять же это родимое пятно. Неужто она не догадывается, что можно пойти в салон красоты, и там ей как-то завуалируют его…»